На Байкал
За рулем, само собой, мужчины. Хотя мы с дочерью тоже с правами, и она лучше всех нас четверых вместе взятых знает ПДД. Но, раз в салоне есть мужик, то ему просто важно-необходимо держаться за штурвал.
Нам, женщинам, доверили следить за тем, чтобы не открылась багажная дверь и не вывалились дрова. От дорожной тряски дверь автомобиля рассорилась с замком, а дрова сильно уменьшились в объеме. Дорога ужасная. Мы едем уже больше часа, и нет конца и края этим буграм и волнам.
На лице у нас повязки. Потому что пыль. Она в волосах, на лбу и щеках. Она скрипит на зубах. Дышать приходится через мокрые салфетки.
В Новоильинске трассе стало получше. Местами обнаружился асфальт. После Улан-Удэ – совсем хорошо, ровно. Мы выдыхаем, проглатываем пыль, полощем горло, смачиваем лица, трем номера на машинах, чтобы различались цифры.
Сын справедливо возмущается – до Улан-Удэ по диким местам и жуткой терке он ехал за рулем, а теперь, когда началась хорошая дорога, руль пришлось отдать отцу. Потом смеемся, вспоминаем, как когда-то покупали знак на борт авто «Внимание: начинающий водитель». Начинающим, если честно, сын был лет так в семь. Сейчас уже ас.
– А как нам потом содрать эту наклейку со стекла? – спрашивала я у продавца в автомагазине.
Мужики в очереди насмешливо:
– Опыт появится – знак сам отвалится.
– Опыт есть, стажа нет, – ответила я тогда, забирая значок.
Тоже мне, шутники с опытом.
Ездим теперь со значком. Не отклеивается, зараза. Но, кажется, от тряски по Заиграевскому району чуть отлепился уголок.
Головокружительные серпантины. Шикарные горы. Как хорошо у нас! Про терку быстро забыли, любуясь красотой Кабанского района. Кстати, почему Кабанского? Тут кабаны что ли главенствуют?
Уже закат, а мы только Оймур миновали. Темнеет. Еще немного и Энхалук. После него до Сухой такая же волнистая трасса, что и в Заиграевском районе, правда пыль уже иная – байкальская.
К нужному месту приехали в полной темноте. На побережье вовсю кипит жизнь – то тут, то там цепочки огоньков, горят костры, пахнет жареным мясом. «Летящей походкой ты вышла из мая…» – кружится над берегом, отражается в воде и возвращается обратно. Получается эхо с задержкой в доли секунды, но кажется, что та же самая песня доносится откуда-то с другого берега Байкала.
Ворчу недовольно: «Что за кощунство!» Мне хочется тишины.
«Сюда! Сюда давайте! – кричат нам от ближайшего костра и машут фонарями куда-то вправо. – Вон там свободный домик!»
Спасибо, люди дорогие!
Мы даем газу, боясь растоптать детей и собак, по кустам въезжаем в темноту, оставив позади озадачившихся чем-то отдыхающих. И вот в свете фар он – домик. Наше пристанище для ночлега на берегу.
Домик – сказано условно. На самом деле – просто стол со скамейками под навесом. Рядом – место для костра.
«Угнала тебя, угнала – ну и что же здесь кримина-а-льнавааа!»
Выгружаем пожитки. Складываем под навес истерзанные дорогой дрова. Ставим ближе к лесочку две палатки – одну для нас с Володей, вторую для дочки. Сын решает спать в машине, там он хотя бы помещается во весь рост.
«Я буду доооолго гнаать велосипееед!» – не унимается берег. Но мы устали и засыпаем на ходу. Не разжигаем костер, не идем к озеру, не хотим есть. Все завтра. Дочь, ворча, уползает в свою палатку и хрустит там чипсами. Я закрываю глаза, и меня долго качают волны заиграевских дорог.
«О-о-о-о! Зеленоглааазое такси!» Пытаюсь не слышать, пытаюсь отключиться, и вскоре Боярский становится тише, а сквозь него все явственнее проникает, побеждая музыку и надрывный вокал, голос Байкала.
«Шшшш-ш-ш-шшшш! Шшшш-ш-ш-шшшш! Я здесь!» – успокаивает Байкал, и я засыпаю, убаюканная его мерным шепотом.
Утром мы просыпаемся от шороха волн и долго лежим, не открывая глаз. Берег спит. Спят Боярский с Малежиком, Аллегровой и Антоновым и еще Бог знает с кем. Не спит только вечный Байкал. У нас есть несколько часов, чтобы поговорить с ним.
Выбравшись из палатки, понимаем, чем же были озадачены встретившие нас люди: мы заехали очень далеко, не видя в темноте, что едем уже по песку. «Лапти» нашего автомобиля попросту не заметили глубокого песка. Мы почти у воды. Не страшно, выберемся.
Сижу на берегу в одиночестве и смотрю, как волна подкатывается к моим босым ногам. Вижу в воде белые мелкие пузырьки. Они толпятся, торопятся, ударяются друг о друга, слышится легкий прозрачный звон. Потом шарики падают на песок и лопаются, отчего происходит это самое: шшшш-ш-ш-шшшш!
Мне странно, но я слушаю внимательно. Вскоре к шипению лопающихся пузырьков присоединяется приятный и понятный всем с древних времен треск огня – наши ребята разводят костер.
Воду мы черпаем прямо чайником, заходя в озеро чуть выше колена. Вода в Байкале чистая, звенящая, ледяная. Сводит ноги. Страшно окунуться. Я все равно делаю это, правда только перекрестившись.
Как можно не искупаться в Байкале? Мы купаемся. Нашу дочь не зря называют русалкой – ей вода не кажется холодной, она долго плавает, неспеша бродит, вглядываясь в глубину, тогда как все остальные нырнув на секунду, стремятся поскорее выскочить на песок.
Просыпается берег. Музыки пока нет. Большинство отдыхающих, подобно мне, в созерцании и умиротворении стоят и смотрят туда, где вода соединяется с небом. Нам кажется, что там берег, белоснежный, сияющий, как стены райских палат. Но это – иллюзия.
Днем Байкал прекрасен. Он меняется ежечасно. Серый, синий, серебряный, голубой, сиреневый… Лодки, катера, чайки… День бесконечен. Он наполнен светом, теплом, небом и водой.
Смотрим на сияющий далекий берег грез и варим суп на костре. Нет ничего вкуснее супа с вермишелью и тушенкой, а еще – вяленого омуля. Нет ничего ароматнее чая из байкальской воды. Нет ничего чудеснее музыки волн. Нет ничего прекраснее картины перед глазами.
Люди приезжают на берег с корзинкой и раскладным столиком, просто перекусить. Они молча едят курицу, овощи, хлеб и смотрят туда, где небо сходит в воду. Мы им завидуем немножко – они могут ужинать здесь хоть каждый день.
Солнце опускается в Байкал. Вода, прикасаясь к разгоряченному светилу, приобретает персиковый цвет. К берегу от заката тянется яркая дорожка. В луче, по направлению к тонущему солнцу, плывет лодка. Все затихают. Провожают Солнце.
Темно. Сидим у костра и жарим сосиски. Кое-где, далеко, уже веселятся под «тумс» и «тынц». Наши соседи еще не созрели на дискотеку. Не дожидаясь, пока проснутся Антонов с Барыкиным и заведут свои пластинки, мы берем гитары. Когда поет гитара, «тумс» и «тынц» скромно молчат.
Вода и небо окончательно сливаются в черный. Берег затих. Мы поем. Первый и главный голос принадлежит Ему, вечному, мудрому, надежному. Вторым голосом поет Байкал: «Шшшш-ш-ш-шшшш! Шшшш-ш-ш-шшшш!»
Сын решает спать у костра под открытым небом. Дочь еще накануне догрызла чипсы, и в ее палатке стоит тишина. Берег задумчиво молчит. Этой ночью мне никто не мешает слышать волны.
Утром у нас с Владимиром одновременно начинает болеть зуб. У каждого свой. Мы долго лежим молча, слушаем. Сегодня прибой шумит сильнее, волны чаще набегают на песок и, кажется, подступают к палатке. В полудреме мне грезится, что наша «Делика» возомнила себя кораблем и плывет по Байкалу, к горизонту, за которым нет ограничения скорости. Там ее ждут ровные дороги и бесконечные заправки. Я вспоминаю, что на борту этого новообращенного корабля осталась наша аптечка.
Зуб болит громче и уже перекрикивает волны. Приходится выползать наружу. Корабль на месте. Приняв таблетку, для пущей надежности я полощу зубы байкальской водой. Боль проходит.
Сегодня Байкал совсем другой. Он хочет пошуметь. Волны пузырятся. Они шипят, как гадюки, бросаются на людей и шиплют их за ноги. Солнца не видно, все небо в тучах.
Пора и честь знать.
Доедаем сосиски и печеную картошку. Еще разок зачерпываем чайник. Наводим за собой порядок, заливаем костер, кланяемся, благодарим Байкал за гостеприимство. Он что-то отвечает на своем, вечном.
Берег пустеет – погода испортилась, штормит. Нам пора. Мы прощаемся. Впереди долгий путь. Но я знаю, что он пролетит незаметно. Я сажусь на освободившееся от дров место, закрываю глаза и слышу: «Шшшшш! Шшшш! Приезшшшай ещщщщё!»
Обратно решаем ехать другой дорогой, менее зубодробительной. Сын за рулем. Отец отдыхает. На середине пути нас настигает дождь. Мы плывем среди дождевых волн, а в душе – Байкал.
И даже дома, и даже осенью я вспоминаю этот шорох, этот шепот на вечном. Разговор неба, воды и песка.
Свидетельство о публикации №224060201002