Мои армейские будни

Я часто думаю о том, что бы я сделал, если бы мне дали вторую жизнь. Ну, скажем, кем бы я был по профессии в своей второй жизни? Хотя, конечно, понимаю, что второй жизни здесь, на Земле, у меня не будет. И не только у меня. Говорил ведь Ци-церон: «Нет ни единого мгновения… Только настоящее принад-лежит нам». А все-таки?
Учителем, точно, не стал бы. Учеба в педучилище не счита-ется: мне тогда было всего лишь тринадцать лет, и пошел я туда, куда послали. В семнадцать лет стал учителем математики в восьмилетней школе, несмотря на то, что два раза убегал из пе-дучилища. Через полгода и с работы ушел. Правда, потом вер-нулся.
Первую сознательную попытку выбрать будущую свою спе-циальность я сделал в свои неполные восемнадцать. Летом 1965 года в Древней Бухаре пошел в горвоенкомат с заявлением по-слать на учебу в летное училище. Помню, как на медкомиссии посадили меня на крутящийся стул, у которого вместо спинки была железная палка. Велели опустить голову к коленям, а сами стали быстро крутить сиденье мое вокруг оси. Потом резко оста-новили. Надо было подняться в исходное положение «сидя» и приставить спину к железной палке. Я сел именно так, как требо-валось, когда некоторые проваливались в сторону, не найдя за спиной опоры. Потом доктор велел, не поворачивая головы, смотреть на его движущийся палец по командам: «Смотри направо!» и «Смотри налево!» Через минуту громко сказал: «Не годен!». «Почему не годен?! Как не годен?!»,- спрашивал я. Од-нако никто мне ничего не стал объяснять. Так и написали: «Не го-ден». Один врач из комиссии только сказал, что у меня весенний конъюнктивит.
Вот так одним росчерком пера решили мою дальнейшую судьбу. После этого Антон, мой единственный болельщик и друг, пригласил меня в дешевую забегаловку на узкой улице Старого города, и я в первый раз в жизни с горя напился. Вот такая была
моя первая попытка стать военным, а именно, военным летчи-ком.
Когда я учился в ДГУ, в университете была военная ка-федра. Выпускников университета, присвоив воинское звание «лейтенант», забирали в армию на два года. Потом по своему же-ланию можно было продолжить службу как кадровый военный. Некоторые мои товарищи так и сделали. Если бы остался до конца учебы в университете, может быть, так же поступил бы и я. Нет же! Бросил учебу и пошел в армию рядовым. Это я второй раз упустил хорошую возможность стать кадровым военным.
Рассказать, какая же была очередная возможность им стать и сама моя солдатская служба, я и собираюсь, приурочив мой рассказ, как привык говорить, ко Дню Советской армии и Во-енно-Морского флота.
Уходил я в армию в двадцать один год от роду, с ребятами на три года моложе себя. Из района со мной были и два моих бывших ученика. Первое, что я сделал, это было участие в боль-шой драке в республиканском призывном пункте: заступился за ребят из своего района. Видимо, тогда и заметил меня наш поку-патель – капитан из авиационной школы в городе Камышин – и в числе тридцати новобранцев из Дагестана забрал в свою часть.
Капитан этот был настоящим военным и пользовался в своей части заслуженным авторитетом. Говорили, что он бывший суворовец. Сразу после принятия присяги меня и моего бывшего ученика Джабраила назначили командирами отделений с при-своением звания «ефрейтор». Конечно, это тот капитан поста-рался.
В школе на шестимесячных курсах готовили авиационных механиков и метеонаблюдателей, которых по окончании учебы отправляли для дальнейшего прохождения службы в различные авиационные части. Надо отметить, что курсанты из Дагестана от-личались ото всех своей физической подготовкой. На курсах не было нам равных ни в упражнениях на турнике, ни по поднятию тяжести, ни в беге. В той воинской части не было дедовщины, ибо все, кроме офицеров и сержантов срочной службы, выбранных из числа бывших курсантов школы, были одного призыва.
По всему видно было, что и меня после учебы собираются оставить в той же части как заместителя командира взвода. По-том мнение командования обо мне резко изменилось, что даже перестали назначать на караул к посту №1 под знамя воинской части. Не доверяли мне пост №1. Это, я думаю, потому, что ино-гда я мог не выполнить приказ командиров, занимающихся, как мне казалось тогда, ненужной муштрой. В частности, отказы-вался выполнять команды «Подъем!» - «Отбой!» по несколько раз за ночь.
И, когда закончил учебу в школе, меня отправили в Сибирь, в тайгу, на военный аэродром рядом с аэропортом Толмачево.
Вот тогда я впервые и столкнулся с некоторыми проявле-ниями дедовщины, хотя ее так таковой не было и там, куда я по-пал. Какая же может быть дедовщина во взводе обслуживания одной эскадрильи? В военном городке много было и других ча-стей, и потому солдаты нашего взвода дружили между собой и в нужный момент заступались друг за друга. «Агеевцев» (так назы-вали нас по фамилии командира части) боялись и уважали. За по-грешности в службе нас наказывал только сам полковник Агеев. Провинившийся в свое свободное время должен был выкопать в земле четырехугольную яму в восемь кубометров, а потом об-ратно засыпать землей и утрамбовать. Вот и наказание вместо энного количества дней в гауптвахте.
А с признаками дедовщины я столкнулся в первый же день службы в новой части. Утром в столовой меня обделили маслом. На мой вопрос, где масло, один из солдат сказал, что масла мне не положено. «Не положено - не буду есть»,- говорю я, подумав, что не успели поставить на довольствие: в часть приехал вчера поздно ночью. На следующий день повторяется то же самое. И тот же солдат (скоро его демобилизовали) опять говорит, что масла мне опять не положено. Я встаю из-за стола, нагибаюсь к нему и хватаю кусок хлеба с намазанным на него маслом прямо из-под его носа. «По очереди будем отказываться от масла в пользу китайских солдат с острова Даманский»,- говорю я. Никто ничего не сказал в ответ, а тот товарищ ушел, не допив свой чай.
Через несколько дней на столе у нас масла хватало для всех. Вот откуда пошло это изобилие. В столовой питались сол-даты из многих частей. И хлеборезка для всех была одна, оттуда отпускали и масло. В мою очередь накрыть стол к обеду я позна-комился с солдатом из хлеборезки. Оказалось, что он был моим единственным земляком во всем военном городке. Уже со сле-дующего дня нашего знакомства он стал отпускать на наш стол масло в два раза больше, чем положено. После армии мы с ним работали грузчиками на Махачкалинском рыбоконсервном ком-бинате. Хороший был парень. Где-то он теперь?
Ребята из нашего взвода часто получали посылки из дома и всегда делились со всеми. Больше всего было посылок с суше-ной или консервированной рыбой, разными колбасами и салом. Почти полгода я категорически отказывался от сала, говоря, что мусульманину хIярам (нельзя) его есть. Потом… (Да простит меня Аллах). Зимой сало держали между оконными рамами на метео-станции. Туда же во время дежурства брали буханку ржаного хлеба и несколько головок чеснока. Это я получал посылки с чес-ноком.
В военном городке мы только спали и питались. А служили мы за городком, на военном аэродроме: механики – около само-летов, синоптики – на метеостанции.
Кто только не заходил к нам на метеостанцию. Однажды в мое дежурство ночью справиться о погоде зашел к нам генерал-лейтенант с летчиками и нашими дежурными офицерами. Я вскочил, как ужаленный, вытянулся по команде «Смирно!». Он и говорит: «А ну-ка, джигит, дай мне последнюю карту погоды». Я только что ее принял и протянул ему. Он похвалил меня за акку-ратно заполненную карту.
Утром сказали, что это был дважды Герой Советского Со-юза Беда Леонид Игнатьевич, в то время первый заместитель ко-мандующего 26-й воздушной армией Белорусского военного округа.
А с другим будущим дважды Героем Советского Союза я даже сфотографировался. Это был летчик-космонавт Волынов Борис Валентинович. Уже не помню, по какому поводу он к нам приезжал после своего первого полета в космос. У меня дома в горах есть фотография. На ней в центре сидит сам космонавт, а по бокам офицеры и солдаты нашей части, и я среди них. Я берегу ее как дорогую реликвию. Я тогда еще заметил, что у космонавта были очень усталые глаза. И подумал, что трудная это работа быть космонавтом.
В армии нам скучать не давали. Зимой в каждый понедель-ник в сорокаградусный мороз (в Сибири мороз сухой) выгоняли нас на кросс на лыжах по тайге. Я за один сезон сломал три пары лыж, и тогда командир взвода сказал мне: «Это настоящее хули-ганство, дорогой! И нечего оправдываться «несчастным слу-чаем». Он, сибиряк, никак не мог понять, что это был мой первый опыт катания на лыжах.
В ту же зиму нас, отличников ВВС, на двухмоторном само-лете ЛИ-2 возили в село Шушенское, на место сибирской ссылки В.И.Ленина. А на обратном пути прямо в полете отказал один из двигателей. Пришлось сделать вынужденную посадку в районе Абакана. Я не скажу, что сильно испугался, увидев в иллюмина-тор некрутящиеся лопасти. Но интерес к профессии летчика к тому времени я уже потерял. Почему-то и безупречная служба летчиков нашей части не стала для меня предметом подражания. Надо было постараться в ту первую попытку в Древней Бухаре.
Это были случаи из моих армейских будней. Не в смысле анекдотов, что рассказывают по телевидению, а в самом прямом смысле этого выражения. А вторая жизнь?... Не нужно мне вто-рой жизни, ибо проживу, наверное, ее так же, как эту, первую. Зачем же повторяться?
2016 г