de omnibus dubitandum 2. 70

ЧАСТЬ ВТОРАЯ (1575-1577)

    Глава 2.70. ШЛЯХТА ПРОВОЗГЛАСИЛА ЕЕ ПОЛЬСКОЙ КОРОЛЕВОЙ…

    Хотя тайный отъезд во Францию не лишал Генриха короны, однако примас Уханьский, присвоив себе прерогативы королевской власти, созвал сейм в Варшаве. Было решено признать Генриха отрешенным от престола только тогда, когда он не явится в Польшу к 12 мая 1575 года по приглашению особого посольства. К этому времени сановники и шляхта съехались под Стенжицу, где и решено было в случае неявки короля приступить к новой «элекции».

    Генрих не возвратился; стенжицкий лагерь признал факт бескоролевья [1574-1576], но, разделившись на партии, не пришел ни к какому другому решению. Время «элекции» было назначено только на созванном примасом конвокационном сейме. Можновладческая партия выставила кандидатуру императора Максимилиана II, шляхетская же, увлеченная унией с Москвой, то обращала взоры на Ивана Грозного (Ивана Ивановича Молодого – Л.С.), то помышляла об избрании Пяста, т.е. соотечественника. На полях Воли, под которой собралось «посполитое рушение» шляхты, произошел раскол. Отпали разные кандидаты: австрийские эрцгерцоги, шведский король Иоанн (на самом деле Иван Иванович Молодой – Л.С.) и его сын Сигизмунд III, рожденный от Екатерины (Катажины – Л.С.) Ягеллонки, Альфонс Феррарский и Иван Грозный (Иван Иванович Молодой – Л.С.), который, впрочем, не прилагал стараний к избранию.

    Сенаторы настаивали на Максимилиане II, шляхта - на Пясте. Примас по настоянию сенаторов назвал Максимилиана, избрание которого провозгласил великий коронный маршалок Опалиньский. Шляхта, во главе которой был Ян Замойский, застигнутая врасплох поступком примаса и не имевшая сильного кандидата - Пяста, выдвинула популярную в народе Анну Яrеллонку, пятидесятилетнюю с небольшим сестру Сигизмунда-Августа, лишь бы не допустить Габсгбурга. Шляхта провозгласила ее польской королевой, королем же - Стефана Батория, Семиградского князя (воеводу), с тем, чтобы он женился на наследнице престола.

    В пользу Батория говорили старые связи Польши с Семиградом, князья которых Заполии роднились с Ягеллонами, за него говорила и рекомендация Турции, с которой Жечь Поспалитая хотела сохранить мир.

    Раздвоение «элекции» вызвало бы гражданскую войну, если бы не предприимчивость шляхетской партии. Чтобы не допустить Максимилиана II, вооруженная шляхта собралась под Енджеевом и заняла Краков, из которого удалила императорских послов. Несмотря на старания Уханьского и съезд австрийской партии, Баторий повенчался с Анной и был коронован. Правда, австрийская партия угрожала нападением на Краков, прусские города, особенно Гданьск, сопротивлялись Баторию, но неожиданная смерть Максимилиана II положила конец опасности гражданской войны.

    После победы Яна Зборовского над прусским мещанством под Тчевом король, лично руководивший осадными работами, заставил Гданьск сдаться и заплатить 200 тысяч злотых контрибуции. Упрочив свою власть в Пруссии, Стефан Баторий [1576-1586] намеревался завоевать Москву, в которой подобно Ягеллонам видел опаснейшего врага Жечи Посполитой.

    Для активного выступления против Москвы он предпринял подготовительные меры, из которых одни должны были пробудить в шляхте рыцарский дух и податную щедрость, другие – сформировать вооруженную силу, которая сглаживала бы недостатки «кварцяного войска» и «посполитого рушения»; третьи – обеспечить Польшу во время войны от турецкого нападения.

    Высшая судебная власть как над мещанством, так и над шляхтой издревле принадлежала королю. В последней инстанции решали суды, называемые асессорскими или надворными, составленные из королевских чиновников. Шляхта, имея собственное низшее судопроизводство, отправляемое избираемыми ею же должностными лицами, желала освободиться от апелляционной королевской юрисдикции. Она стремилась к этому не только с целью окончательного освобождения из-под власти короля и его чиновников, но и для разрыва с мещанством, с которым ее еще соединяла общность высшей судебной власти. Наконец, побуждением для шляхты в этих ее требованиях был слишком большой наплыв дел в королевские суды, проволочки, которые отсюда проистекали в отправлении правосудия.

    На Варшавском сейме 1578 года король, желая побудить шляхту к пожертвованиям на московскую войну, отказался от апелляционного судопроизводства. Были установлены так называемые трибуналы, которые состояли из избранных шляхтой депутатов и заменяли прежнюю королевскую юрисдикцию. В собственном высшем суде шляхта снискала прерогативу, составлявшую почти последнее звено в цепи свобод, которые начались с Кошицкой привилегии.

    Шляхта отблагодарила за это короля, установив подати в размере, до сего времени не практиковавшиеся злотый с лана. Чтобы собрать средства для войны с Москвой, Баторий не только уменьшал свою власть над шляхтой, но равным образом отказывался и от инкорпорирования в состав Польши княжеской Пруссии.

    Согласно Краковскому договору 1525 года, Прусское княжество в случае бездетной смерти Альбрехта должно было перейти как наследственный лен к его братьям Георгу, Казимиру и Иоанну, сыновьям Фридриха, Ансбахскоrо князя, основателя младшей бранденбургской линии, или так называемой франконской ветви. Из этой линии остались только сыновья Альбрехта и Георга - Альбрехт-Фридрих и Георг-Фридрих.

    Старшая бранденбургская линия, имевшая курфюрстское достоинство, предвидя прекращение младшей линии, добивалась допущения ее к наследованию прусского лена. Курфюрст Бранденбургский Иоахим II, женатый на дочери Сигизмунда I Ядвиге, добивался этого до тех пор, пока не достиг цели. Сигизмунд-Август, занятый войной за Ливонию, для приобретения себе союзника издал на Петроковском сейме 1563 года акт, которым передавал курфюрсту Иоахиму и его потомкам наследственные права на прусский лен после прекращения франконской линии. После смерти старого князя Альбрехта (1568 г.) на Люблинском сейме были допущены к ленной присяге кроме сына Альбрехта, и представители линий ансбахской и курфюрстской.

    Баторий, подобно Сигизмунду-Августу, понуждаемый московской войной, не только не избавился от обязательств относительно бранденбургских князей, но делал им новые уступки. Право опеки над слабоумным Альбрехтом-Фридрихом он поручил Георгу-Фридриху, князю Ансбахскому, которого допустил к принесению ленной присяги и наследованию в Пруссии под условием уплаты 200 тысяч злотых. Кроме гданьской контрибуции, сеймового сбора и субсидий от Георга-Фридриха, Баторий употребил на войну с Москвой и кварту, предназначавшуюся до сего времени исключительно для обороны Украины и Подолии.

    Для осады и взятия неприятельских крепостей он организовал пехоту, пополнявшуюся как чужеземцами, так и туземцами (только не шляхтой). Он нанимал пеших солдат в Германских княжествах и Венгрии, приказал брать из королевских сел и городов с определенного числа ланов людей, способных к отбыванию воинской повинности. Он создал, таким образом, пренебрегаемую до сего времени в Польше пехоту, названную «выбранецкой».

    Намерение вести войну с Москвой вынудило Батория организовать и казаков. В момент сплочения Литвы с Польшей Украинская Русь представляла степь, лишенную оседлого и земледельческого населения. Еще в начале XVI века три украинских замка - Бар, Брацлав и Киев - составляли последние пограничные форпосты, за которыми в необозримых степях бродили татарские кочевники и паслись стада диких лошадей - тарпанов. Это были пространства, фактическое обладание которыми должно было решиться их заселением и устройством. Поселенцами степей были «казаки». Под этим татарским названием подразумевались свободные люди, лишенные земли и крова. Старосты королевских замков - Киева, Белой Церкви, Канева, Черкас и т.п. - принимали бродяг разного происхождения: поляков, венгров, волохов, руских, как крестьян, так и шляхту, поселяли их в степях и пользовались ими для борьбы с татарскими нападениями. При посредстве этих пришельцев польская колонизация плугом и мечом подвигалась вглубь степей. Казаки составляли род пограничной стражи, нерегулярной, но не всегда послушной приказаниям польских старост. Так как они предпринимали походы по собственному почину, не считаясь с дружескими отношениями, связывающими польского короля с татарами и турецким султаном, то Жечь Посполитая решила обуздать их.

    Черкасский и каневский староста Евстафий Дашкович представил Петроковскому сейму 1533 года проект об образовании из казаков на Днепре двухтысячной постоянной стражи. После смерти Дашковича Сигизмунд Старый отдал распоряжение правителю Киевщины Каширскому, чтобы он регистрировал казаков, т.е. переписал их и не позволял им хищнических походов.

    Сигизмунд-Август запретил старостам посылать казаков в «дикие поля» т.е. в пространства на Нижнем Днестре, Буге и Днепре, называвшиеся Низовьем или Запорожьем. Королевские приказания оставались без последствий, казаки, не переносившие гнета, убегали в «дикие поля» на Низовье, за пороги, где находили возможность бесчинствовать без всякого удержу.

    На днепровском острове Хортица они устроили себе род притона, затем основали столицу ниже порогов, на острове Базавлук, в устье речки Чертомлыка. У них был там главный лагерь, так называемый «Кош» или «Сичь» под прикрытием которого они могли защищаться против татар-ордынцев. Так образовались запорожцы, или низовцы, составившие род холостого братства, которым предводительствовал выборный «батька», называвшийся атаманом.

    Запорожье, лежавшее за чертой королевских замков, фактически не признавало над собой верховной власти Жечи Посполитой и деморализировало украинских казаков, побуждая их к походам против турок и к грабежам. Наконец, сами королевские старосты, а особенно украинские паны, склоняли казаков ради военной добычи к нападениям на татар и Валахов, подвергая, таким образом, Польшу опасности возмездия.

    Стефан Баторий, желая обезопасить себя от турок во время войны с Москвой, препятствовал походам казаков. Волоха Ивана Подкову, который напал с казаками на союзника Турции, молдавского господаря Петрилу, он велел заключить в тюрьму и казнить. Для обуздания казаков король поручил переписать их в реестр и подчинить власти черкасского старосты.

    Чтобы ослабить Запорожскую Сечь, обуздать которую было невозможно, он назначил реестровым казакам местопребывание недалеко от Сечи, в Трехтимирове, лежащем выше Канева. Вводя украинских казаков в рамки организации, Баторий намеревался не только воспрепятствовать их несвоевременным походам на Турцию, но и воспользоваться их помощью в борьбе с Москвой.

    Иван Грозный (Иван Иванович Молодой – Л.С.) не отступал от программы, которую представил Гарабурде во время первого бескоролевья. Польским послам, прибывшим к нему с известием об избрании Батория и мирными предложениями, он дал пренебрежительный ответ. Он гневался на то, что Баторий в своем письме не признавал за ним титула царя, а также Полоцкого и Смоленского князя. Иван Грозный (Иван Иванович Молодой – Л.С.) считал для себя оскорблением, что Баторий называл его братом, будучи семиградским воеводой, подданным Венгерского короля, а потому не стоял по достоинству выше князей Острожских, Бельских и Мстиславских. Больше же всего раздражало царя то, что Баторий титуловался государем Ливонии.

    Пользуясь затруднениями у короля во время осады Гданьска, Иван Грозный (Иван Иванович Молодой – Л.С.) ворвался в Ливонию и всю ее занял, за исключением Риги и Ревеля, одновременно он завязал переговоры с наследником Максимилиана II, императором Рудольфом, которого подстрекал низложить Батория и разделить Польшу. Царь также подстрекал к измене тех польских панов, которые были недовольны Баторием, а именно серадзьского воеводу Альбрехта Лаского. Баторий, занятый осадой Гданьска, вновь предлагал царю мир и снова получил пренебрежительный ответ.

    Иван Грозный (Иван Иванович Молодой – Л.С.) требовал не только титулов царя и князя Смоленско-Полоцкого, не только Ливонии и Курляндии, но также Киева, Канева, Витебска и других белоруских городов. Осилив Гданьск и запасшись средствами, Баторий объявил царю войну. Театром военных действий он избрал не Ливонию, опустошенную московскими войсками, а северо-восточные белоруские земли, отрезав таким образом Ивану IV (Ивану Ивановичу Молодому – Л.С.) отступление от Балтийского моря.

    Во время первого похода (1579 г.), предпринятого с 30-ю тысячами рыцарства, в котором принимал участие предводитель венгерской пехоты Каспар Бекеш, Баторий после взятия многих небольших городов подступил к Полоцку, который уже шестнадцать лет находился во власти Москвы. Иван IV (Иван Иванович Молодой – Л.С.), не предвидя военных действий короля, толком не усилил полоцкий гарнизон, он рассчитывал и на оборонительную силу городских укреплений, только что исправленных и расширенных. Не ограничиваясь обыкновенными способами борьбы для острастки поляков, руские привязывали к колодам и бросали в Двину трупы перебитых ими пленников.

    После отчаянного сопротивления Полоцк капитулировал. Иван IV (Иван Иванович Молодой – Л.С.) желал мира и обещал послать своих уполномоченных в Вильно или Варшаву. Когда московские послы не прибыли в Вильно к означенному сроку, то Баторий, запасшись на Варшавском сейме новыми военными средствами, предпринял второй поход (1580 г.) с 50-ю тысячами рыцарства. «Пятинедельный срок, - писал он царю, - прошел, если ты желаешь мира, то должен отдать Литве Новгород (Немогард - Л.С.), Псков и Великие Луки со всеми витебскими и полоцкими землями, а также всю Ливонию». Царь слал гонцов к императору Рудольфу и папе Римскому. От первого он требовал помощи, доказывая, что навлек на себя польскую войну вследствие дружбы с его отцом Максимилианом II, второго молил о посредничестве, обещая религиозную унию с Римом и участие в европейском походе на Турцию.

    После взятия великим коронным гетманом Яном Замойским Велижа, а самим королем - Усьвят царские послы прибыли просить мира. Баторий принял их под Великими Луками надменно, в шапке. Послы заявили, что их повелитель первый раз ведет переговоры с Литвой за стенами Москвы, они обещали от имени царя титуловать Батория братом, если он возвратит Полоцк.

    Под гром пушечных выстрелов послы отказывались от Полоцка, уступали Польше Курляндию и двадцать с лишком городов в самой Ливонии. Баторий требовал всей Ливонии, а также Великих Лук, Смоленска, Пскова и Новгорода. Во время переговоров Великие Луки были взяты. Царские послы ни на шаг не отступали от Батория, они ездили за ним из города в город, покорно прося мира и обещая новые уступки. Король отвечал им: «Я не заключу ни мира, ни перемирия до тех пор, пока руское войско не покинет Ливонии».

    Иван Грозный (Иван Иванович Молодой – Л.С.) называл уже Батория братом, он назначил новых послов, приказывая им вести себя во время переговоров не только приветливо и кротко, но терпеливо переносить даже действительные оскорбления ... Когда Баторий не отступил от прежних требований, а потребовал сверх того 400 тысяч дукатов за военные издержки, Иваном (Иваном Ивановичем Молодым – Л.С.) овладел гнев. Он написал королю письмо, полное упреков в том, что последний при осаде Великих Лук пользовался бесчеловечным изобретением - раскаленными ядрами, обвинял его в жестокости и жадности.

    В ответ на это Баторий предпринял третий поход (1581 г.) на Псков. Иван увеличил псковский гарнизон до 50 тысяч человек и возобновил дипломатические сношения, начатые в 1580 году. Император Рудольф отказал в помощи, но папа Григорий XIII выступил в роли посредника. Он послал знаменитого богослова, иезуита Антония Поссевино, чтобы склонить воюющие стороны к заключению мира. Баторий сказал Поссевину в Вильно: «московский властелин хочет обмануть святого отца. Видя опасность, он обещает все: и унию с римской церковью, и поход на Турцию. Поезжай и действуй, мешать я не буду, но знаю, что к выгодному и почетному миру может привести только оружие».

    Иван Грозный (Иван Иванович Молодой – Л.С.) расположил к себе Поссевино лестью и лицемерным добродушием. Иезуит, очарованный царскими обещаниями, отправился к Пскову, осажденному Баторием. Вследствие жестоких морозов, затруднений в доставке провианта и амуниции, осада хорошо укрепленного города шла тяжело. Измученные польские войска стали проявлять недовольство. При таких обстоятельствах, благодаря посредничеству Поссевино, в Киверовой Горке было заключено десятилетнее перемирие, названное Запольским миром (Заполье - деревня под Великими Луками).

    Иван (Иван Иванович Молодой – Л.С.) отказывался от Полоцка и Велижа, а также от претензий на Ливонию. Войны Батория не привели к завоеванию Москвы, но обеспечили Польше преобладание над ней, поколебленное при последних Ягеллонах. Трехлетняя борьба с неприятелем возвысила славу польского оружия, соединила также граждан в одно целое, которое под предводительством своего гениального вождя оказывало ему поддержку в проведении программы внутренней политики.

    Баторий заявил, что он не желает быть королем только по имени. На одном из сеймов он сказал: «Я хочу быть государем и не потерплю, чтобы мне кто-нибудь указывал». Опираясь на шляхту, в которой он нуждался для проведения своих политических планов, король вступил в борьбу с аристократией, не уважавшей правительственной власти и законов. Баторий, несмотря на привилегию «Neminem captivablmus», велел заключить в тюрьму и казнить Григория Осьцика, одного из литовских панов за тайные изменнические сношения с Иваном Грозным (Иваном Ивановичем Молодым – Л.С.). Подобная же участь постигла в Кракове Самуила Зборовского, который, нарушив закон, возвратился в страну, бесчинствовал с казаками и поднимал смуту против короля. Братья Самуила Зборовского Андрей и Христофор, главные предводители малопольского можновладства, были привлечены к сеймовому суду по обвинению в изменнических сношениях с Москвой и Австрией, а также в покушении на королевскую особу. Христофора, преступление которого было доказано, приговорили к лишению прав и изгнанию. Преследуя дерзких и своевольников, Баторий возвышал людей, поддерживающих его планы делом и советом. Яна Замойского, которому он обязан был троном, король сделал канцлером и Великим коронным гетманом; в награду за общественные заслуги дал ему в жены свою племянницу Гризельду.

    Замойский, когда-то вождь шляхты и заступник ее свободы, с годами сделался сторонником монархических идей и главным представителем политики Батория. Будущее монархической власти в Польше Баторий усматривал в воспитании общества в духе церковных принципов. Он подтвердил присягой Варшавскую конфедерацию 1573 года и не нарушал равноправия исповеданий, однако король с удовольствием смотрел на упадок Реформации и восстановление католицизма, который нуждался в поддержке королевской власти, но также готов был служить монархической идее.

    Когда Сандомирское соглашение 1570 года расстроилось и среди иноверов снова возобновились ссоры, католическое духовенство соединялось и вооружалось для борьбы с ересью. На Петроковском синоде 1577 года польское духовенство приняло постановление Тридентского собора и осудило Варшавскую конфедерацию. Баторий заявил, что он не нарушит присяги, которой обязался сохранять веротерпимость, но, с другой стороны, король обеспечивал покровительство католицизму и поддержку духовенству. Ввиду такого положения короля, мысль нововеров о соборе и национальной церкви потеряла почву и безвозвратно погибла.

    Баторий, не нарушая веротерпимости, шел рука об руку с церковью, имел в виду религиозное католическое единство, в котором он видел своего союзника в стремлении к возвышению значения монархизма. Католическое духовенство доказывало происхождение королевской власти от Бога. Абсолютную монархию оно предлагало как наилучший образ правления, указанный Священным Писанием. Пропагандой такого рода особенно отличались иезуиты, которых Баторий поселял в разных провинциях Жечи Посполитой и щедро наделял.

    С 1576 года иезуиты составляли уже самостоятельную польско-литовскую провинцию, тогда как до сих пор они принадлежали к австрийской; кроме прежних коллегий в Брунсберге, Пултуске, Познани, Вильно и Ярославле, они имели уже несколько других. Баторий поселил их в приобретенных по Запольскому миру землях: Полоцке, Риге и Дерпте. Благодаря щедрости Радзивиллов, иезуиты открыли коллегию в Несвиже, поселились также при церкви св. Варвары в Кракове. В 1579 году Баторий подтвердил Виленскую академию, устроенную для них епископом Проташевичем.

    Искусные в диалектике, иезуиты успешно вели диспуты с нововерами, обращали в католицизм такие аристократические дома, как Ходкевичей и Радзивиллов из линии Николая Черного. Препятствия, встречавшиеся на пути к католическому единству, Баторий устранял смягчением средств, употребляемых духовенством, или ломал грубой силой. Когда православные в Литве и Руси стали жаловаться на введение 15 октября 1582 года григорианского календаря, король разрешил им отправлять церковные праздники по старому летосчислению и запретил вызывать их в суд в эти праздники. С другой стороны, когда рижане подняли бунт из-за учреждения в городе иезуитского дома и введения нового календаря, Баторий приказал употребить против них вооруженную силу. В союзе с церковью и католическими монархами король надеялся привести в исполнение планы, расстроенные Запольским миром.

    Пользуясь смертью Ивана Грозного (1557) и (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей, современных дипломированных горе-историков – Л.С.) слабоумием его наследника Федора, король помышлял о новой московской войне, за которой должен был последовать поход на Турцию. Он сносился с папой Сикстом V и с испанским королем Филиппом II, созвал сейм для исходатайствования податей на войну. Среди таких усилий Баторий скоропостижно умер в Гродно на 54-м году жизни.