Комментарии к песням БГ 1-4 93г

Изо: солнце уже осветило вершину, а мужик ещё не очухался



"Кострома мон амур» 

Путешествие по Волге - это была идея такая: сконцентрировать маршрут  "турне", чтобы "стать ближе" к реке /кажется, эта иллюзия уже в прошлом - природа туристов не любит /в книжке есть фото, где "группа  товарищей" в цивильном, обитая свои минутки на природе, угрюмо и врозь  смотрит в пространство//.

  Официальный отказ от "кольца" и от "губ ведьмы", которые требовались  ранее.

  "Как на черном - так чистый, как на белом - рябой" - поэтому так  часто и достается белым. Впрочем, любой человек - философ, которому  ничего не стоит поменять белый на черный и наоборот. Люди готовы  себя рябыми признать, но только за компанию и в черной рамке.

  У этой песни свой вариант печали: как бы рассеянно проговариваются  привычные мысли. "Горькое вино" теперь пьется - раньше только читалась этикетка.

 "Милая провинция, милый 19-ый век, когда говорили по-французски» /рядом также выли волками/.

"Радости плоти" в ущерб радостям духа - они должны быть вместе.

  Част стал и летчик, профессионал по полетам.

 "Собиралися тучи" - значит прошли /впрочем, когда они снова соберутся, можно петь "собираются"/. Вообще, эту песню явно трезвый писал.  Летчик хмур - пьяного везет.

  "Мне бы жизнь за резной калиткой, под кружевным абажуром" - но мельком и мимо, мимо, еще не успев и додумать.

 Все-таки перемены разительные в текстах: он словно растворяется  в окружающем мире. "Кострома - моя любовь, Самара - моя сестра, сам я - Саратов и Тверь".

Простая система - это когда тело живет в материальной сфере, а дух /кому он дан/ в духовной. Сложная - когда тело участвует в духовном /выполняя сложную творческую работу/, а дух в материальном /выдавая для этой творческой работы идеи/. Простое - это не примитив, это кладези легко достигаемой радости /ведь радость - это просто когда кровь горяча, а сердце сильнее бьется от усилий - и от духовных тоже; а рай - это и есть радость /раз хочется сказать "кайф", значит, это не радость//. Одни здоровы, как быки, но их путь не просветлен и нет труда, одно напитание себя на день заклания, а другие нищие, а торопятся истощать себя, изощрять себя /изощрение - это попытка из малого соорудить многое, занятие, должное вызывать сожаление и недоумение, а не восхищение/. Т.е. приемлема  простая система и приемлема истинная сложная /что гордишься своей сложностью - справился ли ты с ней?/

__


Остальное - галопом /ведь вникнуть каждый раз трудно: детали песен уходит в детали личной жизни, в детали иллюзий.  Речь же идет о темной воде авангарда, о свете из под темной воды, свете закатном, заметном, но последнем /или последнем и первом/.  О возможности для жития в темноте. Золото как псевдосолнце, а серебро как псевдолуна: ночь, блещущая не от света луны или восходящего или заходящего солнца, а от драгоценных каменьев./


«Юрьев день»

"Пой песню, пой между неблагополучием мира и неблагополучием личной жизни; пой, хоть заблудилась моя душа".  /Часто стало: "я смотрел молча"/

 "Обожженного матроса" /напоминает о поэте Рембо/ держат за наивного сына полка безмозглых рокеров и попсы.

И битые стекла - только повод к грациозности.

 "Певец исчез в глубине твоих руд" - любовь исчезла в "сексе".

 Картонные небеса религий действительно сжигают многих лучших девушек. Боттичелли? /Не Рафаэль?/ Это  студенты, а их труды - медальоны. Красиво, конечно - но не красивее унитаза за миллион рублей. Надо тебе понять разницу между Вивальди и Бахом: первый ликует беспредметно и налегает на золото, а второй человечен - и тем ценнее его торжественная радость. Вавилонская башня выросла и на Христе /религии/ и  на Толстом /"реализм»/ и т.д.

 "Резная клетка» - "квартирка будь здоров».

 Гнусно быть претендентом на нового последнего героя у шлюх и дур, усевшихся на троне.


  "Летчик"

 "Я проснулся, смеясь» - его несколько нервно.

  "Летчик, лети глубоко - будь рыбой, которая плавает быстрее всех».

   "Всегда так, как хотел» - т.е. не поддавался.

 Третий глаз райских дев.

  "Вместо крыл - пустота" - но место не занято и прочими крылатыми тварями.

 "Письмо сквозь огонь» - переплавлено, избавлено от случайного.
 

«Науки юношей питают»

Выпорол юношей /и себя юношу/. Не  "перебесится";  "перебесится - взрослый бес будет". У раннего Чехова есть шутка на эту тему.


"Отход на Север"

  Грациозность - капризность - крутизна. 

Склонность к абракадабре  /"будете говорить на иных языках"!/  и склонность к гиперболе - это похоже на безумие /у моего знакомого   шизофреника такие же повадки /и он тоже в этом талантлив!//. Но безумие - это не нонсенс, оно в каждом, кто не дерево и не идеал.  Так у Павла:  "то я в  безумии говорю..." Мудрость мира  безумна, а открытое безумие - это часто разумная боль /если не перейден болевой предел, не потеряно  сознание от боли/.

  Сигнал из центра двусмысленно прост: "а не убог ли он?"


 "Генерал"

То, что видно по тебе, видно и по природе и по солнцу на небе - так  что: "лучше не надо". Просто почувствовал такой прилив любви, всепонимания, что всё показалось возможным.

  Принял врага за своего.

  "Колба", где варится поэзия... Набор красивый...

  "Поднебесная" – Китай.  Философия, провозглашающая /уловимо!/ неуловимость сути - не моя.

 Короче, хочешь выпить с генералом? - это можно. Ну, и самовар можно  /хотя для этого у него жена есть/ - остальное убери.

  Генерал на даче, конечно, выглядит безобидно, добрым дядюшкой... На  эту тему у Толстого есть рассказ "После бала».

  У БГ  горбачевская доверчивость к людям, что хочет видеть в них, то и  видит. И в людях действительно есть безобидное начало - они любят и  дачи и самовары, иногда и всё остальное - но дело в том, что все они  повязаны злом, друг другом: "что поделаешь, брат - служба". Причем,  именно ради сохранения своего безобидного благополучия и идут на службу  ко злу, и не уходят с нее.


 "Ода критику"
 
Как бы тоже не оказаться тараканом.

  "Ждешь, когда сгорю? - Ты сам перегорел!"


 «Ты нужна мне"

Женщина как наркотик. Ее воздействие так сильно именно потому, что  нет здоровой Физической и духовной жизни, в которых устойчивость и  сила. Его сила в преданности раба - преданному доверяют, вручают ключи от многих дверей /этого мира/. Но чрезмерная преданность - т.е. и  наивность, чистота и честность - неудобна хозяевам. Это напоминает  Дон Кихота. А еще - историю Иосифа.

 "Если бы не ты, то - пустота" - свято место пусто не бывает.


 «Сестра»

   Жена после смерти мужа  становится его сестрой...


«Сонет»

 Каламбуры – колесо, росу, трамвай, комбайн, бокал с крюком /не забыв и алмазы/ и пакгауз - кину-ка я вслед за ногой в небеса - пусть Бог разбирается. Глухого инвалида не трону, хоть и брюзжит, гад.

 "Колеса»  - наркотики и разъезды.


 «Глядя в телевизор"

 Всё прозрачно и кажется петь таким гимны невозможно…

 Может, не в 7.35 - не кино, но и сам Боря что-то любил смотреть?!

И посуду могли бы помыть.


"Четырнадцать"

 Боря с подругой на пляже – фото. Боря роется в песке,  подругу разморило и вообще ей всё обрыдло.

Пьет, смотрит, спит - все реакции Бори очень просты, без рефлексий.

 Вот только видит он прекрасный мир и потому он еще всё же что-то помнит, что-то думает, что-то ищет.



"Встань у реки»

 Я как раз ловлю реку Бориных песен.

"Встань у реки" - не встают: "Ну что же нужно им?!"

 Песня язычника, про Бога еще ни полслова. Песни нового средневековья. В своей простоте и оно хорошо, да только люди стоянием у реки и жеванием травы не ограничатся. /Надежда на инфантильность?/


«Козлы»

 Я тоже ругаюсь "козлами", и мне от самого себя противно:  что-то в этом  ругательстве есть неполноценное /а полноценные - мрак/. И я тоже,  ругаясь, уверен, что только констатирую факт и удивляюсь, что обижаются: "ну да, ты - сволочь. Но ведь мы все сволочи - ты разве не  знал. Иначе Христос был бы не нужен".

 В кружке "Унылые /не вежливые, но и не злые/ руки" всё говорят как  есть: "Козлы!"


 "Ангел всенародного похмелья"
 
 Поэтизация  - как средство преодоления.


 "Голубой дворник"

 Ночь брежневизма и мечта перестройки /не нашел в ней тепла и привета,  наверное, слишком доверяя суждениям каких-нибудь "демократических"  волков и ворон/.

  Мне брат говорит: "Это не ты этот голубой дворник?!"

 "Вторник - среда": смысл тот, что медленно идет перестройка, а также  тот, что мелки все наши дела и далеки от воскресения.

  Свеча Пастернака, дрозды из шлягера. 

...Он проживет столько, сколько проживает дерево в неблагоприятных  условиях; оно может жить долго, если вцепится в землю /костлявые руки многих старух производят впечатление вцепившихся в землю. Они молчат, ведут себя тихо, но руки выдают их так же, как нежность - интеллигента, а кровь - убийцу/ -  но он мягок и умрет вдруг /впрочем, это "вдруг" может случиться уже в старости или в предстарости/. ...Он проживет в сердцах столько, сколько проживет там - а значит и в реальности - сама природа. Река будет жить то ли 3, то ли 33, то ли 333 года...  Она будет бить нас, но от боли люди только тупеют - нужно переломить  эту порочную связь, дать людям немного чистого смысла и немного  чистой радости... Почему о смерти поэта всё время хочется думать? Он  - незаконная радость, за которой наверняка выслана погоня, на которую наверняка поставлена засада. Но Бог хранит и свершается потихоньку то, что человеку зараз представляется невозможным.


   "Серые камни на зеленой траве"

Серый не гармонирует с цветами. Нельзя также одновременно использовать мощный белый с мощным черным: это будет наковальня, уничтожающая  цвета и порождающая серый /но  это и прием!/

Знание и вера неразделимы: я верю, что я знаю и я знаю, что моя вера права. Знание без веры - это только чемодан со всякой всячиной, оттягивающий руку, а вера без знания - это обезумение в субъективности.

Не только запах, но и цвет может быть "плохим".

Не хочет ничего знать, а только: лежать на зеленой траве,  подложив чисто-серый камень под голову, и смотреть на солнечное небо. /Павел: "ничего не хочу знать, кроме Христа" /и добавлено: "и  при том распятого"//

Нужно верить/!/, что в ближнем круге находятся все тайны: "возлюби  ближнее, как самого себя"; верить в естественное, в его логику, разум /в знание!/ - люди всё силятся верить в противоестественное, безумное, мистическое - иначе, считают, это не вера.

Желание всю землю превратить в заповедник /если на камни нельзя наступать, то траву тем более нельзя топтать!/ - в аквариум.

  "Наука на лице" - очки. 

"Остерегайтесь наступать, летайте вертолетами"! 


 «Сувлехим Такац" 

"Подбрось еще дров" и "Пора вводить парусный флот" /подбрось ветра  в паруса/ - ради этих перлов - видимо, возникших впервые отнюдь не  на бумаге - и написана эта песня. 

"Нельзя быть человеку одному, а двоим нельзя не спариваться" - потому и выгнал их из рая. 

На пристани отдыхают от "дров". А может  и "пристань" всё  та же и "флот".

Есть грамм  еврейской крови?
               

«День радости" 
 
Наверное, они не раз шкодили - въезжали в мелкие авантюры, как в тоннель - и Боря не раз опасался, что всё кончится каким-нибудь злым   дедом Семеном.
 
 А вообще времена меняются вечно, нет времени без перемен. Мысль   о великих переменах - это не честь, а бремя; это как если бы ты, к   примеру, сидел не на нормальном стуле, а на гулливерском, гигантском   - неудобно и убиться можно.

  "Отпустите поезд перемены времен, поезд прогресса".   "Новый 19-ый век"?!

Идеальное общество как место, где всё делают без труда, где не имеет значения общество и власть, где у каждого целый гарем подруг...   Бот есть свет, но не всякий свет - Бог! /"не всё золото, что блестит"/  "Человек - прекрасное животное" - это и есть идеология нынешнего мрака.   /Хорошо еще, если это "животное" будет травоядным, а то ведь оно мясо любит./

Из текста выпал "великий сон - великой стране" /великий одними лишь   чудовищами, которые он производит/. 
 
БГ: "беспечальное", Ван Гог: "утешающее". 

 "Камни": "когда и дурни поймут". /Скульптура учит булыжник!/

"Я птица черная, а конь белый".

   "Отцепитесь, напейтесь, усните - а мы будем жить".


 "Диплом" 

Мужчины  -  поденщики, чернорабочие плоти, а женщины - богини  плоти. Поэтому мы телом неизбежно принадлежим женщинам /как и  земле/ - а женщины принадлежат телами Богу, коему они телом подобны  /Богу земли/. А в духе, наоборот, они принадлежат нам, подобным духом  Богу /но они не чернорабочие духа?!/  - а мы принадлежим Богу-Духу и Христу /в человеческих взаимоотношениях/.   ...Красота у женщины - это такое же природное качество, как  и ум у мужчины /ум - это духовная красота, а красота /синоним гармонии/ - это физическая ипостась ума/.

Женщина - как прекрасные, ослепительные ворота в заурядную, трудную прозу. Иначе не заманишь.

Маневры жизни очень просты - и поэтому об этом не пишут ни в старых,  ни в новых стихах.  Есть старые стихи, есть новые стихи и  есть Борины стихи, стихи пса  на поводке.

  Мужчина - это сила, а женщина - это слабость, но сила - это повод  к работе, а значит и к рабству, а слабость - это повод быть обслуживаемым, а значит и к господству. Женщине привычно покоряться, но  она тем более не откажется от острого удовольствия покорения другого.  Мечтающий о любви обязательно будет рабом женщины, его ждет жалкая  участь. Надо не быть покоренным женской красотой, но сознательно учиться у нее, надо не покорять своим умом, но сознательно учить им...

"Она расскажет тебе твои сны" - в дипломе и Фрейд имеется.


Первая попытка Послесловия.

Образы, предметы, движения разгадывать так же трудно, как сны. Нет, нетрудно, вслушиваясь в их звук и отзвуки, ассоциации, оценить степень их дерзости или нежности или гротескности - степень всех качеств, которым имеется имя, слово - но трудно, опираясь на этот набор "чисел", данных нам по мере чистоты нашей интуиции, представить каким светом - светлым или темным, где светлым, а где темным - каковыми словами будет освещена фигура их суммы с твоего недостроенного неба. /Это не нелепо, это только трудно, захватывающе трудно. Захватывающе, пока не попробовал перегрева. Что ж, не всё сразу - и это писание - только эскиз, проба, намек, нечто аморфное и мусорное. Всю жизнь будет мусор, человек - это борющийся мусор, но пока он борется, его мусорность не мешает ему быть великим, преисполненным дерзости в надеждах и, кто знает, всё ли в итоге окажется мнимостью свалки./ Образы требуют музыки, мелодии, кто не поет, тот не поэт - тот поэт наполовину с прозой. Слова на бумаге подобны словам проговариваемым про себя, они еще как бы в зачатке, в потенции /хотя, пение - да и говорение - не только открывает, реализует потенцию, но и закрывает ее, заглушая воспринимающего огромными размерами и нерациональными формами  выросшего из семечка потенции древа/.

 /Перечитал и: "нет, не так". /Но не буду снова зачеркивать - жалко; да и для сравнения оставлю - я почти всё оставляю, раз без слабости нет силы: "покажи из какой слабости вырастает твоя сила", иначе это только камуфляж, искусная непотопляемость /пока будешь топить, семь потов сойдет, да и расстреляют тебя с этого корабля/. Мне всё время кажется, что конец написан сильнее, чем начало - что и естественно: врубаешься не до дела, а во время его /а к концу опять ничего не понимаешь, причем чувствуешь в себе такую силу, что всё понятое во время дела кажется жалким; скорее всего, это просто усталость/: на концертах ничего нельзя осмыслить, лишь смотришь-слушаешь предлагаемую тебе человеческую природу, породу природы. Так и с этими комментариями /так что это, конечно, не подарок - букет не в хрустящей обертке, а в ямах и дырах//. Итак, нет, не так: образ сам по себе может быть исследован лишь путем механического составления всех ассоциаций с реальностью, им вызываемыми. Чувство же, настроение, отношение к этим образам /а значит и та "фигура"/ - в музыке, в тоне. Т.е. образ уже, конечно, предрасположен вызывать к себе то или иное отношение, но диапазон может оказаться неожиданно велик, к тому же часто речь идет об образах с неизвестной предрасположенностью... / Итак, налегая на слова, я утонул в философии. Надо вернуться к прежнему, пытаясь не относиться болезненно к трясинной - нормально жидкообразной - сущности слов, стараясь вскапывать землю философии ровно и неглубоко, чтобы вырос хлеб, а не вылез уголь. У меня нет больших способностей к наукам: мне дано знать только нечто о связи нашей жизни с Богом, Бога с нами и как только я теряю из виду эту связь, начинаю изучать "вещь в себе", так сразу теряю ориентацию. Лучше я в Боге буду трезвым, чем в науках поэтичным /Опять наврал! Я вовсе не отказываюсь и от второго - ведь это и есть та архитрудная задача синтеза, о которой, как о не нелепой, говорилось еще в начале этого не заладившегося  послесловия /"поймал себя за хвост" - "в семье не без урода, сочувствую" - "а главное, покажу, покажу я пойманное публике!" - "потрясая хвостом?»////


 Вторая  попытка послесловия.

  Всякий  дар - это дар человечности /дар жизни в радости/ /если речь  о дарах от Бога - есть еще дары бесчеловечности и жизни в аду/ /т.е.  дар телу души, дар человеку человека/. Так и у него. Но человечность  разнообразна. То, что было дано ему, близко передается фразой "вы -  боги  в ночи" /"молодые львы"/ /а мне: "ты под Богом, под Историей,  в совершенно неведомом мире"/. Он как чистый огонь, но как человек он не избегнул общей участи: заблудился, застрял, продвигается  медленно, по спирали. Это, конечно, сказалось и на даре: в  нарциссизме, самом замыкании на  поэзии. В нескольких песнях: "я  только  хотел петь". ...Любовь к женщине он открыл как пару, "жену"  своему  дару пения, поэзии. Вот его дом /в котором есть окна в мир и он, конечно, в эти окна смотрит, но в целом он "трудовая  пчела под стеклом"/ Т.е. и его любовь и его пение являются материально-духовными, а не душевными. Узок  спектр его восприятия материального мира: оно сводится к женскому  телу и  к другим телам, воспринимаемым как подобные женскому и как  находящиеся в аквариуме /"аквариум"  действительно ключевое слово,  символ; оно не попадает в  тексты только потому, что попало в название/. Нет ощущения природы как царства борьбы со смертью, а себя как  жителя  этого царства. Именно ощущение близости смерти не дает восхищению перед красотой мира  закруглиться в эстетстве. Где смерть, там начинается путь к пониманию духа.  Когда жизнь и смерть откликаются в красоте, то это не высшая стадия,  а лишь  вступительная - своим они откликаются в простоте. Такая красота - это та "горница убранная, приготовленная", куда пришел вечерять  Христос с учениками своими - и воздух вокруг Него уже был  полон  страданием и смертью.  Богатый юноша: всё правильно, но надо бросить  и идти. /Боря, твой последний автопортрет будет похож на  последние автопортреты Рембрандта!/ Но дом останется прежним, он  не попытается сбежать, как Толстой. 

 Авангард, составленный из слов отборно высоких и чистых, а вместо фальши – игра: "простые слова, иностранные связи". 

Итак, это пение из под темной воды своей души, слитой с темной водой  мира. Поэтому этот огонь не столько  греет, сколько удивляет своим  одиночеством и красотой драгоценного камня. Человечность же лишь иногда прорывается /например, в песне,  где в частности есть строка "мы стоим как ступени, когда горящая нефть…»  и "молись за нас, если ты  можешь"/ /не "лишь", а "даже"  - что, твое  "бу-бу, бу-бу-бу» лучше.../

 Мы похожи в своей деловитости, она наша охрана. Рост кончился, осталось оформить бумаги и посмотреть, какова будет предварительная за  них оценка. Сначала думали о том, что скажем мы о мире,  а теперь  всё чаще, машинально делая - что скажет о нас, сказавших, Бог. Это  не грех, это будничность нашей принадлежности земле,  но важно, чтобы  деловитость соответствовала дару. Дар деловитости: быть мягким, но  стремительным в переменах. Задумываться над делом, т.е. жить внутри  дела -  а не, преодолевая неохоту, делать слепки с жизни вне дела… Есть два дара - мажорный и минорный, и весь секрет в их синтезе. Нынешняя светлая печаль у него - это все-таки не столько синтез, сколько естественная пора заката. Я только иногда пытаюсь складывать большие суммы мажора и минора. Это задача не для одной только человеческой единицы в единицу времени, а для всего человечества всей будущей истории.

 Мир ангелов и зверей, звери прекрасны, как если бы их на картинке рассматривал ребенок. Он знает, что есть мир причин,  затруднений, но он поражен светлой стрелой воображения рая в видимом мире вокруг. Но вокруг ночь и рай выходит ночной и это немного тревожно. Он нашел не свой смысл, а свою красоту - он сворачивает к ней. Но смысл его мучит тоже, лишь экстаз позволяет ему двигаться мимо. Понимание сменило бы пафос головной болью, разрушило бы поэзию. Поэтому  "лучше пой" - нужно догореть до конца, чтобы не замерзнуть; ведь тот дом, о котором говорилось вначале - это только этот костер; вначале костер был величиной с дом, а теперь, когда  он будет неудержимо слабеть, надо явить неслыханную /с дом!/ стойкость. Я же хочу строить реальные дома - во мне огня лишь на небольшой светильник, он мне дома не заменит. И кто не кончает Голгофой, тот не воскресает - ведь время праведников еще не пришло.

Это метод искрящихся точек /у меня, я имею в виду/...

 "Я начинаю движение в сторону весны" – может, были планы начала  новой жизни. Но потом жалоба: "мы движемся медленно, словно бы плавился воск".

Роковое начало воодушевляет очень легко, но ведь не прибавляет смысла, ритм - это романтика действия, всё равно какого. Это допинг. Я ненавижу рок с его беснованиями /я ненавижу все вокруг, как ненавидит шахтер массы, завалившие его в его шахте/.  Рок - это мечта балды о настоящей балдежной жизни.

 «Любовь  как метод". Но любить много труднее, чем ты думаешь. Это не просто поливать всех теплой водичкой своих улыбок. Это слово - как и слово "Бог" - легко употреблять всуе. Смотря на солнце, легко понять, что есть Бог и что любовь великая сила, но что доступно солнцу, то недоступно нам - наш путь к любви узок и труден. "Кто не берет креста своего..." Так, как Бог-солнце любит нас, мы можем любить только Бога /и солнце!/ - с людьми,  которые нас не столько греют, сколько охлаждают, всё иначе. Чтобы достичь своим теплом /если оно и есть/ и светом хотя бы ближних, нужно понимать их - иначе мимо всё - и нужно служить им, т.е. преодолевать прозу, которая есть антилюбовь и красоты отчуждения, которые есть смерть.

 Любовь к женщине имеет совсем другие механизмы - которые делают трудными не любовь к ней, а удержание от любви. Ведь женщина - это существо прекрасное и слабое - оба эти фактора провоцируют на любовь. Удержание от прелюбодеяния - вот равная по трудности задача /и наверняка эти задачи связаны/. Женщине важно, чтобы не просто ее любили, но чтобы любили ее одну - а Богу важно, чтобы человек любил не только Его, но и еще кого-нибудь. Делая человеку добро, мы воскрешаем в нем Христа, а делая ему зло - сатану, ведь человек лишь отчасти преднамерен, а не отзывчив.

 "Стучаться в двери травы" /Уитмен/ - а для меня символом природы является дерево. Голое дерево, громадное, как мамонт и черное, как земля - вот мой экстаз. Зеленый цвет – так же, как и синий цвет неба - это цвета эклектичные, нейтральные, предназначенные для массовой покраски.


И последнее Послесловие.

 Решил  напоследок еще раз перелистать книжку №14 и, знаешь, это мне удалось - тексты послушно скуклились: хвалы и журения женщин, мессианские планы, бравада богемы, вплоть до пижонства, "звездная" болезнь, звери, камни, травы, лошади и люди вперемежку, фото опершись на платан и фото у реки, экстаз по поводу, что идет снег и гуляет северный ветер, вычерчивание пути и рисование Шага, довольно слабое культурное образование /на Пруста, Сартра и Гессе - типовой набор студента с длиннополым модным языком - я говорю "фи"; тоже и с бредовыми выдумками индусов и с именами  фараонов и богов/, парадоксы, авангард как в общем-то несложный метод, жалобы на темную воду и жизнь под стеклом, пристрастие к обыгрыванию "хоев", записная рокерская дерзость, то томен, то "ухнем", то зовет, то пьет... И, тем не менее, как Окуджава на своего условного скрипача, хочется рот открыть, слушая этот голос, эту музыку и эти слова. Главное не развилось, осталось декларацией, но оно осталось. И эта декларация и новая и вечная, т.е. она в ранге пророческом. /А ведь ты можешь приехать для того, чтобы мне морду бить!? Лучше комментарий в письменной форме! Защищаясь рукой, я говорю с растерянным смехом: "Ведь это только мой метод любви! И я тоже мечтаю о приближении яблочных дней!"/
                ноя 93г.