Старинные традиции облагораживающего труда

Старинные традиции облагораживающего труда. Трудовые будни выпускников Царскосельского Пушкинского лицея. Власть соловецкая. Театральная постановка «Царь Фёдор Иоаннович» и воспитательно-просветительская работа. Спасение комиссара из весенней шуги. «Тут хоть туго…, а духу легко».

Далеко на севере России, там, где полгода почти не бывает солнца, – вторгается за Полярным кругом гигантским заливом в скалистую сушу материка Северный Ледовитый океан. Залив издавна называют Белым морем, по цвету белых барашков волн, постоянно гуляющих по его колеблемой ледяными ветрами поверхности. Морская вода всегда прохладна, даже в жаркие летние дни под лучами арктического солнца.

Погода в Белом море такая же, как и в океане – внезапно могут налетать опасные штормы с высокими волнами, легко опрокидывающими всё, что плавает в этот ненастный час на их пути. А временами стоит полный штиль, зеркально выглядит притихшая поверхность коварных морских глубин, отражая, с небесной высоты, каменные глыбы древней обители.

Как настоящее чудо, высятся над Белым морем могучие, сложенные руками монахов из тяжёлых гранитных валунов, сооружения Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря, покрывшиеся, за много веков своего существования, разноцветными северными лишайниками.

С ноября по май, когда длится полярная ночь, Белое море не судоходно, но в монастыре, отрезанном от всего остального мира, непрерывно теплится огонёк прикровенной монашеской жизни.

До 1930-х годов численность заключённых в лагере постоянно увеличивалась: в 1924 г. – 4 145, в 1925 г. – 7 093, в 1926 г. – 6 753, в 1927 г. – 7 445, в 1930 г. – 15 834 человека. В 1924 году среди заключённых было 120 священнослужителей и 25 архиереев.

Бывший узник Соловков вспоминал в 1950-е годы: «И вместе с тем, среди этой наползавшей мути безвременных лет, на Соловках того периода (до 1928 года) ещё вспыхивали зарницы высокого жертвенного подвига, отблески осознанного до глубины души долга, светочи чистой Христовой любви, каких уже не было позже.

Соловецкие каторжане "первых призывов" были осколками Великого Рухнувшего. Они не прошли ещё шлифовки НЭПа, переплавки пятилеток, их сознание не было ещё истёрто в порошок дробилкой пропаганды, они не были "мизерами", размельчёнными личностями, в которых неотвратимо превращает русских людей жалкая, мелочная и страшная именно своей мелочностью борьба за "местечко под солнцем", за 100 граммов колбасы, за полметра дополнительной площади…» (1)

 Со времени возникновения монашества во II веке н. э. считается, что: «Иноческая жизнь, и по назначению, и по свойству своему, есть внутренняя, сокровенная. Подвиги на этом поприще большей частию остаются известны одному всевидящему Богу». (2)

Предисловие к Соловецкому Патерику, опубликованному в 1873 году, заканчивалось словами: «Святое семя иночества, насаждённое подвижническою рукою преподобных Зосимы и Савватия на дикий и необитаемый остров студёного моря, не переставало приносить плоды до ближайшей к нам современности. Надеемся, что оно, при благословении Божием, останется также плодоносно и на будущее время». (3)

В начале смутных революционных лет англичанам удалось совершить то, о чём они мечтали ещё со времён Крымской войны – оказаться в Соловецком монастыре. До осени 1919 года на Соловках были дислоцированы английские войска.

21 февраля 1920 года Красная армия освободила Архангельск от англичан. 29 апреля 1920 года на Соловки прибыла, в сопровождении отряда красноармейцев, государственная комиссия во главе с начальником Особого отдела ВЧК М. С. Кедровым для ознакомления с хозяйством Соловецкого монастыря.

«Советская власть не будет разрушать хозяйство монастыря, она его будет всеми силами поддерживать, расширять», – заявил представитель хозяйственного сектора комиссии (4). 18 мая 1920 года монастырь был упразднён. Монастырская собственность перешла в руки государства, а монахам как умелым и добросовестным работникам предложено было трудиться в совхозе.

10 июня 1920 года заведующий хозяйственной частью на Соловецких островах Г. А. Алексеев докладывал: «Жителей в монастыре 566 человек. Все они заняты полевыми и хозяйственными работами. Тунеядства нет. Работают все с большой охотой, без всяких толчков и побуждений. Это люди, которые уже закалили себя в непрестанной борьбе с природой за существование, и работа их не пугает». (5)

Чтобы иметь возможность без ограничений привлекать монашествующих на рыболовных и звериных промыслах, на Соловецких островах было объявлено военно-трудовое положение. Даже престарелые монахи не освобождались от трудовой повинности.

«Есть монахи 65 или 75 лет. Они по своему телосложению и здоровью каждого из нас за пояс заткнут», – писал в докладе Архангельским властям уже утвердившийся в своей новой, ранее невиданной должности – председателя Управления Соловецкими островами – А. В. Варганов. (6)

В этом же докладе на примере монашеской общины описывается по сути универсальная схема методов влияния новой власти на устоявшийся веками распорядок дня и быт многих других людей: «Жители монастыря относились сначала к нашим распоряжениям презрительно-недоумевающе, но сейчас, можно сказать, как к действующей власти, особенно после того, как мной было отдано распоряжение, чтобы всё Управление расположилось в крепости монастыря. Этим я имел в виду ближе соприкасаться с ними в обыденной, а может быть, даже и в духовной жизни, что отчасти почти удалось.

Скажу пример: нам нужно было изменить их дневное моление на ночное, так как днём работать нужно, а молиться они могут и ночью. Позвали заседание Собора, долго обсуждался вопрос, и постановили отвергнуть наше предложение. Тогда предложили собрать им общее собрание монахов, зная, что это постановление было сделано начальством – буржуями монастыря. На общем собрании будет большинство трудящихся. Наше предположение оправдалось – труженики монастыря высказывались за наше предложение, но собор всё-таки не согласился. Тогда я отдал приказ об изменении часов моления в категорической форме. Собор, видя, очевидно, настроения монахов-тружеников, на другой же день пересмотрел своё постановление и вынес новое в духе нашего предложения». (7)

В результате работы комиссии монастырь был полностью лишён собственности, а имущество его передано лагерю для лиц, осуждённых на принудительные работы и совхозу «Соловецкий». Монастырь продолжал существовать как религиозная и трудовая община, в которой состояло около 280 человек, называвшихся теперь не монахами, а работниками совхоза.

13 октября 1923 года Совет народных комиссаров СССР принял постановление за подписью зампредседателя СНК Рыкова, управделами Горбунова и секретаря Фотиевой об организации нового крупномасштабного карательного учреждения – Соловецкого лагеря принудительных работ особого назначения (СЛОН) и двух пересыльно-распределительных пунктов в Архангельске и в Кеми. Согласно этому постановлению, лагерю передавались все угодья, принадлежавшие ранее Соловецкому монастырю, а с 1920 года – совхозу «Соловецкий».

Ещё до принятия официального решения, 7 июня 1923 года, пароходом «Печора» были доставлены на Соловки новые хозяева острова – сотрудники Управления Северных лагерей ГПУ и первая партия заключённых. Они были привлечены к работам по ликвидации последствий недавнего пожара, по восстановлению жилья и подсобного хозяйства, по подготовке к зиме. 12 мая 1923 года за три дня до праздника Святой Троицы монастырь сгорел дотла.

Пожар оказался мистической границей, невозвратно разделившей монастырь на «до» и «после». Пламя выбросилось в разных местах и церквах почти одновременно. Пожар начался в храме, посвящённом Успению Божией Матери. Вскоре после пожара Успенская церковь была отведена под жилое помещение нового лагеря особого назначения ГПУ и осквернилась, как и другие храмы.

Монахи были вывезены из монастыря на берег за ненадобностью. Наиболее крепкие, трудолюбивые 60 человек остались при святой обители на разных хозяйственных должностях для обслуживания лагеря и сохранения последней монастырской святыни – кладбищенской церкви св. Онуфрия Великого.

Один из первых узников Соловецкого лагеря митрополит Мануил (Лемешевский) (8) усматривал некоторую связь между событиями в монастыре в 1538 и 1923 годах. Монастырское предание сообщало, что в 1538 году преподобные Зосима и Савватий, основатели монастыря, пришли в видении к старцу Леониду и сказали, что Господь ниспошлёт огонь, который попалит весь монастырь за поругание святынь, нарушение обетов и попрание идеала монашества. Видению тогдашние насельники не поверили, и в День Вознесения Соловецкий монастырь сгорел дотла.

Через 385 лет история повторилась: «И плач обуял келии и храм – ибо великий некогда, но ныне повапленный Израиль исшел из Иерусалима, дабы с гор окрестных вздыхать и плакать о грехах своих и потерянных и поруганных святынях.», – писал митрополит Мануил (Лемешевский), связывая современную обстановку с событиями древней истории, отражёнными в Священном Писании. (9)

Поставленное на письменный учёт советской властью имущество совхоза «Соловки» передавалось Управлению Северных лагерей ГПУ в июне – августе 1923 года. Сохранились акты, в которых подробно описаны все храмы, часовни и хозяйственные строения с указанием времени постройки. В актах упоминаются имена сотрудников совхоза – имущество салотопенного завода числилось за послушником Василием, монах Трофим был старостой рыболовной тони на острове Большая Муксалма, ответственным за хозяйство на Малой Муксалме значится послушник Фёдор.

Монахи инструкторы работали на бывших монастырских заводах, ставшими лагерными производствами, – это литейный, керамический и кирпичный заводы, механические мастерские, рыболовные артели в совхозе в Савватьево, рыболовные артели на Берёзовой, Сосновской и на Филимоновой тонях, звероловные артели.

Вдоль Святого озера тянулись огороды, ряды длинных монашеских теплиц. На тучных пастбищах острова Большая Муксалма паслись крупные породистые коровы – остатки стада, за которые Соловецкий монастырь награждался медалями Императорского общества поощрения племенного животноводства. А на Малой Муксалме, входящей в Соловецкий архипелаг, до лагерного времени вольно жили лапландские олени, выпущенные туда ещё при игумене Филиппе.

Для людей, которые в начале 1920-х годов начали прибывать с материка, чтобы подвергнуться наказанию, как неугодные новой власти, были непонятны предстоящие им испытания, это был первый, экспериментальный опыт новой власти. Собранные на необозримых просторах родины, пережившие разлуку с близкими, покинувшие, не по своей воле, знакомую, привычную обстановку, изгнанники концентрировались в устье Двины на водном причале губернского Архангельска или на местной пристани поморского посёлка Кеми, чтобы смело выйти в открытое море и совершить непростое, чаще всего по неспокойным волнам, путешествие по Белому морю на загадочный святой остров. Другой дороги быть не могло.

Давно миновали времена, когда в Кемь торжественно въезжал великий поэт Гавриил Романович Державин, занимавший должность Олонецкого наместника, чтобы огласить Указ императрицы Екатерины II от 1785 года о придании Кеми статуса уездного города. Но никого из тех, кто хоть однажды побывал в Кеми, не оставляла равнодушным зрителем мощная вертикаль Успенского собора древней шатровой архитектуры, стоящего на суровом и неприступном Леп-острове, в окружении бурных волн реки Кемь. Это чудо деревянного зодчества сохранилось до наших дней. (10)

Тогда ещё никто не понимал, что такое «лагеря для перевоспитания». Встреча с исторической Соловецкой землёй на всю жизнь оставляла волнующее «первое впечатление». Соловецкий узник Олег Волков вспоминал:

 «Прежние путешественники на Соловецкие острова рассказывали о слезах, о сиявших счастьем лицах богомольцев, при виде святой обители забывавших беды многотрудной жизни. Я был слишком человеком своего времени, закрытым для подобного просветления, и всё-таки… И всё-таки с невольным трепетом всматривался в несокрушимую православную твердыню, воздвигнутую, чтобы противостоять любым покушениям… Корабль вплыл в тень каменных громад монастыря. Этап, сбиваемый кулаками, оглушённый святотатственной бранью, сошёл на берег.

И ещё сильнее, чем на палубе, я ощутил, что здесь святыня длинной череды поколений моих предков: точно незримо реяли вокруг их душевные устремления, их смиренные помыслы. Кто искал здесь утешения, приходил за очищением, кто усердной молитвой и обращением к религиозным началам жизни надеялся помочь людям в их скорбях. Почти шесть веков подряд на этих камнях и за этими стенами непрерывно шли службы. Молились, совершенствовались в духовных подвигах пламенно веровавшие в добрую людскую суть. И тщились побороть силы зла, вывести к свету и радости с тёмных перепутий жизни.

Теперь не стало больше окутывавшей остров, оберегаемой от века тишины; место смиренных монахов и просветлённых богомольцев заступили разношёрстные лагерники и свирепая охрана; уже меркли тени прежних молитвенников за Русь, и на развалинах скитов и часовен воздвигали лобное место для всего народа – душа и сердце продолжали испытывать таинственное влияние вершившейся здесь веками жизни… несмотря ни на что! Влияние, заставлявшее вдумываться в значение подвига и испытаний». (11)
 
Монашеская община совершала богослужения по монастырскому уставу в церкви преп. Онуфрия Великого. Преподаватель Курской духовной семинарии архимандрит Феодосий (Алмазов) (12), из числа заключённых, вспоминал:

«В кладбищенской церкви богослужение совершалось по уставу ежедневно… Пел хор заключённых и иногда в праздники настолько хорошо, что многие рыдали, я сам плакал навзрыд».

По воспоминаниям, 18 июня 1931 года покинул Соловки последний свободный соловецкий монах. Традиция монашеского жительства на Соловецких островах была прервана до 1988 года.






Источники.

1 - Ширяев Б. Неугасимая лампада.

2 - Соловецкое море. Историко-литературный альманах. – Архангельск-Москва. – № 1. – 2002. – С. 3.

3 - Соловецкий патерик. – М., 1991. – С. 2.

4 - Боровой И. В. В Соловецком монастыре // Известия Архгубревкома и Губкома РКП(б). 4 мая 1920. – С. 2.

5 - Бродский Ю. А. Соловки. Двадцать лет особого назначения 1920–1939. – М., 2002. – С. 39.

6 - Осипенко М. В. Соловецкая обитель. История и святыни. – Издательство Соловецкого монастыря, 2014. – С. 311.

7 - ГААО. Ф. 352. Оп. 1. Ед. хр. 168. Л. 35.

8 - Митрополит Мануил (Лемешевский) (1884–1968 гг.) – митрополит Куйбышевский и Сызранский, церковный историк. За борьбу с обновленчеством в 1924–1928 гг. находился в Соловецком лагере. Находясь в заключении, написал ряд работ: «Соловецкий Некрополь». «Соловецкие письма об епископстве», «Новый Соловецкий Патерик», «Соловецкие синодики. Их образование в период XV–XVII вв. Состав их и судьба их в Русской Церкви».

9 - Осипенко М. В. Соловецкая обитель. – Изд. Соловецкого монастыря. – 2014. – С. 316.

10 - Федотова В. Н. Три века Успенского собора. – Кемь, 2014. – С. 2. – 15 с.

11 - Волков О. В. Погружение во тьму. – М., 2002. – С. 72.

12 - Архимандрит Феодосий (Алмазов) (1870–1944? гг.) – священнослужитель РПЦ и РПЦЗ. Окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия. Ректор Минской духовной семинарии с 1903 г. Преподаватель Курской духовной семинарии в 1910–1912 гг. С 1916 по декабрь 1917 г. священник в действующей армии. В 1924–1928 гг. узник Соловецкого лагеря. В 1929 г. этапирован в Нарымский край в Томской губ. Совершил удачный побег из ссылки в Томск, затем железной дорогой добрался до Бессарабии, переплыл без подручных средств через пограничную реку Днестр и ушёл за рубеж, в эмиграцию. В 1930 году архимандрит Феодосий обосновался сначала в Румынии, где служил настоятелем греческой православной церкви в Кишинёве. Затем, в 1932 году, он перебрался в Болгарию, где жил в православном монастыре Святого Кирика и преподавал в пастырско-богословском училище при монастыре. В период Второй мировой войны был православным священником в ряде Балканских стран.