Когда излишняя детализация губит главное Свадьба Ф

  Когда излишняя детализация губит главное

"Свадьба Фигаро", опера Моцарта, Большой театр России, Москва, новая сцена, 29 мая 2024 года.

Спектакль в Большом театре России привлек меня дебютом Магеррама Гусейнова в заглавной роли находчивого Фигаро, слуги графа Альмавива, а также интересно было послушать
Альбину Латипову в роли неунывающей Сузанны, служанки графини. И я не просчиталась. Понравилось и первое выступление Магеррама Гусейнова в этой опере в главном театре страны, и Сузанна Альбины Латиповой. Его Фигаро был красив, благороден, предприимчив, изворотлив и немного простодушен. Вокально роль прозвучала прекрасно! Знаменитая ария "Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный" была исполнена очень впечатляюще, так же как и каватина "Если захочет барин попрыгать", и драматическая ария про постижение ремесла мужей в финальной части оперы.
Вообще в спектакле был замечательный ансамбль исполнителей. Очаровательная плутовка Сузанна Альбины Латиповой. У певица очень красивый, сочный и выразительный голос, богатый обертонами и наделенный хрустальной звонкостью, столь необходимой колоратурному сопрано.
Хорош был и неутомимый шалун и дамский воздыхатель Курубино Екатерины Воронцовой. Актерски певица мастерски создала роль игривого, но безобидого тинейджера, не обремененного никакими этическими тормозами. И голос отлично дополнял этот образ - сильный, яркий, очень приятного тембра.
Вот эта троица - Фигаро, Сузанна и Керубино - в спектакле была наделена режиссером Евгением Писаревым и достоинством, и благородством, хотя и немного тяжеловесным для легкой комедийной оперы Моцарта, каковой и является "Свадьба Фигаро". Комедия положений, очаровательных словесных перепалок, постоянной путаницы, ни к чему не обязывающего флирта и некоторой веселой назидательности - все это у режиссера, который перенес действие в середину ХХ века, обрело ненужные реалистические черты, не только придавливающие к земле изящный юмор Бомарше и Моцарта, но и лишающие всю филигранную историю ее очарования и флёра. Из нее так и проглядывал "Декамерон", итальянский раблезианский менталитет.
Это и излишняя реалистичность деталей, акцентирование их действиями героев, их костюмами, поведением, декорациями, жестами, мизансценами, напрашивающимися выводами и непроговоренными режиссерскими оценочными намеками.
Нувориши по-итальянски (нечто итальянское словно висит в воздухе в этой постановке) - так выглядит чета графов Альмавива. Причем, оба напрочь лишены какой-либо аристократичности, их приземлили, можно сказать, ниже плинтуса. И оба друг друга стоят.
Графиня - натуральная кокотка. У нее будто клеймо на лбу стоит. Ходит по дому в прозрачном пеньюаре, в просвечивающих сквозь него черных чулках с кружевной каймой, подтяжках и поясе. Напоказ выставляется и верхняя часть боди вместе с его содержимым. Благо у певицы прекрасная фигура. Такой образ графини "съедает" часть ее очарования, в том числе и вокального, что жаль, потому что у Екатерины Морозовой прекрасное сопрано и слушать ее - одно удовольствие.
Еще жестче режиссер обошелся с графом Альмавивой, что тоже скорее печалит, чем забавляет, ведь у Константина Шушакова, исполнителя роли графа хороший голос, но слушать его не получается - слишком много ненужных внешних деталей мешает сосредоточиться на пении. Граф, конечно, слаб по части женского пола, ухлестывает за каждой юбкой, и при этом ревнует жену, но все-таки идиотом не является, а в этом спектале он им как раз и выглядит. Как-то для Моцарта - это слишком грубо. Опера-буффа предполагает веселье, но другого уровня, все-таки это не ярмарочный театр. А в спектакле Большого театра граф - настоящий хлюст, классический разбогатевший неотесанный зазнайка. И все признаки нувориша на месте - дорогущее авто-кабриолет, которое выезжает на сцену в финальном действии, штат длинноногих секретарш и твердолобых телохранителей, супермодный интерьер дома и офиса, с последними "визгами" дизайнерских творений 50-60-х годов ХХ века, типа узнаваемых стульев "тюльпан", огромных кастрюль-абажуров, итальянских диванов и кресел, миниатюрной пишущей машинки. Все это дополняется не менее говорящими костюмами и манерами. Чего только стоит халат попугайной расцветки поверх полосатой пижамы, в котором граф появляется в комнате Сузанны и пытается ее соблазнить. Или костюм английского аристократа-охотника на лис, непонятно зачем надетый на графа и его телохранителей, когда он ломится к графине в запертую комнату, да еще и с ружьем! И малиновый пиджак в финале на месте! И попытка любовных игр с Сузанной на столе тоже из этой серии. Гротеск явно избыточный.
Детали в спектакле обладают поистине вампирическими свойствами, они настолько отвлекают внимание, что главное в опере - музыка и пение проходят мимо восприятия. Они перестают быть основным содержанием, лишаются очарования и моцартовской прелести. Особенно это заметно в финале, в сцене в саду, когда таинственный полумрак оправдывает путаницу и позволяет насладиться чарующей арией, которую Сузанна поет под видом графини, и всей забавной кутерьмой.
Но, похоже, полумрак режиссера не устраивает. Последняя сцена идет при ярком освещении. Надо, чтобы все было видно. Ведь наряд Барбарины отсылает нас к узнаваемому образу Одри Хепберн то ли из "Римских каникул", то ли из "Завтрака у Тиффани". Яркие замысловатые платья всех действующих лиц тоже надо дать рассмотреть, как и мужские костюмы.
Хотя картинка в этой сцене получается красивая, но чуждая сюжету. Она смазывает полный очарования розыгрыш графа, с обменом одеждой, с путаницей голосов, губит чарующий флёр музыки, нарушает логику действия. Как можно обмануться и не узнать жену и горничную при ярком свете? То ли дело - при лунном свете! Впрочем, это не самое странное нарушение логики. Для меня удивительнее всего игнорирование логики основной интриги оперы: какое может быть право первой ночи, когда в доме телевизор? Это даже для Италии перебор.
И конечно,  неудачным решением для оперы является использование "комнаток", как в самом начале спектакля, ограниченных стенами и потолком небольших пространств  сцены. В них много слепых зон для зрителей, а кроме того они глушат и искажают голоса певцов.
Ну, и главное - в итоге веселая озорная опера Моцарта, полная жизни и изящества, стала не очень забавной чередой притянутых за уши, нехарактерных для XVIII века реалий, образов и ассоциаций ХХ столетия, фактически утопив в них изысканную прелесть юмора и даже сатиры и автора пьесы про Фигаро, и автора оперы.
Но голоса певцов Большого театра порадовали.
Милая изящная Барбарина Марианны Асвойновой в моднейшем наряде 1950-х годов. Громогласная забавная парочка, оказавшаяся родителями Фигаро, Марселина Златы Рубиновой и доктор Бартоло Владислава Попова.
Достойно пел хор. На мой слух, оркестр под управлением Ивана Никифорчина временами слишком злоупотреблял форте, но, в целом, спектакль оставил приятное впечатление.
Интересная деталь - все речитативы в опере идут под аккомпанемент не привычного клавесина, а хаммерклавира или пианофорте, клавишного предшественника фортепиано, для которого в конце XVIII - начале XIX века и писал свои фортепианные произведения Моцарт (также частично Бетховен). Звук этого инстумента очень похож на рояль, ведь в нем уже используется тот же способ извлечения звука - ударом молоточка по струнам. Но все-таки он суше и тише, чем у роскошного королевского инструмента. И послушать его интересно.