Глава 121

Глеб впервые после болезни преодолел дорогу, длиной в половину села, и теперь сидел перед Домной. Головки младших детей, как это водится, торчали с полатей. Самое любимое место для малышни. Так они и под ногами не болтались, и обзор сверху был удобнее. Баушка сидела в женском куте. Тиша рядом с баушкой.
— Не переживай, мать, — Глеб стал Домну так называть. Сказанное нечаянно слово оказалось самым правильным. — Я, может, через денёк-другой оклемаюсь, съезжу.
— И я с тобой, — тут же продолжила Ярина. — А что? — обернулась она к матери, — на лодке, потихоньку.
— Может, отца с собой возьмём, или приятеля. Да, хоть, Ярослава.
— Ярослав сейчас другим занят.
— Чем же? — удивился Глеб. Что-то и вправду Ярослав не заходил в последнее время.
— Да люди сказывали, не знаю, правда это или нет, что в сторожке в лесу ухаживает за Агнией. Та ноги сломала. Мать, Пыря, ходила туда, хотела её домой забрать, так Агния ни в какую.
Глеб обдумал новость. Вот так Ярослав, девичий любимец. Кто бы мог подумать?
— Ну, одни съездим. Или с отцом.
Тут шум во дворе, топот копыт и лошадиное ржание заставило всех замереть. Домна побледнела, медленно поднялась с лавки, потом вновь села. Ноги не держали. Все молча повернулись к двери и стали ждать. Вот сейчас…
Дверь открылась. Ивар. Остановился в проёме, пропустил вперёд себя сначала одну невысокую фигуру, у Домны заслезились глаза, не видит ничего, смотрит сквозь пелену, боится обознаться, потом вторую. Последним зашёл Лан. Нашлись. Дома.
…До поздней ночи не могли наговориться. Столько всего произошло.
— Приезжаем в город, а там веселье! Там праздник! Маленький княжич нашёлся. Два каких-то неизвестных мальца выкрали его у разбойников. Мы с Ланом ушам не верим. Неужто, наши? Быть такого не может.
Мамалыха тут же. Сбегали, позвали. Вцепилась в рубаху сыночка — не оторвать.
— Не верим, а узнать-то как-то надо. Мы во двор ко князю. Нас и пропускать сначала не желали, мол, не до вас сейчас, приходите потом, но нашёлся добрый человек, вошёл в положение. И что вы думаете? Правда, наши. Ох, и оказал князь им честь! И нам, уже потом, как узнал. Не хотел так сразу домой отпускать. Поэтому и задержались. А княгиня ласковая такая.
Малой с Ёрой сидят скромно так. Тюрю кушают, молоком запивают. Помалкивают.
— А потом князь и спрашивает, что, мол, ребятки, за подвиг свой желаете? Просите, отблагодарю, в долгу не останусь. Те помялись сначала, мол, ничего не надо. Князь даже поднахмурился, что же, мол, за жизнь разлюбезного сыночка я казну пожалею, по-вашему? Вот Ёра и говорит, что желал бы своей матери подарить корову-ведёрницу.
Мамылыха всхлипнула. Попыталась сдержать слёзы, да где их удержишь? Заревела в голос.
Все прослезились. Лишь виновники торжества посопели носами, потом продолжили тюрю есть, молоком запивать.
— Князь и отвечает: «Будет твоей матери корова-ведёрница. Самую лучшую прикажу отыскать. Ну, а ты чего попросишь?», спрашивает князь у нашего.
Тут все с живым интересом обернулись к Малому. Ивар сделал паузу, подогревая любопытство.
— Тож корову попросил? — подала голос баушка со своего угла.
— Нет. Говорит наш князю: «Тогда надоумьте нас, как сделать в горнице у девок красные окна. А то батька уже себе голову всю сломал, никак не выходит. Одно, вроде, получилось, а надо три».
Все прыснули со смеху.
— А князь? — удивилась такому желанию Домна.
— Князь пообещал мастера прислать вместе со всем материалом, какой полагается. И на дорожку дал два кошеля с деньками.
Ивар вытащил и-за пазухи одинаковые мешочки, потряс ими, побренчал, один передал Мамалыхе.
— Батюшки, — испугалась она. — Да зачем они нам?
— Спрячь куда-нибудь, — посоветовал Ивар. — Потом, может, пригодятся.
— Во дают, — Тиша с нескрываемым восхищением смотрела на ребят. Подумать только! Самому князю угодили. У разбойников дитя украли! Ещё и денег раздобыли.
— А как же вы княжича маленького вызволили? — спросила Домна.
И в наступившей тишине ребята очень коротко, пропуская детали, с явной неохотой, рассказали о своём подвиге. И про молоко, украденное из своего же погреба, Малой не забыл добавить. И никто не обратил внимание на странное поведение баушки во время этого повествования. Она ёрзала на лавке, то открывая, то закрывая рот, хваталась руками за грудь, временами подпрыгивала от волнения. Нет, потом уже обратили внимание, но подумали, что она так переживает за ребят. Или за молоко. Но никому в голову не пришло, что за домового.