Беззащитные защитники

Рабочий день сходил на нет. Сергей Петрович, подуставший от бестолкового восьмичасового сидения, встал с кресла, попрыгал, чтобы размять затёкшие ноги, прошёлся по кабинету от стеклянного шкафа с безделушками и эмблемами профорганизаций до этажерки, сверху до низу забитую спортивными грамотами, призами, медальками и прочей нерабочей мишурой.

Сколько раз он подходил к этажерке и стеклянному шкафу, не счесть и всё одно и тоже; кроме щемящего чувства сожаления и напрасности прожитого, они больше ничего в нём не вызывали. Как и в предыдущие разы – успокоения в этой атрибутике он снова не увидел.

- В профсоюзах только спорт успешно развивается, - вздохнув, проговорил Сергей Петрович. – А что тут ещё может развиваться? Смешно…

Гуляя по кабинету, случайно задел рукою и смахнул на пол рамку с фото. Упав, она подпрыгнула, будто живая, издала короткий трескучий звук, похожий на короткое замыкание в цепи. Сергей Петрович нагнулся, поднял серебристую рамку, покрутил её в руках, промолвил тихо, почти беззвучно:

- Стекло не треснуло, фотка тоже цела, морда, моя, профсоюзная, вроде не покорябана, значит будем… ещё будем ходить по кабинету…, а может и не будем… с чем будем, того не миновать.

Протерев рукавом, поставил рамку на стол. Отряхнувшись, поправил костюм, подошел к окну.

Перед его глазами расстилалась картина заводской площади. По тротуару со стороны главной проходной шли группками и в одиночку люди. Сверху, с седьмого этажа всё казалось игрушечным, будто с детского рисунка в праздничном выпуске журнала. Взгляд его зацепился на девушке. Ему показалось, что она не просто шла, а порхала бабочкой, в узком платье, туфельках. Фигурка ее так и парила над тротуаром. Шла она и не знала, что её красивости проедает глазами сам глава профсоюзного комитета сталелитейного комбината, упивается её походкой и мечтает стать такой же счастливой беззаботной бабочкой.

Ползучие розовые мысли прервал телефонный звонок. Он не просто звонил, а скрежетал, будто металлолом при погрузке в мульду, разрывая пространство на части. Сергей Петрович встрепенулся, подбежал к столу, схватил трубку. В телефоне зашелестел голос секретарши:

- Серёга, слышь, звонит Москва, просит соединить. Возьмёшь трубку? Или послать их… куда-нибудь?

- А что им надо? – Спросил он, опершись взглядом в рамку с фотографией.

- Да откуда я знаю!? Возьми и спроси, если такой любопытный... Ну что, мне их послать…?

От этих слов Сергей Петрович не опешил, не впал в транс и даже не упал на пол, как подкошенный, в беспамятстве. Он воспринял этот ответ секретаря как должную обыденность и даже необходимость. Слегка скривился и тихо промолвил:

- Соединяй… Черт с ними со всеми… этими… профсоюзными бездельниками.

В трубке сначала что-то зашумело, заскрипело, потом понеслась музыка, её сменил металлический голос будто из под земли: «Ждите, соединяю!» Всё эти безобразия длились порядка двух минут. Затем из трубки захрипело надрывно и тяжко. Сергей Петрович понял, что на том конце провода нажали не те кнопки включения в сеть. Такая путаница может возникнуть только после нервного припадка, а то и с перепоя абонента.

- Опять этот Никодимыч в стельку надрался … слетел с катушек… Не пора ли этому ветерану на пенсию…? Восемьдесят лет уже старому дураку. – Мысленно порассуждал Сергей Петрович - …Эх, профсоюзы, защитники рабочего класса, мать ихнюю, куда вы котитесь!?

Из трубки резанул ухо протяжный писк, затем наконец-то зазвучал голос, естественно, хмельной и наглый:

- Слышь это… Петрович, ты чё там бликуешь… совсем заработался… хочу перед тобой изобличительно поднять вопрос о росте членства, как ты думаешь, можно ли поднять численность наших рядов до 99 процентов, да, кстати, не пора ли сделать колдоговор рупором партнерской социальности…?

Вздохнув, Сергей Петрович ответил:

- Не знаю… Может и можно, а может и нет, тут как получится…

В трубке сначала ругнулись, крепко и задиристо… Потом раздался хриплый рёв, оглушающий и звероподобный:

- А ты узнай! Ишь, вы там распустились на местах! Дисциплины никакой! Мы тут наверху головы ломаем, ночи не спим… ищем пути выхода из профсоюзных кризисов.

- Ищите?! Вот это новость! И много нашли? А у вас что там с дисциплиной…? Яблонька от яблоньки, как известно… Третью неделю по пьяни мне звоните, Степан Никодимыч…, не просыхаете… на наших отчислениях от взносов быкуете там, ужираетесь… в Москвах своих! Ладно… чёрт с тобой… узнаю… у секретарши Юлечки спрошу, она всё обо всех знает…

- Во-во узнай и доложи мне! А обо мне не беспокойся… Разберёмся… Погуляю ещё немножко водочки и снова окунусь в профдеятельность… Первый раз что ли…

- Никодимыч, бухать бросай! Портишь социальную статистику… не борзей. – Крикнул в трубку Сергей Петрович и бросил её на телефон.

Присел за стол, посидел немного в тишине. Успокоился. Телефон молчал. Глаза Сергея Петровича вновь нацелились на рамку с фото. Тишина длилась не долго. В кабинет вошла секретарь Юличка, стройная и обворожительная. Всё в ней было хорошо: глазки, губки, тело, упакованное в джинсовый костюм. От её пышностей излучалось красота и внутренняя теплота. Великолепности так перли из неё наружу, как магния из жерла вулкана. Не вписывалось только одно обстоятельство: ейный грубый до неприличия мужской голос, который достался ей от папы, бывшего главного энергетика сталелитейного комбината.

И в этот раз Юличкин баритон, переходящий бас, спросил деликатно, по-товрищески у Сергея Петровича:

- Ну, что, Серёга, опять этот придурок звонил?

- Он, естественно... Кто ж ещё… Пьёт как обычно, наш профсоюзный босс, запойно…

Юлька подняла глазки к потолку, будто что-то вспоминая доброе и порядочное. Заговорила тем же баритоном:

- Хороший мужик был когда-то, ласковый, на презентации нового колдговора с ним познакомилась, была при гостинице кастеляншей,пастели заправляла... Один раз заправила хорошо, вот потом взял к себе на работу, ...профсоюз его испортил – спился… А чё он просил у тебя?

- Да как обычно… хочет укрепить наши ряды… профсоюзные, рядовые пачками бегут от нас… говорят такой нам профсоюз не нужен… жрёте и пьёте много… бесовщину разводите.

- Ааааа… Старая песня… ну-ну… и что он ещё провякал?

- Говорит, Юля, секретутка твоя, бывший мой пресс-аташе, знает как это сделать…

У секретарши после этих слов моментально взметнулись к верху брови, нервно почесав лоб, она проговорила почти речитативом:

- Вот идиот… обо мне вспомнил… я ему сауну никогда не прощу, черту, липучему…

- М-да, - оценивающе проговорил Сергей Петрович. - громкая тогда была история… Вот вы тогда попались, голенькие… только и разговору было... Юля, а где все наши профкомовские сотрудники, профсоюзные активисты…? Что-то тихо на рабочих местах…

- Все в цехах… где ж ещё… Работают в массах… Поднимают престиж профсоюзный… укрепляют ряды.

- И Ольга Ивановна тоже ушла в эти самые цеха?

- Ну да… и сказала, что из цеховых пространств она сразу в магазин заедет, с Ивашкой, то есть с нашим замом по промбезопасности,  проинспектируют магазин у проходной. Там паленкой торгуют…

- Зачем? Я такой команды не давал.

- Да откуда я знаю… Ольга и Ивашка сказали так, и смылись в два часа дня…

- Понятно. С паленки захотелось настричь… А Сережкина Олька тоже в цехах?

- Нет. Она в полях…

- Каких ещё полях?

-Ну в этих самых…

- Понятно … в стогах где-то прячется с Лехой Лошкаревым, обсуждают сталеплавильные вопросы... не договаривай… догадываюсь где они оба...домой ушли со службы без спроса… Когда ты её последний раз видела?

- Позавчера…

И Выкрутасина тоже видела позавчера?

- Ну в общем-то да…

- М-да… Никого нет… Пустота кругом… Гибнет наш профсоюз на корню…Совещания не проводятся, о мероприятиях давно уже забыли… к людям в цеха не ходим… гонят нас отовсюду, не верят нам… куда котимся? – сказал Сергей Петрович и снова тоскливо посмотрел на фотографию в рамке.

- Ну что поделаешь. – Пожала плечами Юлька и раскатисто засмеялась тем же баритоном исходящим в бас.

- Ладно… и я пошёл… - махнул рукой Сергей Петрович.

- Куда, Серёга! ?

- Пойду учиться бутылки собирать…

- В цехах?

- Нет, на помойках.

- Где? Где? Не поняла… - Снова вскинула брови Юличка.

- На отхожих местах, скоро там будет наше место.