Атланта. Глава 2. 9

Род деятельности, который свалился на Валерию Чехову с момента прибытия в Атланту, и к которой она наряду с остальными девушками относилась как к чему-то пустяковому, впоследствии оказался для неё непосильной ношей.

Уход за ранеными был делом хлопотным, но благодаря своей прилежности и упрямству, овладение практическими навыками у неё шло куда лучше, чем у других. После нескольких неудач она не бросала дела, а продолжала неустанно работать над собой, не обижаясь и ни на что не жалуясь; Чехова почти полностью растворялась в помощи выздоравливающим.

За время пребывания в госпитале ей удавалось избегать встреч с Гордеевым, но его насмешливые глаза и слегка ироничная улыбка то и дело всплывали в её памяти, причем зачастую это происходило именно во сне, и, просыпаясь ближе к рассвету, она ещё долго не могла найти объяснение этому явлению.

Что же она все-таки испытывала к этому человеку? Ответ пришел позже, когда судьбе было угодно свести её снова лицом к лицу с этим мужчиной, и произошло это, как всегда, в самое неподходящее для неё время. Когда она была готова морально к этой встрече меньше всего.

— Будь добра, Лерочка, сходи
 к Александру Николаевичу и передай ему, что как бы он не ругался, но никакого хлороформа до конца дня он не получит! — сердитый голос Тертель вывел её из полузабытья. — Атланта переживает сейчас не лучшие времена, нам надо во всем придерживаться строжайшей экономии, но как это объяснить Гордееву, я не знаю.

По привычке разведя руками, женщина продолжала жаловаться, найдя себе в лице этой девушки безропотного слушателя.

Не будучи пока особо загружена работой, Валерия охотно бы выполнила её поручение, однако стоило ей услышать знакомую фамилию, как она почти сразу впала в замешательство, не сразу догадавшись отказаться от выполнения своей «миссии».

И приняв её затянувшееся молчание за знак согласия, завхоз рассказала ей вкратце, в какой операционной находился сейчас Гордеев, удалившись позже, чтобы отдать очередные распоряжения.

Тертель было все равно, кого посылать к «светиле», дабы убедить его обратном, главное, чтобы поток брани и проклятий, которые он каждый раз обрушивал на головы «империалистов», развязывающих войны ради собственной наживы, не касался её самой. Поэтому едва ей под руку попалась безмолвная и вечно погруженная в свои мысли Валерия Чехова, эта женщина сделала все возможное, чтобы переложить эту «повинность» на чужие плечи и избавить себя от встречи с придирчивым хирургом.

У Гордеева давно вошло в привычку ругаться со всеми подряд, особенно с Ковалец, не устававшей напоминать ей о нормах расходов, которых следовало придерживаться.

Несмотря на все принятые меры, достать медикаменты в таком количестве, чтобы их хватило на каждого раненого, не получалось, тем не менее женщине удавалось находить выход даже из таких положений, лавируя между запросами Гордеева и придерживающегося во всем экономии предусмотрительного начальника.

Добравшись до операционной, Валерия ещё долго не решалась переступить её порог. По коридорам сновали фельдшера, обсуждая обстановку на поле боя, полученную из первых уст.

Пропустив мимо ушей сведения об изменившейся линии фронта далеко не в пользу Юга, до которой ей все равно не было никакого дела как девушке, в принципе, далекой от этой темы, она раздумывала, как передать Гордееву просьбу Тертель, чтобы не вызвать ответный «огонь» его  бурной реакции на себя.

— Вдарьте этой мразоте, чтобы все знамёна на бинты пошли! — донесся до её слуха чей-то голос, в принадлежности которого одной особе она больше не сомневалась.

Набравшись духу, Валерия зашла в помещение. Её сообщение могло «светиле» не понравиться, но деваться ей было некуда.

В окружении двух ассистентов, в одном из которых она узнала Фрола, Гордеев копался зондом в плечевой ране какого-то майора, выбирая оттуда осколки.

— Я всегда знал, что глупо погибну, — лепетал раненый, с трудом превозмогая боль.

— Не спешите с выводами, — мнимо успокаивал его «светило», не прекращая своей работы. — Как знать, может, ещё поправитесь.

Это был человек дела и вместе с тем тот ещё мыслитель. Потому как привык действовать без всякого усилия над собой, движимый одной лишь неукротимой жизненной энергией, отличался редкостным упорством и никогда не страшился возможных неудач.

Большие познания сочетались у него практическим складом ума и смекалкой. И куда бы не заносила его судьба, как бы не опрокидывала вниз, намереваясь выбить почву у него из-под ног, хирург никогда не терял головы, сохраняя рассудок и замечательную выдержку. 

— Нет, уж отжил свое на этом свете, — уныло кивал тот, поднимая на хирурга тускнеющие глаза. Гордеев лишь пожал в ответ плечами.

Познав и плохие, и хорошие стороны жизни, он больше не восторгался ею, как и не приходил в безнадежное отчаяние. Его психика за это время устоялась настолько, что к самым горестным событиями он научился относиться  иронией, ничего не принимая близко к сердцу.

— Печально, конечно, все это, — сказал Фролов, удерживая этого майора, — но лучше умереть так, чем к примеру, болеть всю жизнь какой-нибудь неизлечимой болезнью, мучаясь годами.

Оторвавшись от своего однообразного занятия, Гордеев с удивлением уставился на ассистента. Впервые в жизни он кажется был согласен с его мыслью. В остальное время, независимо от сказанного остальными, мужчина предпочитал придерживаться собственной точки зрения на все. 

— Мучения тоже нужны, — с многозначительным видом отозвался он. — Каждому дано своё: кому то — умирать, кому-то — вырастать духовно. Через боль.

— Но мы не знаем, какими были погибшие, и что бы они сделали со своей жизнью, — возражал Фролов, — но я уверен, просто так люди не умирают. И все-таки так уйти гораздо легче, нежели мучаясь болеть.

— Тьфу ты, да причем тут легче иль не легче? — рассердился Гордеев, не переставая удивляться, с какой превратностью порой воспринимали его слова. — Ну, давайте начнем все умирать, кому в жизни тяжело! Если в жизни такое происходит, значит так надо, и это следует принимать, как данность. Ничего не происходит просто так, случайно…

— А если  в этот операционный пункт попадет снаряд? Тоже, небось, скажете, что это знак, и ничего просто так не происходит?!

— Снаряд — не дурак: он не разбирает, кто пациент, а кто доктор, — с невозмутимым видом произнес «светило». — Надо будет, всех уложит, и безо всякого отпевания. А что касается меня, я смерти не боюсь. 

Вытаращив на него глаза, Фролов не переставал удивляться философским задаткам этого хирурга. Гордеев оказался, пожалуй, единственным человеком, которого нельзя было ничем пронять, или смутить.

Демонстрируя внешне преданность Конфедерации, на деле он не особо спешил «вливаться» в ряды патриотов Юга, работая в госпитале ради выполнения долга как врача; остальное его мало интересовало.

— Ну, да, небось, и жизнь готовы отдать свою на поле боя… — проронил майор,  недоверчиво поглядывая на «светилу», от приложенных усилий которого сейчас, между прочим,  зависело, пойдет ли он на поправку или ему ампутируют руку.

Мужчине в жизни не приходилось видеть столь самоуверенного и циничного хирурга, как этот европеец.
 
— Я просто стараюсь на все смотреть трезво, — спустя время добавил «светило», объясняя отсутствие в себе фанатичного духа патриотизма.

— То есть вы не верите в Конфедерацию?

— Внесу поправки. Я не унижаю тех, кто погиб на войне, но это ИХ УЧАСТЬ, — подчеркнул он, ничуть не смущаясь вызова, прозвучавшего в словах майора.

Раненый недоверчиво посмотрел на него.

— Кому-то сапоги чистить, кому-то воевать… А кому-то быть выше всего этого. Suum cuique, — загадочным тоном добавил Гордеев, и повыше закатив рукава своей сорочки, намеревался с прежним пылом возобновить свою работу, но почувствовав, что к нему подошли передать какую-то просьбу, повернулся в надежде отчитать наглеца, заставившего его так долго ждать закончившейся хлороформ, без которого он не мог толком закончить операцию.

Каким же было его удивление, когда вместо привычной физиономии ещё одного ассистента, отправленного к нему Тертель, он увидел перед собой девушку, чей миловидный облик напомнил ему о танцах на благотворительном балу.   

Смягчившись, он осведомился у неё насчет обезболивающего, однако уловив в его обращении тень насмешки, настроенная передать чужую просьбу с решительным видом, Чехова была несколько удивлена, когда вместо четко отчеканенной речи, она выдала вслух что-то неопределенное, а потом сбившись с мысли, уставилась на заштопанного пациента, переживавшего в тот момент не лучшие времена.

Продержавшись всю операцию на почти переставшем действовать хлороформе, майор  все же находил в себе силы терпеть до конца адскую боль.

Лишь когда Гордееву удалось добиться от девушки более-менее внятного ответа относительно хлороформа, он понял, почему завхоз так и не соизволила к нему прийти, чтобы лично доложить о состоянии запасов этого вещества на складе.

— Валерия Чехова, почему вы избегаете смотреть мне прямо в глаза, когда вам отдают распоряжения? — вытирая инструменты, внезапно осведомился он.

Замерев на месте, она долго не могла подобрать подходящих слов, чтобы достойно ответить на заданный вопрос.
 
— Извините, Алекс… Александр Николаевич… — смущенно пролепетала она, продолжая на него глядеть, как верующий на чудотворную икону.

— Вы что-то сказали или мне послышалось? — переспросил он. — С вами все хорошо, Валерия? 

Происходящее с ней его явно забавляло. Несмотря на свою внешнюю отстраненность, в этом человеке было что-то располагающее, чем она пленилась буквально с момента первой встречи.

Совершенно не расслышав его вопроса, Чехова смотрела куда угодно, только не ему в глаза. Будучи окончательно заинтригован поведением девушки, «светило» больше ни о чем её не расспрашивал.

На благотворительным вечере она вела себя куда адекватнее, а теперь с бедняжкой творилось что-то неладное. Увы, времени на разгадывание причин её душевных метаний у него практически не оставалось, поэтому едва Валерия исчезла за дверью, проводив её удивленным взглядом, мужчина снова вернулся к своей работе.

Майору, которого от падения в беспамятство по причине болевого шока спасало одно лишь чудо, успел наверное раз десять воздать мысленно молитву Провидению, что его оперировал именно такой хирург.

Выскользнув из операционной, Чехова быстро зашагала по коридору, не разбирая дороги, и столкнувшись возле лестницы с пожилой сестрой милосердия, чуть не сбила её с ног. С негодованием покачав головой, женщина попросила её впредь быть осторожнее.

Извинившись перед ней за свою неуклюжесть, Валерия поплелась дальше. И опасаясь, как бы кто-то из присутствующих не догадался о подлинной причине её противоречивых чувств, прежде чем зайти в палату, она попыталась взять себя в руки, не осознавая, что проходившим мимо санитарам и фельдшерам не было никакого дела до душевных терзаний.

Глава 2.10

http://proza.ru/2024/06/04/710