Спасибо мамке, что умерла

Сынок у Марьи Петровны родился большущим на удивление всех акушерок родильного отделения. У них давно не рождались дети весом пять килограмм, поэтому при выписке немолодой мамочке-первородке вручили не только конверт с синей лентой, но и подарок в виде набора шашек с маленькой доской.

- Лет в пять будет заигрываться в шашки, - напутствовали радостные сотрудники.

Радость их была искренняя: и мамочка тридцати пяти лет, что уже считалось фактором риска, особенно при первых родах, и плод огромный. Могло случиться всё, что угодно, а обошлось благополучно во всех отношениях. Как тут не радоваться.

Отца у Лёшки не было вообще. Может, поэтому рос он угрюмым, нерадостным. Как назло, и фамилия подходила – Хмуров. Школу вытягивал еле-еле, вернее, школа вытягивала его до восьмого класса, а потом вручила свидетельство и распрощалась. Как и в роддоме, с радостью.

Лёшка дотопал вразвалку до дома, кинул документ на стол и развалился на диване. Это было единственное дело, которое доставляло радость. Ну еще телик включить. Предел мечтаний. Мать накормит, оденет. За лето так привык лежать и есть, что уже ничего не хотел менять. Марья Петровна поохала, повздыхала, но смирилась. Она уже не первый год даже физически не могла справиться с высоким и плотным сыном.

Так прошли десять лет. Лёшка вырос до двух метров, весы показывали цифру сто тридцать, лицо у молодчика опухло, глаза потухли. И то, скучно как-то без друзей, без работы, без общения. По ночам выходил на улицу и прохаживался минут десять. Мать усиленно варила и стирала после дня работы за печатной машинкой в должности секретаря у директора завода по обработке овечьих шкур.

Соседи считали, что сын у Марьи Петровны несколько не в своём уме, слегка пристукнутый, как они выражались. Ну, не может нормальный молодой парень не работать, не встречаться с девушками, не ходить на танцы, в кино, не читать книг, не навещать знакомых. А потому и отказывали Лёшке в львиной доле ума. Приглядеться, так и правда выходило так: улыбался некстати, слюни собирались в уголках губ, смеялся диким смехом без причины и проминал диван, стулья и скамейки в огороде, глядя, как мать копает, сажает, таскает воду, топит печь и ждал момента, когда позовёт за стол.

Так пролетели ещё двадцать лет. Уже никто не сомневался в отсталости "бугая" по имени Лёшка. Что с такого взять? Одно не ясно: а не станет матери, как он будет жить?

Как-то весенним утром Лёшка подошёл к кухонному столу и не обнаружил ни сырников со сметаной, ни даже блинов. Что за дела? Поплёлся в комнату матери и увидел её лежащей.

- Мамка, ты чего? – наклонился.

Ответила ему тишина. Тронул за руку, рука безвольно упала. Тогда Лёшка, огромный мужик сорока пяти лет, испугался. Выскочил к соседям.

- Тётка Шура, - закричал, - мамка чего-то не встаёт, пойди посмотри.

А сам кулачищами размазывает слёзы.

Таким быстрым или, как говорят, лёгким был конец земной жизни Марьи Петровны.

Соседи помогли с похоронными делами. После чего Лёшка остался один. День, другой, третий. А дальше заговорил желудок. Денег у мамки не было.

- Что же делать? – схватился за голову Лёшка, никогда не думавший в таком направлении.

Тётка Шура раз дала полбуханки хлеба, другой налила стакан молока, а на третий указала на ворота: иди, мол, мил человек, сам добывай свой хлеб.

И произошло чудо, о котором долго судачили все, кому не лень. Натягивал Лёшка спортивные штаны и с голым торсом отправлялся по улицам. Кому-нибудь яму выкопает, где-нибудь на свалке найдёт какой-никакой металл, сдаст в пункт приёма, всё кусок хлеба. Удачей было увидеть на мусорке выброшенный велосипед. Приносил домой, доводил до приличного вида и продавал. Главное, всё делал с улыбкой и настроением. Видно, даже такая активность ему понравилась. Рассуждать не умел, а инстинкт сам подсказывал. Всё-таки человек разумный. Даже раскопал в старых вещах тот шашечный набор из роддома и стал с увлечением играть с соседским мальчишкой. Правда, в свободное, обычно вечернее время. Одно было плохо – ночное одиночество. Понимал, что не гоже человеку быть одному, когда словом не с кем перемолвиться.

Весть о хорошем и сильном работнике разнеслась по округе. Уже не сам искал работу, а работа находила его. Завелись небольшие денежки, начал поправлять своё хозяйство.

Свалка была лакомым куском для Лёшки.
Однажды во время активных раскопок на свалке увидел молодую попрошайку: одежонка ветхая, сумка ситцевая поедена молью.

- А дом-то у тебя есть? – заговорил.

- Мать живёт с алкашом, меня выгнала.

- Ты и в школу не ходила?

- Почему не ходила, - обиделась девушка, - восемь классов окончила. Читать люблю ужасно. Везде книги брошенные ищу. Там такая жизнь описана, закачаешься. Очнусь от чтения, оглянусь, а тут - мерзость со всех сторон.

Шевельнулась в Лёшке жалость: «Я выкарабкался из тьмы. Даже спасибо мамке, что умерла. Теперь могу помочь хотя бы вот ей. Вдвоём всё легче будет. А вдруг не захочет", - перепугался.

- У меня есть дом, только мне плохо в нём, потому как один я. Идём ко мне жить. Я и двоих прокормлю.

Девушка подозрительно повела глазами: мужик, вроде, нормальный, не пьяный, не пристаёт, может, попробовать.

Так двое никому ненужных нашли друг друга. Лёшка совсем преобразился. Стал читать книги, узнал другую сторону жизни, а главное – ему понравилось работать и жить, пусть пока плоховато, но на свои заработанные деньги. А блеск в глазах любимой награждал настоящим счастьем. Наконец не кто-то был счастлив, а он, Лёшка-полоумный. Ах да, надо же сказать, что и любовь узнали эти двое. Настя, так звали девушку, с таким неистовым жаром принялась за хозяйство, что у Лёшки дух захватило. И соседи не могли нахвалиться: и работать горазда, и петь, и плясать. А из мужа так совсем другого человека сделала.

Но давайте оставим их на время, скоро их ждёт ещё больше хлопот и расходов. Лёшка станет отцом, а Настя – полноценной матерью семей