О стихотворении М. Ю. Лермонтова Дума

"Печально я гляжу на наше поколенье..." (о стихотворении М. Ю. Лермонтова "Дума")

Стихотворение "Дума", написанное в 1838 году, является частью некоего цикла ("Не верь себе", "И скучно, и грустно", "Как часто, пестрою толпою окружен..."), в котором поэт размышляет о своем поколении - о его инертности и духовной апатии, неспособности "угадать" свое предназначение и найти положительные гражданские и нравственные цели. Оно богато одновременно общественно-политическими, интимно-психологическими и философскими мотивами, как, возможно, ни одно другое лирическое стихотворение Лермонтова.

В этом стихотворении, как и в некоторых других, являющихся ключевыми для творчества поэта, Лермонтов во многих строках отталкивается от "пушкинских" мотивов, имея в виду  эпоху его молодости и его поколение и проводит параллели с современной ему действительностью, наконец, с собой и товарищами своих "лучших лет" (Примечание 1). Поэт акцентирует не сходства, но различия, и ему как будто бы представляется, что различия эти - в пользу поколения отцов.   

"Мечты поэзии, создания искусства
Восторгом сладостным наш ум не шевелят..."

Так пишет Лермонтов о людях рубежа 1830-1840-х гг. И это ярко отличает их от молодежи 1820-х гг. Это устанавливается без труда, когда сопоставляешь строки "Думы", к примеру, с этими строками Дельвига (Примечание 2):

"Молися Каменам! И я за друга молю вас, Камены!
Любите младого певца, охраняйте невинное сердце,
Зажгите возвышенный ум, окрыляйте юные персты!
Но и в старости грустной пускай он, приятно по лире
Гремящей сперва ударяя, уснет исчезающим звоном!.."

Или с этим фрагментом стихотворения Кюхельбекера:

"О, други! Песнь простого чувства
Дойдет до будущих племен.
Весь век наш будет посвящен
Труду и радостям искусства".

Однако Лермонтов, по меткому выражению Герцена, уже "не мог спастись в лиризме", не могли и окружающие его - друзья, ровесники из литературного и нелитературного круга. Не только "мечты поэзии, создания искусства" оставляют равнодушными молодых людей 1830-х гг., но также:

"И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный, ребяческий разврат..."

Под "добросовестным, ребяческим развратом" подразумеваются, очевидно, шалости Пушкина и его окружения во времена их молодости. Гимном этому "разврату" могло быть стихотворение "Торжество Вакха", из него же рождались необыкновенно светлые стихи "Я помню чудное мгновение" (Примечание 3). Лермонтов и его товарищи были уже другими. Они, в отличие от своих предшественников, уже хорошо узнали, что "зло порождает зло; первое страдание дает понятие об удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности".

Советские исследователи, размышляя над образом Печорина в "Герое нашего времени", нашли дневник реального представителя молодежи 1830-х гг., описавшего свои сомнения, бесплодный поиск собственного назначения (у Печорина - "было мне назначение высокое"), скуку и светские приключения, в чем-то похожие на таковые у лермонтовского героя. Нужно отметить, что этот действительно живший гвардейский офицер как будто представляет собой изрядно упрощенную и опошленную версию Печорина – писательского творения (Примечание 4).

Не только литературные критики XIX века, советские исследователи, но и сам Лермонтов задавался вопросом, отчего он сам и окружающие его, типичные представители конца 1830-х гг., обладают определенными личностными качествами, испытывают те или иные внутренние конфликты. Частично поэт и писатель находил объяснение в «теории страстей» Фурье, утверждающей, что, если энергия для проявления себя человеком подавлена в одних областях, то он поневоле направляет ее в другие сферы (Примечание 5). В обществе, где подавлена гражданственность, человек направляет избыток своей жажды деятельности прежде всего в сферу интимно-психологическую, в область светских любовных интриг. Однако результатом становится лишь одно:

"И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови".

Ведь тщета того, на что в данный момент направлены усилия, слишком ясна.   

В то же время, реальность многообразнее и глубже, и политические факторы, подавление свободомыслия в обществе являются значимыми, но не единственными в объяснении того, как и почему человеческая личность формируется так, а не иначе. Интерес к философии в России 1830-40-х гг. был ничуть не меньшим, нежели интерес к политическим и общественно-экономическим системам. С этих позиций В. Белинский уделял немало времени проблемам рефлексии и в трактовке образа Печорина из романа «Герой нашего времени» делал особенный акцент на самоанализе, самоуглублении героя. Критика интересовало развитие самосознания человека, его способности к анализу своих сильных и слабых качеств, мотивов собственного поведения и поступков. Способность к рефлексии, по утверждению Белинского, - сильная сторона современного человека, так как помогает поставить давно назревший вопрос «о судьбе и правах человеческой личности». Но в то же время развитое самосознание порой ведет к чрезмерному обособлению человека, к индивидуализму. 

Мыслящие люди в России в описываемую эпоху, вероятно, переживали ту стадию в своем духовном развитии, которая была несколько раньше пройдена в Западной Европе: воображение молодежи было взвинчено романтической литературой, а растущая образованность людей, порождавшая действительно более высокие духовные запросы, поднимавшая часть людей над окружавшей их массой, в то же время никак не исключала и растущего человеческого эгоцентризма, эгоизма. Люди 1830-1840-х гг. были одним из первых поколений людей в нашей стране, которые не могли более жить по обычаю, без раздумий идти путем своих предков, и в то же время еще не выработали для себя новой нравственности и нового видения желанного для них пути. Очень емко и вместе с тем образно эта идея выражена в словах Белинского о том, что лермонтовский Демон (герой одноименной мистической поэмы) не отрицает истины, добра и красоты, но бунтует против «этой истины, этой красоты, этого блага».

Молодых людей 1830-1840-х гг. весьма условно можно разделить на две ветви – «светскую» и «идейную». Сам Лермонтов принадлежал скорее к этой первой, «светской» ветви, с представителями которой был связан родственными и дружескими отношениями, многими своими привычками и образом жизни. К «идейным» же могут быть причислены В. Белинский, А. Герцен, Н. Огарев, К. Кавелин, Т. Грановский и некоторые другие – люди, не принадлежавшие к «свету» или же умышленно чуждавшиеся его. Но как поэт в своей «Думе» он очень глубоко раскрыл все, что волновало самых разных по своему характеру, темпераменту, роду занятий (военные или штатские) людей, как стоящих к нему максимально близко, так и удаленных на некоторое расстояние. 

"Меж тем под бременем познанья и сомненья
В бездействии состарится оно..."

Такую судьбу предрекает своему поколению поэт, имевший возможность видеть на практике, как именно могут изнемогать люди «под бременем познанья и сомненья». "Познанье и сомненье" Виссариона Григорьевича Белинского, бывшего тремя годами старше Лермонтова, как нельзя лучше проиллюстрировало эти строки. Около трех лет ушло у критика на попытки понимания знаменитой гегелевской формулы "все действительное разумно, все разумное действительно". В этих попытках "неистовый Виссарион", как называли его друзья и единомышленники, почти готов был впасть в реакционные воззрения - в полное оправдание существующего строя, самодержавия и крепостного права. Хотя, конечно же, одни лишь мыслительные усилия не могли бы завести так далеко одного из умнейших людей своего времени, если бы не давящая атмосфера реакции, не необходимость жизни в ситуации, в которой известная степень "примирения с действительностью", хотя бы временного, становилась необходимостью для всякого человека, которому важно было, несмотря ни на что, сохранять ощущение смысла жизни.

Можно утверждать, что в приведенных выше строках «Думы» Лермонтов продолжает тему, начатую еще в его юношеском стихотворении «Монолог»:

"К чему глубокие познанья, жажда славы,
Талант и пылкая любовь свободы,
Когда мы их употребить не можем?"

В этом стихотворении, не предназначавшемся для печати, откровеннее названа причина «нападок» поэта на приумножение познаний – она в том, что «мы их употребить не можем», они не востребованы в условиях официальной идеологии «православия, самодержавия, народности».

«Богаты мы едва из колыбели
Ошибками отцов и поздним их умом».

Лермонтов полагает, что и сам он, и его ровесники, рожденные в 1810-е гг., богаты ошибками их отцов-декабристов, их "поздним умом", горечью их поражения и разочарования. Поражение восстания 1825 года заставило тогда многих, в том числе непосредственных его участников, пересмотреть свои воззрения и считать несколько преждевременными для России те преобразования, которые входили в программы декабристов (отмена крепостного права, смена формы правления на конституционно-монархическую или даже республиканскую). Эта перемена во взглядах лучших людей "пушкинского" поколения, мучительная и во многом вынужденная, наложила тяжкий груз раннего скептицизма на Лермонтова и его ровесников. Свободолюбивая, еще декабристских традиций, лирика поэта 1829-31 гг. внезапно (или, в сущности, отнюдь не внезапно), обрывается к 1832 году, и эту перемену Лермонтов фиксирует в драме "Странный человек" в словах главного героя: "Ты правду говоришь, товарищ, — я не тот Юрий, которого ты знал прежде... не тот, которого занимала несбыточная, но прекрасная мечта земного, общего братства, у которого при одном названии свободы сердце вздрагивало и щеки покрывались живым румянцем" (Примечание 6).

Этот ранний скептицизм заставляет поэта в иных строках выносить беспощадный приговор своему поколению:

"К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы:
Перед опасностью позорно малодушны
И перед властию презренные рабы..."

На самом же деле Лермонтов (равно как Белинский, Герцен и, вероятно, многие) не был "к добру и злу постыдно равнодушен". И яркий пример такого неравнодушия - его стихотворение "Смерть поэта", которое явилось гораздо более поступком, чем собственно поэтическим произведением. Конечно же, сегодня, с дистанции времени мы понимаем, что молодой поэт проявил здесь некоторый избыток свойственной юности горячности и "излил горечь сердечную на бумагу преувеличенными... словами" (Примечание 7). Вместе с тем стихотворение Лермонтова экзистенциально верно оценивало отношения поэта и толпы – самой худшей части этой толпы, справедливо именуемой «светской чернью».

Возвращаясь к тексту «Думы», строка "и перед властию презренные рабы", образно говоря, писана кровью автором, прошедшим арест, допрос, ссылку, хорошо узнавшим, что значит в подобной ситуации беспокоиться не только о собственной судьбе, но и об участи своих друзей, других так или иначе вовлеченных в эту тяжелейшую ситуацию людей (Примечание 8).

Свободолюбивые мотивы, казалось, позабытые в юношеской лирике 1829-1831 гг., снова возникают в "Смерти поэта", "Думе" и проявятся еще не однажды до трагической гибели Лермонтова летом 1841 года (Примечание 9). 

И, наконец, прав ли был поэт, предрекая:

«Печально я гляжу на наше поколенье -
Его грядущее иль пусто, иль темно...»?

Сложный вопрос, так как это – отнюдь не заблуждение молодого максималиста, как многие думают в наши дни. И после гибели поэта, и "до" судьба слишком многих из его окружения подтверждала его горькую правоту.

Декабрист В. Лихарев погиб на глазах Лермонтова; как считается, молодые люди в этот момент спорили о философии Канта. Декабриста А. Одоевского, с которым поэт познакомился в своей первой ссылке, "под бедною походною палаткой болезнь... сразила" (Примечание 10). Члены «кружка шестнадцати», к которому принадлежал Лермонтов (А. Браницкий, Н. Жерве, А. Долгорукий, др.), все оказались на Кавказе - якобы добровольно, почти никто не перешагнул 30-летнего рубежа. А. Долгорукий, который примыкал к компании Лермонтова в Пятигорске тем роковым летом 1841 года, погиб через год после поэта, тоже на дуэли - столь экстравагантной, что современники сочли ее самоубийством.

Один из секундантов трагической дуэли Михаил Глебов погиб в конце 1840-х гг. на войне - ему было примерно столько же лет, сколько Лермонтову летом 1841 года. По воспоминаниям современника, "Глебов пользовался полным доверием высшего командования, но не принадлежал к числу «штабных» и карьеристов". Он побывал в плену, подробностей которого никогда не рассказывал ("Глебов умел молчать"). Военные давали ему как офицеру, воину самые высокие оценки - как прежде поручику Тенгинского полка Михаилу Лермонтову (Примечание 11).

Ни А. Столыпин, ни С. Трубецкой не прожили долго...

Давящий реакционный климат эпохи, угнетающая обстановка затяжной Кавказской войны и своеобразие личных характеров, конечно, — вот основа этой катастрофы поколения, которую отрефлексировал и во многом предвосхитил Лермонтов в своей "Думе".

Но поэт явно ошибся, считая, что:

"Толпой угрюмою и скоро позабытой,
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда..."

Еще какую «плодовитую мысль», еще какие гениальные труды оставили после себя Лермонтов (1814), Гоголь (1809), Тургенев (1818), Герцен (1812) и многие другие, которым уже в 1840-е гг., после гибели поэта суждено было «открыть» в России спор славянофилов и западников, а на Западе развернуть активную журнальную деятельность, которая сыграла немалую роль в идеологической подготовке отмены крепостного права в России в 1861 году и других либеральных реформ 1860-х гг. (Герцен и его «Колокол») (Примечание 12).

Но и те, кто действительно "не бросил векам... гением начатого труда", так как подобное дано, разумеется, далеко не каждому человеку, не вовсе позабыты. Многие из них остались в нашей памяти хотя бы уже потому, что были связаны с Лермонтовым; и их то сумрачные ("грядущее иль пусто, иль темно"), а то и по-настоящему трагические судьбы спустя почти два века все еще предстают перед нами в свете личности и судьбы самого поэта. 





Примечание 1. Цитата из стихотворения "И скучно, и грустно": "А годы проходят - все лучшие годы".

Примечание 2. Камены - древнеиталийские божества, обитавшие в источниках, родниках и ручьях у храма Весты, а также покровительницы искусств. Восприятие камен постепенно меняется от олицетворений источников и сугубо женских божеств к приравниванию их к древнегреческим музам.

Примечание 3. "Я помню чудное мгновенье" - стихотворение А. Пушкина, посвященное русской дворянке А. Керн.

Примечание 4. Приводим фрагмент из дневника гвардейского офицера К. П. Колзакова (1818-1906): «...мне хочется для развлечения заняться теперь младшею сестрою. Я сегодня намерен был сделать conquete m-lle Annette; не знаю, удалось ли мне <...> сколько я мог заметить по разговору, по глазкам, по взглядам, я могу похвастаться, что если еще не достиг, то, по крайней мере, близок к цели. „Courage! Courage!“ — повторяю я себе. Две сестры будут соперницы... как приятно будет самолюбию?.. надобно, однако ж, признаться, что я жестокий эгоист; где видано, чтобы из одного самолюбия завлечь молодую девушку и потом радоваться раздору двух сестер между собою!»

Примечание 5. Шарль Фурье (1772-1837 гг.) - французский философ, социолог, один из представителей утопического социализма.

Примечание 6. Имеются в виду ранние стихотворения Лермонтова "Монолог", "Жалобы турка", "30 июля. Париж. 1830 г.", "Пир Асмодея", "Предсказание", "Настанет день - и миром осужденный...", "Из Андрея Шенье" и др., а также поэма "Последний сын вольности".

Примечание 7. Цитата из показаний М. Ю. Лермонтова, данных по "делу о непозволительных стихах".

Примечание 8. М. Лермонтов и его ближайший друг С. Раевский, помогавший поэту в переписывании и распространении рукописи стихотворения "Смерть поэта", были сосланы по делу о "непозволительных стихах".

Примечание 9. Кроме названных, имеются в виду стихотворения "Прощай, немытая Россия" (не публиковалось при жизни поэта), "Родина".

Примечание 10. Цитата из стихотворения Лермонтова "Памяти Одоевского": "Под бедною походною палаткой / Болезнь его сразила, и с собой / В могилу он унес летучий рой / Еще незрелых, темных вдохновений, / Обманчивых надежд и горьких сожалений".

Примечание 11. М. Нольман в статье "Лермонтов и Байрон (1941) указывает на еще одно сбывшееся пророчество "Думы": "И прах наш с строгостью судьи и гражданина, / Потомок  оскорбит презрительным стихом, / Насмешкой  горькою обманутого сына / Над  промотавшимся  отцом". Н. Некрасов создал пародию на «Колыбельную песню» и на Печорина в своем «современном герое» («Саша»).   

Примечание 12. В скобках указаны даты рождения называемых литераторов в подтверждение того, что они принадлежали к одному поколению.





Литература


Белинский В. Г. М. Ю. Лермонтов: статьи и рецензии. 1941.
Герштейн Э. Судьба Лермонтова. 1964.
Жизнь и творчество Лермонтова. Сб.1. 1941.
Каллаш В. Поэтическая оценка Пушкина современниками (1815-1837 гг.). 1903.
Лермонтов в русской критике. Сборник статей. 1955.
Лермонтов М. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 1. Стихотворения. Издательство Пушкинского дома. 2014.
Лермонтов М. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 3. Драмы. Издательство Пушкинского дома. 2014.
Лермонтов М. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 4. Проза. Письма. Издательство Пушкинского дома. 2014.
Лермонтов. Исследования и материалы. 1979.
Лермонтовский сборник. Пушкинский дом. 1985.
Эйхенбаум Б. Статьи о Лермонтове. 1961.