АИК Кузбасс. Часть 2. Трудовыебудни

АИК «Кузбасс». Часть 2. Трудовыебудни

 

Итак, Себальд Рутгерс получил карт-бланш от Ленина и, в конце декабря 1922 года, с новым договором в кармане отправился в Щегловск. Настала пора от слов переходить к конкретным действиям.

Вернувшись в Кузбасс, Рутгерс первым делом собрал общий сход колонистов и рассказал им обо всех грядущих изменениях, связанных с переходом на НЭП и повышением экономической эффективности АИК. Вместо прежней уравниловки он ввел в колонии 17 категорий оплаты труда (взяв за основу принятую в СССР систему), а также велел вычитать у всех колонистов 60% заработка за питание, жилье, прачечную и другие коммунальные услуги. При этом каждому из них предлагалось на выбор необходимое количество продуктов на месяц, или трехразовое питание в общественной столовой.

В массе своей колонисты достаточно спокойно восприняли эти не очень приятные новости. Недаром по личной инициативе Ленина каждый из них дал подписку, обязавшись «сознательно вынести ряд тяжелых лишений, неизбежно связанных с восстановлением промышленности в стране, весьма отсталой и неслыханно разоренной», а также «работать с максимальным напряжением и наибольшей производительностью труда». А три десятка наиболее активных смутьянов Рутгерс вышвырнул из России. Те, вернувшись домой, расписали АИК «Кузбасс» самыми черными красками, поэтому против членов Нью-Йоркского бюро колонии возбудили судебное дело, а некоторых из них даже арестовали. Но, как уже было сказано, страсти, кипящие вокруг зарубежных бюро АИК мы в рамках данной статьи рассматривать не будем, а сосредоточимся на происходящем в России.

В феврале 1923 года АИК «Кузбасс» наконец-то приняла от «Кузбасстреста» все положенные ей по договору предприятия. Передаточный акт был подписан 4 марта, и именно этот день следует считать днем фактического начала деятельности колонии. А становление ее происходило очень тяжело. Хозяйство Рутгерсу досталось весьма незавидное. Забегая вперед, процитируем то, что он писал о переданных ему активах спустя год, рапортуя о первых успехах колонии:

«Но труднее, однако, описать картину того абсолютного хаоса и той развалины, из которой нам пришлось поставить на ноги это предприятие в сравнительно краткий срок. Вообразите себе предприятия без книг, с абсолютным хаосом в складах, с неуплоченной заработной платой в продолжение 4-х месяцев, без продовольствия, без сена, без крепей, с машинами полностью разрушенными. Вообразите себе канатную дорогу, которая перевозила 6.000 пудов в день и постоянных перебоях в работе, которая теперь справляется с 40.000 пудами в день. Вообразите себе каждую машину на руднике, пришедшую в полную негодность и вы поймете, какую работу проделал механический цех. Вообразите себе почти все котлы забракованными и приведенными нами в шесть месяцев в работоспособное состояние. Вообразите себе грязь и разрушение дорогие всюду и посмотрите на них теперь. Вообразите себе расхищение и кражу, беспорядок и саботаж, и пусть у кого-нибудь хватит сегодня смелости сказать, что нами не достигнуты крупные успехи…».

Проблемы заключались не только в разрушенном хозяйстве. Ведь три сотни приехавших в Сибирь иностранцев относились к двадцати трем национальностям! Тут были и американцы, и французы, и немцы, и финны, и бельгийцы… Разные наречия, разные обычаи, менталитет — все это накладывало свой отпечаток и вносило неразбериху в совместную деятельность, тем более что официальных языков у колонистов было только два — английский и русский. Но если постепенно межнациональные проблемы у большей части иностранцев сгладились, то с финнами Рутгерсу так и не удалось наладить контакт. Те активно писали на голландца жалобы в Москву, обвиняли его в ущемлении их прав, а в конце концов массово начали уезжать домой.

Но проблемы возникали не только между приезжими. На 2500 членов колонии приходилось всего лишь 270 иностранцев (не считая неработающих женщин и детей). Остальные были местными жителями. И западный менталитет очень быстро вступил в противоречие с русской смекалкой.

Например, заведующий механическими мастерскими, бельгиец ван Доорен долго не мог понять, почему местные кузнецы работают крайне нерасторопно и выполняют план едва ли на половину. Он так бы и оставался в неведении, считая русских медлительными и неумелыми работниками, если бы кто-то не подсказал ему, что кузнецы прекрасно знают свое дело, вот только половину рабочего времени они тратят на левые заказы. Из мастерских на местный рынок чуть ли не в промышленных масштабах поставлялись лопаты, топоры, мотыги, и прочая хозяйственная утварь. Причем, сделаны они были из казенного металла.

Когда этот случай разбирали на партсобрании, кузнецы, козыряя своим партизанским прошлым, открыто наехали на ван Доорена, заклеймив его как демагога, склочника и смутьяна. Ну еще бы, мешает честным коммунистам воровать! Ситуацию смог разрулить только рабочий с электростанции, бывший матрос, бравший в 1917 году Зимний. Он наехал уже на кузнецов, обозвав тех вредителями и пошлецами. Его непререкаемому авторитету партизаны ничего противопоставить не смогли и им пришлось заткнуться.

Но на этом дело не закончилось. Тем временем в шахтах стало не хватать привезенных из Америки кайл, которые были гораздо удобнее русских аналогов в работе. Однако, кузнецы, не желавшие терять в заработке во время освоения новой для них продукции, категорически отказались ее выпускать, и заявили, что будут делать кайла только местного образца. А шахтеры пусть работают тем, что дают, и не возникают. Но ван Доорен не растерялся. Он ускоренными темпами обучил бригаду местных комсомольцев, и уже через две недели те освоили новые кайла, а вскоре начали перевыполнять план и обошли по зарплате старых кузнецов. Бывшие партизаны возмутились и стали на чем свет стоит поносить бельгийца, «подсунувшего высокий заработок соплякам». Они побежали даже жаловаться на руководство в партком и профсоюз, но получили там закономерный отлуп.

И это только один пример из десятков подобных. Рутгерсу приходилось крутиться как белке в колесе, решая многочисленные проблемы колонии. Ведь он изначально задумал сделать АИК «Кузбасс» образцом для подражания, и неуклонно, хоть и с огромным трудом, шел к намеченной цели.

Прежде всего он внедрил на своих предприятиях упрощенный статистический учет, отражающий реальные производственные процессы, и упорядочил финансовую деятельность, улучшив контроль и планирование. А заведующий торговым отделом американский коммунист Ган, главный снабженец колонии, наладил новую систему поставки и учета материалов, а также их хранения. В результате получилось резко сократить раздутый административный аппарат. А прежних советских служащих, которые привыкли все делать по старинке, постепенно заменяли американскими специалистами.

Каждое утро Рутгерс начинал с изучения сводок о работе всех подразделений за прошедшие сутки. Это давало возможность оперативно руководить деятельностью предприятия в целом и устранять выявленные недостатки. И первые успехи не заставили себя ждать. Добыча угля на шахтах начала расти, строились новые дома для колонистов, животноводческое хозяйство обеспечивало рабочих и инженеров мясом и молоком, а на полях вызревала пшеница и росли овощи. Правда, советское правительство, обещавшее колонистам 10000 десятин земли, и здесь их обмануло. Фактически оно выделило им только 8400 десятин, из которых почти половина была занята местными крестьянами, не горевшими желанием освобождать для иностранцев свои наделы. Однако, забегая вперед, скажем, что, несмотря на все препоны, средняя урожайность в подсобном хозяйстве АИК оказалась в итоге в 2 раза выше, чем у местных крестьян.

Можно уже было думать и о расширении колонии. Рутгерс заручился поддержкой Сибревкома, и в августе оттуда ушло отношение в СТО об увеличении бюджета АИК «Кузбасс» на следующий операционный год (он начинался в октябре). Но тут жизнь преподнесла колонистам новый удар. В стране разворачивался НЭП, стабилизировался рубль и укреплялся золотой червонец. Денег теперь выпускали ровно столько, сколько было обеспечено золотым фондом страны. И их катастрофически не стало хватать. Предварительно согласованный бюджет на 1924 год затрещал по всем швам. А на счету колонии не осталось средств даже на выплату зарплаты, что привело к забастовке трудящихся химзавода, которые 13 октября 1923 года отказались выходить на работу.

Вскоре Рутгерса вызвали в СТО для корректировки планов АИК «Кузбасс». Ради экономии средств ему приказали забыть о расширении производства и велели прекратить вербовку новых колонистов из-за границы как минимум до следующей весны. Но главный и неожиданный удар пришелся со стороны Сибирской железной дороги — основного потребителя угля, добываемого колонией. Движение по Транссибу ради экономии средств было решено сильно сократить, а это значило, что АИК «Кузбасс» придется сворачивать свое производство. В результате первоначальный план добычи угля, составлявший 16 млн пудов, был сокращен на целую четверть.

Ситуацию могла спасти только достройка и пуск в работу коксохимического завода в Щегловске, который способен был поглотить значительные объемы угля. Но, как не старались колонисты, им требовалось еще минимум полгода для запуска химзавода. Ведь на момент передачи от «Кузбасстреста», «во многих зданиях завода не было стекол, многие рамы и двери были поломаны, благодаря чему дождь и снег проникали в здание. Части разных заводских аппаратов и оборудования, очень ценных, железо, сталь и разные материалы были найдены под открытым небом и ржавели. Вагоны, электровозы для нагрузки угля в печи требуют переделки вместе с реконструкцией главного газового трубопровода. Насосы водонасосной станции сделаны для подачи 3500 ведер в час вместо 7500 требуемых. Путь, на котором двигаются коксовыталкиватели, проложен без соблюдения элементарных законов и исправление такового требует значительного труда, т.к. шпалы пути железные и находятся в бетоне, а разница в уровне доходит до 9 сантиметров. Основание угольной башни препятствует коксовыталкивателям проходить под нее, что требует переоборудования выталкивателей. Подвесной кран в рекуперационном здании не может работать, т.к. препараты здания находятся на его пути. Проекта для удаления газов из сатураторов не сделано, что очень важно, т.к. газы ядовиты. Баки для сырого бензола сооружены из железобетона, которые, как известно, не могут держать бензол, требуя металлического резервуара. Основания зданий и стен подземных туннелей сделаны неудовлетворительно и пропускают воду, подвальные этажи и туннели весной затопляются. Почти вся сеть трубопроводов (громадной длины) должна быть пересобрана. Верхняя часть коксовых печей и печных горелок, построенных в первые годы революции, должна быть переложена. Газопроходы между печами были найдены застопоренными глиной и грязью». Короче, полнейший ужас! Вот так большевики в первые годы советской власти достраивали доставшийся им от «Копикуза» химзавод. Да лучше бы они его вообще не трогали! А советское правительство в очередной раз кинуло АИКовцев, подсунув им под видом недостроенного производства откровенный хлам и брак. Не сохранилось даже планов и рабочих чертежей завода! Вернее, они сохранились, но их надежно спрятали, чтобы те не достались колонистам (подробнее об этом мы расскажем ниже).

Впрочем, денег, отпущенных Госпланом на 1924 хозяйственный год, хоть и со скрипом, но должно было хватить колонии, при условии строжайшей экономии и закрытия ряда шахт. А председатель Госплана Г. М. Кржижановский специально отметил, что он «считает необходимым поддерживать Американскую Индустриальную Колонию и оказать ей максимальное внимание, так как она является первой рабочей Колонией в России и имеет в этом отношении громадное международное значение». Ну еще бы! Ведь АИК был личным проектом его близкого друга Ильича! Кстати, обратите внимание на слова Кржижановского — букву «А» в аббревиатуре АИК, частенько расшифровывали как «американская», а не «автономная».

Вернувшись в Кузбасс, Рутгерс огорошил своих товарищей неприятными известиями. Колонисты ехали развивать Сибирь, а вместо этого получили сокращение штатов — было решено уволить до 600 человек из числа русских рабочих (реально сократили 180). А часть иностранцев даже уехала домой, навсегда покинув негостеприимную Россию, посулившую им золотые горы, но по факту не обеспечившую их ни достойным фронтом работ, ни хотя бы нормальными бытовыми условиями. Написал заявление на увольнение и сам Рутгерс, бесконечно уставший от непрекращающейся борьбы с ветряными мельницами, и совсем иначе представлявший себе безоблачное коммунистическое будущее. Но это была лишь минутная слабость — заявление так и осталось лежать в ящике стола Брониславы (Бронки) Корнблит, секретаря, ближайшего помощника и близкой подруги Рутгерса.

Впрочем, жизнь разочаровавшегося голландца состояла не только из черных полос. Американец Ган быстро придумал, как реализовать не нужный железнодорожникам уголь. Он, используя все возможности НЭПа, весьма успешно начал торговать черным золотом на свободном рынке. А еще Ган каким-то чудом узнал, что во Владивостоке на одном из складов ржавеет турбогенератор, поднятый с потопленного в первую мировую войну корабля. Американец договорился о покупке турбины, ее привезли в Щегловск и, после тщательной чистки и замены негодных деталей, установили в здании электростанции, в дополнение к уже имеющейся турбине, смонтированной еще «Копикузом». В феврале 1924 года новый генератор запустили в работу, и теперь колония с избытком была обеспечена электроэнергией. Ее хватало не только на будущий коксохимический завод, но и на электрификацию окрестных деревень!

Колонисты даже устроили презентацию для крестьян, рассказав им обо всех возможностях невиданной ранее диковинки. Процитируем Гертруду Финчер:
«— Теперь у вас всегда будет светло, — объясняет собравшимся бригадир электриков. — Но электричество может не только освещать. Сейчас я покажу вам, как его можно использовать еще.
На стол ставится специально привезенная электроплитка.
— Давайте сковороду, — командует бригадир.
Тесто замешено еще в Кемерове. Сейчас на плитке из него пекут блины. Шипит масло. Снятый со сковородки блин, обжигая руки, переходит от человека к человеку.
Еще не улеглось восхищение, а бригадир уже включает электрический утюг, достает смятую рубаху, гладит ее и отутюженную подымает над головами собравшихся.
Женщины восторженно ахают.
В следующее воскресенье электрики приезжают в деревню посмотреть, все ли в порядке с освещением. Ясный день, но во всех избах горит свет.
— Почему не выключаете? — удивленно спрашивают «аиковцы».
— Боимся, а вдруг опять не загорится?
Электрики проходят по избам. Они заставляют каждого погасить и включить свет.
— Видите, он непременно загорится.
Теперь жители уверены — великое чудо подвластно им». Конец цитаты.

А 2 марта 1924 года был пущен в работу коксохимический завод. Кстати, в нынешнем году ему, известному сейчас под названием ПАО «Кокс», исполнилось ровно сто лет!

День пуска завода стал настоящим праздником. На торжественный митинг приехали высокие гости из Москвы, Екатеринбурга и Новониколаевска. А поздравительные телеграммы прислал Совнарком, Сибревком, III Интернационал, Американская коммунистическая партия и многие другие зарубежные организации. Впрочем, всеобщая радость была понятна — колонисты совершили настоящий подвиг, за каких-то полтора года, без проектной документации и рабочих чертежей сумев достроить и запустить крайне нужное стране предприятие. А главным для Рутгерса стало то, что АИК «Кузбасс» обеспечила себе устойчивый рынок сбыта собственному углю. И мало того, для закрытия потребностей завода требовалось еще сильнее наращивать мощности по добыче топлива.

17 марта, после отладки производства, завод выдал первый пригодный к продаже кокс. И финансовое положение колонии начало улучшаться. Ведь кокс, крайне необходимый в металлургии, разлетался, как горячие пирожки. А воодушевленный первым настоящим успехом Рутгерс серьезно задумался о расширении производства. Для улучшения качества кокса ему требовался уголь с принадлежащего «Кузбасстресту» Кольчугинского рудника, показавший отличные результаты при опытном коксовании. Рутгерс заключил договор со своими советскими коллегами на покупку у них угля, но те начали всячески срывать поставки, вызывая простои химзавода и причиняя АИК немалые убытки. И тогда голландец подготовил доклад в СТО, в котором он предложил присоединить Кольчугинский рудник к колонии, и попутно обвинил своих конкурентов в хищническом ведении дел на Кемеровских копях, отошедших к АИК «Кузбасс».

Дело в том, что на любой шахте производятся два вида горных работ — подготовительные (проходческие) и очистные. Уголь добывается в ходе очистных работ, но, для своевременной их подготовки необходимо постоянно проходить все новые и новые горные выработки. И на эти цели в те годы уходила почти половина всех материальных и людских ресурсов шахты, ведь в ней приходилось добывать и выдавать на-гора сравнимое количество угля и пустой породы! Но прекращать подготовительные работы нельзя ни на один день, иначе по мере выработки существующих очистных забоев шахта полностью остановится. А что-же сделали руководители «Кузбасстреста» (тогда еще «Сибугля»)? Они сняли всех шахтеров с проходки и загнали их на выемку угля, резко увеличив сиюминутную добычу, но взамен этого поставив Кемеровские шахты на грань закрытия в самом ближайшем будущем.

Разумеется, в «Сибугле» знали, что эти копи скоро перейдут к АИК «Кузбасс», поэтому и вели добычу на них так хищнически, нисколько не заботясь о перспективе. А Рутгерс в своем докладе донес эти, прямо скажем, преступные факты аж до самой Москвы, выставив местных руководителей угольной промышленности в крайне неприглядном свете.

И началась война! В ответ «Кузбасстрест» организовал написание кучи жалоб на своего противника. Голландца обвиняли во всех смертных грехах — и что производительность труда у него низкая, а себестоимость угля, наоборот, высокая; и что попутного газа с химзавода недостаточно для работы электростанции; и что его кокс не пригоден для металлургов Урала, и еще много в чем. В результате 26 марта СТО вынес постановление о создании комиссии по обследованию АИК «Кузбасс».

Руководители «Кузбасстреста» уже полезли было в погреб за шампанским, однако Рутгерс подключил тяжелую артиллерию в лице Сибревкома (верховного органа власти в Сибири), и продолжил доказывать необходимость передачи ему Кольчугинского рудника, ссылаясь на неэффективность работы своих советских коллег. В итоге СТО принял весьма неожиданное для местных угольщиков решение — он приказал обследовать деятельность не только АИК «Кузбасс», но еще и «Кузбасстреста», чтобы выяснить на месте, кто из них двоих втирает очки Москве.

В июле 1924 года в Кемерово приехала высокая делегация под руководством уполномоченного СТО и члена Центральной контрольной комиссии Рабоче-Крестьянской Инспекции Николая Растопчина (начальником РКИ в то время был Валериан Куйбышев, а еще раньше, с 1920 по 1922 год ее возглавлял сам Сталин). По какому-то странному совпадению большинство членов комиссии оказалось ярыми противниками АИК «Кузбасс», и они делали все, чтобы выставить Рутгерса в самом неприглядном свете. Впрочем, надо отдать должное Растопчину, он не пошел на поводу у своих коллег, а разобрался в сложившейся ситуации и составил вполне грамотное заключение, отражающее реальное положение дел.

А теперь приведем цитаты из отчета комиссии, и сопроводим их своими комментариями.

ЦИТАТА. «По первому предположению обследование должно было распространиться только на АИК, т.к. в центре складывалось неблагоприятная оценка его работы. Впоследствии, по ходатайству Сибревкома, в связи с возбуждением АИК вопроса о передаче ему Кольчугинского района, обследование было распространено и на «Кузбасстрест». Оценка работоспособности обоих предприятий должна дать материал решения вопроса о передаче в Кольчугинском районе».

КОММЕНТАРИЙ. Итак, Растопчин уже в самом начале доклада откровенно признал, что Москву завалили жалобами на деятельность АИК. Почему это произошло именно в 1924 году, догадаться несложно, ведь в январе умер Ленин, главный идейный вдохновитель колонии. При его жизни кляузы на АИК в СТО даже не стали бы рассматривать, но после смерти Ильича защищать Рутгерса было уже некому.

ЦИТАТА. «Прежде чем охарактеризовать предприятия Кузнецкого бассейна и дать ответ на поставленные СТО вопросы, необходимо констатировать, что руководители центральных государственных органов были неправильно информированы о работе АИК. Неблагоприятное для АИК заключение, составленное в марте в наркомате РКИ на основании учета всех имеющихся у центральных органов материалов, вытекало из не соответствующих действительности данных. Именно: …себестоимость пуда угля у АИК равнялась в то время не 19,4 коп., а 12,7 коп… Производительность рабочего не только не была «ниже всех районов республики», но была выше, во всяком случае, чем у «Кузбасстреста».

КОММЕНТАРИЙ. Растопчин еще не перешел к сути доклада, но уже прямо обвинил руководителей «Кузбасстреста» в явном вранье и подлоге, способствовавшем ложному выводу со стороны РКИ. Чувствуется, что уполномоченный СТО крайне раздражен такой подставой от Кемеровских товарищей.

ЦИТАТА. «Заключение, что АИК не удастся рационально использовать получаемые в процессе коксования газы, потому что их не хватит для приведения в действие станции с турбогенератором в 1.000 киловатт, не оправдалось, т.к. данный теоретический расчет исходит из предположения, что турбогенератор будет работать при полной нагрузке на все 1.000 кВт. Все время обследования турбогенератор работал только на 30% своей мощности и газов хватало с избытком (действующая батарея коксовых печей может дать газов на 800 кВт) … Но не только в прошлом, в связи с настоящим обследованием имели место случаи неправильного освещения работы АИК. Достаточно одного примера: письменное заявление члена Госплана инженера Федоровича, свидетельствующее, что получаемый АИКом кокс дает «по опытам комиссии СТО 5-6 пуд. вместо минимального 12 пуд. при пробе на барабане» — в действительности средняя барабанная проба равна 20 пуд., и из всех 57 проб, занесенных в журнал барабанной пробы, лишь 4 пробы дали 5 пудов и 5 проб дали 6 пудов. В то время, как 18 проб дали 11-12-13 пудов. Случайные же пробы 5 и 6 пудов были получены при опытах с новыми смесями углей».

КОММЕНТАРИЙ. Оттоптавшись на «Кузбасстресте», Растопчин обрушил гнев уже на своих коллег, которые во время работы комиссии пытались подтасовывать факты и опорочить АИК. Автор с огромным уважением относится к бывшему директору-распорядителю «Копикуза», великому русскому инженеру и администратору Иосифу Федоровичу, но факт откровенного подмена барабанных проб выставляет его в крайне неприглядном свете (а о том, почему Иосиф Иосифович так поступил, будет рассказано в следующей части статьи).

ЦИТАТА. «Неправильная информация центра могла лишить АИК необходимого доверия и поддержки и тем подорвать его работу. Но были и прямые препятствия к работе. Несколько примеров: …бывший директор химзавода инженер Лоханский вместе с бывшим управляющим Кемеровским районом (бывшим управделами Кузбасстреста) Ангевичем скрыли от АИК при передаче завода планы и проекты химзавода (свыше 100 штук), вследствие чего АИК пришлось затратить много средств и усилий на самостоятельное составление чертежей… Накануне пуска химзавода в подшипниках турбогенераторов был обнаружен песок, который грозил убытками и задержкой пуска завода… Уже во время работы АИК по выпуску кокса имел место совершенно недопустимый факт отказа со стороны «Кузбасстреста» в отпуске АИКу Кольчугинского угля, идущего в состав смеси, необходимой для кокса. В результате, чтобы не остановить печей, пришлось выпустить брак. Если к вышеизложенному добавить, что Кузбасстрест неправильно освещал перед массами задачи и работу АИК, то мы получим более или менее полное представление о перипетиях, в которых протекала работа последнего».

КОММЕНТАРИЙ. А здесь приведены уже факты откровенного вредительства, причем не выдуманного, а реального. Помните, в первой части статьи мы рассказывали о бывшем управляющем Северной группой рудников Ромуальде Агневиче? О том, самом, который так ненавидел АИКовцев, что даже схлопотал за это выговор по партийной линии! А в сентябре 1923 года его вообще сняли с должности и перевели в управделами, за то, что он на пасху приказал осветить церковь электричеством и выложить над входом в храм буквы ХВ из электролампочек. Так вот, пока колонисты мучились, запуская завод без чертежей, драгоценные бумаги преспокойно лежали дома у Агневича! Вот что писал об этом сам Рутгерс:

«В апреле (через месяц после запуска химзавода – прим. автора) к нашему представителю в Ново-Николаевске тов. Лосьеву явился бывший управляющий Кемеровским районом и бывший управляющий делами «Кузбасстреста» Ангевич, который заявил ему, что инженер Лоханский при отъезде из Кемерова передал ему на сохранение пачку бумаг. Эта пачка бумаг находится у Ангевича больше года, так как Лоханский, уехав на юг России, не требовал ее. Теперь (в апреле месяце) Ангевич, при переезде из одной квартиры в другую, распечатал эти бумаги и обнаружил там планы химзавода. Ангевич просил у Лосьева разрешения возвратить их, так как «совесть не позволяла ему больше хранить их у себя». Тов. Лосьев, конечно, планы эти (свыше 100 штук) принял. Характерно при этом отметить, что Ангевич просил у т. Лосьева дать обещание за т. Рутгерса ничего не предпринимать против Лоханского и его, Ангевича, за сокрытие этих планов от заводоуправления в течение свыше года…».

Лоханский — это бывший директор химзавода, который так успешно его строил, что лучше бы вообще к нему не прикасался. А на прямые обращения АИКовцев он всегда твердо отвечал, что чертежей завода нет, хотя те спокойно валялись у него дома. На наш взгляд, за такие вещи Лоханского с Агневичем на пару можно было бы поставить к стенке уже тогда, не дожидаясь 37 года. Но, продолжим изучение доклада Растопчина.

ЦИТАТА. «Опираясь на объединенных общим стремлением наладить дело кадровых работников иностранцев, АИК, несмотря на созданную вокруг него тяжелую обстановку, достиг в области организации предприятия и его работы совершенно бесспорных успехов, заняв в этом отношении, в общем и целом, первенствующее место по сравнению с Кузбасстрестом. Поскольку возможно провести параллель между деятельностью обоих предприятий, мы сделаем это в дальнейшем изложении».

КОММЕНТАРИЙ. Раздав всем сестрам по серьгам, Растопчин перешел к сути вопроса и начал озвучивать просто шокирующие цифры! Уполномоченный СТО пришел к выводу, что практически по всем пунктам дела в АИКе выглядят гораздо лучше, чем в «Кузбасстресте». Приведем некоторые тезисы из его доклада.

1. Штаты у АИК не преувеличены, имеется четкость и ясность в работе цехов и отделов, непосредственная близость администрации к производству, сознательная дисциплина в предприятии, связь с местными органами. «Кузбасстрест»: раздутые штаты, отсутствие распределения функций ответственности и руководства, главкизм и мелочная опека над районами, недостаток связи с краевыми руководящими органами.

2. Организация труда АИК: прогрессивная сдельщина и премирование, работа небольшими артелями, подход к разделению труда и индивидуализация забоев. «Кузбасстрест»: эти повышающие производительность труда факторы отсутствуют.

3. Средняя заработная плата горнорабочего за время с октября 1923 г. по июнь 1924 г.: АИК — 32,35, «Кузбасстреста» — 19,85.

4. Жилищные площади увеличились с 1921/22 г. по АИК на 90%, по «Кузбасстресту» — на 13%.

5. У АИК, по сравнению с «Кузбасстрестом», больше затрат на коммунальные услуги, лучшая организация больничной помощи и полное погашение задолженности страхкассе (у «Кузбасстреста» – большая задолженность).

6. Выхождаемость на работу горнорабочих у АИК — 93%, по Анжеро-Судженску («Кузбасстрест») — от 62% до 74%.

7. Среднемесячная производительность труда горнорабочего у АИК — 998 пуд., в «Кузбасстресте»: Анжерка — 731 пуд., Ленинский район — 646 пуд., Южная группа — 985 пуд.

8. Производительность труда горнорабочего на упряжку поднялась с 1921/22 г. по АИКу на 50%, по Кузбасстресту на 28%. Рост производительности труда забойщика: 1922/23 г. по АИКу 153,7 пуд., по «Кузбасстресту» 170,5 пуд.; в 1923/24 г. по АИКу 197,3 (увеличилась на 28%), по «Кузбасстресту» 185,6 (поднялась на 9%). Рост производительности труда забойщика по АИКу особенно показателен, т.к. он произошел несмотря на ухудшающееся состояние между очистными и наружными работами, понижающие производительность.

9. АИК провел сильную концентрацию, сосредотачивающую рабочих на одном Кемеровском руднике с двумя производственными единицами. «Кузбасстрест» запаздывал с проведением концентрации, несмотря на определившийся кризис сбыта, и имел к моменту обследования 14 производственных единиц на 11 рудниках.

10. Техническое оборудование предприятий. По АИК — приведено после принятия от «Кузбасстреста» в удовлетворительное состояние. По «Кузбасстресту»: хозяйство старое и изношенное, причем Гурьевский завод, назначение которого было обслуживать угольные районы частями оборудования и капитальным ремонтом, своей задачи не выполнял.

Итак, по всем показателям понаехавшие иностранцы выглядели на голову выше исконных советских товарищей, которые только и умели, что бить себя пяткой в грудь, да совать палки в колеса коллегам! И Растопчин делает вполне закономерный вывод:

«Вопрос о едином руководящем центре Кузнецкого бассейна как перспектива ближайшего будущего, не встречал разногласий в комиссии СТО. Поскольку в тяжелой обстановке изоляции, препятствий и затрудненного сбыта, АИК умел организоваться и лавировать, создав устойчивую хозяйственную организацию и сохранив вверенные ему государственные средства — постольку он вправе стать во главе Кузнецкого бассейна. Экономически и географически связанный с Кемеровским, Ленинский (Кольчугинский) район, а также и Южную группу, неотделимую от этих районов, правильно будет передать АИК, рассматривая это как первый шаг на пути к объединению всего Кузбасса».

Прямо скажем, весьма неожиданный и более того, нежеланный для Рутгерса вывод! Он то просил всего лишь Кольчугинский рудник, но мыслящий стратегически Николай Растопчин предложил передать АИК «Кузбасс» все трестовское хозяйство на юге Кузбасса, включая Гурьевский завод и Прокопьевские шахты. Обратите внимание на весьма примечательный факт — Ленина уже нет в живых, Рутгерс лишился своего высокого покровителя, а комиссия из Москвы изначально ехала с целью разгромить АИК. Но несмотря на это, успехи колонии оказались такими впечатляющими, что уполномоченный СТО не только не поставил крест на АИК «Кузбасс», но наоборот, предложил реорганизовать никудышный «Кузбасстрест» и передать большую часть его активов иностранцам.

12 ноября это предложение было утверждено СТО, и Рутгерс с 1 января 1925 года стал полноправным хозяином Ленинского и Южного района Кузбасса. Впрочем, такое историческое решение принесло колонии одни лишь проблемы. Но о них мы расскажем в следующей части статьи.


При подготовке материала использовалась информация из следующих изданий:

1. История Кузбасса в 3 томах. Том II. Кузнецкий край на переломе эпох в 1890-х — начале 1940-х годов. Кемерово, 2021 год.
2. Г. Тринчер, К. Тринчер. Рутгерс. Серия Жизнь замечательных людей. Москва, 1967 год.
3. М. Кушникова, В. Тогулев. Красная Горка: очерки истории «американской» Коммуны в Щегловске, провинциальных нравов, быта и психологии 1920-1930- х гг (документальная версия). Кемерово, 2001 год.

22.05.2024