Китай

Попутешествовав за границей немало, в Китае я побывал лишь однажды: - в 2008 году по пути в Сидней (и обратно)  совершил пересадку в Гонконге.
 Прогулявшись по острову Виктория, и придя от него в восхищение, я на метро пересек пролив, чтобы посетить материковую часть Гонконга – район Коулун, и вдруг  из страны Запада угодил на Восток. Нигде эти два мира не соседствуют на расстоянии нескольких минут езды; контраст существенным образом был не в пользу Востока. Поэтому впоследствии съездить  в Китай мне даже не приходило в голову.
Однако, с началом в 2022 году Новой эры Всемирной истории, для России,  вступившей в схватку с Западом за  самоопределение, значение Китая многократно возросло: он стал нашим стратегическим партнером. По этой причине у меня возникла внутренняя потребность  увидеть Китай своими глазами.
Обычно я готовлюсь к поездке заранее по бедекерам и страноведческой литературе; желая поступить так же и в случае Китая, я не обнаружил путеводителя почитаемого мною издательства “Dorling Kindersley”, и пришлось довольствоваться изданием «Русский гид Полиглот» объемом всего 159 страниц.
Из литературы по современному Китаю мне на ярмарке удалось купить книгу:
 Юрий Иляхин «Китай кусочками»  М.: Изд.-во «Лингвистика» - 3. изд. – 2022 – 682 с.
Книга содержит много интересных сведений, но она ориентирована на людей, собирающихся жить и работать в Китае. Кроме того, написанная в начале 2010-х, она устарела.
В своей библиотеке я нашел приличный набор литературы по древнему Китаю, из которых успел просмотреть  Китайскую классическую «Книгу перемен» («Ицзин») и «Афоризмы Конфуция» И.Семененко.
Вооруженный таким хлипким интеллектуальным багажом, я отправился в тур, и Китай накрыл  меня с головой мощною лавиной. Десять дней я барахтался в ней, ловя воздух ртом; сознание мое временами теряло ясность, и впечатления остались в моей памяти в виде отдельных хаотически расположенных картин, сцен, и мыслей; именно в такой форме они и представлены в данном тексте.  Между ними я разместил афоризмы, заимствованные из древних китайских источников ( «Гуань Инь-цзы», «Избранные чаньские изречения», «Хун Цзычэн. Вкус корней», «Афоризмы Сюй Сюэмо и «Чэнь Цзижу»).

Перелет Москва – Шанхай осуществила авиакомпания China Eastern Airlines. Китайские стюардессы тонкие, стройные и рослые. Как и у большинства китаянок, у них плечи шире, чем бедра (когда я поделился этим наблюдением с нашим пекинским гидом Аней, мое заявление она  приняла на свой счет, и обиделась). Между тем среди стюардесс наблюдались настоящие красавицы (в европейском вкусе).
Самое удивительное: пассажиру оказывают услугу (или помощь) раньше, чем ты за ней обратился; верх предупредительности!

Собравшись в аэропорту Пудонг, наша  туристическая группа определилась; в нее вошли 22 человека. Больше всего, предсказуемо, оказалось москвичей: к ним относились: староста (хранительница коллективной визы) Лена – серьезная и справедливая женщина, -  с мужем – жизнерадостным трудоголиком Андреем (на протяжении всего тура он не прекращал работать в режиме аутсорсинга), Сергей, - энергичный, инициативный, контактный мужчина с женой Людмилой (самые молодые из москвичей – едва за пятьдесят), еще один Андрей – рослый блондин  скептического склада мыслей - с женой Людмилой, и автор этих строк - реликт минувшей эпохи (за восемьдесят). Подмосковье было представлено Юлией, уроженкой Волгограда, с дочерью – школьницей Дашей; Евгений из Тольятти в возрасте акмэ (под сорок) весьма комплиментарно представлял  отечественный бизнес, находясь в постоянной готовности к осмысленному рывку в неизвестное; он путешествовал с несовершеннолетней дочерью Аленой.  Прифронтовая зона (Курск) была представлена молодой женщиной Людой, - кладезем самых разнообразных знаний, которыми она щедро делилась с другими. Остальные члены группы были среднего возраста: строитель Валентин из Сыктывкара с женой, - северной красавицей Эллой; Владимир из Ставрополья, портретно похожий на Виктора Орбана   (Премьер-министр Венгрии), с женой Светланой, доброй женщиной (она мне сказала комплименты); Владимир из Мурманска – весьма корпулентный мужчина – большой знаток рыбной ловли, с дочерью школьницей Зоей, - тонкой, как тростинка; Анатолий, - солидный седовласый джентльмен  и его общительная жена Елена представляли свободолюбивый  Екатеринбург.  И еще была женская пара – две Алены из Беларуси.
Таким образом, наша группа  хорошо представляла региональный и возрастной срезы среднего  класса Cоюзного государства России и Беларуси. Здесь, конечно, речь идет о среднем среднем классе (middle middle class), так как высший средний класс (upper middle class) группами не путешествует, а простой народ (lower middle class), если выезжают за рубеж, то направляются в Анталию, Хургаду или Бхукет, чтобы поваляться на пляже.
Анатолий, Евгений и Сергей, - наиболее продвинутые в цифровом и других отношениях, - составили наш авангард.

Культовый вид Шанхая – зрелище района Пудун с набережной реки Хуанпу в месте, где ее русло совершает поворот на 120 градусов, меняя направление с западного - на юго-юго-восточное.  Для Восточного полушария планеты он играет ту же роль, что для Западного  – вид Манхэттена с фарватера Верхнего Нью-Йоркского залива. Образованный  излучиной полуостров плотно застроен небоскребами рекордных высот и разнообразной,  причудливой архитектуры. Здесь же находится телебашня Жемчужина Востока.
Этим видом я привык любоваться по иллюстрациям имеющегося в моей библиотеке альбома «Шанхай» (2001 года издания), на которых на фоне небоскребов среднего роста выделяются два сооружения: телевизионная башня  высотой 467 м, стилистически представляющая собой гибрид традиционной телебашни и брюссельского Атомиума (композиции из сфер и цилиндрических труб), и небоскреб Цзинь Мао (420 м), в экстерьер которого удачно вписан силуэт китайской пагоды. В 2008 году в Пудунский пейзаж нагло затесался небоскреб  Шанхайского всемирного финансового центра (492 м), не только заслонившего Цзинь Мао, но и затмившего его своим эффектным силуэтом: вершина напоминает ключ для откупоривания пивных бутылок (местные жители прозвали небоскреб «Открывашкой»). Он сместил облик Пудуна в сторону Запада, и я это изменение принял.
И вот теперь, держа привычное изображение Пудуна где-то между черепом и большими полушариями, я взглянул на него наяву, и испытал настоящее потрясение.
Во-первых, потому, что воображаемое всегда отличается от реального: воображаемое – фантомно, а реальное – фатально; воображаемое – маленькое и 2D, а реальное - 3D и огромно.
Во-вторых, потому, что Пудун снова сильно изменился. Здесь появилась новая доминанта: справа от «Открывашки» в небо взмыл  небоскреб высотой 635 м, построенный по принципам постмодернистской архитектуры; его остекленная поверхность как будто вылеплена от руки: все ее образующие – это  линии переменной  кривизны, ни в одном сечении не повторяющиеся; небоскреб  напоминает гигантскую голотурию с отсеченным венчиком. Кроме того, появилось множество заметных новых строений, среди которых –  новый небоскреб среднего роста золотистого цвета, вставший у самой речной кромки в правой части пейзажа; в закатном солнечном свете он сверкал, как золотой слиток.

«Размышление – это разум, но то, благодаря чему можно размышлять, это – воля, а не разум».

Стоя здесь, на пересечении Нанкинской улицы и Банда (набережной), я надолго застыл в восхищении (для меня стало очевидно, что Манхэттен отдыхает), и, чтобы совсем не очуметь от охватившего меня восторга, стал потихоньку отводить взгляд вправо, и тогда предо мной предстал второй культовый вид Шанхая – европейский квартал. Набережная Банд, застроенная в 20-х – 30-х кодах ХХ  века в стилях Историзма, Неоклассицизма и Ар Деко, символизировала экспансию европейской цивилизации не только в Китай, но и в Азию в целом. За этим речным фасадом, включающим такие здания, как ардекошный 12-этажный Fairmont Peace Hotel и Таможня, увенчанная часами, располагаются бывшие французский и английский кварталы. Они, собственно и составляют место для пеших прогулок в центре города; в отличие от остальных мегаполисов мира, центр Шанхая не представляет собой единой пешеходной зоны, так как здесь берега Хуанпу соединены между собой не мостами, а автомобильными туннелями, куда пешеходы не допускаются. Поэтому с Банда в Пудун можно попасть либо на машине, либо на метро.
Поскольку близился вечер, я решил ограничиться  прогулкой по правобережной части городского центра, выбрав для этого пешеходную торговую Нанкинскую улицу. Когда совсем стемнело, вспыхнув иллюминацией, она стала похожа на токийскую Гиндзу: то же обилие фонарей, гирлянд, и плазменных экранов размером в 20-этажную стену. Первые этажи всех домов заняты магазинами и супермаркетами; то же самое наблюдается на всех улицах, пересекающих Нанкинскую. Кроме того, на открытом пространстве улицы расположено множество палаток и лотков, торгующих снедью и безделушками.
Народу много, но улица – широкая, и «ощущение толпы» не возникает.

«Мудрый доверяет переменам, чтобы пребывать в неизменном».

Что бросается в глаза?
На улицах – переизбыток полиции. Хотя Нанкинская улица – пешеходная, на пересекающих ее улочках автомобильное движение довольно интенсивное; когда для него зажигается зеленый свет,  поперек Нанкинской улицы выстраиваются две шеренги полицейских, одетых в жилеты ярко-салатного цвета, и между ними мышь не пролезет, не то, что какой-нибудь прохожий!
Кроме того, я заметил, что во многих местах по стойке «Смирно!» стоят солдаты, одетые в парадную форму, а на улице то и дело встречаешь марширующую смену караула. Наш шанхайский гид Саша объяснил, что эти часовые – необходимый компонент праздничного оформления города (было 5 мая – последний день Майских праздников).

«В хорошем разговоре не все говорится»

Наконец, я понял, что китайцы поголовно не говорят по-английски, то есть буквально никто ни одного слова не знает! (Наша пекинская гид Аня сказала, что знающие есть, но все они сидят в офисах, и получают очень  хорошую зарплату; зачем им куда-то ходить?)
Правда, в тот же вечер я столкнулся с одним исключением из общего правила: ко мне подошла красивая молодая девушка в белом платье, и, заглядывая мне в глаза, на хорошем английском осведомилась, нет ли у меня каких-нибудь проблем, намекая, что может мне помочь их решить. У меня проблем не было, и она отошла. Но примерно сорок минут спустя, заметив, что, сидя на лавочке, я просматриваю путеводитель, она вместе со своею подругой снова ко мне подошла, и со смехом спросила: «Ну, что вы там читаете?» Видимо, согласно выше сформулированному правилу, ее профессия тоже – высокооплачиваемая.
В только что купленном путеводителе меня интересовала информация о районе «Французская концессия». Это большой район, некогда находившийся на юго-западной окраине Старого Шанхая, в свое время переданный для освоения французам (не путать с французским кварталом, выходящим на Банд). Застроенный виллами, жилыми домами,  и пакгаузами  западной архитектуры, он явился объектом интенсивной реновации, сохранив, однако культурное своеобразие. Сейчас это район фешенебельных отелей, ресторанов, клубов, баров и торговых улиц. «Французскую концессию» любит гуманитарная китайская интеллигенция; местные кинорежиссеры облюбовали ее, как съемочную площадку. Один из таких фильмов – «Путешествия Масторны» Чань Мин Чжи Ляо был включен в конкурсную программу 44 Московского Международного кинофестиваля; я его посмотрел, и был немало впечатлен  магией его genius loci   (Гений места (лат.)) (может быть, именно во время просмотра этого фильма я и заразился желанием непременно посетить Шанхай).
В путеводителе был указан самый простой способ, как попасть во «Французскую концессию». Путь начинался от станции метро, расположенной на Народной площади, а как раз на нее выходит Нанкинская улица. Значит, еду! Правда, уже девять вечера, но это же – детское время!
Через несколько минут я уже спускаюсь в метро: там полно народу, и  повсюду иероглифы, сотни иероглифов, и я понял, что мне с метро не справиться. Я решил ехать на такси. К счастью, на Народной площади их выстроился целый десяток. Но что это? Подходя к одной за другой, машинам, ожидающим клиентов, я говорю водителям только два слова: “French Concession”, и каждый из них делает вид, что не понимает. Некоторые протягивают мне свой смартфон, чтобы я произнес в него нужный мне адрес по-английски (в них, видимо, скачана программа перевода с английского на китайский), но все равно, все делают вид, что меня не понимают. Так я безрезультатно обошел всю очередь. Мне показалось, что все таксисты объединились против меня в каком-то заговоре.  Я был в полном отчаянии; согласно программе тура завтра я тоже вернусь в Шанхай только вечером; значит, мне грозило непоправимое: побывав в Шанхае, не посетить «Французскую концессию»!
Но тут мне, наконец, подфартило: только что подъехавший таксист меня понял, и согласился отвезти во «Французскую концессию». Его английского даже хватило, чтобы рассказать, что его сын учится на преподавателя английского языка. Дорога заняла довольно приличное время, и вот машина, миновав магистраль, сверкавшую иллюминацией (я догадался, что это - бывшая авеню Жоффр), и немного отъехав в сторонку, пустилась колесить по прямоугольной сетке узких улочек, обсаженных старыми деревьями. Их сильно деформированные стволы напомнили мне деревья, растущие на улицах и в парках Страсбурга, и вздымающие к небу свои ветви, изуродованные неумеренной обрезкой, как руки, в немой жалобе к Богу на жестокое обращение  со стороны людей. За ними, освещенные слабым светом уличных фонарей, тянулись разнообразные постройки белого цвета, по преимуществу, - двухэтажные дома, скромно, но со вкусом украшенные. Тут и там они сменялись белыми стенами пакгаузов; иногда попадалась какая-нибудь высокая постройка, выше второго этажа  погруженная во  мрак, - например, христианский храм, на который взглядом показал шофер.
Десять-пятнадцать минут медленного плавного движения по этому совершенно безлюдному кварталу через кордебалет деревьев – танцоров, застывших в немых экспрессивных позах, этот белый призрачный город, едва проступавший из кромешной тьмы,  полнили душу немым восторгом, рождая уверенность, что я, возможно, вижу «Французскую концессию»  в ее интереснейшей части - в лучшем из возможных видов,-  и, чтобы не испортить впечатления, я решил этим и ограничиться; не вылезая из машины, я попросил отвезти меня в отель. Меня переполняла благодарность к  пожилому таксисту, поделившемуся со мной зрелищем Шанхая, который он любит сам; ведь наши вкусы совпали.

«Искать мудрость вне себя – вот верх глупости»

Однако, увлекшись, я начал повествование о Шанхае с моих самостоятельных блужданий, случившихся во второй половине  нашего  первого «китайского дня», тогда  как его начало прошло под эгидой нашего шанхайского гида с русским именем Саша.
Опишу вам этого колоритного субъекта. Во-первых, его  рост 1,95 м, то есть вся остальная публика ростом ему по плечо, и  даже не нужен был флаг, чтобы, выделившись, быть нам ориентиром. Во-вторых, его большое, вытянутое вверх, рельефное, крупной лепки лицо выражало такие невозмутимость и спокойствие, что я невольно проникся к Саше полным доверием. В-третьих, ему свойственна совершенно особенная манера говорения: начало фразы он произносит отчетливо и членораздельно, затем, вдруг, его речь переходит в длинный период раскатистого  бормотания. Сопровождаемая несколько брюзгливым выражением лица, его речь звучит необыкновенно убедительно.
Вскоре я пришел к мнению, что Саша  похож на Будду, и меня все время подмывало ему об этом сообщить, но я не знал, - комплимент ли это, поскольку Будда – не женщина и не мужчина, а андрогин; ради красного словца еще обидишь человека!
При своей своеобразной и, я бы сказал, маргинальной внешности, Саша был с нами неизменно тактичен и вежлив, но, как оказалось, лишь до поры, до времени. Когда официальная часть программы первого дня закончилась, я пожелал вернуться из отеля в центр, чтобы посетить книжный магазин (я собирался купить англоязычный путеводитель). Саша тотчас принялся меня отговаривать, сказав, что пешком туда идти долго (6 км), ехать на общественном транспорте мне будет сложно, и придется брать такси. Когда, заказав в рисепшене такси, я вышел на крыльцо, Саша выскочил тоже, и неожиданно с хамской бесцеремонностью пытался мне поездку запретить. А когда такси подъехало, он  нагло осведомился:
- А бабки-то  у тебя есть?
Я показал ему юани, и уехал, и за тем последовало вольное времяпровождение, которое я описал выше. На следующий день мы общались с Сашей, как ни в чем не бывало; он по-прежнему был вежлив и тактичен.

«Чужие пороки нужно исправлять молча».

Официальная же  программа первого дня началась с посещения телебашни «Жемчужина Востока». Когда мы к ней подъехали, то могли созерцать лишь ее циклопическое основание; верхняя же половина таяла в густой облачности. Поднявшись на смотровую площадку, расположенную в верхней сфере башни (на высоте 350 м), мы оказались погружены в сплошное молоко. Пришлось спуститься на ее самый низкий уровень, где через прозрачный пол едва просматривалась уличная сетка  района Пудун, сильно размытая туманом. И только из нижней сферы (высота 267 м) можно было осмотреть центр города: сквозь частокол небоскребов тут и там проглядывала река, создавая впечатление пребывания на острове. Морской порт Шанхая был обозначен многопалубным круизным лайнером, пришвартованным у стенки.
Из-за тумана  верхушки самых высоких небоскребов были обрезаны, и, лишенный своей особенности,  район Пудун на этих видах выглядел, как даунтаун любого мегаполиса. 
Вторым пунктом программы первого дня явилось посещение Сада Ю. Саша долго нас вел по узкой улочке городского центра, пока вдруг совершенно неожиданно над высокой белой стеной показалось  строение под черепичной кровлей с углами, резко вздернутыми вверх, покрытые изысканной резьбой и украшенное по коньку фигурами драконов. Это и был Сад Ю («Сад Радости»), но, чтобы в него попасть, пришлось долго идти  через обширный торговый квартал, дизайн павильонов которого в увеличенном масштабе имитировал архитектуру Сада.
Сад Ю был построен в эпоху Мин (между 1599 и 1577 годами), как место для отдыха семейства Пань – местного чиновничьего клана. Амбициозный шанхайский правитель потребовал от строителей ни много, ни мало, как соорудить идеальный сад.  Смею вас уверить: это удалось, причем было исполнено на весьма компактной  территории, со всех сторон окруженной высоким забором. Композиционным центром сада является небольшой водоем, из которого выступают фигурные камни, изъеденные водой, и  над которым проходят очаровательные ажурные мостики, и возведены сооружения на сваях. На его берега выходят павильоны и беседки; все они тонут в буйной субтропической растительности. Куда ни направь взор – он упирается в какого-нибудь дракона, с большим мастерством вырезанного из камня; которые покрупнее, - возлежат на земле; те, что помельче, располагаются на крышах: силуэты самых маленьких – вознесены на коньки кровель. Своим глубоким рельефом каменная резьба Сада напоминает португальский стиль «мануэлино». И вообще, по своей насыщенности декоративными элементами на единицу пространства, Сад Ю не имеет аналогов ни среди того, что я видел позже в Китае, ни виденного ранее в Японии; это какой-то концентрат декоративности, причем хорошего вкуса. Под стать экстерьеру и  изысканные интерьеры нескольких павильонов. Большим достоинством является компактность Сада Ю: минимум ходьбы – максимум удовольствия.

«При встрече с низким человеком нетрудно  быть резким, а трудно не питать отвращения».

Меня к себе влечет облик современного Шанхая. Четыре раза мы его проезжали на автобусе от центра до окраин, и я могу констатировать, что до сих пор не видел ничего подобного. Проезд по многоуровневой  развязке может надоумить  сравнить Шанхай с Токио, но сходства нет, ибо последний застроен 3-х, - 4-хэтажными домами; из этой застройки редкими островами выступают даунтауны (например, Синдзюку, Сибуя, Синагава) в каждом из которых сгрудились по десятку небоскребов. В Шанхае же в течение часа ты едешь через лес небоскребов, простирающийся до горизонта, то и дело хватаясь за камеру, - лишь бы не пропустить очередной шедевр постмодернистской архитектуры, и лишь на окраине стены высоток – не стеклянные, а выполнены из более традиционных материалов. Субтропическая растительность, высокое качество дорожного покрытия, царящая повсюду чистота и высокая плотность автомобильного потока заставляют вспомнить Калифорнию, но и в ней нет того, что имеется в Шанхае; - все шоссе и улицы с обеих сторон оторочены бетонными желобами, в которых цветут розы (в сумме это – цветочная клумба длиною в многие сотни километров). В потоке автомобилей, мчащихся через город, нет машин старых марок; это – сверкающие полировкой лимузины китайского производства  ультрамодного дизайна. Повсеместно много мотоциклов и мотороллеров; все – на электрической тяге.
Все, что попадает в поле зрения, - сделано на широкую ногу, и блещет чистотой, создавая впечатление разлитого окрест богатства.
 Шанхай воочию демонстрирует главную черту Китая – гигантизм масштабов; здесь все - большое, и всего очень много .
Примечание:  Данное обстоятельство отражено даже в русской классической литературе. Владимир Сорокин в своей повести «Метель» во вневременных обстоятельствах изобразил территорию России. По ней на повозках, в которые запряжены лошади четырехметрового роста, кочуют китайцы. Местные же жители используют лошадок размером с кошку, поэтому  упряжка состоит, как минимум, из тридцати животных. Какой из этих вариантов предпочтительнее, осталось неясным.

И вообще в Китае любят слово «самый».
Шанхай – самый большой китайский город с населением 28 млн.
Шанхайский  метрополитен - самый большой в мире:  при суммарной длине более 800 км он насчитывает 510 станций (данные на 2019 год).
Аэропорт Пудонг соединен с центром поездом на магнитной подушке, развивающим самую высокую в мире крейсерскую скорость (до 430 км/час), так что время поездки составляет всего 7 мин. Саша рассказывал, что некоторые пассажиры бывают даже этим недовольны:
- Зачем так  скоро? Мы никуда не спешим!

«Лучше упорствовать в своих заблуждениях и заслужить неприязнь людей, чем изменить своим убеждениям и завоевать людское восхищение».

В день отъезда рано утром я попрощался с Шанхаем небольшой прогулкой по окрестностям нашего отеля “Ocean”. Это – внушительное 25–этажное здание, стоящее на пересечении двух улиц. По одной из них, заполненной автотранспортом, но совершенно безлюдной Гонгпинг (никаких тебе утренних собачьих выгулов, как у нас), я вышел на Hong Kong Riverside  - набережную на правом берегу Хуанпу, расположенную по  течению на несколько километров выше набережной Банд. Кроме одинокого джогглера, на ней тоже не было ни души. На противоположном берегу реки в легкой дымке своими  небоскребами передо мной предстал  район Пудун. Но и в измененном ракурсе он остался главным зримым символом Шанхая.

«Если друзья поступят с вами нехорошо, нужно строго судить их, не следует относиться к этому беспечно».

Расположенный в 200 км от Шанхая, Ханчжоу (основан в VI веке) своим расцветом обязан нахождению на Великом канале, соединившим его с центром Китая (в XIII веке длина канала достигла максимума - 1700 км; это самый длинный судоходный канал в мире). В Средневековье он являлся главной транспортной артерией для перевозки товаров (сейчас канал выведен из эксплуатации, но на всей его длине сохраняется, как исторический памятник).
Наше знакомство с Ханчжоу началось с его главной достопримечательности – озера Сиху; мы его осмотрели с борта прогулочного катера, оформленного под дерево в стилистике минувших времен. Катер неспешно выбрался на середину озера с поверхностью зеркала примерно 5;5 км2, лежащего на слегка всхолмленной, заросшей лесом равнине. В нескольких местах в силуэт берега вписаны небольшие пагоды, придающие пейзажу человеческое измерение; - они устанавливают смыслы. Искрящаяся серебром поверхность вод, распахнутое над ней огромное небо, спокойствие, разлитое окрест, - все это способствует погружению в медитацию; в этом, я думаю, - секрет популярности озера Сиху в веках.
Интересно, также, понаблюдать за многочисленными судами, бороздящими озеро: от катеров, снабженных двумя миниатюрными пагодами – на носу и на корме, - до лодок, приводимых в движение веслом стоящего в полный рост «гондольера».
Общий вывод, сделанный мною после визита на озеро Сиху: китайцы знают толк в горизонтали и любят ее.
Второй достопримечательностью, посещенной нами в Ханчжоу, явился храм Линъинсы (храм Прибежища Души). Он интересен не только сам по себе, но и ведущей к нему дорогой, -  берегом быстрой мелкой речушки. Ее противоположный берег местами - вертикальная скала, в которой вырублены ниши со скульптурами Будд; некоторые из них – гротескны и ироничны.
И вот, - перед нами буддистский храм; в отличие от храмов христианских, чья «сакральная линия» ориентирована с запада на восток, его «линия моления» направлена с юга на север. При этом здание храма в плане представляет собой четырехугольник, вытянутый с запада на восток, то есть ориентировано поперек «сакральной линии». Таким образом, можно сказать, что в отличие от «продольных» христианских храмов, буддийские храмы «поперечны».
Еще одно отличие буддийских храмов от христианских состоит в том, что поминальные свечи размещаются не в алтарной части, а на площадке перед храмом: - в открытых сверху «жаровнях», окутанных клубами ароматного дыма.
Храм Прибежища Души – откровенная реконструкция утраченной древней постройки (со времени своего основания в 326 г. он уничтожался и вновь возводился 16 раз), но, имея большие размеры (самый большой буддийский храм в Южном Китае),  он производит сильное впечатление (размер здесь тоже - эстетическая категория).
Внутри храма сидит позолоченный Будда, тоже, как я понял, современного изготовления, ибо в выражении его лица не заметно мудрой отрешенности от мирских дел. Впечатление таково, что он погружен в какие-то расчеты.  Рядом с ним находятся помощники (так сказать, «вице-Будды»), а вдоль стен расположились скульптуры охранников в зловещих позах и со злодейскими физиономиями.

«Если у тебя есть достоинства, не обнажай недостатки других. Если у тебя нет способностей, не завидуй умению других».
 
Третьим пунктом нашей Ханчжоуской программы стало посещение Китайского национального музея чая, расположенного среди чайных плантаций, террасами поднимающихся по пологим склонам окружающих гор. Чайные кусты состоят из тесно друг к другу прилегающих тонких веточек, аккуратно обрезаемых, так что их листочки образуют ровную сплошную поверхность; это делает вид чайной плантации - очень красивым.
Музей располагается в нескольких одноэтажных домах, построенных в китайском стиле; перед входом в него установлена статуя самого  знаменитого чайного мастера. В палисаднике музея мне понравился пруд с фонтаном в виде заварного чайника, из носика которого выливается струйка.
Нашу группу пригласили на чайную церемонию с дегустацией, которая одновременно выполняет роль рекламной акции. Ее исполнительница произвела большое впечатление эффектным проведением операции уплотнения сухого чая, насыпанного в стеклянную емкость: она резко, с громоподобным звуком, ударяла  дном об стол. Ее ассистентка тоже показала высокий профессионализм, наливая в сосуды кипяток быстрым волнообразным движением чайника, не проливая при этом ни капельки мимо. Дегустация прошла успешно: участники нашей группы закупили большое количество чая.
Последним пунктом нашей программы в Ханчжоу стало посещение пагоды Люхэта (пагоды Шести Гармоний). Восьмигранное 13-ярусное сооружение, построенное на реке Цяньтанцзян в 970 году, и служившее маяком, своею благородной вертикалью приковывала взор, порождая  непреодолимое желание на него забраться.
- Там внутри нет ничего интересного – отговаривал нас Саша, но несколько человек, включая меня, его не послушали, и поднялись на самый верхний ярус. Оттуда открылся великолепный вид на Ханчжоу, раскрывший  статус города - крупного промышленного и коммерческого центра с населением 11 млн. (в наших по нему поездках об этом было догадаться трудно).

На следующий день мы отправились в Сучжоу, расположенный в ста километрах к западу от Шанхая. Как и Ханчжоу, он был основан в VI веке, и тоже выиграл от своего нахождения на Великом  канале; по дороге наш автобус  пересек его неширокое русло с подпиравшим его искусственным порогом высотой полметра – одним из тысяч гидротехнических сооружений, поддерживающих уровень воды на всей протяженности канала.
У нас сменился гид: место Саши, позиционировавшего себя, как маргинала, заняла Яна, по контрасту - предельно рациональная и бойкая бизнес-вумэн.
Предваряя программу нашего знакомства с Сучжоу, Яна сформулировала три его главные особенности.
- Расположенный на берегах густой сети каналов и проток, он именуется Китайской Венецией.
- Исторически сложившись, как место отдыха местной аристократии, Суджоу считается Китайской Столицей Садов.
- Находясь в регионе культивации шелковичного червя, Сучжоу  является одним из важнейших в Китае центров производства шелка.
Сначала мы посетили самый выдающийся в своем роде «Сад скромного чиновника». Это – ландшафтный заповедник с ковровыми лужайками, обрамленными рощами, переходящими в сад; композиционным центром сада служит ожерелье водоемов с плавающими по их поверхности листьями водяных растений (некоторые из них – лотосы), над которыми повисли ажурные мостики. На их берегах,  или над водой, - на сваях, - в эстетически обусловленных местах возведены крытые галереи, беседки и деревянные павильоны; их интерьеры изящны и изысканны; на всем лежит печать утонченного вкуса, и тебя озаряет идея о превосходстве рукотворной «природы» над природой «естественной». Погрузившись в этот антураж, чувствуешь, как, бежав суеты, душа погружается в отрешенное блаженство.
В одном из уголков сада обнаружилась целая роща деревьев бонсай, растущих в разноразмерных керамических сосудах.
- Так все это очень похоже  на сады Японии! – сказал я Яне.
- Ничего удивительного – она мне ответила резко – садовое искусство японцами заимствовано у нас!
Да я и не спорил: общеизвестно, что японская культура была импортирована из Китая.

«Можно разделять с другими их тяготы, но не следует делить с ними их радости. Тот, кто разделяет чужую радость, возбуждает ненависть к себе».

Для того, чтобы мы лучше прониклись красотой Сучжоуских садов, нас отвезли на экскурсию в еще один – «Сад мастера сетей» (рыболовных, разумеется). Здесь все рукотворные красоты тесно сгрудились на малой территории, создавая эстетический концентрат.
Далее настал черед нашего знакомства со вторым истоком славы Сучжоу: нас привезли в Музей шелка. Сначала  экскурсия имела, казалось, познавательный характер. Яна рассказывала о бабочках, о гусеницах, о куколках, о коконах. Но вскоре ее глаза загорелись фанатичным блеском, и она с воодушевлением   принялась декламировать поэму о чудесных свойствах шелковых одеял. Эффект не замедлил сказаться; почти вся наша группа обзавелась одеялами, упакованными в огромные оранжевые чехлы, и с этих пор этим стала резко выделяться на местности.
К концу дня настала очередь познать Сучжоу, как Китайскую Венецию. Мы взошли на борт катера, выполняющего роль венецианского вапоретто, и отправились на прогулку по системе Сучжоуских каналов. И вправду, как и в Венеции, вода каналов плещется о стены выступающих из нее домов, стоящих вплотную друг к другу, и этот город на воде длится на километры, но этим сходство и ограничивается.
Различие заключается в том, что на берегах венецианских каналов возвышаются  палаццо; здесь же сплошь стоят обшарпанные дома людей среднего достатка, а то и бедноты. Вместе с тем, Сучжоуская  Венеция имеет то преимущество, что это – не музей, а жилой район, где заинтересованный зритель может наблюдать народную жизнь. Например, мне запомнилась женщина, полоскавшая в канале белье; энергично туда-сюда двигая погруженную в воду правую руку; левой она приветствовала нас.

В Сучжоу мы загрузились в плацкартный вагон поезда (обычного, не сверхскоростного), чтобы, преодолев за ночь расстояние 1200 км, попасть в Сиань.
Проснувшись на следующий день, я поразился «бархатному ходу» нашего поезда; несмотря на то, что за окнами проплывало поросшее лесом лёссовое плато, исчерченное неглубокими ущельями с желтыми обрывистыми краями, иногда казалось, что поезд стоит на месте; - настолько гладок рельсовый путь.

«Голодные льнут друг к другу, сытые – разбредаются».

Вскоре мы прибыли в Сиань, и нас встретила Зоя – самая обаятельная из наших китайских гидов. Ее позы и жесты, ее открытое лицо лучились таким дружелюбием, таким желанием все сделать лучшим для нас образом, что это не могло не вызывать нашей ответной  реакции.
 Зоя очень любит свой город, и не жалела сил, чтобы мы тоже его полюбили.
«Шанхай – экономическая, Пекин – политическая, а Сиань – культурная столица Китая». – расставила Зоя все точки над и.
Нашей программой была предусмотрена сразу по прибытии, с места в карьер, экскурсия на самую главную достопримечательность Китая – археологический сайт «Терракотовая армия», находящийся недалеко от Сианя.
С этим чудом света  я был уже хорошо знаком по выставке, с осени 2022 года развернутой на ВДНХ в Москве.
Удивительна уже сама история этого замечательного памятника истории и культуры. Он был обнаружен совсем недавно: - в 1974 году, представ в виде  груд керамических черепков и отдельных сохранившихся фигур. Путем кропотливой работы, - склеивая их фрагменты, реставраторы восстанавливали разбитые скульптуры и возвращали их на исходное место (они - несколько выше человеческого роста, полые внутри). К настоящему времени восстановлено 1250 из общего количества примерно восемь тысяч фигур воинов и лошадей. Это – войско, которое было призвано обеспечить замогильное существование первого императора Китая Цинь Шихуанди (259 до н. э. – 210 до н. э.)
 От античной скульптуры «Терракотовую армию» отличает то, что, ее изваяния, за исключением изображений полководцев, изготовлены не художниками, а тысячью ремесленников; -  они лепили их из глины с применением шаблонов, затем обжигали в специальных печах. Скульптуры проработаны лишь в том, что их отличает: лица, одежда, позы; в остальном они одинаковы и предельно упрощены, подобно манекенам; способы изображения  были строго кодифицированы автором.  То есть каждая рядовая скульптура не является артефактом, а «Терракотовая армия» в целом – является произведением выдающегося художника, имя которого остается неизвестным. Поскольку ни одно лицо не повторяется дважды, можно предположить, что это – коллективный портрет императорской армии
Выставка на ВДНХ, давая исчерпывающую информацию о «Терракотовой армии», «эффекта массовости», несмотря на все ухищрения (например, использование зеркальных стенок) обеспечить не может; нужно увидеть подлинник.
И вот я с волнением приближаюсь к шахте №1 – пятиметровому углублению длиной 230 и шириной 63 метра, как ангар, накрытому выпуклой крышей, не имеющей внутренних опор. С проходящей по ее периметру площадки открывается зрелище 11 проходов, разделенных стенами толщиной 2,5 м. В них шеренгами по четыре  стоят сотни воинов, а, также, кони. От этого войска глаз отвести невозможно. Задумавшись о причинах завороженности,  вызываемой этим зрелищем, я выдвигаю следующие предположения.
-Такую картину  вообразить было бы невозможно, так как она ни на что другое не похожа;
- Кажется, что еще несколько секунд назад все одиннадцать колонн находились в синхронном движении, встав, как вкопанные, по внезапному приказу; по приказу же они могут вдруг двинуться вновь, и ты боишься этот момент пропустить; 
- Хорошо освещены лишь те терракотовые скульптуры, которые расположены в первых рядах войска, а центральная часть шахты теряется в полумраке; - это порождает иллюзию  исхода людского потока из тьмы к свету. В нашем же коллективном бессознательном  живет картина  Страшного Суда, когда разверзнутся могилы, и умершие восстанут из гробов, и гурьбой направятся к Святому Престолу; в «Терракотовой армии» мы интуитивно на это усматриваем намек.
- Огромные размеры «Терракотовой армии» приближают ее к масштабу объектов Природы, придают  природную меру человеческой истории.
Для меня лично, как любителя (и знатока) Современного Искусства, имеется еще один повод для восхищения «Терракотовой армией». В том виде, в каком она сейчас предстает перед зрителями, «Терракотовую армию»  ее создатели не видели; скульптуры устанавливались в проходах, накрытых сверху бревнами, и общего вида не них не существовало.
Таким образом, «Терракотовая армия», воссоздаваемая на открытом археологическом сайте, является произведением Современного Искусства, возможно,  -  самым значительным в мире!

«Уходя со службы, уходи в рассвете сил».

Нужно сказать, что «Терракотовая армия» высоко оценивается народом Китая, являясь популярнейшим объектом внутреннего туризма. Толпы посетителей, осаждающих памятник, беспрецедентны; по этому признаку его можно сравнивать разве что с Меккой и Мединой.
Когда находишься в многомиллионном Шанхае, ничто не наводит на мысль, что ты пребываешь в стране с населением полтора миллиарда; - людей на улицах не больше, чем в Москве, - и только на главных туристических объектах, - таких, как «Запретный город» в Пекине или «Терракотовая армия», - это становится очевидно.

  .
 Вечером того же дня Зоя нас сагитировала посетить «Сианьскую классическую оперу». На поверку же оказалось, что в зрительном зале  установлены столы, и  можно заказать напитки и закуску.
Давали музыкально-танцевальное шоу «Императрица Великой династии Тан». В его основу положены реальные исторические события, имевшие место в Китае в VII веке н. э. Вот вкратце ее сюжет.
При выборе очередной партии наложниц император Тайцзун положил глаз на красавицу Мей Ньян. Свои профессиональные функции она совмещала с танцами при луне, и для увеличения эффекта, нарушая запрет, надевала волшебную маску. Застав ее за этим, император в наказание посадил Мей Ньян в тюрьму.
Новый Танский император -  Гаоцзун, направляясь на войну, попал в засаду; враги на него обрушили тучи стрел. Мей Ньян, (к тому времени  освобожденная из темницы), бросается императору на помощь, и его спасает ценой собственного ранения. Получив бесценную помощь монахов Шаолина, владевших искусством Кунг-фу, император одолел врагов, и вернулся победителем с раненой Мей Ньян на руках.
Выздоровев, и в жестокой борьбе преодолев дворцовые интриги, Мей Ньян становится супругой Иимператора.
Процарствовав 34 года, Гаоцзун умирает. И шесть лет спустя Мей Ньян триумфально восходит на престол, как У Цзэтянь, -  единственная в истории Китая императрица.

Ясно, что при таком насыщенном сюжете полуторачасовое представление было стремительным и ярким: бешеная музыка, в которой тревожно и страстно гремели барабаны (  Я неравнодушен к голосу китайского барабана с тех пор, как впервые его услышал в 1997 году во время праздника по случаю 850-летия Москвы.); красивые голоса солистов, исполнявших главные роли; зажигательные танцы, фантастические костюмы, грим и прически – захватили зрителей в свой круговорот. Быстрая смена декораций оставляла впечатление магии; кордебалет не только метался по сцене, но, то и дело, туда-сюда торжественной процессией ходил по  зрительному залу. На, заднике, представлявшем собой одну большую плазму, демонстрировалось видео, которое я расценил, как шедевр Постмодернизма: - столь разнохарактерны были несшиеся по экрану сцены. Особенно меня восхитили иероглифические тексты, начертанные как бы на нескольких прозрачных параллельных плоскостях, удаленных друг от друга в глубокой  перспективе
Контрастный свет, яркие, как бы фосфоресцирующие краски, необыкновенное изобразительное разнообразие, экспрессивность музыкального сопровождения, мощный драйв всего представления в целом, - породили ощущение сжатия, - мощной концентрации времени, что привело публику, (включая и меня) в подлинный экстаз; по окончании шоу она разразилась бурными аплодисментами: все вывалили в фойе, где можно было сняться вместе с исполнителями главных ролей.
Зоя сказала, что нашу туристическую группу будут снимать для местного телевидения. Она попросила школьницу Зою и весельчака Андрея сказать несколько слов на микрофон перед телекамерой. Оба они дали шоу неплохую оценку (например, Андрей отметил доходчивость сюжета)  но она мне показалась не в меру сдержанной.
- Можно я скажу? – спросил я Зою.
- Пожалуйста, пожалуйста! – отозвался русскоговорящий тележурналист.
  Данное шоу – это динамичное, красивое, захватывающее представление;  его эмоциональный и художественный уровень – зашкаливают; Бродвей отдыхает! Но его значение не ограничивается чистой развлекательностью; оно выражает дух китайского народа!
Спасибо, спасибо! - сказали Зоя и тележурналист, и по их лицам было видно, что они довольны.
Тут я увидел в фойе иностранца с Запада – первого за четыре дня пребывания в Китае.
- Вы откуда? – спросил я его по-английски.
- Из Франции, а вы?
- А я из России.
С этих слов физиономия француза вытянулась, а глаза забегали.
- Tant pis!  (- Как жаль! (франц.))  – сказал я (что на меня такая реакция), и откланялся.
Этого следовало ожидать, но через день – уже в Лояне - случилась компенсация. На улице ко мне подошла блондинка среднего возраста, и заговорила по-английски:
- Я видела вас в нашем отеле; вы откуда?
- Из России.
- А я – Лили из Флориды – сказала американка, не выказав в мой адрес ни удивления, ни смущения, ни неприязни, словно я был не из России, а из Миннесоты.

«Всякое происшествие ведет к еще неведомым событиям. Так можно ли уповать на свое знание и разумение?»

Наш следующий и последний день в Сиане был посвящен знакомству со Старым городом, богатым историческими памятниками, что объясняется тем, что Сиань явился центром, в котором зародилась китайская государственность, и за историю Китая семь раз  был столицей.
Сначала мы поднялись на городскую стену. По ней на высоте 12 м проложена дорога шириной от 12 до 14 м. и длиной около 14 км, так, что мы поневоле ограничились короткой прогулкой в районе  Южных ворот. Ворота фланкированы системой укреплений, над которыми возведены трехъярусные деревянные постройки, выполнявшими роль воинских казарм. Эта их функция никак не отразилась на внешнем виде; архитектура зданий, включая декор, соответствует канону, общему и для храмов, и для дворцовых покоев,  и для хозяйственных построек.
Мне подумалось, что городские укрепления средневековой Европы (например, Нюрнбргская крепость) выглядят гораздо неприступнее, чем эта стена.
Далее мы отправились в южную часть города, к Даяньте, «Большой пагоде диких гусей». Она была построена в 704 г. императрицей У Цзэтян  (да, - той самой, о которой мы смотрели шоу). Семиярусное сооружение предназначалось для хранения буддийских текстов, привезенных монахом Суанцзяном (602 – 664) из Индии.
Строгая эстетическая выверенность величин уступов между ярусами пагоды и шпиль на ее вершине активируют вертикаль,  создавая впечатление устремленности в небо.
Поднявшись на пагоду (ее высота – 64 м), мы могли обозреть прилегающую к ней территорию монастыря, утопающую в зелени, окруженную большим современным городом (население – 13 млн.).
Вход на монастырскую территорию фланкирован двумя башенками; в одной из них подвешен огромный колокол; в другой чудовищных размеров барабан.
На территории монастыря мы осмотрели Храм Великой Материнской Любви, возведенный в 648 году  императором Гаоцзуном – персонажем виденного нами шоу. (Первоначальное строение было разрушено, и вновь воспроизведено  в эпоху Цзинь)
Храмовые постройки сравнительно компактны, населяющие их Будды – невелики, и не устрашающи; повсюду в монастыре царит уютная, я бы сказал, - семейная атмосфера.
Знакомство с достопримечательностями Сианя для меня программой тура не ограничилось. Прельстившись зрелищем ярко освещенных исторических построек, увиденных накануне во время вечерней прогулки по центру города, предпринятой вместе с Евгением, Аленой и Людой, - утром, (до начала программной экскурсии), я направился в город
Колокольная башня, стоящая в самом центре города, вполне соответствует канону китайской постройки; производимое ею впечатление обязано исключительно большому размеру, который, безусловно, имеет значение. Интерьеры сооружения, украшенные деревянной резьбой, в память не врезаются; в них располагается выставка колоколов, но все они значительно меньше колокола, выставленного в монастыре (смотри выше). Меня прельстили виды, открывающиеся с верхнего яруса Колокольной башни: - прямые улицы, направленные на все четыре стороны света.
Немного поодаль располагается Барабанная башня, на первый взгляд ничем не отличающаяся от Колокольной, кроме того, что в ней экспонированы барабаны, однако, по сравнению с барабаном, виденным в монастыре, все они – карлики, и  Барабанную башню можно было бы не посещать.
Самое же большое удовольствие мне доставило утреннее посещение мусульманского квартала с его узкими – вдвоем не разойтись – улочками. Здесь я посетил Сианьскую мечеть, постройка которой датируется 742 г. Великим достоинством ее архитектуры является то, что она состоит из целого комплекса ворот, павильонов, беседок, стел, расположенным на большой территории в виде комплекса, насквозь проницаемого  для взгляда; по мечети идешь, как по заколдованному саду, и лишь в конце упираешься в молельню.
Этот храм построен в стилистиках китайской архитектуры, и лишь арабская вязь, вторгающаяся между иероглифами, напоминает о его исламском предназначении. Сианьская  мечеть поразила меня своей необычной  изысканной красотой.

«Хладнокровно смотри на других. Хладнокровно слушай других. Хладнокровно размышляй. Хладнокровно переживай».

На следующий день, тепло простившись с Зоей, наша группа на скоростном поезде выехала в Лоян. Мы быстро передвигались по неширокой равнине, с обеих сторон окруженной весьма живописными горами, и уже через полтора часа на вокзале Лояна нас встретила очередной гид – Ирина. Она явила собой женский тип, не характерный для Китая - «полную» (то есть не худощавую) женщину; по этому признаку она  близка к русскому типу. Поэтому  неудивительно, что из всех наших гидов она - не в ущерб профессиональным данным - была самого спокойного нрава.
Наша программа однодневного пребывания в Лояне была весьма насыщенной. Началось с обеда.

До данной поездки мое представление о китайской кухне базировалось на посещениях дешевых китайских ресторанов, встречающихся в городах Европы и Америки. Там перед тобой ставят блюдо, на котором высится гора лапши, перемешанной с кусками мяса, морепродуктов и овощей, обильно политая острым красным соусом.
В Китае все совсем не так: посередине круглого стола имеется круглая площадка, которую можно вращать; на нее официанты выставляют полтора десятка самых разнообразных блюд, так что, попробовав каждое из них,  клиент может отдать должное тем, которые ему понравились. Здесь – и несколько видов лапши, и рыба, и свинина, и морепродукты, включая креветки, и грибы, и тушеные овощи. Острый соус добавляется к блюдам по вкусу. Часто блюда бывают приготовлены так, что по их виду, а иногда и по вкусу трудно догадаться, из чего они приготовлены. Мне особенно понравились легкие супчики. Запивать еду можно горячим чаем или вкуснейшим холодным безалкогольным пивом.
Подавали нам и деликатесы. Пекинская утка по виду и по вкусу – нечто среднее между курятиной и бужениной. Знаменитые китайские пельмени  изготавливаются с самыми разными начинками – мясными, рыбными, овощными, - которым в их оболочках гораздо просторнее, чем в наших.
Разнообразная еда насыщает, не создавая тяжести в желудке. Более того, я на собственном примере обнаружил, что китайские блюда перевариваются и всасываются в организм полностью, не оставляя шлаков!
 
«Лучше услышать от низких людей брань, чем услышать от них похвалу».

Пообедав, мы направились в монастырь Шаолин, - признанный центр боевых искусств Кунг-фу, расположенный в 80 км от Лояна. Он возник в VI веке, когда здесь поселился основатель чань-буддизма индийский монах Бодхидхарма; от него все и пошло.
Окруженный невысокими, покрытыми лесом горами, монастырь занимает обширную территорию, застроенную множеством малоэтажных зданий. Пересекая ее по широкой, мощеной каменными плитами дороге, мы то и дело встречали группы учеников многочисленных здешних школ Кунг-фу; они направлялись  на тренировки.
Все посетители монастыря сейчас стекались к просторному внутреннему двору, окруженному разноэтажными постройками, чтобы посмотреть показательные выступления мастеров Кунг-фу, которые должны были скоро начаться; набежала тысячная толпа зрителей. Опасаясь, что из «партера»  ничего  не будет видно, часть нашей группы, включая меня, стали забираться на одно из близлежащих зданий, пока не залезли на самую крышу, и уселись на ней; сценическая площадка лежала перед нами, как на ладони, и мы могли наблюдать представление без помех. Однако, когда оно началось, мы поняли, что оказались на самой галерке, и  искусством Кунг-фу сможем насладиться лишь в очень мелком масштабе.
Представление началось с групповых выступлений: две команды имитировали встречный бой, демонстрируя самые разные кунштюки: резкие выпады руками и ногами, кувырки через голову, волнообразные перемещения, лежа животом на земле. Эта часть представления, походившая  на модернистский балет, сверху смотрелась отменно. Я отметил эффект сжатия времени за счет экспрессивности движений
Затем начались индивидуальные выступления. Мастера Кунг-фу как только ни издевались над своим телом, - разве, что не завязывались узлом. Детали этих ужасов сверху были неразличимы, и я, поклонник и знаток Современного Искусства, которое, как известно, не чуждо садизма и расчлененки, своего кайфа не сорвал.
По окончании действа я понял, что оно имеет и воспитательный аспект: Параллельно мастеру на площадку приглашали добровольцев из зрителей, которые пытались повторять движения первого. Разительный контраст между ними показывал, насколько многого можно добиться упорным трудом, внушая зрителям китайский принцип:  надо стараться, превзойдя всех, стать самым-самым!
По окончании представления мы пустились осматривать череду Шаолиньских храмов; в одном из них обнаружился лежащий Будда, а в другом собрались аж 15000 Будд – в виде прямоугольной матрицы из нанесенных на стены мелких изображений.
 Но главное чудо Шаолиня было припасено на конец экскурсии: перед нами открылось зрелище «Леса пагод»: на большом участке пологого склона размещены 246 многоярусных  памятников, сооруженных над могилами монахов с 709 по 1803 годы.
Пространственные композиции из большого числа однотипных элементов всегда обладают большой эстетической мощью. Здесь же имеются  два отличия от привычных для глаза европейских кладбищ: высокий рост и ярусность надгробий.
Во всяком случае, «Лес пагод» так и стоит перед моими глазами.

«В отношениях с людьми не нужно быть слишком педантичным. Добро и зло, ученость и невежество надо принимать равнодушно».

Из Шаолиня мы отправились на экскурсию в пещеры Лунмынь.
Буддистские скульптуры, вырубленные в склонах гор для поклонения  Шакьямуни (он  проповедовал в пещерах), впервые появившись в Индии, впоследствии  распространившись в Азии вместе с Буддизмом. Работы по созданию пещерных монастырей на берегу реки Ихе вблизи Лояна начались в 493 г. при династии Вэй, но  достигли своей кульминации в VI – VII веках при династии  Тан. В настоящее время здесь насчитывается 100000 статуй, находящихся в 2345 нишах, вырубленных скалах.
Переправившись по мосту через реку, мы шли по ее западному берегу вдоль подножья высокой горы. После крутого поворота перед нами вдруг открылась картина, от которой захватило дух: в отвесном склоне горы шестью ярусами чернели разноразмерные, с неровными очертаниями, ниши, в глубине которых, - где-то виднелись, - а где-то угадывались изображения Будд, вырубленные в известняковой скале. Так как подойти к скульптурам было невозможно, их пришлось рассматривать через трансфокатор на экране камеры.
При дальнейшем движении обнаруживались все новые и новые ниши: к  самым крупным из них можно было подойти вплотную по деревянным лестницам, навешанным на склоны; скульптурные изображения поражали разнообразием и совершенством художественной формы. В некоторых нишах, наряду с традиционными «тройками» (Будда и двое «вице-Будд»), на стенах проступала  мелкая пластика – сохранившиеся десятки (или сотни) из первоначальных «тысяч Будд».
Но что это? Каменные ступени ведут нас к огромной нише, в которой расположилось изваяние Будды высотой 17 м (с головой размером 4 м и ушами длиной 2 м). Это  - Будда Лозана храма Фенгсиань, вырубленный в скале в годы правления императора Гаоцзуна;  лицу скульптуры придано сходство с императрицей У Цзянь (это – все те же персонажи Сианьского шоу).
- Это произведение часто называют китайской Джокондой – сказала Ирина.
- Ну, уж нет – возразил я; взгляд  Моны Лизы – таинственный и ироничный; у этой же женщины (если это женщина), - взгляд властительницы, - проницательной и надменной!
Переправившись на противоположный берег, мы посмотрели на пещеры Лунмынь с большого расстояния. Первое впечатление  было: это, мол, - ласточкины гнезда в береговом обрыве; но оно немедленно опровергалось из-за различий в  размерах ниш и их прямоугольной формы. Даже с большого расстояния видно, что пещеры Лунмынь – творение человеческих рук, своим масштабом сравнявшееся с природным объектом - горой.
- Как попасть в Старый город? – спросил я гида по возвращении в Лоян.
- Поезжайте на метро – ответила Ирина, наметив схему поездки на карте.
Мы туда отправились вместе с Евгением, который с ходу разобрался в самом трудном – способе оплаты проезда.
Выйдя на нужной станции метро, мы оказались на узкой «торговой улице»; окруженная одноэтажными ларьками, она имела весьма привлекательный «ярмарочный» вид: чем только здесь не торговали! Особый интерес представляли разнообразные поделки местных умельцев; их было интересно рассматривать, даже ничего не покупая. Вскоре Евгения охватило беспокойство; близилось время, к которому он обещал дочери вернуться в отель.   Мы распрощались; Евгений уехал, а я продолжил, переходя с улицу на улицу, бродить по ярмарке, чтобы «проникнуться этнической спецификой». Стараясь придерживаться направления общего движения, я выходил на все более широкие, все более запруженные народом улицы, через которые были перекинуты гирлянды разноцветных фонарей, пока не оказался на огромной площади, над которой возвышалась девятиярусная старинная пагода, освещенная оранжевым светом. Куда ни кинь взор, он упирался в целые «занавеси», образованные десятками висящих вплотную  друг к другу  продолговатых фонарей, светившихся темно-бордовым цветом. Повсюду – толпы веселящегося люда; среди них тут и там видны ярко освещенные группы по две-три красивых девушки, одетых в китайские народные костюмы; их, как гейко в Японии, нанимают для украшения мест скопления гуляющей публики.
Прежде чем отправиться домой, я решил осмотреть круглое здание, возвышающееся над городской застройкой, которое заметил по выходе из метро. Это оказалась шестиярусная пагода, которая от подножья до вершины была освещена каким-то даже яростным светом. Оглядевшись кругом, я увидел, что контуры всех окружающих зданий,  деревьев и уличных фонарей, находившихся поблизости, – тоже обведены иллюминацией.
Испытав катарсис от этого зрелища, я спустился в метро и, подойдя к билетному автомату, принялся воспроизводить манипуляции Евгения. Тогда ко мне подошел молодой полицейский, и принялся мотать головой, давая понять, что у меня ничего не получится. Я жестами стал возражать, что я, мол, приехал сюда на метро, и знаю, что и как надо делать. К молодому парню подошло подкрепление  в виде еще двух полицейских, которые, запустив программу перевода с китайского на английский, стали на экранах своих смартфонов показывать мне какие-то странные английские фразы вроде: «Для вас у нас нет вагона». В недоумении помотав головой, я продолжил работу на билетном автомате. Посовещавшись между собой, полицейские показали следующий английский текст: «В настоящее время ваша  поездка невозможна». И тут до меня дошло: Метро закрыто! Я просто не  мог себе представить, что метро могут закрыть в 22.40. Так бы и написали: «Метро закрыто! Пошел вон!», а то рассусоливают, - мол, нет вагона!
И я отправился к выходу, сопровождаемый взглядами полицейских, выражавших чувство облегчения.
Едва выйдя из метро, я сразу у обочины увидел свободное такси с водителем – молодой женщиной. На мою беду  это оказался ультрамодный седан, верхний угол двери которого был направлен назад в виде острого клюва. Открывая дверь, я ударился об этот клюв очками, поранился, и по моему лицу потекла кровь. Увидев это, сердобольная таксистка бросилась обрабатывать мою рану салфеткой. Я протянул ей визитную карточку моего  отеля - Holiday Inn Express, но вместо того, чтобы отправиться в путь, китаянка остановила машину у ближайшей гостиницы, и предложила мне последовать за ней в рисепшн, чтобы попытаться выяснить  местонахождение моего отеля, который, против ожидания, ей оказался неизвестен. Англоговорящей сотруднице гостиницы имя моего отеля - огромного и роскошного - тоже ничего не говорило; я подивился: как такое возможно в таком маленьком городе, как Лоян: всего каких-то 7 млн. жителей! Я же к сведениям, имевшимся на  визитке, ничего прибавить не мог. Наконец,  рисепшенистке за десять минут удалось выловить мой отель в Интернете, и повеселевшая таксистка меня в него отвезла.

«Тот, кто одержим идеями, далек от истины, а тот, кто не умствует, близок к ней».

На следующий день я спросил Ирину:
- Что за праздник был вчера в вашем городе?
- Не было никакого праздника: обычная вечерняя торговля.
- А что за круглое здание в центре Старого города?
- Это новая пагода, построенная несколько лет назад для культовых целей.
Это вызвало у меня недоумение. Посетив несколько буддистских храмов, я обратил внимание на то, как мизерно число  молящихся на фоне мощного потока любопытных экскурсантов. Современные китайцы мало привержены традиционным религиям: они – поклонники бога Торговли, а точнее – религии Шоппинга; ее заповедь: “Shop Till You Drop!”. Впрочем, это относится не только к китайцам, но и к россиянам, да и к другим народам тоже!

Расскажу  еще об одной проблеме, с которой встретился в Китае. Меня всегда интересует политическая жизнь, протекающая в стране пребывания. Для этого я знакомлюсь с местной прессой. Я знал, что в Шанхае издается газета на английском языке, но нигде не видел ни лотка, ни киоска, ни прилавка в книжном магазине, где  вообще продавались бы газеты. Я спросил об этом Сашу.
- Так никто газет не читает; все новости узнают по Интернету – ответил он.
- А где можно купить англоязычную газету?
- Не знаю.
В Шанхае в телевизоре я нашел англоязычный канал, но, как я ни старался, включить звук мне не удалось. Спрашивать  коридорного я не стал; - не хотел нанести ущерб реноме россиянина.
В Лояне со звуком все было о-кей, но не было англоязычной программы. Тогда я решил посмотреть хотя бы картинку китайского  Первого канала. Визит Си Цзиньпиня в Сербию  показывали целиком, без купюр; качество картинки – просто фантастическое; эффект полного присутствия - налицо. Затем Си Цзиньпин посетил Венгрию. Очень внушительно выглядел выезд Председательского лимузина; сразу было видно, что он -  китайского производства: в отличие от «глазастого» российского «Ауруса»,  фары у лимузина – узкие щелочки, как бы имитирующие «китайский» разрез глаз.

«Тот, кто в свой смертный час не теряет самообладания, несомненно, постиг суть вещей при жизни».
 
Теперь нам предстояло за три часа на сверхскоростном поезде преодолеть  900 км, отделяющие Лоян от Пекина. Поскольку путь проходит по самому густонаселенному региону страны, вид из окна представляет типичную картину Китая. Что же она собою представляет?
По широкой равнине раскинулись ухоженные зеленые поля, перемежаемые городками в виде групп тесно придвинутых друг к другу одинаковых 30-,- 40-этажных домов. Пролетел один такой, и за ним – поля, поля…, и вдруг выскакивает другой, - тоже из одинаковых высоток, но уже другой, чем в предыдущем, архитектуры; таков китайский способ преодоления унылого однообразия, уродовавшего СССР. 
Тут и там возникают заводы;  их территории, в отличие от советских, не захламлены и не замусорены, а тщательно ухожены; словом, в Китае,  на любом куске земли  чувствуется рука заботливого хозяина.
И вот мы в Пекине; нас встречает местный гид – Аня.
В каждой стране, которую я посещал, меня интересовал характер населяющего ее народа; к Китаю это относилось даже в превосходной степени. Но тотальное незнание китайцами английского вылилось в осознание невозможности каких-либо контактов между местным населением и мной, как будто они – инопланетяне. Поскольку для познания народа одного внешнего наблюдения недостаточно, огромную роль сыграли наши  гиды, среди которых первое место я присудил Ане; она и стала для меня символом китайского народа.
Эта маленькая хрупкая женщина – неиссякаемый источник великолепно организованной энергии. Она в совершенстве (за исключением акцента) владеет русским языком – ей доступны рассуждения любой степени сложности на любые темы, связанные с ее профессией, в которой она достигла пика компетентности. О каждом из посещенных нами объектов она знает столько, сколько не могло поместиться в мою бедную голову (сейчас я очень жалею об этом, так как сообщенные ею сведения я не смог найти ни в каких из доступных мне источников). Свою функцию информатора она блестяще сочетала с ролью пастыря, стерегущего свое стадо от разбредания среди  немыслимых толп по безбрежным пространствам, поддерживая дисциплину с неизменными тактом и доброжелательностью. За три дня, проведенные вместе с нами, она не сделала ни одной, даже мизерной, психологической ошибки.
Проведя этот анализ, я пришел к выводу, что главное качество Ани – перфекционизм во всем, чем бы она ни занималось, а это, на мой взгляд,  и есть главная черта китайского народа. Когда я пишу этот текст, то невольно стараюсь подражать ее энергичной спокойной речи, которая продолжает звучать в моей памяти.

Совершенно естественным образом знакомство с Пекином началось с его культового места – площади Тяньаньмэнь (площади Небесного спокойствия) – самой большой площади мира, судьбоносным пунктом в истории Китая. Здесь  1 октября 1949 года Мао Цзэдун провозгласил Китайскую Народную Республику. Площадь Тяньаньмэнь  широко известна  за  пределами Китая, например, – событиями июня 1989 года, в ходе которых вооруженной силой была остановлена «цветная революция».
С волнением я шел по  Тяньаньмэнь, знакомой по кинохронике и видеодокументации нескольких проектов Современного Искусства. Памятник Народным Героям, установленный  в ее геометрическом центре, несмотря на свою 38-метровую высоту, теряется на ее колоссальной поверхности размером 400000 кв. метров.
Над площадью довлеет образ Председателя Мао: во-первых, его мавзолеем, расположенным на ее Южной стороне, во-вторых, большим портретом, висящим над входом в «Запретный город». Мао Цзэдун по-прежнему считается Отцом Нации, хотя Пролетарская Культурная революция нынешним руководством, как сообщила Аня, признана ошибкой. Такая констатация дорогого стоит, так как целью Культурной революции было построение в Китае коммунизма.
Законодательная власть на Тяньаньмэнь представлена Домом Всекитайского Собрания Народных представителей, расположенным на ее Западной стороне. На востоке располагается Музей истории и революции. Два последних здания  и Мавзолей построены в эклектическом стиле, в котором смешаны советские и китайские черты.
По пересечении площади Тяньаньмэнь, мы вошли в Императорский дворец, построенный в 1406 – 1420 годах правителями династии Мин. Он состоит из 980 построек, расположенных на территории площадью 720000 м2, окруженной стеной высотой десять метров, и наполненным водою рвом. Здесь становится очевидным основное отличие китайских  дворцов от европейских; если последние представляли собой одно обширное здание, то первые строились, как целый город из множества отдельных построек.

«Если вы встретили человека, одержимого одной идеей, значит он способен на подлость».

Вход в «Запретный город», против ожидания, осуществляется не через ворота Тяньаньмэн, выходящие на одноименную площадь, а через «Меридианные (Полуденные) ворота», расположенные севернее.
Полуденные ворота – огромная деревянная постройка, фланкированная четырьмя башенками; она как бы задает формат главным сооружениям Императорского дворца (Гугуна). Пройдя сквозь них, оказываешься на колоссальной площади, пересеченной каналом, изогнутым дугой, через который переброшены каменные мостики. На противоположной стороне высятся Тайхэмынь – «Ворота Высшей гармонии», ведущие во внутренний двор. На нем располагается  Внешний дворец, предназначенный для исполнения императором общественных функций; он состоит из трех павильонов.
Первый из них – «Зал Верховной гармонии» – тронный и приемный зал. К нему ведет лестница с белокаменными перилами  шириной во все его подножье. Массивную двухъярусную кровлю поддерживают 24 колонны, выкрашенные в бордовый цвет. Над ними располагается фриз небесно-голубого цвета с золотым орнаментом.
За «Залом Верховной гармонии» скрывается сравнительно небольшой «Зал Полной (совершенной) гармонии», служивший для подготовки к церемониям. В последнем  из  павильонов Внешнего дворца – «Зале Сохранения Гармонии», император экзаменовал своих чиновников на возможность занятия ими высших государственных должностей.
Все  павильоны Внешнего дворца выдержаны в едином стиле.
Далее вдоль линии, пересекающей «Запретный город» с юга на север, располагается Внутренний дворец – группа элегантных павильонов и внутренних дворов, в которых проходила жизнь императорской семьи и императорских наложниц.
 Здесь располагаются три павильона – «Зал Небесной Чистоты», служивший жилыми покоями императора, - воплощения мужского начала - янь, и «Дворец Земного Спокойствия», где жила императрица, воплощавшая женское начало – инь. Местом  их взаимодействия служил «Зал Объединения и Мира», находившийся между ними.
Последним пунктом нашего посещения «Запретного города» явился Императорский Сад (Юйхуаюань), врезавшийся в память своими декоративными скалами.
Подвожу итог своему пребыванию в «Запретном городе»: это  медленная процессия деревянных построек, подведенных под  широкие двухъярусные кровли, длинной вереницей  движущихся тебе навстречу; по мере того, как одна из них пропускает тебя сквозь или мимо себя, в поле зрения возникает следующая, и так далее, и так далее… И тебя завораживает главная черта китайской архитектуры: приподнятые уголки невысоких кровель.
Я задумался: «Почему китайские кровли неизменно привлекают внимание? В чем секрет их волнующей красоты?» И мне подумалось: «Край такой кровли напоминает птичье крыло в замахе, попытку дома взлететь», но я эту мысль отверг, ибо китайские дома  скорее статичны, - как бы погружены в нирвану.
Еще одно предположение: если нижнюю кромку кровли олицетворить линией рта, ее загнутые вверх уголки будут изображать улыбку. Опять не то: края кровель круто загнуты вверх только у построек на Юге Китая, а в Пекине они лишь немного приподняты, и на улыбку не тянут.
И тогда мне пришел на ум следующий образ: с неба спустились четыре невидимых руки, и, взявшись за уголки кровли, приподняли их вверх. Их целью не было оторвать дом от земли, но лишь частично ейтрализовать его тяжесть. В результате такой поддержки с неба  дом в Поднебесной кажется более легким, более воздушным, а в некоторых случаях может даже представляться игрой воображенья – миражом.

«Слишком строгие законы напоминают чересчур натянутые струны, на которых еще можно играть. Слишком мягкие законы напоминают вконец распущенные струны, из которых уже невозможно извлечь звук».

Последним пунктом дневной программы была экскурсия на торговые улицы, расположенные к югу от площади Тяньаньмэнь. Мне это  было не интересно, но, к счастью, торговые улицы  расположены в Старом Пекине, и, пройдя в любом направлении один квартал, попадаешь в хутуны – узкие переулки, сжатые стенами высотой метра два с половиной, с редкими окнами-бойницами. Их ширина бывает такая, что на ней два велосипедиста не разъедутся.
Они не выглядят убого: стены некоторых домов украшены затейливой каменной резьбой. Для иностранца они интересны тем, что частная жизнь их обитателей здесь выступает наружу в виде очагов для приготовления пищи, комнатных растений, даже домашней мебели. «Этническая специфика» здесь достигает высшей концентрации.

Следующий день был посвящен экскурсии на Великую Китайскую стену – едва ли не главный символ страны. Ее постройка началась еще при первом императоре Цинь Шихуанди (для него создали «Терракотовую армию»), и закончилась при династии Мин; ее длина  - 6300 км.
В моей памяти это величайшее в мире крепостное сооружение пребывало, как  видеопрезнтация проекта Современного Искусства, в ходе которого Марина Абрамович и ее друг Улай, отправившись в пешие путешествия с разных концов Великой стены навстречу друг другу, встретились в объятии.
Преодолев  по великолепной автостраде 90 км, отделяющие Пекин от  нашей цели, мы оказались среди зеленых гор, по  склонам которых между небольших башен серой змейкой вилась зубчатая стена..Автобус остановился на ровной площадке, застроенной кафе и магазинчиками, с которой имелся прямой выход на стену, вдоль слегка извилистой линии влезавшей на гору. На ней муравейно копошилось множество народу. Путь был размечен  нумерованными башнями.
-  Если вы подниметесь до Седьмой (высота 550 метров), это будет очень хорошо – напутствовала нас Аня.
Я двинулся в путь по довольно крутой лестнице (высота некоторых ступенек доходила до 35 см), но, отрегулировав ритм дыхания, я поднимался без большого труда. Где-то впереди то возникала, то пропадала фигура Евгения – он был для меня хорошим ориентиром.
Но вот я выхожу на площадку, где он меня ожидает.
- Это – Седьмая башня? - спрашиваю.
- Двенадцатая – ответил Евгений – дальше стена спускается; продолжать по ней идти – нет смысла.
Я принялся за съемку. Горы, поросшие лесом, на видах сверху как бы уплощаются, - теряют зримую рельефность. Сплошная линия укреплений, проходящая по их склонам, в полной мере возвращает им третье измерение, с высокой точностью воспроизводя все нюансы кривизны земной поверхности. Целесообразность и логичность пограничного сооружения сообщает местности человеческое измерение. Великая стена, отличающаяся, поистине, континентальным масштабом, явилась кульминацией трилогии, включающей пещеры Линмэнь и «Терракотовую армию», в которой с ходом исторического времени размер  человеческих артефактов, увеличиваясь,  достигал размеров все более крупных  природных объектов.
Этот памятник мировой культуры возник именно здесь -  в Китае, поскольку амбициозные китайцы всегда стремились достичь самого – самого!
Спуск  легче подъема, так как не нужно преодолевать силу земного тяготения; трудность не энергетическая, а лишь кинематическая. И вот мы внизу, и в списке, хранившемся в моей  голове, я против «Великой стены» поставил галочку: - был и видел!

«Посредственность на государственной службе хуже плута, потому что он тянет вниз и других».

По возвращении в Пекин мы снаружи - проездом - осмотрели Олимпийский стадион, растекшийся по местности гигантской амебой, и посетили магазин изделий из нефрита. Когда я осматривал сотни изделий из этого камня, мне стало очевидно, что в Китае могут произвести все, что угодно, - в любом количестве и превосходного качества.
Следующим пунктом программы этого насыщенного дня было посещение Храма Неба – места ритуальной связи между Небом и императорами династий Мин и Цинь. Здесь в соответствии с традиционной религией Дао император ежегодно осуществлял ритуал жертвоприношения  с мольбой о хорошем урожае.
Мы посетили три главных сооружения комплекса.
Первым был циклопический Алтарь –  возвышение, окруженное тремя ярусами концентрических балюстрад, составленных из мраморных плит, число которых кратно священной девятке.
От Алтаря мы последовали к «Залу небесного свода» - круглому зданию под конической кровлей. Он окружен мраморной балюстрадой, обладающей, как и подкупольный барабан лондонского собора Сэйнт-Пол, эффектом «шепчущей галереи»:  звук, не ослабляясь,  циркулирует вдоль стенки, позволяя двум людям, не повышая голоса, разговаривать друг с другом на большом расстоянии (проверить этот эффект было невозможно из-за многолюдства). Своею формой храм напоминает хижины туземных племен, что свидетельствует о древности связанной с ним традиции. 
Отсюда через парк, в котором Аня обратила наше внимание на самое старое дерево Пекина (ему 500 дет), мы направились  к главной достопримечательности комплекса – «Залу моления о богатом урожае». Круглая  башня с трехъярусной конической кровлей возведена на основании, повторяющем Алтарь; все сделано для того, чтобы молитва императора восходила к Небу беспрепятственно; этому способствует даже цвет кровли, выложенной небесно-голубой черепицей. Данное деревянное сооружение было построено  без единого гвоздя, представляя систему стропил, опирающихся на массивные колонны (настоящая постройка полностью повторяет оригинал  1420 года, сгоревший в 1889 году).
Фантастический вид «Зала моления о богатом урожае» я счел кульминацией не только Храма Неба, но своей китайской поездки.

Когда, целый день протолкавшись в китайской толпе, вдруг набредаешь на горстку европейцев, то инстинктивно вздрагиваешь. Отсюда можно заключить, как нас здесь воспринимают китайцы. Взрослые еще как-то себя контролируют, а вот детишки в своей непосредственности не сводили с нас глаз, разглядывая, как диковину.  Редкость такого зрелища и большой контраст нашей и китайской внешностей, видимо, не позволяет им отличить, скажем, русского от американца; все мы для них – на одно лицо.

Программы предпоследнего дня нашего тура Ане показалось мало: она принялась нас агитировать посетить цирковое представление, аргументируя, что китайские акробаты, мол, самые-самые в мире.
Я не люблю цирк, но, однако, подумал: ты приехал, чтобы ощутить местную специфику, - значит, - нужно на время отрешиться от своих филий и фобий; тебе предлагают пойти в цирк – иди в цирк! И я пошел.
В представлении участвовали циркачи почти всех цирковых профессий: акробаты, эквилибристы, жонглеры, велосипедисты, мотоциклисты – ездоки по внутренней стенке прозрачной сферы; не было только дрессировщиков. Нет, ко всем этим номерам интереса у меня не возникло, но представление, оформленное, как красочное шоу, проходило в бешеном темпе, завершив трилогию об умении китайцев до  предела сжимать астрономическое время, в которую вошли Сианьская опера и  сеанс Кунг-фу в Шаолине. Таким образом, и с циркового представления я все же сорвал свой кайф!

«Человека узнать нелегко. Но тот, кого легко узнать, не стоит того, чтобы с ним знаться».

Последний день нашего тура начался с посещения Летнего дворца – просторного паркового ансамбля с жилыми зданиями, храмами и павильонами, расположенными на берегах искусственного озера, находящегося в 20 км от центра Пекина. Заложенный в  XVIII веке, летний дворец обрел свой современный вид при правлении вдовствующей императрицы Цыси, сделавшей его своей резиденцией, названной «Сад обретаемой гармонии».

Рассказывая о Новейшей истории Китая, изобиловавшей нашествиями  на его территории европейских стран и Японии, Аня не скрывала своей неприязни к захватчикам и грабителям, пытавшимся сделать Китай своей колонией, так что историческая память китайцев делает их нашими естественными союзниками в современном конфликте.
 
 Через Восточные ворота мы вошли  в жилую часть дворцового комплекса, один за другим посетив «Зал человеколюбивого долголетия», в котором Цыси творила правосудие, «Павильон орхидей», и «Зал  обретения счастья» (Дэхэюань), использовавшийся в качестве домашнего театра. Жила Цыси в  «Зале счастья и долголетия» (Лэшоутан). Эти одноэтажные постройки выдержаны в одинаковом стиле: одноярусная кровля поддерживается колоннадой красного цвета, обегающей все здание по его периметру; широкий фриз голубого цвета украшен золотым орнаментом. Изысканные интерьеры по своей стилистике близки к европейскому Art Nouveau. Перед домами можно видеть металлические скульптуры, изображающие драконов, павлинов и журавлей.
Затем мы вступили в самую удивительную постройку Летнего дворца – 728-метровую «Длинную галерею» - двускатную кровлю, опирающуюся две колоннады, между которыми находится проход, защищающий от дождя и палящего солнца (очень кстати для дневной температуры 31 град, которой характеризовался наш последний экскурсионный день). Это – самый длинный в мире коридор, покрытый росписью. Слева от нас раскинулось  водное пространство, похожее на озеро Сиху (которое в Ханчжоу). Справа, на «Холме  Долголетия» над местностью возвышается великолепный храмовый комплекс, включающий храм «Море Мудрости» и «Башню воскурения ладана в честь Будд».
Наконец, мы подошли к павильону «Мраморный Корабль», выступающему из воды близ берега; его архитектура имитирует колесный пароход. На его сооружение Цыси израсходовала  бюджет императорского военно-морского флота.
Побродив по его живописным садам, мы покинули  Летний  дворец.
Подводя итог моим впечатлениям, я сказал Ане:
- Архитектура Китая похожа на японскую, но последняя – тоньше и изысканнее. Можно ли сказать, что по сравнению с китайской культурой, которая близка  народу, японская культура – аристократическая?
- Да, так можно сказать – ответила Аня.
Следующим пунктом нашей программы стало посещение ламаистского храма Юнхэгун, расположенного в северо-восточной части Пекина. Начатый постройкой в 1694 году, он благополучно пережил все пертурбации китайской истории,  в его архитектуре  соединены черты тибетского, монгольского и ханьского (китайского) стилей.
Войдя через красочные трехстворчатые ворота, мы попали на территорию, тесно застроенную многоярусными сооружениями красного цвета.  Первым из пяти зданий, нанизанных на продольную ось, явился «Зал Небесных Царей», в котором стоит большая статуя Майтрейи, и статуи четырех Небесных королей, расположившихся рядом. За ним  последовал «Зал Гармонии и Мира», в котором поместились  Будды Прошлого, Настоящего и Будущего, окруженные статуями 18 архатов (Буддистских святых, которые достигли Нирваны, но вернулись, чтобы помочь ее достичь другим). Далее следует «Зал вечного Блаженства», где  сидят Будда Доголетия и Будда Медицины. Четвертым в ряду является «Зал Колеса Закона» (Фалундиан), где монахи изучают Писание  и молятся.
Кульминационным пунктом святилища является «Зал 10000 Благословений» (Ванфуге), в котором стоит статуя Будды высотой 18 метров, изготовленная и цельного сандалового дерева (еще 8 метров ствола закопаны в землю). Вид огромной статуи, блестящей свежей позолотой, впечатляет, тем боле, что строители храма об этом позаботились: перед Буддой имеется лишь  узкая площадка; вошел – и сразу оказался вплотную перед ним, задрав голову аж к потолку!
Сравнивая ламаистский храм с буддистскими, виденными ранее, можно отметить следующие отличия  ламаистские храмы выше, и украшены богаче и разнообразнее. Кроме того, для  них характерны «молитвенные барабаны», облегчающие жизнь молящегося: крутанул барабан, и молитвы пошли на Небо сами,  без твоего участия.

«Нельзя не искать правду, но нельзя действовать именем правды».

Поскольку экскурсионная программа турфирмы VAND была завершена, остаток последнего дня я отвел для посещения  Арт-зоны 798 – индустриальной территории, рекультивированной для размещения мастерских и галерей современного искусства, сувенирных киосков и модных бутиков. Такое желание было вызвано тем, что  в 2000-е годы  Современное Искусство Китая вырвалось на ведущие позиции в мире. Об этом, например, свидетельствовало то, что на 55-й Венецианской Биеннале современного искусства (в 2013 году) Китайский павильон, на мой взгляд, был самым интересным.
Приехав в Арт-зону, я обнаружил довольно обширный район, в котором среди  неказистых бывших заводских построек высились облицованные полированным камнем грандиозные здания нескольких арт-центров. В вестибюле самой престижной из пекинских институций современного китайского искусства  -  частного музея “Ullens Center for Contemporary Art” (UCCA) – свое сочувствие в постигшей меня неудаче, - я явился в выходной день (понедельник) - высказала его сотрудница – молодая англо-говорящая китаянка. Я ей поведал, что являюсь большим поклонником того направления Современного Искусства, к которому принадлежит Ай Вейвей , и спросил, где в Пекине можно видеть работы, относящиеся к этому направлению. Девушка погрустнела, и ответила, что нигде.
Примечание:   Ай Вейвей (1957) – китайский художник, архитектор, куратор и критик. Одно из самых известных произведений  - 100000000 зерен подсолнечника, изготовленных из фарфора, которые были высыпаны на пол в Турбинном зале музея Тейт Модерн в 2010 году.
В экзистенциальной печали посетил я несколько небольших галерей, которые были открыты для публики, но они выставляли эпигонское искусство, которого и у нас в России пруд пруди.
Так, не солоно хлебавши, я возвратился в отель. В оставшееся время я решил совершить вечернюю прогулку по Пекину, на центральную улицу Донг Чанган; - на нее выходит  резиденция Председателя КНР.
Улица не произвела на меня приятного впечатления; в отличие от остальных городов Китая и Нового Пекина, она  имеет «социалистический» вид, для которого характерна безликость.
Сначала меня удивляло, что при заполненной транспортом мостовой, на тротуарах пекинских улиц фактически нет прохожих. Потом я понял, что, в отличие от нас, китаец живет предельно напряженной жизнью, которая такова уже со школы.
Школьные занятия начинаются в пять утра, и заканчиваются в восемь вечера. Придя домой, школьник принимается за домашнее задание, причем классный руководитель требует, чтобы при этом с ребенком сидел один из родителей (дедушкам и бабушкам участие не позволяется, так как они детей балуют). По окончанию школы выпускника  ожидают дальнейшие испытания; например,- конкурс в университет составляет 1000 человек на место. Надо полагать, что в трудоизбыточной  стране с высокой конкуренцией сталкиваются и взрослые китайцы.
Так что китайцу некогда прогуливаться; когда он быстрым шагом куда-нибудь идет или едет на электроцикле, его мысли пребывают там, где находится его цель, а не  окрест.
 
 Завершив прогулку, я направился в гостиницу тем же путем, стараясь  тщательно отслеживать запомнившиеся приметы; тем не менее, когда по времени я уже должен был оказаться дома, местность представлялась совершенно незнакомой. Тогда я зашел в первый попавшийся отель, и попросил плохо англоговорящего риспшениста отметить на моей карте точкой место  нынешнего нахождения и наметить путь в мою гостиницу,  он, не скрывая раздражения, это исполнил, и я отправился в дорогу, не спуская глаз с карты.
Несмотря на это, моя гостиница опять никак не  желала появляться; более того, я понял, что теперь нахожусь на территории Нового  Пекина. Когда уже в первом часу ночи я сказал  встречному полицейскому название моего отеля, он вымолвил в ответ лишь два слова: “long” и “taxi”.
Такси я поймал лишь спустя приличное время; водитель с лицом и манерами подростка ошеломил меня хамской бесцеремонностью, нагло потребовав деньги вперед. Но в моем положении выбирать не приходилось, и он с меня взял сумму в два раза большую, чем показал счетчик. Зато я, наконец, смог снова увидеть сияющую неоном надпись: “Beijing Xinqiao Hotel”.

«Наша жизнь, в сущности, - кукольное представление. Нужно лишь держать нити в своих руках, не спутывать их, двигать ими по своей воле и самому решать, когда идти, а когда стоять, не позволять дергать за них другим, и тогда ты вознесешься над сценой».

Во всех городах Китая компания VAND селила нас в четырехзвездочные отели, эквивалентные европейским  пяти звездам. Для них характерны просторные, сверкающие полированным камнем  вестибюли, просторные номера с дизайнерской мебелью, и «шведский стол» на завтрак, в котором представлены с полсотни блюд,- как китайской, так и европейской кухни. В этих гостиницах я впервые в жизни почувствовал себя боссом.

 На следующий день мы отправились в пекинский аэропорт Дасин, построенный по проекту архитектурного бюро Захи Хадид. Просторный и удобный, он является шедевром архитектуры Постмодерна  мирового значения. Его потолки, образованные поверхностями  переменной, и часто меняющей свой знак кривизны, спроектированные по законам геометрии Лобачевского, создают иллюзию присутствия в пространстве с количеством измерений, большим, нежели привычные 3.
В центре аэропорта обнаружилось нечто вроде алтаря, посвященного Государственному флагу КНР; в его центре – серп и молот, утолщенные  до 3D-объекта, окруженного пятью красными полотнищами, расположенными вдоль полукруга; на каждом из них  начертано по пятиконечной звезде.
В СССР эти навязчивые символы обозначали социализм советского образца.
Совершив поездку по Китаю, я могу констатировать: что касается внешних проявлений, как-то: однообразия, серости и убожества, - социализма в современном Китае нигде не видно. Больше всего он мне напомнил Калифорнию, которую Жан Бодриийяр назвал землей, где реализована капиталистическая утопия.
А еще приведу некоторые данные, характеризующие китайское общество. Даже в государственном секторе экономики  самая высокая зарплата в 150 раз, выше  минимальной, составляющей 5000 юаней (60000 рублей). Бесплатны лишь среднее образование и общественные уборные, которые повсеместны и отвечают критерию: «Если хочешь оценить состояние, в котором находится данное государство, посети общественный туалет».
Пятьдесят процентов китайской экономики находятся в частных руках, причем бизнес  уважаем, а не ненавидим  народом, как у нас.
Есть ли здесь признаки диктатуры пролетариата, при которой мы жили  до 1991 года? Где тут социализм советского образца? – Нет его больше!

Покидая Китай, я вывез с собой символический образ этой большой и богатой страны  в виде Атланта, расправляющего  плечи после того, как он порвал сковывавшие его цепи, включая удавку убийственно провальной коммунистической идеологии.
                Май – июнь 2024 г.