Свержение клопов

Джон уже несколько месяцев пребывал в приподнятом настроении. После свержения ненавистного императора забрезжила надежда на лучшую жизнь. Он каждый день ходил на баррикады, защищая узкие улочки города от имперских стервятников. Ему надоело сидеть дома без работы. В подробности борьбы против режима он особо не вдавался, слепо веря выкрикиваемым с трибун лозунгам и обещаниям лучшей жизни. Новые верховные правители поднимались на деревянную площадку, установленную на Рыночной площади, где при императоре торговали свежей рыбой. Теперь вместо рыбы были они, трибуны. “Всё будет хорошо”. “Счастье придёт в каждый дом”. “Работы будет вдоволь”. “Разобьём врага сообща”. “Вы, – вопили они, – заслуживаете большего”.

Джон внимал их словам и с ещё большим остервенением бросал гранаты в сторону имперской колонны, выдвинутой в защиту древних развалин в центре города. Гранаты взрывались, уничтожая античные колонны, а заодно и людей. Весь город был затянут чёрным угаром. Он ничего не замечал, а только хотел чтобы к нему побыстрее пришло счастье и он устроился на работу. “Давите гадину, засевшую во дворце!”, кричали с трибуны. “Осталось совсем немного”. Уставший, после битвы последней, он вернулся домой и упал на матрас. Ночью даже не чувствовал как голодные, озверевшие клопы вгрызались в него. На следующий день он проснулся и понял: “Свершилось. Императора нет”.

Он распахнул двери счастью. Оно пришло почти сразу в виде повестки от нового верховного правителя, назвавшим себя трибуном. Ему предписывали явиться на работу на военный завод. Джон собирал на конвейере снаряды для беспилотников, уничтожавших инакомыслящих, несогласных с новым режимом. Он знал, что снаряды убивают людей, но работал с невероятным воодушевлением. Это было благим делом. “Террористы должны быть разбиты!”, доносилось каждые пятнадцать минут из громкоговорителей на заводе. “Они виноваты в ваших несчастьях! Они враги!” Он верил во всё, что они говорили. Ведь все вокруг ненавидели террористов и уверенно поддакивали словам, доносившимся из громкоговорителей.

Никто из жителей не хотел оказаться под дулом беспилотника и быть потом растёртым по асфальту или закопанным на свалке в лесу. Но страх умереть постепенно спадал. Погрузившись в привычный режим работы, они с упоением повторяли лозунги, а потом со слезами радости на глазах наблюдали как их снаряды попадают в дома предателей и оттуда вылетают окровавленные куски тел. Они ликовали. В городе на месте киосков по продаже газет и книг установили огромные экраны для прямых трансляций действий новых, кристально честных и прозрачных властей.

После каждого показа тел убитых, выступал трибун с призывом больше работать и меньше отдыхать. “Свобода, – говорил он, – это работа от рассвета до заката”. На выходных Джон славно отдыхал. Он напивался в субботу, а в воскресенье ездил в парк развлечений, где он покупал двух потаскушек и уединялся с ними на опушке в специально установленной властями палатке. Как же было хорошо, как сладко. Запаса полученной за выходные энергии хватало на неделю. Что происходило в городе вокруг него, он не замечал.

Время на заводе летело быстро, через год он обнаружил как по всему городу стояли теперь бронзовые памятники трибуну. Разноцветные некогда дома на узких улочках покрасили в серый цвет, а магазинчики инакомыслящих были закрыты. На окнах висел огромный плакат с большим чёрным кругом посередине. Все деревья в городских парках срубили, воздвигнув на их месте скульптуры борцов с императором. Над главным проспектом растянули плакаты: “Радуйтесь! Живите! Покупайте что хотите!”

Джон радовался что теперь может позволить приобрести кучу продуктов и вещей в гигантском городском гипермаркете под названием “Получи удовольствие”. Маленькие магазинчики постепенно сами разорялись, не выдерживая конкуренции с гипермаркетом. Приподнятое настроение Джона куда-то улетучилось. Ему стало грустно и одиноко. Он сам не понимал из-за чего это происходит. То ли давила на него однообразная повседневность, то ли становящаяся тягостной одинаковость одежды, продуктов и мыслей людей, то ли счастливая безысходность. Даже клопы перестали кусать и куда-то исчезли.