Гл. 13

  Гл. 13
   Угол Колхозной и Мещанской.
  Люська, сидя в автобусе и уплетая шоколадку, совершенно ошарашенная  громадными домами, шириной улиц и движением машин, даже не заметила,  как  доехали  на Садовую, почти до дома.  Только  когда выходили  из автобуса, по глазам, будто померещилось,  больно резанула табличка с названием улицы:  «Мещанская».  Люська побледнела, из ног ушла сила,   и  она едва устояла. Муж ее успел подхватить и крепко прижав к себе пробасил чуть ли ни на всю Мещанскую :
   - Люсь! Ты что? Всё в порядке? Дыши глубоко! Наверно голова с дороги кружится.
  - Наверно.  - Едва слышно ответила она  и уже громче добавила:  - И не только с дороги.
   - Люсенька, дыши глубоко, сейчас все пройдет.  Давай:  Вдох-выдох!  Вдох-выдох! Мы уже почти дома!
  Люська глубоко вдохнула приято обжигающий московский морозный воздух.  Вспомнила пермский каток и свои коньки – снегурочки.
Встряхнула рыжими кудрями и уже весело, как ни  в чем не бывало, добавила:
  -А я хочу на каток! Ты на коньках то кататься умеешь?
  - Ну ты даешь! Я думал ты сейчас тут рухнешь.  Конечно умею. А сама то?
  - А вот сходим и увидишь!

  Люська еще несколько раз с наслаждением глубоко вдохнула.  Острый, морозный, воздух, знакомый, как и тот, в Перми,   приятно обжог все в груди и вернул силу.  Она  уверенно шагнула: 
 - Это наша улица?
 - Ну да. Я же говорил тебе, что мы живем почти на Садовом кольце, на углу Колхозной и  Мещанской!
 - Я забыла и замерзла,  и теперь по настоящему хочу есть, Я весь  вчерашний день спасалась мамиными пирожками, а теперь скорее,  скорее домой! А еще я страшно хочу  селедку!
  -С шоколадом?
  -А и что?
 Юркины родители, жили на втором этаже  четырехэтажного  кирпичного  дома,  совсем  недалеко  от Садового Кольца. Юркин отец, Николай  Николаевич, капитан первого ранга,  после войны  продолжал службу  в Генштабе ВМС в Москве.   Но   долгу службы  часто уезжал в Мурманск и в Севастополь. 
  Мама  - Татьяна Николаевна,  Хотьковская, но считала себя коренной москвичкой. Открытая, простая, по-деревенски,   хозяйственная  и волевая.  Очень гордилась, что  похожа на Веру Холодную. Закончив  медицинский техникум,   потом всю жизнь работала   провизором   в московской аптеке. Из Москвы никогда не уезжала, даже когда немцы подошли совсем близко.  Так она себе решила – пока муж не вернется с войны – из Москвы ни шагу!

   Николай Николаевич  Люську обожал, хотя до Москвы и виделись они всего один  раз, когда  он  приезжал в Севастополь по работе,  и посмотреть внука.   Тогда же,  буквально на  пару дней приезжала и  свекровь,   но отношения  с ней   не сильно сложились.  Люську задело, что свекровь дает очень много советов.  Благо, оказалось, что  в  просторной московской  родительской квартире Люське  было  где спрятаться -   целых три комнаты и большая кухня-веранда, при том у  молодых -  своя отдельная комната-спальня!  После камышовского  барака  - настоящие  боярские  хоромы, а еще и оказалось, что с паровым отоплением!  Люська бродила по комнатам, как по музею,  и не верила своим глазам.  Небольшая, светлая  гостиная    даже по московским меркам скромно, но со вкусом,  обставленная мебелью,  Люське  всё это казалась настоящим чудом и чуть ли не роскошью.  Платяные  шкафы,  буфет, полки с книгами, стулья с обивкой и спинками,  две  большие   двуспальные  кровати.  Пока она даже не могла полностью поверить в свою причастность ко всему этому. Юрка  занес чемоданчик жены в их комнату и поставил возле  идеально застеленной широкой кровати.  Люська недоверчиво  спросила указывая на кровать:
 - Это наша?
  - Наша-наша!   - Лукаво улыбаясь ответил Юрка.
  Тогда Люська бесцеремонно, с визгом,  с разбегу плюхнулась на покрывало:  - Есть хочу! Я голодная как волчица!
 - Вам суп в постель?
  -Ладно, можно и на кухне.
  Про себя подумала:  - Да, есть ради чего потерпеть камышовский барак с офицерскими утками.
  Длинная кухня-веранда,  светлая, застекленная,  с тюлевыми  занавесками, через которые с одной стороны просматривался весь двор, а с другой стороны заглядывало еще утреннее солнце,   походила на сказочный  теремок.  Вместо табуреток тоже   стулья со спинками, кухонный  буфет;  в углу между стеной  и окнами,  похоже,  довольно старый,  поперек и по углам, окованный медными полосками, дубовый  комод  для продуктов.  Напротив окон столик с дубовыми ножками,  а на нем целых два примуса .    Рядом со столиком рукомойник с  водопроводом, а дальше почти в углу непонятная дверь. . Она легонько толкнула   дверь, и удивленно отступила: 
  -Юр!  Это что? Домашний туалет! ?   И не надо  бежать на улицу!? 
- А как ты себе представляешь  - бежать на улицу со второго этажа до  ветру,  в городе,  да при сорока  градусах мороза?
 - И что?  В Перми даже частенько это делала. И что? Как это внутри дома туалет? Он же пахнет.
  -Если не мыть, конечно запахнет.
И еще  одно чудо света - домашний телефон!   И все это у нас  в квартире ! 
Всё  обещало  бесконечный комфорт  и покой, но почему-то, может просто с непривычки, слегка тревожило.
Юрка нежно положил руку на живот жене:
 - Брыкается?
Люська вопросительно посмотрела на мужа.
 - Ну,  там на вокзале.
 - А я думала, что ты не заметил. Нет, не брыкается, а как-то волнует.
Юрка  обхватил жену за плечи и хоть и пытался шепотом, но пробасил:
 - Люсище! Мы его оставим!
Люська посмотрела мужу прямо в глаза, кивнула, но сказала  с вызовом:
   -А я и не собиралась ничего делать, и приехала  совсем не для «этого», просто соскучилась. Вот только едва отпросилась с работы.  В ГОРОНО, отпустили всего на две недели. Я у них на хорошем счету, но всё равно  еле уговорила. А то, все одна и одна  - устала.
  - Как же одна, ты же теперь с  Владькой.
  - Ну да! С  Владькой. А муж где?
  - Л-ю-ю-юсь! Ну,  потерпи немножко, еще буквально пару лет помотаюсь, а потом переберемся в Москву. Вот, через две недели,  может,  как раз с тобой, уже  возвращаюсь в Камыши. Опять будем вместе!
 - Да?  А ты подумал,  как  я   буду эту  «пару лет»?!!! Для  тебя это «пара лет»! А мне без тебя неделя –  уже вечность! И потом,  вон отец  маме тоже  говорил: - Пару лет-пару лет! А, кстати,  где он сейчас?
Юрка возражал:
 - А как же в войну?  Не виделись люди и по пять лет?
Но жена не унималась:
 - Что ты мне война, да война! Что  ты, что мама! Нет войны. Закончилась. И не будет больше.
 - Так вот, чтоб действительно не было, надо эти пару лет и потерпеть. Вон твоя Катерина – десять лет ждала, ты сама рассказывала, и  чудо! -  дождалась!
   - Катерина – одна, без детей.
   - Так с детьми-то веселей!
   -Это тебе веселей! А как мне будет с двумя? Только бы не девка, только бы не девка!  С ними мороки не оберешься.
   - Ну, Люсь! Девчонку- то тоже нужно!
   - Вот сам и рожай себе девчонку!
   - Э, нет,  наше дело – защита на передовой! А рожайте уж вы там, в тылу! Да и мама твоя сказала же, что через пять лет пойдет на пенсию и с удовольствием будет с ними сидеть, если мы помогать будем.  А батька ,  вон,  вообще требует, чтоб ты ехала жить сюда,  здесь и условия есть, он по Владу знаешь,  как скучает!
 -Пять лет! Ты с ума сошел! Да я через пять лет буду старуха!  Ну да! Только я сюда приеду,  как  начнется -  ты  в Севастополь,  отец - в Мурманск,  а я - что?  С твоей мамочкой буду куковать?  А свою маму на кого  оставлю. Да и там я - заведующая, а здесь, что,  в воспитательницы идти?
  - Да найдем тебе что-нибудь. И маму заберем.
 - Не надо мне что-нибудь, я – член партии и заведующая!
Наступившую  на  мгновение какую-то   неловкую ,  тишину разорвала Люська, громко топнув ножкой:
  - А ты меня так и будешь баснями кормить?  Жутко хочу пить,  есть и скорее гулять, хочу на Красную площадь и в Мавзолей! Где твоя  селедка?
- А не рано нам в Мавзолей?
Люська задумалась.
  - Ну и шуточки у тебя. Я вообще-то Ленина хочу посмотреть. А ты видел?
  -Как-то в школе еще, водили с классом. А потом как-то не до него.
Люська  крутанулась не каблучках и топнула ножкой:
  -Ты меня когда-нибудь уже накормишь?
И как бы спохватившись,  спросила:
  - Юрочка!?  А где папа с мамой?
 - Мама на работе, а про батьку, ты уже отгадала. Зато мама  еще вчера наварила рассольник с почками, твоя мама как-то говорила, что ты его обожаешь! Вон на примусе, только  подогреем.
  -О-о-о-о! Хочу скорее рассольник, много,  и с черным хлебом   и непременно с почками! Это еще лучше селедки!
Через пять  минут они сидели за столом. Люська как коршун налетела на суп, а Юрка   за ней наблюдал и блаженно улыбался.
 -Люсь! А давай твою Катерину с Олегом в гости позовем. Они мне жутко понравились.
  -А как это я теперь ее найду?  Я ни адрес не взяла, ни фамилии не знаю.
   -  Да очень просто!  Подойдем к севастопольскому поезду. Куда она денется?
   - А вдруг уедет к своему Гусю?
  - Так и Гуся ее найдем , если он дул хрусталь,  то наверно к себе на завод и вернется.
   -А пять лет, после войны, -  почему не возвращался?  А теперь и на завод вернется?
  -Так теперь же - совсем другое дело!
 -И что он с одной рукой опять свой хрусталь  дуть будет? Юрка  задумчиво почесал затылок:
 - А ты почем знаешь? Может и будет!  Хотя…  судя по всему, он уже давно не стеклодув.  И, скорее всего, если не найдем Катерину, сможем его отыскать через  Генштаб.  Сдается мне,  он теперь очень даже военный.
  -Без руки?
  -Руками-то только дураки  и воюют. Может он стратег!
Люськина тарелка  незаметно  быстро опустела, она слегка ее отодвинула и немножко виновато посмотрела на мужа:
  -Юрочка! Еще хочу.   Точно как мамин!
   -  Эта тарелка была ему – Люська показала на живот,   - а теперь давай мне!
 - А Катерину Давай найдем! Катерина хорошая…  Очень хочется, чтоб она была счастлива.
Юрка наполнил жене еще одну тарелку.  Люська нетерпеливо подвинула ее себе поближе:   - Не смотри на меня, а то подумаешь, что я обжора!  Хотя я и есть  и есть обжора, только я раньше тебе об этом не говорила, а теперь можно!
Тревожно  посмотрела на мужа:
 -Юр?! А тебя отпустили? Или сбежал?
 -А я сказал майору, если не отпустит – сбегу!   Отпустил!
  Несколько дней по приезду  все пошло хорошо и гладко. Со свекровью при  встрече даже расцеловались.
Пока муж был  дома, Люська совсем успокоилась.  Первую неделю Юрка приходил со службы так  рано, что они успевали и погулять и даже сходили  с мамой  в кино, на «Секретную миссию»  Михаила Рома.  После фильма Юрка заметил: 
- Ну вот, а ты говоришь,  почему Катин Гусик не появлялся. Кому война закончилась, а кому не заканчивается никогда.

  Московская жизнь настолько пошла на лад, что у Люськи уже появилось опасение, что  это превращается в рутину.
Но тем не менее еще не до конца осознавая,  нахлынувшее на нее семейное счастье,  пыталась в него нырнуть  с головой .   Каждый день, когда  муж приходил со службы, они, будто  еще только влюбленные,  бродили  по Москве. Свекровь, Татьяна Николаевна  приходила уже затемно, она же и еду готовила.  Невестке    доставалась  другая домашняя работа – убираться, мыть пол, вытирать пыль. Она ненавидела любую работу по дому, а особенно  уборку, и поэтому всегда делала это    быстро, но не всегда тщательно.  Но обожала этим процессом руководить.  В садике – сразу   привыкла.  И конечно,  ей самой уборка  скоро  надоела, и уже с утра, как только уходил  муж,   она и сама порывалась куда-нибудь смыться. И повод быстро сыскался:  врачи, мол,  советуют,  надо больше двигаться, ходить, чтоб потом легче рожать. 
  Маршрут  сам собой сложился. С Садовой прямо на Цветной бульвар,  потом на Неглинку,  оттуда на Петровку,    затем через Страстной бульвар  на Тверскую, и  дальше прямо вниз, через Охотный ряд ,  а там - Красная площадь.  Самое сердце всей необъятной Родины. Несомненно, это было самое  грандиозное, что  она видела в своей жизни.  Первое место в Москве, куда ее повел муж в первый же день приезда, это, конечно, была Красная площадь. Даже не верилось, что кто-то когда-то все это построил. Казалось,  что эти красные кирпичные стены,  Кремлевские башни, Мавзолей и громадная церковь с множеством разноцветных  куполов,   в которой теперь был музей,  были  здесь всегда.  Москва на каждом шагу  поражала  размерами, красотой и удивительным разнообразием, а главное -  пахла Родиной. Может потому, что мама была москвичка,  и  муж  москвич. А может быть и потому, что сама она уже  хотела  стать москвичкой.  Правда  было и  еще. От Москвы исходила бесконечная сила и надежность. Но, что- то, пока,  в Москву не пускало. В Севастополе она сама себя чувствовала сильной  и значительной,  а  большой город,  ее,  хотя и привел в восторг, вдруг,  испугал. Она думала, надо быть очень сильным, чтоб здесь жить. В Мавзолей в тот вечер не попали, уж очень  длинная туда очередь.
  Погоды стояли  чудесные.  Два  дня  валил снег,  потом подморозило, и почти каждый день до обеда светило низкое, но  яркое  январское зимнее солнце. Снег на солнце ослепительно сверкал и приятно скрипел под ногами прохожих.    Не смотря на морозы до десяти градусов, Люська  не мерзла, спасали  мамины  вязанные свитер, рейтузы, и  теплые чулки. А тут  и Юрка подарил белый пуховый платок. Москвички вообще-то в  такие платки  укутывали свои головки под ушанку или под  цигейковую шапку,  а Люська обвязывала им грудь и талию, под  маминым  свитером. Свекровь  ворчала. Но поделать с этим ничего не могла.
   На второй неделе Юрку  вызвали  по службе в  Жуковский. Тесть  туда уехал днем раньше, прямо из Мурманска.  Собрался Юрка  так  быстро и неожиданно, что даже  не успел ничего объяснить.  Когда она к нему, уже на пороге,    прижалась и никак не хотела пускать, пока не скажет,  он все же сказал, что едет на аэродром. А раз вызвали срочно,  значит,  скорее всего,  какая-то  неприятность.  Люська уже  и сама знала, что  большая неприятность на аэродроме  - это  авария,  а самая большая – это авиа катастрофа.  Вслух об этом говорить запрещалось.  Как-то,  задолго до того, когда  начались командировки, он ей  объяснил, что является  одним из самых лучших экспертов по топливным системам  и карбюраторным двигателям  самолетов.  А потому он был одним из первых, кого вызывали для технического расследования причин аварий самолетов.
 - Ну,  вот и началась, семейная жизнь. Опять командировки…
   Теперь гуляла только по утрам. Вечером,   деваться некуда  - надо сидеть со свекровью  - дома. Разговоры с ней  не связывались,  и потому после ужина,  чтоб не мучать тягучей тишиной ни  себя ни её, либо беседой  ни о чем,  сразу срывалась с места и шла мыть посуду. Оказалось,  что много посуды это большое неудобство. Толи дело у мамы  - две кастрюли, три тарелки, три стакана, ну там еще ложки-вилки.  А тут тарелки для первого, тарелки для второго, еще и тарелочки для салатов и бутербродов, а еще  ко всем тарелкам  свои ложки и вилки. Мало стаканов, так еще и чашки с блюдцами. Когда она  первый раз разлила компот не в стаканы, а  по чашкам, свекровь на нее посмотрела такими дикими глазами, будто она его вылила на пол.
   И хотя она безропотно  продолжала  мыть посуду,  уже  потихоньку начинала ее ненавидеть.  Посуду… Убрав со стола и расправившись с мытьем,  показательно гладила животик  и сбегала в свою комнату.  Благо в  доме были книги, и было , что  выбрать почитать.  Попробовала начать  с  Толстого, но он так и не пошел, быстро наскучило.  Потом Достоевского.  Достоевский  принялся вероломно ломать   мозг, а думать совсем не хотелось.  Не пошло.  Чехов ее окончательно добил. 
  -Читать – это не про меня – подумала она,  в сердцах закрыла книжный шкаф и больше ни разу в его сторону не посмотрела, хотя там было еще что выбрать.  Попробовала раскладывать   карты - гадать, но карта никак не шла.  Перешла на пасьянс. Но и пасьянс, короткий быстро утомлял, а длинный никак  не складывался. От мужа  третий день - ни звонка, ни телеграммы! 
Думала - Как там Владька с мамой?  Заскучала по Севастополю, по садику. Хорошо, хоть маме  дали отпуск, на это время.
Наверное, на четвертый  день отсутствия мужа  со свекровью-таки  сцепилась.  После ужина  быстро сполоснула  холодной водой посуду, и уже хотела смыться в свою комнату. Но, не тут-то было!
 Уже на пороге услышала притворно-ласковый голос свекрови: 
  -ЛюдМилочка, ну кто же моет жирную посуду холодной водой? Хоть бы щелок плеснула.
  Люську зацепило.  Свекровь, как-то намеренно,  ласково-уничижительно,  сделала ударение на  «милочке». Вспомнила попутчицу по купе, и наверно это больше всего и задело. Так обращалась бы только московская госпожа к  нерадивой  провинциальной  домработнице. Люська развернулась, демонстративно вставила одну руку  в бок,  второй уперлась в дверной косяк:
  - А я Вам не милочка, и не служанка! Сами мойте свою посуду щелоком! У меня от него пальцы трескаются.
  -Ну,  ты тогда сама себе и готовь! Я,  шта-а-а?  Што-то тебе неправильно сказала?  Подь сюда - посмотри сама – посуда вся жирная! Не можешь щелоком – горчицы возьми.
Свекруха, когда волновалась или переходила на высокие тона, несколько утрированно, как казалось Люське,  «акала»,  «шикала» вместо «ч» , и певуче растягивала слова. Но совсем не как Катерина, а как то грубовато.
  -  И ШтА-а-а!.   -  передразнила ее Люська6 
  - Я заведующая детским садом! У меня высшее образование, и я  - член партии! Никто не смеет со мной так разговаривать!
  - И шта-а-а,  ваши члены едят из грязной посуды?
  - Ваш сын тоже,  между прочим,  коммунист! – отрезала Люська.
  - Так вот,  я и хочу, штоб  в  доме  моего сына  всегда была чистая посуда и полный порядок! И, вообще,  где это ты целыми днями шляешься, пока мужа нет дома?!
   - А Вы-то  откуда знаете?
  - А и у соседей тоже глаза есть!
   - Я  - свободная женщина!  Куда хочу, туда и хожу!
  - Ты - мужняя жена! Пока мужа нет, будь добра,  прищеми хвост и сиди дома.  Твоё дело теперь своих детей рожать, а не чужих  воспитывать.  Я вот Юре все расскажу!
  На этом Люська психанула,  и едва сдерживая себя от  того, чтобы окончательно поскандалить,  развернулась,  и не шумно  хлопнув дверью,  скрылась в своей комнате.
   - Вот деревня, на мою голову.  Шта-а-а-а! А еще Москва.
  На следующее утро к завтраку она не вышла. Дождалась, когда свекровь уйдет на работу, и только после этого вынырнула на веранду. Посуда  так и лежала рядом с  раковиной, недомытая, а свекрухин стакан, уже сухой, чистенький  блестел  в своем подстаканнике,  демонстративно выглядывая через стекло  буфета.  Чайник стоял на примусе еще совсем горячий.  Люська на скорую руку заварила чай. Попила вприкуску с сушками.  Быстро  оделась и  уже хотела выпорхнуть на  свободу,  как вдруг,  страшно захотела яичницу с жареной докторской колбасой.  Сняла пальто,  запалила примус.  Она еще не могла понять,  куда она пойдет, а пока жарилась яичница, все-же домыла посуду, не пропадать же горячей воде из чайника.  Пока прямо со сковородки,  расправлялась с яйцами и колбасой, совсем успокоилась, однако  решение пока не приходило.  Хотела было  выглянуть во двор, но за стеклами  сплошь  заросшими  мохнатым инеем, кроме утреннего солнца ничего не проглядывалось. 
  Веранда днем заметно остывала,   днем котельная отдыхала,   а вечером, когда москвичи возвращались с работы, включалась на полную мощь.
  Еще с вечера крепко  морозило, и уже под ночь мороз  сплошь разрисовал  стекла замысловатыми  узорами. Люська прошлась по гостиной.  Через полуоткрытую дверь  родительской спальни  из глубины  комнаты  выглядывало большое гардеробное зеркало,  во весь рост..  Не удержалась, заглянула. В комнате чистенько. Большая двуспальная кровать с деревянными спинками идеально ровно застелена  широким, тёмно-синим  бархатным покрывалом. На стене за кроватью красный  ковер  с замысловатым узором.  В изголовье аккуратная пирамидка из таких же синих, как покрывало,  подушек.  Возле окна не большой  стол, под красной скатертью,   Зеленая настольная лампа, стопка газет и две книги.  Два мягких, с  синей обивкой стула. На потолке бронзовая люстра на три лампочки. Уютно, ничего лишнего.  Вернулась в гостиную.
  Окно гостиной выходило на крыши домов соседнего двора, и только наполовину заросло  ледяными листьями, похожими на цветущий дурман. Верхняя половинка окна  чистая и прозрачная. Чтоб лучше разглядеть все,  что за окном, Люська залезла на стул.  Заснеженные крыши  со всех сторон окружили  небольшой двор-колодец.  Солнце уже осветило верхние этажи  соседнего дома,  но до дна в этот колодец  оно, похоже,  ныряло только летом.  К одному из печных дымоходов вела  петляющая  полоска кошачьих следов, а сам кот, полосатый, серый и мордастый, прижавшись бочком  к  дымоходу,  сидел на пятачке оттаявшей крыши и  щурился от солнца и удовольствия. Старые одно-  и двухэтажные  московские дома, собранные в уютные дворики,  до сих пор  отапливались дровами или углем.
Подумала: - выйду на улицу, а там посмотрю.