Крольчата

Предисловие.
Я, студентка МГУ, Мария, просто Мария. Фамилия, думаю, пока неуместна. Пишу впервые рассказ, не от большого таланта, а от скуки, а, может  быть, и от обиды.
Я поступила  на филологическое отделение. Друзей пока почти нет. Странное сочетание слов, но в них, увы, моя действительность: «почти» потому что друзья вроде есть, а вроде их и нет. Вернее, были, и, как мне казалось, близкие, а потом я поняла вдруг, что они вовсе не друзья, а прежние московские знакомые. Время прошло, люди изменились, дружба исчезла.
Я раньше пробовала писать стихи, а вот теперь замахнулась на прозу. Прочитала советы других писателей о том, как же начать писать рассказ. Нужно найти тему, вспомнить эпизод из жизни… Нет, все не то. Сколько бы я не придумывала тему, ничего не выходило. Хотела написать о дружбе, но и тут ничего. Наверно, обида пока не пройдет, сочинить не смогу.
Помню, сидела,  изо все сил придумывала сюжет, смотрела в окно, но видела почему-то не Москву, а нашу деревню. Так странно употреблять местоимение «нашу» применительно к деревне. Лет шесть назад, когда из моей любимой Москвы мы переехали в провинцию, деревню я ненавидела.
Так вот, наша деревня, тетя Шура и, конечно же, крольчата. Точно, крольчата! Вот о них-то я и решила написать.

1. Переезд.
Моя мама осталась сиротой. В небольшой С*** деревушке, где они жили, произошла какая-то трагедия. Видимо, испуг был сильный, иначе мама не утерпела бы и рассказала бы нам обо всем. Но она молчала, а мы из вежливости и не спрашивали.
Все,  что я знаю со слов моих близких, я постаралась расположить в хронологической последовательности.
Вначале маму забрали в детский дом: близких родственников, способных её удочерить, не оказалось. А тетя Шура, которую мама всё же нашла потом, была дальней родственницей, к тому же незамужней и безработной.
В детдоме мама прожила недолго: её удочерила состоятельная московская семья. Однако ликовать  пока было рано: девочку перевезли в Москву, а потом в приемной семье начался разлад. Новоиспеченная мамочка, удочерившая подростка, сбежала  с любовником заграницу. Маме моей тогда было 12 или 13 лет, поэтому её  с чужим мужчиной не оставили. Так и оказалась  наша мама вновь детдоме, но на этот раз в Московском.
Прошло время, мама повзрослела, стала самостоятельной, получила то ли однокомнатную квартиру, то ли просто комнату в общежитии где-то на окраинах Москвы. Примерно в это самое время она познакомилась с папой. Он был пожарным, а в глазах моей родительницы просто героем и опорой в жизни. Они поженились, переехали в квартиру маминой свекрови, которую та подарила сыну. Просто сказка. У нас было всё, что нужно для хорошей жизни.
И вот когда мне исполнилось 11 лет, а моему младшему брату Никите 9, произошел несчастный случай: на папу упала горящая балка, он получил множество травм и ожогов, в тяжёлом состоянии его увезли в реанимацию. Там он и умер. А вместе с его смертью закончилась и наша беззаботная жизнь в Москве. Мама продала квартиру, и мы уехали в С*** область, в маленькую деревушку. Мне этот поступок казался тогда бредом. Я не могла ей простить того, что решение было принято без нашего участия, поэтому от злости я всё делала наоборот. Мама же, по совету окружающих, терпела. Она понимала: переходный возраст, раннее взросление, пройдёт.
Мне вспомнилось первое впечатление, когда я увидела дом. Он был маленький, деревянный, зато во дворе стоял большой кирпичный гараж. Чуть подальше было несколько сараев и беседка. У входной двери дома высокое крыльцо. Я бесилась: что матери так понравилось, беседка или крыльцо?! Тоже мне, променяла московскую квартиру на развалюху в деревне!
И вот как-то где-то на третий день нашего пребывания а аду с комарами и мухами я вышла в огород. Мама что-то сажала, ею руководила пожилая женщина, висевшая на своем заборе. «А, это и есть знаменитая тетя Шура», - подумала я тогда, вспомнив, что она не только дальняя родственница, но и соседка. «Значит, мать не просто приобрела дом с крыльцом, это родовое гнездо».
Странно, но мы никогда не расспрашивали маму о бабушке и дедушке, а ведь когда они погибли, ей было столько же, сколько и мне в период переезда в деревню. Мы с братом были эгоистами, малолетними эгоистами. А я еще и жестокой, ведь мне и в голову не приходило, что трагическую гибель отца переживаю не только я, но и мама. А ведь у нее никого, кроме нас, тети Шуры и этого дома-то и не было!
Помню, я осмотрела весь огород. Он показался мне огромным, и в нем было много сорной травы. «Неужели мать всё выполет? Пусть на меня не рассчитывает! Моё мнение вообще никто не спрашивал, когда мы сюда ехали!», - так думала я, беспокоясь больше о том, как же я, городская жительница, москвичка, отправлюсь в обычную деревенскую школу. Нет, меня беспокоило не качество образования, а больше окружение. Деревенские жители казались мне ограниченными и отсталыми.
Горько мне теперь это вспоминать…Я же не знала, что примерно через шесть лет буду думать иначе, что всего лишь через шесть лет я разочаруюсь во всех своих прежних друзьях и буду с умилением вспоминать деревню.

2.Новоселье.
Через неделю после переезда мы устроили новоселье, однако, почему-то не в нашем доме, а в доме тети Шуры. Любила она командовать всеми: и нашей мамой, и своим мужем. Смешно, но у соседки  с её мужем были одинаковые имена: Александр и Александра, хотя называли их по-разному. Дядю Сашу дядей Сашей, а его вездесущую супругу Шурой, Шуркой, а мы вслед за нашей мамой тетей Шурой, хотя она нам в бабушки годилась.
Этой женщине было уже за шестьдесят, хотя выглядела она моложаво: невысокая, худая, юркая; на любой вопрос у нее всегда был ответ, ни одно собрание в деревне без нее не обходилось. В начальники она никогда не лезла, образование не позволяло, но и в стороне оставаться тоже не могла. Многие обращались к ней за помощью.
Вот она-то и придумала нашу маму познакомить со всеми деревенскими, чтобы легче было обживаться.
Нас с Никиткой отправили на кухню помогать разносить блюда к столу, - тетя Шура заставила. Да мы особо и не сопротивлялись. На кухне было много всего вкусного. Наелись мы тогда хорошо, и  и за стол со взрослыми не пошли, зато активно искали себе занятие во дворе. И вот что нас привлекло: в тени возле винограда стояли клетки с кроликами. Их было не так уж и много, всего пять- шесть, зато для нас, скучающих в деревне горожан, это было развлечение. Оказывается, кролики зимой в этих же клетках жили в сарае, а летом их выносили в сад, и даже выпускали по одному побегать на траве.
Кроликов любил дядя Саша, он умел выделывать шкурки, сшивать их, у него хорошо получались теплые меховые жилетки. Но этих животных не особо любила его жена. Не то чтобы она совсем запрещала их разводить, но странным образом она влияла на плодовитость самок: кролики либо рождались слабыми и сдыхали, либо крольчихи отказывались вскармливать своё потомство.
- У неё чёйто в это раз всего три было. Один сразу подох, двоих я спасла, - рассказывала нам потом тётя Шура, показывая малышей, которые жили у них в комнате. – И ведь кроля от неё забрали почти сразу, а все равно опоздали. Не приняла она детей. Захожу, веришь, а она скачит по им! А они голодные, тощие!
Я поняла тогда, почему мама её слушается: тетя Шура, честная до глубины души, умела расположить к себе собеседника.
- Рожают часто да по многу, вот и не берегут деток, - продолжала тетя Шура, а я в это время кормила из шприца одного шустрого крольчонка. Он так смешно причмокивал! Мне очень понравилось. Такой крохотный, живой, настоящий!
- А они вон, вишь как выросли. Энтот, у тебя в руках, всю обувку источил. Зубы чешутся. Мы ему и капусту, и морковь… а он погрызет немного, а сам опять к обуви скачет. Поганец! Медом намазана чёли? Мы теперь на крыльце разуваемся  и в шкаф от него прячем. Ниче, вот дед клетку доделает; отсадим его в отдельную квартиру. Хватит, подрос уже!
 Я взяла в руки смирного пушистика. Он был такой легкий.
- А энтот не жилец. Видать, мать истоптала, - продолжала тетя Шура. – Кормим пока. Не убивать же. Но он не прыгает, как тот через порог. Мало двигается. Дохляк.
-Какой он красивый! – воскликнула я. Крольчонок тоже на меня смотрел, однако от шприца отворачивал мордочку, видимо, боялся меня. Но я настояла на своем, и он тоже слегка стал причмокивать.
Тётя Шура ушла к гостям, а мы остались ее приказ исполнять: «Играйте, но не шибко мните их, а то с полу сами собирать будете». А что собирать, она не уточнила. Мой брат тоже заинтересовался кроликами. Нам мама ни кошку не разрешала заводить, ни хомяка, никого. «Зверей еще в квартире не хватало! - возмущалась она. – Звери должны в сараях и в будках жить!»
«Отлично,  - переглянулись мы с Никитой, вспомнив мамину фразу. – В сарае, так в сарае! Теперь он у нас есть!»
Вот так мы и задумали воровство. Зачем тёте Шуре эти малыши! Она уже и с огородом плохо справляется. Колючки вырастила возле забора, который был с нашей стороны. «А вдруг и вправду пушистик сдохнет!» - подумала я. И мне его так жалко стало. Захотелось спасти, но для этого нужно было украсть. И тут же, приняв твердое решение, мы с Никитой принялись рассматривать двор, искать лазейки, при этом постоянно спорили вполголоса, чтобы никто не услышал:
- Зачем тебе два? Одного хватит. Можно подстроить так, будто сам перепрыгнул через порог и удрал, - говорил мне брат.
Я понимала, что он прав, но мне хотелось помочь пушистику. Мне почему-то он очень понравился. Он был такой милый, беззащитный, поэтому я настаивала на своём:
- Нет, возьмем двоих! Как будто он тоже научился прыгать!
Всю ночь после новоселья мы не спали, все прорабатывали план, стараясь учесть все мелочи, в том числе и реакцию Рэкса.
- Это при хозяевах он смирный и добрый, а без них укусить может. Почувствует кроликов и цапнет, - предположил Никита.
- А мы ему костей из морозильника возьмем. Мама все равно их просто складывает, - заметила я. Мне и в голову не приходило, что и собакам мясо надо размораживать.
- Уходить через забор надо, второй раз Рэкс не пропустит, - не унимался Никита. У него был панический страх перед собаками, который невольно передавался и мне.
 - С ума сошел! Там лопухи и колючки! А еще крапива по пояс!
- Лучше крапива, чем челюсть собаки!
Так мы полночи проспорили и лишь к утру угомонились.

3. Кража.
Утром в день кражи мы  страшно волновались, хотя и старались скрывать это. Быстро, на одном дыхании съели всю кашу, чем очень удивили маму. Она странно смотрела на нас, с подозрением. Или нам тогда так казалось. Я в одно мгновение стала прежней Маняшкой, как называл меня когда-то папа. Мама знала, что я запретила после его смерти называть себя так. Она, наверно, подумала, что я просто выросла, поэтому не хочу детских имен. Но это было не так.   Мне хотелось быть злой, а злюка не могла быть Маняшкой. И вот я  убрала все иголки и стала такой же пушистой и мягкой, как тот маленький крольчонок. Мне вдруг захотелось заботиться о ком-то, кто слабее меня и нуждается в помощи. А ради этого я готова была на все: и на кражу, и на подлог и даже на имя Маняшка.
 И вот после завтрака мы пошли на дело. Пишу так потому, что мы с Никитой действительно чувствовали себя ворами.
Мы обошли забор соседей, повернули за угол, поскольку дом их был угловой. И остановились перед воротами. Калитка как всегда не заперта. Мы уже знали это хорошо. Вообще здешние жители были настолько доверчивы, что вообще никогда ничего не запирали.
Мы зашли во двор. Рэкс поднял голову и настороженно посмотрел на нас. Потом зарычал. Я подошла ближе к нему вывалила перед его носом кости с мясом, но пёс даже не опустил голову. Он смотрел на нас.  Он будто понял, что мы пришли воровать. Не знаю как, но собаки это чувствуют. Хотя в тот момент я была самоуверенна:
- На вот, кости. Мясо! Чего смотришь? – спросила я и быстро повернулась к двери, и в эту секунду одновременно я  услышала  лязг зубов и  прикосновение их к моему пиджаку.  Интересно, Рэкс намеренно промахнулся, вцепившись мне не в попу, а в край пиджака? Или это было предупреждением? Однако думать в тот момент было некогда. Я дернулась, оставив кусок пиджака в зубах собаки, и быстро забежала к соседям в сенцы. Никита сделал тоже самое за несколько секунд до моих действий. По его глазам я поняла: он тоже сильно испугался то ли за меня, то ли за самого себя.
Мы с братом забились в угол, благо там были какие–то доски, палки, наверно, для будущих клеток. В тишине мы долго слушали стук собственного сердца и возмущение Рэкса. Пёс не унимался  и в тот момент, когда во двор пришла хозяйка. На своем  собачьем языке Рэкс ей всё рассказывал, но Тётя Шура вместо благодарности ругала его.
 Какие они милые, доверчивые эти деревенские люди: ни на замок не закрываются, ни в воров не верят. Мне было очень стыдно в тот момент, однако отступать было уже поздно. Как бы мы объяснили нашей соседке своё появление в их доме в отсутствие хозяев?
Так мы сидели и боялись, что тётя Шура  сейчас зайдет и увидит нас. Вещей в сенцах было мало, а доски, за которыми мы прятались, оказались низкими. Но тётя Шура в дом так и не зашла: вначале она пробежала в огород, что-то там сделала, а потом стремительно проскочила на улицу за ворота, забыв на лавке во дворе свою панамку, чего раньше никогда не было. Мы с Никитой облегчённо вздохнули. Теперь осталось только посадить в мешок крольчат, приоткрыть дверь, создав иллюзию побега животных.
- Глупость всё это. Не могли крольчата удрать, их собака загрызла бы, - осенило меня.
- Об этом вчера надо было догадаться. А теперь поздно, - огрызнулся Никита. – Может через забор?
- Давай, - согласилась я и машинально потрогала сзади пиджак.
«Теперь его только выкидывать», - подумала я.
Мы быстро определили, из какого окна лучше вылезти, чтобы через забор попасть в наш двор. Потом с трудом открыли старые деревянные створки и вылезли по одному. Мы даже не захлопнули  плотно ставни: и торопились, и силы не хватило.
Помню, убегая, я почти не чувствовала ожогов от крапивы: волнение было сильнее.
И вот мы в своём дворе возле сараев! Всё позади, даже собака. Посмотрели в мешок: сидят. Оба!
- И что мы теперь будем делать? Как наши соседи поймут, что крольчат не украли? – произнес вслух Никита то, о чём я тоже в этот момент подумала.
- Не знаю, - честно ответила я.
Потом мы принялись устраивать жилище для наших питомцев. Принесли с чердака тряпьё, нашли немного соломы, постелили. Я стащила у мамы блюдце и налила молока. Шустрый сразу подбежала и немного отпил.
- Большие уже, им и шприц не требуется, - сказала я.
- А этот чего? Не умеет? Зачем мы его взяли, вдруг и правда сдохнет? – спросил Никита и посмотрел мне прямо в глаза. – Вот из-за него и подумают, что их украли. Он же и прыгать не умеет.
- Научится, - успокоила я. – Мы его выходим. Витаминов купим…
- Вот ты иди и покупай! А мне этот больше нравится, Шустик.
-Как ты его назвал?
- Шустик.
- А вдруг девочка? Ты  разбираешься?
- Вроде мальчик, - ответил Никита, пытаясь поймать крольчонка. – Тетя Шура вчера говорила, что оба мальчики.
- Не помню. А как тогда этого назовём, пушистого?
- Пушустик.
- Очень смешно. Пусть будет Пушком.
- Идет! – согласился Никита.
- Ой! Кто-то, правда, идет.
Мы быстро закрыли сарай в тот самый момент, когда мама уже приближалась к нам.
- Что это вы тут делаете?
- Бездельничаем, - быстро ответил Никита. Он начал походить в скорости на своего питомца, в то самое время, когда я превратилась в меланхоличного пушистика. Честно, я даже растерялась. Но мама ничего плохого не заподозрила.
- Говорят, крысы расплодились, у кого в сараях корм или животные, беда.
- Но у нас ничего в сараях нет, - быстро проговорил братишка.
- Знаю, но лучше проверить. Может зерно у  старых хозяев осталось.
- Нет. Ничего нет. Мы уже все сараи проверили, - очнулась я.
- Молодцы какие.
- Это мы от безделья, - добавил Никита.
-Лучше бы траву подергали, а то комаров развелось! Самих же кусают, - сказала мама.
- Ладно, мам, подёргаем, - согласилась я. И на немой вопрос Никиты шепнула: «Кроликам. Их же кормить надо».
Мама ушла, а Никита спросил:
- А какую траву они любят?
 - Не знаю. Всякую, наверно. Ты в телефоне посмотри.
Никита углубился в экран, а я приоткрыла дверцу сарая: все по-прежнему, один сидит, другой скачет, изучает новый дом.
- Никит, а крысы могут покусать крольчат, - всполошилась я.
- Я тоже об этом подумал.
 Тут он неожиданно подпрыгнул:
-  Смотри! Ты какое молоко им налила?
- Из холодильника, магазинное.
- Дура! Им нельзя коровье давать! Тем более, магазинное!
- Сам дурак! Откуда я знала! А какое же им давать? Кроличье?
- Можно молоко кошки или хотя бы козы.
- А где мы козье молоко возьмём?
- Не знаю, - вздохнул Никита, - а  у тёти Шуры коза есть?
- Что ты прикажешь сделать: козу у неё стащить или втихаря доить по утрам? Да и большие они. Пусть обычную еду теперь едят, – ответила я и вылила молоко из блюдца на землю. – И что бы могло произойти, если бы они коровье выпили?
- В нем жирности мало. Несварение было бы. Животы у них разболелись бы,  - ответил Никита.
- Слушай, они же виноградные листья любят, - вспомнила я слова тёти Шуры.
Мы тут же посмотрели на свесившуюся в сторону нашего сада лозу.
- Нарвём?
- Давай.
Потом мы еще принесли им свежей травы из огорода. Жара была страшная. Мы собирались уже в дом, когда я вдруг услышала голос мамы.
- Машка! Где ты так пиджак подрала?  И зачем ты его нацепила? Жарюка! Сними скорее, я посмотрю, что можно сделать.
- Не надо. У меня плечи обгорели, - соврала я. – Вот и надела. А порвала в сарае. Там какие-то доски с гвоздями были. Мам, он старый. В нём только в огороде ходить.
- Ну да, теперь старый, а раньше был модный, - заметила мама.
Она  еще раз внимательно посмотрела на мою спину.
 – Ну-ка повернись! Зачем же по сараям в нем лазить! Похоже на зубы собаки. Надо же! Это как это ты так умудрилась?
Я опустила глаза, а Никита стоял и подло улыбался. «Ничего, я ему отомщу»,  - подумала я в тот момент.

4.Лучше честность, чем мучение.
Мы весь день не находили себе места. Известие о крысах не давало нам покоя: как они там. Но ведь и в дом занести нельзя! Шустик ведь на месте сидеть не будет.
К маме зашла какая-то женщина, тоже соседка. Она рассказала про деревенскую семью, в которой крысы покусали хозяйку и ее собаку.
- Прям вцепилась эта тварь насмерть! Еле палками отбили, так она от боли на Марию Ивановну и кинулась. Ногу прокусила! Уколы ведь повезли делать! От бешенства! Крысы-то бешенством и могут заразить. А у собаки возле уха и глаза кожа содрана. Боже упаси! Вот пропасть-то какая! И откуда они только взялись, длинные, почти с кошку!
- Таких не бывает!
- Бывает. Сама видела!- не унималась соседка. – Хвост длиннющий!
Я посмотрела на Никиту. На его лице были гримасы, близкие к плачу. Он просил, нет умолял глазами. Я всё поняла без слов. Мы вновь приготовили мешок и пошли к сараям. Уже почти стемнело.
- Им лучше будем у тёти Шуры, - уговаривал меня Никита.
Зачем мне он это говорил? Я и сама думала так же. Но как вернуть? Стыдно же! Мы подошли к воротам, хотели постучать и честно отдать крольчат в мешке. Мы даже приготовились уже извиняться: лучше честность, чем мучение! Но в это момент я увидела Тётю Шуру и Рэкса где-то в конце улицы. Они любили погулять перед сном. Вместе. Значит, никого нет! Даже собаки!
- Давай незаметно их вернем. Пусть думают, что они где-то поблизости были.
- Давай, - радостно согласилась я.
Мы быстро зашли во двор, потом в сенцы и тут из комнаты  нам на встречу вышел дядя Саша. О нем-то мы и забыли совсем. Но к нашему удивлению, он нисколько не смутился:
- А, это вы? Ну, проходите. Шурка вышла: любит с Рэксом гулять. А чё с ним гулять, пустил его и всё.  А она всё боится, убежит куда.
И тут он как будто вспомнил что-то.
- Представляете, крольчата куда-то удрали. Прихожу с работы, а дверь приоткрыта, и ни одного нет! Шурка не верит, что пропали, говорит, найдутся. Да где уж там. Если убегли на улицу, то там собаки. Да крысы. Слышали , Марию Ивановну в больницу положили: крысы покусали?
Мы утвердительно махнули головой. Не могу описать всех чувства, которые были у меня в этот момент, было не просто стыдно,  мне хотелось рыдать от отчаянья. Пожилой мужчина нам чай налил, конфет предложил, а мы… пока я думала, я даже не заметила, как Никитка их выпустил из мешка, или они потихоньку сами выбрались? Очнулась я, когда услышала  я голос тёти Шуры:
- Я же говорю, далеко не уйдут! Куда им деться-то. Заячья душа - трусиха. Вон они. Дед, слышь, оба на месте! А ты ушли, пропали, собаки загрызут! Крысы! Ишь, проказники! А энтон, исподтишка чё творит! Сдохнет! Да он нас переживёт! Ишь хитрец какой!
Она говорила, глядя нам с Никитой в глаза. А мы непроизвольно начали улыбаться. Умеет же тётя Шура и успокоить, и рассмешить. Она также, как и дядя Саша не удивилась нашему вечернему визиту и тоже налила себе чай.
- Машк, а может возьмёте их? А? Накой они нам, безобразники! Выросли и шалят! У нас и своих кролей много! И не возражай, – сказала она, посмотрев на дядю Сашу.
А тот тем временем принес показать нам клетку, которую он смастерил уже для Шустика.
- Зачем они нам? – возразила я. – Вон у дяди Саши и клетка готова. Нам держать негде. В сарае опасно, а дома мама не разрешит.
- А мы маму уговорим, - не унималась тётя Шура.
- Ну ладно тебе. Загорелась! Лишь бы избавиться! Что они с этим шустриком делать будут. Погрызет им все, а в сарае действительно нельзя. Я вот думаю, как нам наших от крыс защитить, – сказал дядя Саша. – А, впрочем, пушистого пусть забирают. Если подохнуть, то давно бы сдох. Характер просто смирный. Он может и в доме пожить. Ну, возьмете?
Пока я думала, Никитка быстро согласился. Но ведь это мой Пушок! Ему же нравился Шустик! Я начала ревновать. Но было уже поздно: Тётя Шура уже нашла коробку и посадила туда Пушка. Моркови положила ему, капусты. И мы вместе  с подарком отправились домой уговаривать маму оставить кролика.
Во дворе Рэкс грыз кость. При хозяйке он даже не взглянул на меня.
- Представляешь, - обращалась тётя Шура ко мне, - кто-то ему костей набросал, да с мясом! Хотела отобрать, вдруг отравленные. Да где там, рычит, не даёт. Времени много прошло, кабы мор, подох бы. И кто догадался? Денег многа у людей. С жиру бесятся. Это уж он по второму кругу глодать пошёл.
Я молчала.
Не знаю, догадались ли наши соседи – дальние родственники, или просто подарили нам Пушка, но это кролик прожил у нас долго. Вместо кошки. Смирный он просто, а не больной. Никитка подружился с дядей Сашей и часто бегал навещать Шустика.

Вот так прошло время, а чувство стыда мне забыть сложно. Никогда больше мы с моим братом даже и не помышляли о воровстве. Слишком много пережили за один день
                Июнь   2024.