Вальс

В городском саду города-героя Одессы играл духовой оркестр. Он играл так же, как играл год, десять, сто, а то и более лет назад, наполняя пространство праздником, возвышенностью и торжественностью. Посетители, как во все времена, заслышав музыку неизменно преисполнялись высокими чувствами и ощущением соприкосновения с чем-то необыкновенно прекрасным и одухотворенным, сравнимым с присутствием на культовом ритуале, сопровождаемым магическими звуками или песнопениями.
В павильоне-ротонде чинно восседали музыканты, сосредоточившиеся больше на пюпитрах, музыкальных инструментах и творении вальса, чем на неспешно прогуливающихся или занявших лавочки слушателях. Оркестр был не многочисленный, но брал сердца зрителей, как выразился великий полководец, не числом, а умением, своей сыгранностью.
Но более всего красоте мелодии способствовало искреннее, от души желание музыкантов исполнить каждое произведение должным образом, как можно более гармонично и достойно. Оркестранты периодически переглядывались и в глазах проскакивал легко угадываемый вопрос: «Ну, как я, не лажаю?».  Коллектив был, как говорится спетый и спитый и по этой причине не особо нуждающийся в дирижере. Но он был.
В этот день всё пространство было наполнено не только звуками, но и необычными запахами. Жители города-жемчужины богатые воображением, находчивостью, предприимчивостью и многочисленными иными присущими только им качествами, причисление которых займет не одну страницу, удумали устроить фестиваль мидий. В густо окружающих сад ресторанчиках и кафе готовились двустворчатые моллюски. Даже на открытых площадках в огромных казанах кипело-бурлило, судя по аромату, что-то невообразимо вкусное. Каждый повар старался привнести даже в такие классические рецепты, как мидии по-рейнски, свой фирменный штрих.
Мидии варились, жарились, парились с различными ингредиентами и специями. Кроме того, готовились разнообразные блюда с добавлением моллюсков. Всё поливалось всевозможными соусам, распространяющим далеко-далеко невероятно аппетитный запах чеснока, томата, укропа и всевозможных пряностей. Не было ни одного человека не сглотнувшего обильно выделяемы слюнки. Дух стоял такой, что у присутствующих случалось головокружение, доводившее особо чувствительных до полуобморочного состояния.
Удивительным было отсутствие не то что толпы, но даже намека на суетливую скученность возбужденного действом народа. Объяснить такое крайне необычное явление можно было только ранним часом, но не неосведомлённостью местных жителей, что само по себе в этом городе исключено. Одесситы наверняка знали когда всё будет готово и следует быть для наслаждения.
На лавочке напротив и чуть наискосок от павильона-ротонды разместилась пара.  Широкая аллея отделяла их от музыкантов. Мужчина и женщина сидели рядышком и под ручку, что ещё более подчеркивало близость. Они выглядели как молодые влюблённые, хотя седина, короткая стрижка (почти под «ноль») мужчины говорили о зрелости. Спутница была очаровательно моложава и мила. Красоту женщины особо подчеркивали огромные изумрудные глаза и чёрные брови вразлёт.
Звучащий вальс нравился обоим, будоража сознание, вызывая необыкновенные, трепетные чувства и задевая неведомое в душе. Между ними внезапным сюрпризом возникла тихая и короткая дискуссия касательно авторства. Они говорили почти шёпотом, чтобы ненароком не помешать музыкантам. Дама утверждала, что звучит старинный вальс с более чем вековой историей, а он, напротив, склонялся к авторству средины двадцатого века или вообще современной интерпретации старинного произведения. Оба мучались своим бессилием определенно назвать вальс и автора несмотря на твёрдую уверенность в том, что это произведение им хорошо известно и слышали они его не раз.
Обсуждение между ним не перерастало в спор или столкновение непримиримых позиций сторон, пытающихся доказать правоту своей версии. Дискуссия больше напоминала аккуратное, неспешное и осмысленное прощупывание выуженных из памяти вариаций, сравнимое с действиями минера щупом, определяющего безопасный путь. Перебрав все возможные из доступных им варианты, они смирились с безуспешностью вот именно сейчас найти правильный ответ, расслаблено затихли, отдавшись воле мелодии, пространства и времени, наслаждаясь моментом.
Бесподобная смесь дурманящих ароматов, очаровательной музыки, нежно ласкающего ветерка с лёгким оттенком запаха моря, некая уединенность и отсутствие мелькающих между ними и оркестром прохожих обволакивали пару волной умиротворения, создавая эффект нереальности происходящего. Над ними тихо шелестел огромный ясень, формирующий густую и приятную тень.
Звуки музыки стали доноситься глуше, будто издалека и удаляясь. Казалось, мелодия тает в бесконечном пространстве и это вызывало опасение, что она улетит и не вернется.
Но вальс, достигнув неведомого предела и вроде бы совершенно растворившись стал возвращаться, приближаться, нарастать и звучать стройным напевом духовых и ненавязчиво подчеркивающим ритм глухим, но сочным буханьем барабана.
Мужчина и женщина сидели, наслаждаясь вальсом, и делились своим взаимным удивлением как долго им пришлось добираться от Приморского бульвара к своему заветному месту. Облюбованная и милая обоим лавочка располагалась вроде и близко к павильону с музыкантами и оживленным аллеям, но поразительным образом обладала очаровательной романтической, даже интимной отстраненностью.
До того, как добраться до  городского сада они совершили пешую прогулку после приема во дворце графа Воронцова. Они целенаправленно шли в любимое и уединённое место поблизости, руководствуясь необходимостью поговорить без свидетелей и веселой суеты празднества. По пути они ни единожды раскланивались со встречными знакомыми. Изредка останавливались для короткого разговора. Приятели звали пройти с ними в новомодную кофейню кондитера Германа Кель на Ришельевской, в которую полюбилось наведываться молодой части городской знати.
Но пара вежливо отказывалась от любезных приглашений, стремясь как можно скорее достичь намеченной без обсуждения и по молчаливому согласию, как само собой разумеющееся, желанной цели. Каждого одолевала острая потребность поговорить с глазу на глаз. Оба как жаждущий устремленный к роднику, страстно хотели быстрее попасть в сад и расположиться на уединённой лавочке, позволяющей вести беседу без опаски быть услышанными или прерванными. Но многочисленные встречные знакомые, фланирующие в благословенный для вечерних прогулок час, задерживали, вызывая скрытую досаду и ещё больше подогревая неутолимое желание уединиться и поделиться сокровенным.
Для преодоления небольшого расстояния к цели им потребовался, пожалуй, целый час. Дольше всех их задержал корнет барон Рено своими рассказами про Аглицкий клуб и гастрономические подвиги отставного майора таможни Льва Пушкина. Молодые люди вынуждены были с вежливым терпением выслушать, выразить удивление, а по окончании истории с радостным облегчением раскланяться и удалиться.
И вот наконец они в саду наблюдают со стороны волшебное зрелище, поражающее взор и слух. Отдалённо слышалась на разных языках речь горожан, собравшихся вечером насладиться прохладой и дивной музыкой в созданном общими усилиями благоухающем саду. Едва можно найти второй такой город, созданный упорством и любовью разных народов, представителями многих культур.
Посетители фланировали, приветствуя друг друга по узким, заросшим проходам Городского сада и каждый шаг сопровождался мелодичным похрустыванием песка, специально завезённого для обустройства дорожек из колонии Люстдорф. Со стороны моря тянуло влажным, теплым воздухом и казалось, что вот-вот накатит незаметно, крадучись волна тумана и тихо, коварно накроет, поглощая безжалостно всё подряд. 
Пара сидела тихо, неподвижно и могло показаться что они просто пользуются выгодным отстранённым расположением лавочки и наслаждаются отдыхом после столь утомительных своим регламентом и правилами светских церемоний. Молчаливое созерцание со стороны за происходящим завораживало, пауза затягивалась и надо было кому-то её нарушить для начала долгожданного и, судя по всему, важного для обоих разговора. Он решился первым, произнеся негромко:
- Пароходо-фрегат "Владимир" стоит на рейде и готов к переходу в Севастополь. Погрузка всего необходимого завершена и завтра поутру вся команда обязана быть на борту, а я по долгу службы должен быть на судне до полуночи.
Сказанное могло пояснить причину их желания уединиться и сказать важное перед расставанием на неопределённое время. Она подняла на него небывало изумрудного цвета огромные глаза под соболиными бровями и подобно ему тихо отреагировала:
- Я знаю, - а затем, помедлив повторила, делая особый акцент, - Я всё знаю.
- Что всё вы знаете? Не понимаю, о чём вы.
Было невооруженным глазом видно, что он искренне удивлён.
- На днях я получила письмо от кузины. Она навещала супруга в крепости «Белый лебедь» в Меджибоже.
Он побледнел. Разговор нежданно с самого начала повернул в сторону, которой мужчина никак не ожидал, предполагая перед расставанием построить его и объясниться иным образом, но вот... Совладав собой, он умудрился, не повысив голоса, не изменив интонации и даже не дрогнув ни одним нервом лица, вымолвить:
- Ах вот оно что. Боже, как тесен мир! Поехал проведать своего друга детства перед неизвестностью предстоящей военной кампании и вот уже сообщают подробности моего путешествия. Позвольте полюбопытствовать: о чем же сообщила вам ваша кузина?
Дама немного разрумянилась, но потом так украшающий ее оттенок нежно-кремовой розы мгновенно сменила голубоватая бледность. Синхронно, в резонансе с приливом крови последовал сдержанный вздох, поднявший прекрасную грудь, и виделось как её матовая кожа трепетно пульсирует, отражая частое биение сердца. Однако лицо сохраняло спокойствие, как и прозвучавший, никак не выдававший внутреннего волнения голос:
- Она написала о вашем крупном проигрыше ротмистру Чирикову и последовавшей затем, назову так, ссоре.
Мужчина слушал её не дыша и после сказанного побледнел ещё сильнее, хотя до того казалось что белее быть уже невозможно. Только это выдавало его волнение ничем более не проявленное. Сказывался боевой опыт, позволивший ему совладать своими эмоциями и задать негромким, ровным и твердым голосом короткий вопрос:
- А именно?
- Ротмистр потребовал уплаты проигрыша до вашего отъезда, выразив недоверие, что уехав, а затем отправившись в поход вы задолжаете ему на неопределённое время или вообще долг может быть не оплачен. Мне известно, что на следующий день последовала дуэль и что после промаха ротмистра вы выстрелили в воздух, а потом выплатили всю сумму.
Закончив, она вздохнула с облегчением и уже спокойно спросила:
- Неужели всё так и было? Так нелепо и так страшно.
Офицер слушал сдержанно не шевелясь, обретая по ходу её рассказа нормальный цвет лица. Пришла его очередь высказаться. Она обоснованно ждала от него искреннего ответа, и он не позволил себе лавировать в подборе слов:
- Что ж. Ваша кузина весьма осведомлена и суть происшествия изложила точно. Да, я проиграл. Проиграл больше, чем позволительно с моим состоянием. Не буду оправдывать себя тем, что это была необъяснимая мне страсть или наваждение, чудовищная безответственность и легкомыслие, а проще говоря, безрассудная глупость. Но, как известно, всему своя цена. Вот и мне судьба выставила счёт за мою беспечность и желание казаться эдаким бравым и лихим гвардейцем способным куражиться и безумно рисковать.
- Вы заплатили по счету. Но как? Ах, простите мой бестактный вопрос, - спохватившись вдогонку вырвавшемуся вопрошанию немного даже с горячность и на мгновение опять зардевшись воскликнула она.
- Ну что вы, - едва смутившись ответил он и добавил, - вам позволительно.
После нежданного, ошеломляющего начала разговора и эмоционального оцепенения, которое порой включается как фактор самосохранения, в беседу крадучись стали пробираться чувства и их проявление.
- Вы совершенно правы, – приступил он к пояснению, – у меня там не было необходимых средств для оплаты долга. Да и здесь, откровенно говоря, я не располагаю такими собственными средствами. Мне неловко вам такое открывать, но лгать или фальшиво приукрашивать, фанфаронствовать перед вами ещё горше и недостойнее.
Она смотрела на него с таким нескрываемым волнением, что он не замедлил проложить свой рассказ:
- Выход из создавшегося положения я искал лихорадочно. Несколько тамошних знакомых предложили мне посильную помощь, но она была далека до необходимой суммы. Я был в отчаянии и молил Бога подсказать выход. А потом, знаете, внезапно успокоился и даже решил идти спать, следуя старинному поверью, что утро вечера мудренее. Тем более, что на утро была назначена дуэль и вопрос долга мог быть решен ценой жизни. Но утра дожидаться не пришлось.
Ко мне тихо постучали. На мой возглас, что дверь не заперта никто не ответил и не вошёл. Немного подождав, подумал, что мне послышалось, но все же решил проверить. Распахнув дверь, я обнаружил за ней даму в белоснежном наряде. Лицо было закрыто вуалью. От неожиданности меня охватило оцепенение, сменившееся растерянностью в догадках кто это.
- Так кто же была эта дама? – не удержавшись воскликнула взволнованная женщина.
- Я так и не узнал. К тому же визит незнакомки был крайне краток. Она решительно отвергла моё приглашение и отказалась преступить порог. Уже потом мне вспомнился рассказ приятеля о поверье, что в замке обитают два призрака – чёрный монах и белая дама. Но не думаю, что это была мистика. Скорее любезность одной из дам пожелавшей остаться неизвестной.
- Она что же деньги принесла и передала вам? – высказала предположение собеседница.
- Почти. Она сказала про свою осведомлённость о крайне сложной и неразрешённой мной пока ситуации и предложила возможный выход, добавив, что он сейчас единственно возможный для меня. Незнакомка была безусловно права.
Произнеся это, он утих. Словно вторя ему звуки в саду притихли и даже оркестр умолк - музыканты взяли передышку. Пара сидела недвижимо и безмолвно. Она не решалась торопить его с рассказом, а он собирался с мыслями, а может быть и духом для продолжения. Наконец то ли решившись, то ли собрав необходимые силы он продолжил:
- Она рекомендовала мне идти к старому еврею Исраэлю, акцентировав при этом, что он не ростовщик. Предложение незнакомки меня ошарашило и озадачило своей кажущейся абсурдностью, несуразным сочетанием персон. Невероятно, но их что-то связывало. Нет не деньги. Вряд ли она у него одалживалась. Загадочно всё, как и сам визит. После этого она подробно, до малейших деталей указала как найти старца и без промедления быстро удалилась, не прощаясь и не ожидая благодарности, а я так ничего не смог сказать ей даже вдогонку, оторопев от визита и предложенного варианта.
- И вы взяли?! - больше утверждая, чем спрашивая вымолвила женщина.
- Да. Согласитесь, что другого источника у меня не было и появиться в такой короткий срок не могло. Я быстро собрался и вышел из крепости, отправившись в расположенную поблизости еврейскую слободу. Был поздний вечер, темнота невообразимая и даже собаки не лаяли. Только издали доносилось густое, непрерывное кваканье лягушек. Поразительно быстро я нашел описанный белоснежной незнакомкой домик Исраэля. Впрочем, глупо удивляться. Постучал.
Дверь довольно быстро и бесшумно открыл старик со свечой в руке. Именно она прежде всего произвела сильное, магическое впечатление, а не старец. Большая, толстая и очень яркая. Мелькнуло нелепое предположение, что он её в крепостной церкви купил. Только теперь ко мне приходит удивление моему тогдашнему спокойствию, которое могу объяснить лишь ощущением, что всё происходящее свершается не со мной и вообще во сне.
 Хозяин провёл меня в дом и усадил за стол. Комнатушка была небольшая и я едва не касался головой потолка. Смешно, но я вдруг подумал тогда, что старику выше и не надо. Он был мне по грудь ростом. Странным было отсутствие каких-либо запахов и только отдаленно слышался приятный медовый аромат свечи. Теперь мне кажется более странным способность замечать в тот момент такие детали.
Я сидел напротив старика и не знал как начать разговор. Мялся в нерешительности или стыде. Он пришел мне на выручку и сказал, что знает о причине моего визита, заметив, что скандальные слухи быстро распространяются, и добавил, что его интересует только одно – требуемая сумма. Я назвал. Исраэль молча встал, вышел в соседнее помещение и очень скоро вернулся с пакетом, вернее завернутым в белую ткань свёртком. Так же молча и беззвучно положил на стол и негромко добавил: «Вот тут всё вам необходимое».
Дедушка не ставил никаких предварительных условий, не оговаривал сроков или каких-либо других требований. Ситуация была странная своей ошеломляющей необычностью, следуя которой мне оставалось только молча, чтоб не нарушить поразительную тишину ночи и всю канву происходящего взять пакет, встать и уйти. Ну, или в крайнем случае ограничиться с краткой и тихой благодарностью напоследок.
Я сидел ошарашено в растерянности и впервые в жизни не ведал, как правильно поступить. И тут до меня наконец дошло очевидное - мне самому следует задать вопросы и выяснить детали займа. Не буду предавать наш разговор. Тем более, что он был чрезвычайно краток. Он свёлся к простому, единственному пункту сделки – он всё положил на мою совесть и честь и было только одно условие – я больше никогда не буду играть.
Затем старец провёл меня до порога освещая путь как казалось ещё более ярче разгоревшейся свечой, почти беззвучно попрощался и неслышно закрыл за мной дверь.
- Тогда объясните мне зачем вы стрелялись и не перекрыли дуэль выплатой долга?
- Была затронута честь, подвергли сомнению верность моего слова, а следовательно, и моё достоинство пытались унизить. Цена такому не деньги. Только кровь, жизнь способны стать равноценным эквивалентом. Деньги — это так, довесок. Сперва следовало решить вопрос достоинства и чести, а потом уже долга.
Рассказ был окончен, но разговор не завершён. Каждый пришёл со своим представлением о том, что и как, в каком порядке сказать накануне расставания и вот теперь предстоял еще один акт непростого объяснения. Они оба это знали и предельно чётко осознавали необходимость высказать всё до конца, довести до предельной, кристально чистой ясности.
- Я хочу вам сказать в этой связи следующее, - начала она.
Но он остановил её движением руки и вдобавок произнес.
- Простите великодушно. Позвольте мне.
Она, смиренно согласившись, умолкла и притихшая ожидала его слов. Он не томил и быстро продолжил:
- Теперь вам известно всё. Завтра я ухожу в поход. Вы полагаю догадываетесь, что для меня значите. Да, знайте, что на свете нет человека дороже вас. И второй такой нет и не будет для меня. Вы достойны самого лучшего и вот именно поэтому я хочу вас освободить от ожидания и тем более каких-либо обязательств. У меня нет ничего, кроме небольшого имения, жалованья и долга, который не ведаю пока, когда оплачу. Здесь мне, безусловно, проще одолжиться для покрытия обязательств в Меджибоже.
Офицер сделал паузу на мгновение криво улыбнувшись промелькнувшей мысли или воспоминанию и без промедление продолжил:
- Забавно, что некоторые советовали забыть старого еврея, оправдывая предложение заманчивостью и даже праведностью обмишурить иудея.  При это выдвигалась оправдательная аргументация - не все им на нас, православных наживаться. Буду перед вами предельно честен. Поразительно не это что такие предложения поступали, а мои собственные коварные, чёрные мыслишки на этот счет.
Вы не поверите и в том совестно признаться, но не раз слышался собственный увещевательный голос, приводящий множество аргументов, оправдывающих жульничество. В том числе и возможность выглядеть состоятельным и без оглядки на финансовую сторону просить вашей руки. Более того, иногда даже чуть ли не как достижение, как победа над ростовщичеством такой поворот рисовался. Знаю источник и автора таких мыслей. Слава Богу смог углядеть корни исходящего и уста шептуна.  Ну всё, теперь всё сказано. Вы свободны, и я не вправе ничем вас обременять.
Она сидела, напоминая мраморную статую своей неподвижностью и цветом. Потом преодолевая волевым усилием неподвижность, слега шевельнулась и вслед за этим произнесла тихо, но твердо:
- Вы отказываетесь от меня?
Он вздрогнул как от удара и отшатнувшись едва выдохнул криком необъяснимо скрытом в шепоте:
- Что вы! Как можно?! Как вы могли подумать?! Я…
Она едва взмахнула рукой и этот легкий, но повелительный жест остановил мгновенно его горячность, затем улыбнулась, едва заметным движением краешка губ и добавила:
- А теперь послушайте меня. Благодарю за откровенность и рассказ об источнике денег. Особая признательность за то, что поделились своими терзаниями. Для меня это чрезвычайно ценно и важно. К сокровенному, а тем более к тому, чего можно стыдиться далеко не каждого допускают. Но вот нужды освобождать меня от каких-либо обязательств не было. Мы ведь с вами пока ещё даже не обручены. Но за доверие, искренность и открытость мой вам поклон.
Теперь выслушайте меня смиренно. Признаюсь, для меня так же нет никого дороже вас. Всё остальное пыль и тлен, суета сует. Особую ценность составляет степень доверия между нами, понимание и уважение. Это дает мне полное основание и право предложить вам то, с чем пришла и прошу принять без оговорок. 
Она раскрыла свою сумочку и достала тёмно-сиреневый бархатный мешочек перетянутый золотистым шнурочком и положила на лавочку между ними.  Он вопросительно посмотрел то на него, то на неё. Дама не заставила задавать уточняющие вопросы и пояснила:
- Здесь украшения, бриллианты подареные мне на совершеннолетие и прочие торжества.
Женщина повелительным предупредительным жестом мгновенно остановила порыв мужчины.
- Ничего не говорите и не спорьте. Я вам их не предлагаю. Хотя нет, что я говорю?! Я хотела вам передать драгоценности, но узнав про завтрашний поход поняла бессмысленность этого и поэтому не прошу принимать мешочек. Единственное о чём мечтаю и молю, так это о вашем благополучном возвращении. Да, и ещё. Потрудитесь сегодня по возможности вернуть те средства, которые собрали у друзей здесь. А в Меджибож я поеду сама и покрою ваш долг. Здесь, - она легонько пару раз кончиками длинных пальцев похлопала по бархату, - полагаю будет достаточно, а найти старого Исраэля уверена не составит труда. Отправляйтесь в поход спокойно и не обременённым долгами с легким сердцем, наполненным свободой и светом.
Он сидел ошарашенный. Она, наоборот, выглядела радостно, легко, как человек решивший неразрешимую задачу или художник, скульптор завершивший свой труд. Наконец он собрался и выдохнул:
- А как же мне вам вернуть? Когда?
Она посмотрела на него подчёркнуто строго, но в бесподобных глазах при этом засверкали игривые огоньки и ответила вопросом на вопрос:
- Не сочтите за грубость, но я повторю уже задаваемый ранее вопрос. Вы от меня отказываетесь?
Мужчина задохнулся в поиске достойного, искреннего и очевидного ответа. Невыразимость чувств захлестнула его. И опять она пришла ему на выручку:
- Не говорите. Я и так всё вижу, чувствую. Успокойтесь и подумайте здраво. Кому и зачем возвращать? Это подобно в данном случае перекладыванию из одной руки в другую или если вы из одного кармана своего кителя переложите кошелёк в другой. Можно, конечно, но смысл в этом действии сомнителен. От перемены слагаемых сумма, как известно, не меняется. У нас всё общее, мы одно целое.  Мы вправе распоряжаться нашим общим как пожелаем. В данном случае это всего лишь мешочек, который следует пристроить.
 Он сидел безмолвно и спокойно. Она же плавным движением положила обратно в сумочку сокровища и придвинулась к нему вплотную движением грациозным и естественным. Никогда ранее они не были так близки, чтобы настолько почувствовать тепло тела другого. Их сердца пульсировали в ритм мелодии вальса и пространство вокруг них вибрируя закружилось в легком, неописуемо-мистическом завихрении. Женщина и мужчина перестали ощущать свои границы, а сознание безуспешно пыталось зафиксировать новое состояние, не имеющее пределов и одновременно сфокусированное в одну точку.
Они чувствовали себя слившейся нераздельно светящей субстанцией, связанной одномоментно воедино как с раскинувшимся над ним величественным ясенем, так и с самыми далекими мирами космоса, с обожаемым Орионом. Музыка, наполненная красотой, благородством, нежностью звучала в ритме биения образованного парой неделимого сердца, наполняя совместное творение Истиной, Любовью, Светом.
С радостным восторгом воспринимались новые небывалые ощущения единения в резонанс со звуками улетающей в небо мелодии. Казалось, они улетят вслед за звуком и лишь неисполненные задачи и долг, как притяжение Земли откладывали желанный совместный, неразрывный полёт. Гармония мелодии единосущности опустилась с небес проникая в самое естество прильнувших, слившихся неразрывно мужчины и женщины, достигая неразделимо с ними апогея, предвещающего вспышку рождения новой звезды или озарения. Если бы в космосе мог распространяться звук, то …
Раздался оглушительный треск, заглушающий звук оркестра. Толстые доски лавочки разом проломились посредине. Дама и офицер как по горке съехали ещё ближе и тесно-тесно прижались друг к другу. Они от неожиданности разом громко ойкнули, а затем еще громче расхохотались. Прохожие стали оборачиваться в поиске непривычного и неожиданного звука, напоминающего орудийный залп.
Первым поднялся мужчина. Сделать это оказалось не просто, так как он постоянно съезжал к своей спутнице. Наконец он встал на ноги и помог подняться даме.  Оба встряхнули головой словно сбрасывая остатки сна или песок с волос. Он даже пару раз резко взъерошил короткий ежик и озадаченно произнес:
- Не могу себе объяснить, как она под нами проломилась. Мы же просто тихо сидели, не прыгали, слушали спокойно музыку. Эта прекрасная мелодия полностью меня увлекла, унесла в какие-то дали так, что перестал замечать всё вокруг. Представляешь, я кажется заснул под этот дивный вальс и даже сон увидел, а внезапно ворвавшийся звонкий звук проломившейся скамьи разбудил, вернул в действительность.
Она округлила от изумления глаза и призналась:
- Так и я тоже, вообрази себе. И сон такой поразительно реальный привиделся, как и не сон вовсе. Помню даже запахи и музыку. Вот, вот именно такую как сейчас. Духовой оркестр, вальс, ароматы, шелест песка на аллеях под ногами гуляющих. И я в таком красивом платье, а ты в мундире офицерском.
Но еще более необычным было моё состояние – будто меня нет. Вернее, я есть, но нахожусь в необыкновенно-чудесном состоянии светящейся субстанции, соединенной непознаваемо и целостно с тобой, со всем живым на Земле, со всем Космосом. А потом этот громкий треск так некстати и сломанная лавочка. Не понимаю, как такое могло случиться одновременно и во сне и наяву.
Он посмотрел на неё так, как если бы увидел марсианина. Она уловила  выражение взгляда спутника и в недоумении спросила:
-Ты что? Разве это так странно или неприлично такой сон увидеть?
- Да нет, что ты. Не поверишь, но я видел то же самое. Даже помню запах мундира, и аналогичное необъяснимое, прекрасное состояние общности.  И проникающий в нас именно этот вальс, спускающийся с небес.
Оба замерли озадаченно в недоумении. Первым нашелся он и задал вопрос:
- А у тебя во сне была история с долгом?
- Да! – с еще больше растерянностью промолвила она в ответ.
- Тогда я не знаю, что и сказать. А впрочем зачем? Все будет излишним и необъяснимым, как причина поломки такой крепкой, основательной лавочки. Она как раз наглядная демонстрация явлений не подлежащих логическому, материалистическому пониманию. Давай теперь просто будем с этим жить.
Он подошел и обнял любимую, осязая мистическим образом кончиками пальцев гладь шелка кринолинного платья.  Она обняла его в ответ, ощущая неописуемым чувством эполеты из золотого галуна и морской вицмундир, источающий неповторимый запах шерсти отличной выделки.
Звуки вальса неудержимо уносились вширь и в высь, наполняя пространство радостной неповторимостью момента под названием жизнь.
Они шли под руку, удаляясь от постепенно наполняющегося людьми городского сада. Пара шла молча вспоминая и обдумывая пережитое и каждый думал о великой силе любви, соединяющей людей воедино не взирая на время и пространство, самой великой и могущественной силе способной вызывать удивительный резонанс во всем и всюду.