Ключник 6

***
   Стрелки на африканских часах показывали три с четвертью. Можно было всё так же, никуда не торопясь, сходить в магазин за продуктами – в холодильнике пока лежали жалкие остатки, прихваченные из дома. Пётр собрался и вышел в подъезд. На лестнице, поздоровавшись, разминулся с девушкой-соседкой. Симпатичная сероглазая брюнетка в чёрных джинсах и серой куртке-ветровке. Глазастая, и носик чуть вздёрнутый. Стрельнула глазками и едва заметно улыбнулась. Колечко на безымянном пальце левой руки, и вряд ли она католичка. Повернув на лестнице, Пётр бросил взгляд ей вслед. О-о… Ровные ноги и роскошная круглая попень. Хмыкнув про себя, он спустился вниз, вышел во двор и направился к ближайшему магазину.
   - Пётр! Кузнецов! – окликнули вдруг его. Он обернулся. Ему приветственно махал рукой Витька Соломин. Одноклассник. Года три его не видел. Они обнялись. Витька заходил к родителям, жившим в соседней кирпичной «хрущёвке». Постояли, разговорились, и Пётр вдруг понял, что им нужно присесть и поболтать. Как в детстве-юности, когда можно было просто сидеть или бесцельно куда-то идти компанией, болтая ни о чём.
   - Слушай, пойдём ко мне поднимемся. Посидим. Только вот в холодильнике – пусто, аж мышь повесилась. Я в магазин шёл.
   - Да ну его нафиг, твой магазин. Не жрать собираемся…
   - Тогда пошли.
   Со школьных времен Витька запомнился ему спокойным, рассудительным пареньком, избегавшим участия в проказах и шалостях, и каким-то совершенно неконфликтным. Ловко избегавшим драк и просто «клинчевых» ситуаций. В отличии хотя-бы от самого Петра, который особо приключений не искал, но и не пасовал перед возможностью похлестаться, кроме, конечно, заведомо проигрышных случаев. И, чего греха таить, знал толк в рукоприкладстве. Витька же зачастую прощал своим ровесникам выходки, после которых Петька, устроил бы хоть и символическую, но потасовку. Нет, забитым и зашуганным Виктор не был. В «лохах» не ходил. От компании не отбивался. И унизить себя с «потерей лица» не позволял. Как-то раз, классе, наверное, в пятом, на глазах у Петра долговязый дуралей из другого класса на перемене толкнул Витьку смеха ради в кучу сумок и курток, сложенных в углу. Витька вскочил и без разговоров засветил раз-другой в табло хохотавшему обидчику. Да так, что тот убрался с уроков домой в слезах-соплях, с подбитым глазом, расквашенным носом и закапанной кровью рубашке. А одноклассники его, подавившись смехом, рассосались по коридору. Но, этот случай так и остался на памяти Петра исключительным.
   Мирный характер не мешал Виктору пользоваться уважением среди сверстников. Хотя, у него, кажется, не было никакой крыши, чем тогда вперегонки кичились многие их одноклассники, и не под кем он не ходил. Зато голова у него соображала, и руки были умелые. В основном по части различных самострелов. Рогатки различных конструкций и степеней сложности. Пистолеты-пулечники, стрелявшие при помощи полоски медицинского жгута гнутыми кусочками проволоки. Воздушки, приводимые в действие тем-же резиновым жгутом – довольно сложные и опасные приспособы, из которых можно было стрельнуть не только кусочком пластилина или жёваной бумагой, но и шариком от подшипника или картечиной. Огнестрельными «поджигами» Виктор не баловал, но, вот сделанные им арбалеты вызывали у ровесников восторг и восхищение. Они бы и ранее восхищение вызвали, в семидесятых-восьмидесятых, когда, наверное, любой мог смастерить подобие лука из подходящей палки и шнура. Кто-то мог присобачить такую поделку на кое-как выструганное ложе и прицепить спусковое устройство. В девяностых это дворовое искусство внезапно ушло в небытие, точно вода в песок. Однако, Витька, ворошивший не по годам серьёзную для его возраста историческую литературу в отцовский библиотеке, и умело работавший с деревом и железом, делал неплохие подобия средневековых самострелов. Уменьшенные и упрощенные, но неизменно вызывающие восторг у сверстников. «Болты» для стрельбы были, конечно же, деревянные, легкие, без железных наконечников. Но даже они по понятиям родителей Витьки представляли недопустимую опасность, и классе в шестом его деятельность в этом направлении была пресечена с угрозой лишения его доступа в отцовский гараж-мастерскую.
   Витька о случившемся горевал недолго, и нашёл себе другое увлечение – моделирование стрелкового оружия. Теперь его поделки стрелять ничем не могли, но их схожесть с оригиналами была такова, что новое хобби могло при определенных обстоятельствах обернуться криминалом ещё большим, чем старое. Витькины руки неторопливо ваяли харизматичные вальтеры, маузеры, ТТ, кольты и неизбежный МП-40, именуемый обычно «шмайссером». Венцом его творчества стал сработанный перед окончанием школы по описаниям-схемам-фото из книг и журналов макет штурмового карабина «кольт»-«коммандо», который он показывал только ближайшим своим друзьям, вызывая у них приступы зависти, скрываемые шуточками, что проще было настоящий такой достать, чем тратить столько сил и времени на игрушку.
   Они поднялись на пятый этаж.
   - Я вчера вечером Кубаря видел. Эдика Кубикова. – Пётр достал ключи.
   - Ну… - Витька неопределённо пожал плечами: - И как он тебе?
   - Слушай, он создает впечатление… не совсем здорового человека.
   - Крышей поехавшего, сказать по правде, - Виктор усмехнулся. - Кубарь, похоже, перешел на что-то крепкое и мозги себе выжег. У него реально последнее время что-то с головой.
   - Наркота? Сюда куртку вешай. Уж извини – здесь постоянно не живет никто. – Пётр не стал добавлять «пока». Ни к чему сейчас такие разговоры. Да и вдруг сложится всё, образуется. После вчерашнего разговора с Пестовым вдруг снова появилась надежда.
   - Скорее всего – оно самое. Последние пару месяцев Эдька реально опускается на глазах. Он перестал смотреть за собой. Плохо соображает.
   - Работает?
   - Как тебе сказать? Он и не работал по сути никогда. Постоянно, во всяком случае. Это мы с тобой пыряем. У Кубика – ни семьи, ни детей, ни родителей, за которыми ухаживать. Он живет для себя и ради себя. Так, что… то здесь, то там. Что-то крутит, где-то вертит. Ты слышал, как он пытался публичный дом в своей квартире устроить?
   - Нет! – хохотнул Пётр.
   - Было дело. Пресекли, правда, быстро. Я даже и не знаю, чем он сейчас занимается. Но, бабло на жизнь где-то достает. Может, от отца что-то ещё осталось. Просаживает потихоньку, а квартиру продавать не спешит.
   - Да, действительно, давно мог бы продать и в дешевую однушку забиться.
   - Возможно скоро так и будет. И не увидим мы больше Эда Кубикова. Сгинет без следа и долгой памяти.
   - Слушай… давай всё-таки приготовим что-нибудь. Столько лет не виделись. Надо хоть сесть пообщаться, откушать вместе.
   - Хорошо. Я тоже погорячился – надо было прикупить зайти хоть что-то. – Виктор задумчиво ходил по комнате и кухне, оценивая монументальность постройки: - Поспорить готов, что этот дом ещё переживет наши с тобой панельки-многоэтажки. И здесь хоть соседей не слышно. Тишина и покой. Стены в метр, на подоконниках трахаться можно. А у нас с тобой, как на базаре. В квартире сверху заорут на ребенка, а ты по старой памяти подрываешься одеться потеплее, вымыть руки с мылом и сесть учить уроки. А ещё, представляешь, у нас что-то по ночам иногда гудит. Внизу где-то. В подвале что ли. Ночью бывает встаешь и слышишь гул. А, на полках с посудой - рюмки, что полегче и на тонких ножках, вибрировать начинают. Временами – строем ходят. Гул этот - то есть, то пропадает. Потом – снова. Сколько уже живу – так и длится эта история.
   - Ты забыл, где ваш дом построен? – заржал Пётр: - Сколько сказок про ту халупу рассказано было?
   - Ага, мы ещё лазили по ней тогда. Напоследок. А, через день или два её сожгли. – хмыкнул Виктор. – Хочешь сказать, мёртвые ворочаются, или неупокоенные души стонут?
   - Нет. Нет тут никакой мистики, Вить. В подвале у вас стоит какая-нибудь заглушка-задвижка, которую время от времени не перекрывают полностью. Возможно, что уплотнения дохлые. Вот она и дребезжит, а весь дом резонирует. – Пётр открыл холодильник, так пока и не пополненный запасами провизии: - Пара помидор, половинка перца, огурец, три сосиски… петрушка…  лук есть, сыр… одинокое яйцо.
   - Индейцы в холодильнике?!
   - Хе-хе…  Красноносое Лицо и Одинокое Яйцо. Еды мало, предлагаю план Б. Бухнем?
   - Уговорил, речистый. А, то я уж и забыл, когда последний раз причащался. Которую уже неделю неприлично трезв.
   - А, я вот помню. Ну, почти помню. Пару месяцев назад дивным пятничным вечером. Пришёл домой, отужинал, похозяйствовал… и вдруг, в районе девяти вечера приходит осознание – насколько всё меня задрало. И меня простреливает желание накидаться в сопли. В потёмки. Так, чтобы вокруг никого не было. И меня самого - тоже не было. И это самое желание немедленно и дерзко наебениться без объявления войны – оно столь великой и неодолимой силы, что игнорировать его нет никакой возможности. Как лунатик прошлёпал в кладовку, погремел бутылками, выбрал ноль-пять «Старейшины» и высадил половину прямо из горлышка, не отходя от кассы. Затем сел в кресло и утрамбовал остатками. Мелкими глоточками под шоколадку. Во тьму и сопли, как задумывал – не получилось, сделалось какое-то «недоперепил», но месячишко с лишним общение со спиртным ограничил чтением этикеток.
   - Силён, бродяга. Пол-литра так вот засадить.
   - Стареем, стареем. Это когда-то в молодости одна поллитровка с ног троих как пулемёт валила. Славное время…
   - Ага. А словосочетания «балка с защемлённым концом» и «эпюра продольных сил» вызывали сосредоточение ума и готовность к решению хитрой задачи. Сейчас это вызывает приступ смеха, а ведь умными людьми были. В интегральном исчислении волокли. Молодость, молодость…
   - Молодость, говоришь? – Пётр прошел в комнату и залез в бар: - Что будем? Ром, джин, бренди?
   - Я на службе, сэр… - просипел Виктор голосом констебля из «Тёти».
   - Значит – виски! – с улыбкой поддержал его Петька, вытаскивая бутылку «грантса», - а, то смотри… тут ещё «столичная», коньячок, полбутылки «егермейстера», текила… и даже портвешок есть. Массандровский.
   - Вискарь тащи. Раньше было время портвешка… когда-то, когда мы были малыми детьми.
   - Ага. Многоликий напиток, которым не брезговали наши папы, и с которого начинали старшие братья. Да и нам его хватило. Кто полагает числом дьявола 666 – не страдал похмельем с портвейна 777. Легенда, а не портвейн.
   - Брось, не самое страшное, что доводилось пить. В Союзе был ещё реально адский «солнцедар». Рассказывали люди. А, в «святые девяностые» с их слов вообще кошмар начался. М-да… много водки с той поры утекло. Со всем остальным. И не всем оно пошло на пользу.
   - Ну, на пользу то оно, пожалуй, никому не пошло. Это Черчилль якобы говорил, что он взял от спиртного больше, чем оно взяло у него. А, по жизни на одного достигшего славы, успеха и места в истории гениального пьяницу типа Черчилля, Стивена Кинга или Ефремова-старшего, приходится тысяча бесславно спившихся гениев и дохрениллиард простых безнадежных алкашей. – Пётр поставил бутылку на стол и снова варганил яичницу из найденных огрызков и объедков. Самым трудным номером шоу оказалось - размазать несчастное яйцо по всей сковороде с обжаренными луком, помидорами, перцем и сосисками. И продолжил: - Одни из нас ещё ведут многотрудную борьбу с Зелёным Змеем, а другие уже сдались на милость победителя. Как-то по весне в магазине передо мной в очереди на кассе тетка оказалась. Этакая бесформенная «куча» с нечесаной сальной головой, в когда-то неплохом пальто и широченной обручалкой на левой руке. С бутылкой крепленого пива и пакетом маечкой. Пованивало от неё, как от запущенной животинки. На улице мимо неё прошел, она пивас под деревом дудонила из горлышка. Пальто нараспашку, а под ним была только заблеванная ночнушка. И была это Ирка Матвеева. Мозгов и стыда хватило ещё чтобы бутылку завернуть в пакет, а вот донести до мусорки – уже нет, как пила под деревом, так и бросила прямо там. Жесть…
   - Что сказать? Она и раньше не блистала ни красотой, ни благонравием. Каждому своё. Вопрос лишь в том, как ты тебе отпущенное примешь, и во что превратишься. Любовь моя первая тоже хорошо от жизни огребла. Высоко взлетела где-то у Кубиковского папы… тесен мир… потом хорошо упала. Не в такое конечно, скотское состояние, но… Кстати-кстати! Раз уж про девчонок речь зашла - поехали мы тут с сыном в Клюкино на автобусе, сорок дней у дяди Коли было, и уселись напротив… кого бы ты подумал? А?
   - Не томи уж.
   - Ленка Лямкина из «Б» - класса. Сто пудов - это была она, но, похоже, меня не вспомнила, или вид сделала, что не знает. А я, как приземлился пред её персоной, так чуть и не затянул с распевочкой, как это у тебя тогда получалось: «Ля-я-ямки-и-и-на-а-а!» И тихонечко, под нос, вдогонку: «Краса, ты, наша иксоногая». Сдержался, а потом уж тоже лобызаться не полез. Сохранилась краса твоя, в общем, неплохо. Ноги, кстати, подровнялись. Не пришлось бы тебе жалеть, если что. Потом, как из автобуса вышли, шутки ради затеял с сыном спор, мол, сколько лет девушке, что напротив нас сидела. Я-то знал, что тридцать пять, но баба смотрит за собой и потому выглядит на тридцатку. Сын же сказал, что ей от силы двадцать пять, но жизнь её умотала, или сама истаскалась, вот и выглядит… на полновесные тридцать. Итог один, но, кто из нас после этого пессимист?
   - Черти вы, с сынулей оба. Слушай… посуды под скотиновку что-то я не вижу. Может – рюмки?
   - Какие рюмки? Юность – с друганами в общаге, молодость - на заводе. Какие ещё «рюмки»? Тем более – под вискарь. Давай обычные стаканы. Универсальный инструмент. Не, кроме шуток – пригоден для пития любой жидкости в любых случаях и количествах.
   Пётр выставил приготовленное на стол. Добавил пару старых гранёных стаканов, налил в них грамм по пятьдесят. Выпили, с аппетитом закусили. Пётр обратил внимание на чуть ободранные костяшки пальцев на правой руке Виктора:
   - Что это у тебя? Уж не по лицу ли кому засветил?
   - По морде… Щёлкнул я сегодня козла одного… Долгая прелюдия будет, если рассказывать…
   - Так нам вроде некуда спешить.
   - Тогда – вкушайте синьор. Какие-то люди набирают мне по телефону и предлагают встретиться, обсудить дальнейшее сотрудничество. Уж не знаю через кого, но они вышли на меня, и, эдак вот, с ходу и нахрапом. Быка за рога. Типа отказать я им не смогу. Это прямо для меня. В самую точку. По первой моей специальности. По которой я благополучно сделал карьеру на заводе, и ушёл с вершины славы в продавцы-консультанты лакокрасочных покрытий. А, всё наработанное непосильным трудом - мудрое заводское начальство рекордно быстро слило в унитаз. Испытываю сильное дежа-вю, потому, что подкатывали ко мне лет семь назад с подобным предложением какие-то мутени. Наговорили сорок бочек арестантов, я повёлся, всерьёз всё принял. Даже время потратил - с людьми нужными встретился, расчеты сделал, проект подготовил. Приехал на встречу с типа их руководством, а там такой колхоз «Большое дышло» Козодранского района. Такие морды продувные. Такие предприниматели в области инновационных технологий. Сэр Генри Форд крутится в гробу как вентилятор, а Стив Джобс неоднократно воскрес и всякий раз снова умер. Врезку в газовую трубу тут сделаем, электричество оттуда будем красть, воду – отсюда, этого мы делать не будем, того – тоже, и так сойдет. Ультразвуковой контроль? Да не смешите наши тапочки – они и так смешные. Рентген? Это родственник ваш? Ха-ха-ха. Офонарев от увиденного, даже не стал говорить им, что они дураки, и у них ничего не получится. Сразу пошёл отливаться водкой в первую же встреченную капельницу.
    Вот и сейчас чувствовал, что надо сразу послать, но бес попутал - забили встречу. Подъезжаю. Вышел мне навстречу из серого Q7 весь такой прикинутый парень – так и так, сейчас ещё один чел подъедет. Минут через десять подлетает белый «мерин». M-класс. Ещё один полный жизни, оптимизма и здоровья оболтус, морда - как Париж, съездить хочется. «Сорри, задержался». Начинаем разговор. Рисуют оптимистически-унылую ситуацию, предлагают поработать. Я их расспрашиваю, и такое впечатление, что народ судорожно, запоздало и бестолково дёргается. В этот раз всё интереснее. Эти парни, очевидно, успели влезть в дело и обделались по полной. А, поскольку разбежаться по оврагам возможности уже нет, то они пытаются сделать то, под что подписались. Вот и понадобился хоть кто-то, кто реально рубит в этом деле. Уже понимаю, что это всё опять голимая туфта, лезть туда – себе в убыток, но снова бес попутал, и ради интереса закидываю вопрос - сколько? Жмутся - дескать, с деньгами туго. Не то, что их нет – они есть, но скромно. Очень скромно. Зато есть перспектива, а если учесть ещё и специфику предприятия – то ведь есть, в конце концов, и долг перед Родиной… он тоже есть. Вот козёл… меня это так зацепило. Есть, говорю, долг. Не может не есть. Он у всех есть. Только должны все несколько различно по объёмам и структуре. Мне, например, чтоб долг отдать, достаточно встать на высоком месте, приспустить штаны и помахать хером на четыре стороны света. Всё. Вернул всё то, что получил. А, скажем так, за свою Честь перед Родиной я буду говорить с каким-нибудь Павкой Корчагиным, что сидел на сухарях с водой и грохнул здоровье на строительстве узкоколейки. Но, не с румяными ребятами, что передвигаются в авто по пятьдесят тысяч евриков. С ними разговор может быть только с позиции товарно-денежных отношений. И не надо свистеть, что денег нет. Есть у вас и товар, и деньги, просто делиться не хотите. Давай, по маленькой…
   - Будем здравы!.. А делиться они никогда не захотят. Если только через силу, через самих себя, когда придёт осознание необходимости этого действия.
   - Точно! Только не придёт такое осознание своевременно, потому как в генах успешных наших людей сидит уже привычка халявно в рай въезжать на чужом горбу. И сегодня ещё не прищемило, а как завтра прищемит – поздно будет. Время халявы закончится, и наступит очередное время неизбежной расплаты за халяву. Когда приходят совсем другие люди и начинают на своё усмотрение не только делить, но и отнимать. Всё, что есть, и, часто - запустив в расход и халявщиков, и тех, кто рядом приключился. Но история учит нас лишь тому, что её никто не учит.
   В общем, ребята искренне обиделись. Только на их обиды мне посрать с высокой колокольни. Сцуко… меня до этого румяные пацанчики в своё свободное между фитнесом и клубной пьянкой время, пытались бизнесу учить и методике достижения успеха по жизни. Встанет в позу и начинает сказки рассказывать, весь такой, умный самый, всего сам добившийся. Будто я не знаю, как ты к успеху шёл. Как папка твой, с вагоном отжатого добра и наработанными связями толкает тебя паровозом по успешным рельсам. А, ты мне о планировании, продуктивности, повышении квалификации и позитивном мышлении. Ну, а теперь вот ещё и до чистоты помыслов и долга перед Родиной докатились. Отшил я их, короче. Так представляешь, один хер мне грозить принялся. Не будет у меня спокойной жизни, пока я не соглашусь помочь им дело сделать. И чем больше я куражиться буду – тем меньше потом получу. Они меня всё равно дожмут. Я смотрю на них – такая козлятина. Не те это люди, чтоб так пальцы гнуть. А, он ещё и пригрозил жене проблем создать, про детей помянул. У меня рука сама пошла, и так я щёлкнул хорошо его по морде. Душевно прям получилось. Второй по ходу обосрался, успокаивать меня начал. Мы с ним попрощались и разошлись. А тот развизжался, как свинья, которую заживо в мясорубку пихают. Вся улица, наверное, услышала. Пригрозил убить…
   - Серьёзно? – взволновался Пётр.
   - Ерунда, это всё. Не те люди. С серьёзными людьми и разговор другой был бы. Поглядим, что будет. Хотя, вряд ли что-то будет. Наливай, что ли…
   - Да, давай, чтоб всё устроилось. Не переживай особо. Всё проходит, и это пройдёт. Закончится.
   - Ага. Я даже знаю - как и чем именно, - Витька подобно легендарному генералу Драгомирову приподнял зад и сделал непристойность. Столь гулко, что в зале фужеры в стенке звякнули, а настенные часы сбились с такта. Виктор извинился за содеянное и распахнул форточку, стало слышно, как за окном шумит дождь. – Вот оно чем всё это кончится. Шибко умные у нас думают, что эти нахапавшие и потому успешные - и есть надёжа и опора государственности. Гранитный фундамент, на который она, государственность наша, может смело опереться. А на деле это не гранит. Это жидкое говно, в котором можно только утонуть. И дальше будет только хуже. И жиже. Эти золотые мальчики – временщики. По большому счету…  они даже не хозяева, в смысле этого слова. Они же не выгрызли это всё, подставляя под пулю свой лоб и под паяльник задницу жены. Всё это счастье – именно как случайное счастье и свалилось.  Как пришло, так и уйдёт в песок меж пальцев. Примерно, как у свидомых чубаноидов доставшаяся на халяву незалэжная держава.
   - Не хотелось бы хардкора с Окраиной. Там шестнадцать атомных реакторов. После майдана и Крыма это вряд ли возможно, эти дураки тщеславные выберут наихудший вариант из всех возможных и умножат его на три, но пусть они бы там просто спокойно сдохли. И эти тоже пусть тихонечко загнутся всей своей успешной кодлой.
   - Согласен. Но, пусть уже быстрее… Ресурсы – они не бесконечные. А жрут эти сволочи в три
глотки.
   Бутылка закончилась, а они так и сидели трезвые. Новую, однако, доставать не стали. Даже «егермейстер» так и остался недобитком. Ограничились чаем, в котором не торопясь размачивали засохшие пряники, найденные Петром в одном из ящиков. И ещё долго говорили «за жизнь», было о чём – накопилось у обоих. Потом Виктор стал собираться. Пётр побросал в мойку грязную посуду и пошёл проводить гостя. Взгляд его зацепился за позабытый им посередине комнаты мешок, в который он навалил поутру всякого барахла.
   - Давай тебя провожу немного… заодно мусор выкину, разбирал я тут сегодня свои шкафы со скелетами, столько всего накидал. – Пётр потянулся в шкаф за вновь обретенной своей старой жёлтой курткой.
   - Не парься. Нечего туда соваться, там дождь хлещет. Отдыхай спокойно. Бутылку давай сюда… – он взял с пола огромный пакет, набитый мусором и макулатурой, сунул туда пустую бутылку: - Прихвачу я твои скелеты, всё равно мимо мусорки идти.
   Пётр, глядя на легкую ветровку Витьки, протянул ему куртку, снятую с вешалки:
   - Тогда хоть это накинь, она плотная, от дождя прикроет. Отдашь потом при случае. Опять же повод встретиться.
   Стоя в дверях и провожая взглядом Виктора, Пётр вдруг улыбнулся - немного нелепо было смотреть со стороны на самого себя, спускающегося по лестнице. Закрыл дверь. На душе было как-то спокойно и умиротворенно. Он вдруг решил, что для полного счастья надо принять ванную. Прямо сейчас, немедленно…