Ключник 10

***
   Когда Пётр, перешучиваясь с продавщицей, собирался рассчитываться за котлеты и курятину, к прилавку точно из ниоткуда подвалил какой-то дятел в помятом, заношенном спортивном костюме и бесцеремонно встрял в их разговор. Его интересовали пельмени. Непременно ручной лепки. Такие здесь когда-то продавали-покупали, а сейчас он не может найти. На всё остальное ему было наплевать. Куда пельмени дели, рожи неумытые? Чем вы тут занимаетесь, вообще? Куда смотришь, кукла? Хорош лопотать, когда с тобой разговаривают. Глянув на него Пётр поначалу даже немного растерялся – этот утырок масть случайно не попутал? Вёл он себя даже не как гопник на кураже, а как директор галактики. Висящие на коленях штаны и дешёвые кроссовки дополняли зачесанные в идеальный пробор волосы, выбритые до синевы щеки, очки с толстенными линзами в дешевой оправе и спрятавшиеся где-то глубоко под ними близко посаженные глаза. А, несвойственные внешности уверенные, властные движения перемежались с какими-то хаотичными дёрганьями. «Запойный, что ли?» - подумалось Петру. А, хоть и так, но терпеть под рукой такого сдуревшего хама было невыносимо.
   - Правилам хорошего тона вас не учили?
   - Ты что-ль научить можешь?
   - Могу.
   Продавщица испуганно захлопала глазами. Она вообще странным образом оторопела, когда этот пёс про свои пельмени сказку завел.
   - Я тебя в пыль сейчас сотру! В прах и пепел! – отскочил назад придурок. – Видишь выход? Вот там тебя ждать буду!
   - Добро. – кивнул Пётр. Он глянул вслед человеку, рассчитался с продавщицей, руки которой заметно тряслись, попрощался и пошёл к боковому выходу из павильона, за стеклянными дверьми которого мелькнула сутулая спина в спортивном костюме. Пётр почему-то был совершенно спокоен и уверен, что вывезет драку за счет своего умения и габаритов, даже не разбив дураку очки. Даже, если там будет ещё пара утырков. Заодно возместит таким образом свои прогулы на тренировки, обновит старые и закрепит на практике новые навыки мордобоя. И вдруг странным образом озлобился - он был готов реально навалять и этому мутному придурку, и его друганам, если таковые найдутся. Не навалять в одни ворота – так взаимно обменяться плюхами от всей души. Мутень стоял недалеко от входа. Один. Разве, что – на лавочке, в нескольких метрах от входа, вальяжно устроился ещё один человек. Лет на 50-55 видом. Подтянутый. Моложавый. Хорошо одетый. С благородной сединой. Больше вокруг никого не было. Пётр аккуратно поставил сумку на тротуар, кивнул придурку:
    - Чего хотел, болезный?
   «Болезный» молчал. Похоже, что он и в самом деле был таковым. Он сверлил взглядом Петра и сжимал-разжимал кулаки. Не делая, однако, никаких более движений.
   - Чего уставился?  - подбодрил его Пётр: - Стёкла на очках проплавишь. Ну? Чего хотел то?
   Придурок молчал. На щеках играли желваки.
    - Ну, действительно, чего хотел? Тебя спрашивают… - рассмеялся вдруг дядечка, не вставая с лавки: – Чего ты молчишь как рыба об лёд? Если нагрубил человеку, так извинись. Не потянешь ведь супротив него.
   Петр, уже сделавший было шажок вперёд, удивился внезапной поддержке от постороннего человека и притормозил. А придурок – наоборот, откровенно психанул и слился.
   - Да пошли вы все! – он резко развернулся и дёргающейся походкой зашагал прочь, размахивая руками, будто наносил удары кому-то невидимому: - Убирайтесь все с глаз долой! Все! Иди сам свои пельмени ищи!
   - Да-а-а… - задумчиво протянул незнакомец, глядя ему вслед. – Головушка то совсем больная у человека.
   Он перевел взгляд на Петра и неожиданно принялся рассматривать его с нескрываемым интересом. Выражение лица его было таким, будто он нашел что-то давно искомое. Или родственника встретил, которого незнамо сколько лет не видел. И Пётр, посмотрев в ответ, неожиданно для себя уставился в ответ на него – и ему человек показался знакомым. Пётр не мог вспомнить – где и когда мог его видеть, но…  Пауза затягивалась.
   - Мы знакомы? – первым очнулся Пётр.
   - Все мы здесь знакомы. В той, или иной мере. – дядечка задумчиво отвел взгляд и поднялся: – Однако, надо идти. Всё хорошо. Отличный день.
   Он неторопливым шагом пошёл в другую сторону. Был он высок и худощав. Дорогое осеннее пальто. Стрелки брюк, которыми можно было резать сыр и колбасу, а в начищенные туфли – смотреться как в зеркало. Эдакий преуспевающий сотрудник посольства или Внешне Торговой Фирмы времен СССР. Пётр смотрел ему вслед – странные люди встречались ему сегодня…
   - Где он? - позади стояла продавщица в сопровождении парня из охраны рынка в черных штанах и куртке, с дубинкой в руке.
   - Ушёл. У него, похоже, с головой проблемы. И, это не мне одному заметно.
   - Да и хер с ним. Всё нормально, как понимаю? – облегченно выдохнул охранник: - Тогда и я пойду.
   Он скрылся за дверями, а продавщица осталась. Вид у неё был встревоженный. Она достала из кармана фартука пачку сигарет и зажигалку.
   - Страшный он… Ненормальный какой-то. Точно бес. Пельмени эти… - она затянулась. – Людка Свирина продавала здесь, уже и не помню - когда. Рядом со мной стояла. Поднимала хорошо на них – из говна ведь, сучка крашеная, сама лепила. И к ней тогда парень ходить начал, тоже с зенками безумными. Вот как у этого. И дёргался так же, точно им изнутри вертели. Только очков не было, и прикинутый весь такой, машина дорогущая, денег не считал – такое впечатление, сколько рука загребла в кармане, столько и вывалил. А, потом он жену свою убил и сжег. В гаражах её тело нашли. Повязали его. Посадили и с концами. Теперь вот ещё один приперся… За пельменями.
   Пётр ошарашенно качнул головой. Ерунда какая-то вокруг творится. Заговор сумасшедших. Продавщица докурила, они перекинулись ещё парой слов за жизнь, за шляющихся по улицам сумасшедших и попрощались. Он поднял сумку и направился домой. На улице было тихо и пустынно. Здесь по будням всегда так было. Сумка оттягивала руку. В голове толкались мысли. Повязали, посадили… А, ведь это она про Калгана рассказывала, с которым Петру даже довелось учиться в одной школе. Дмитрий Калганов, в 90-х крутивший деньги братвы. Он ещё купил аж две квартиры в родительском доме, запилив из них одну. Потом, во время семейной ссоры действительно убил свою жену и пытался сжечь труп в гаражах. Точно!
   Пётр резко остановился. Что-то вдруг мелькнуло прямо перед ним и с глухим стуком воткнулось в ствол старого тополя, мимо которого он проходил. Он растерянно посмотрел в ту сторону – в тополе торчала короткая стрела. Обалдев от происходящего он перевёл взгляд в сторону, откуда она могла прилететь, и увидел сорвавшуюся с места на противоположной стороне улицы тёмно-серую «спортейдж» в старом ещё кузове и закрывающимся на ходу окном на заднем пассажирском месте. Номер он уже не успел разглядеть, но уже пришло осознание, что произошедшее не случайность. Не совпадение. Не чья-то дурная шалость. Его только что хотели убить или покалечить. Пётр выругался – неужели это мутный придурок его ждал? Сука… стоп! А, как тогда две пули у Витьки в спине? Которые, похоже, действительно предназначались ему. Пистолет, возможно, крякнул – взялись вот за это. Но, если кто-то за ним охотится – тогда этот межеумочный отпадает. Встреча с ним была случайной, и к большим обидам не привела. Он же и ушёл в противоположную сторону! Не сходятся концы с концами. Нет, это не он. Тогда – кто? Непонятно. Непонятно – кто. Непонятно – за что. Или - зачем. Но, кому-то захотелось его крови. Это – реальность. И ему теперь что-то нужно делать. Для начала он шагнул к дереву и осторожно вынул стрелу, предполагая на ней возможные отпечатки пальцев неизвестного злоумышленника. Арбалетная. Самоделка. Но очень аккуратно сделана. И, такое впечатление – давно сделанная. На тротуаре появились люди и так вот стоять тут с ошалелым видом было глупо. Прямо сейчас вызывать полицию – он тоже счел преждевременным. Просить слуг правопорядка приставить к нему охрану или закрыть его в бронированной камере по примеру героев «Мастера и Маргариты» - тоже. Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Пётр аккуратно спрятал стрелу в карман и пошёл было дальше, но вернулся и дождавшись, пока тротуар снова опустел – на всякий случай сфотографировал дерево и место, где стояла поджидавшая его машина. И двинулся домой, на ходу прикидывая, кому он так насолил. Ну, не Эдьке же Кубикову… хотя после встречи с ним всё и закувыркалось.
   В подъезде встретил Владимира Анатольевича, которого уже называл просто Капитаном. Тот выходил из дверей своей квартиры. Вид у Петрухи был, надо полагать ещё тот, потому, что капитан глянув на него, выдал:
   - У меня такое впечатление, дорогой мой, что вы попали в переделку.
   - Похоже, что да.
   - Это связано с тем делом? Со стрельбой в спину вашему знакомому и визитом Алексея?
   - Думаю, да… похоже, кто-то хочет доставить мне неприятности…
   - Мне поговорить с Алексом?
   - Нет. Мы с ним общаемся.
   - Тогда удачи вам, ребята. Думаю, что вы управитесь. Я могу чем-то помочь?
   - Прямо сейчас – не нужно. Как дальше – пока не знаю.
   - Это хорошо, что вы не отказываетесь от помощи. Сразу видно человека разумного. Полагаю, вы также понимаете, что если вы упорно не хотите идти на войну, война приходит к вам сама. Только игра в этом случае будет идти уже полностью на её условиях. Инициатива будет принадлежать ей. Заходите как-нибудь вечерком. Выпьем чаю. Или кофе. Крепче – уже не употребляю, прошу прощения.
   - Добро. – согласился Пётр, слегка удивившись с флотского человека, который «не употребляет».
   Стрелу он переложил в найденный файлик, чтобы взять её с собой. Он всё равно собирался зайти к Виктору. Теперь можно было ещё и попробовать получить консультацию у эксперта по делам арбалетным. По пути – опять ткнулся в квартиру Эдика Кубикова. Снова безуспешно.
  Виктор лежал в отдельной палате. Выглядел неважнецки, но умирать – явно не собирался. Даже наоборот, выражал горячее желание жить долго и счастливо. Всем своим недоброжелателям назло. И можно было не сомневаться – у него получится. Многим ещё цветочки на могилы принесет. Они немного поговорили, и Пётр, понимая, что отпущенное на посещение время идет, решился:
   - Вить… такое дело – стрелять в меня скорее всего собирались.
   - Ну, подводили меня к такой версии. А в тебя-то за что?
   - Пока не знаю. Но, похоже, что кто-то жаждет моей тушки. А, ты – под раздачу угодил.
   - Да брось. «Наказания без вины не бывает». Нашла награда героя…
   - Не понял. Ты, о чем сейчас?
   - Так… скелеты прошлого. – Витка вымученно улыбнулся и отвел взгляд.
   - Слушай, ты действительно нормально себя чувствуешь? (Виктор кивнул) Глянешь одно дело? Как эксперт-арбалетчик.
   Виктор снова кивнул, тогда Пётр достал из сумки упакованную стрелу и показал её. Витька всмотрелся и вот тут его вдруг перекосило по-настоящему.
   - Дай... Откуда она у тебя?
   - Этой штукой меня сегодня угостить хотели. – Пётр протянул файл со стрелой, Витька аккуратно его принял. – Просвистела… перед носом.
   - Кто?
   - Знать бы. Видел только уносящуюся тёмно-серую «спортейдж» с тонированными стеклами.
   - Охренеть, - Виктор смотрел на стрелу: - Из арбалета?
   - Не видел. Но, из чего-то другого такой штукой можно? Что-то скажешь?
   Витька отвернулся к стенке, а когда снова посмотрел на Петра, то губы его заметно тряслись, и Пётр уже начал жалеть, что затеял разговор.
   - Эта стрела - моя работа. К последнему моему арбалету… вскорости после того, как мне запретили этим заниматься. Кубик попросил.
   - Кубик? Эдик? Точно?
   - Кубик, Кубик. Эдик. Он хотел отца своего убить.
   - Что?..
   - Что слышал. – Витька вдруг всхлипнул. - Кубиков старший тогда со второй недолгой отсидки вернулся. И устроил Эдьке с матерью сущий ад. Бил, унижал… хлебнули они тогда. Я сначала не хотел ему арбалет делать. Он рассказал, что дома происходит, и я сделал. Он деньги за работу предлагал, но я не взял. Тогда он мне коробку старых пластинок принёс. Отцовских… - Витька также внезапно успокоился и посмотрел на Петра виноватым взглядом. - Сказал, что всё равно их выбросит. «Криденс», «Роллинги», «Зеппелин», «Рейнбоу», ещё много чего. Кубик-старший меломаном оказался. По сию пору у родителей лежат. Договорились, что Эдька арбалет и стрелу потом выбросит. При любом исходе - будет он батьку валить, или нет. И если что – будет тупо молчать. Не понадобилось ему, насколько я его понял. Кубик старший сам ушёл от них. И масть у него поперла. Бизнесменом стал. Сволочь. Народу с его бизнеса на кладбище прибавилось. Грёбаное время…
   - Да уж… Скажи-ка мне, Кубик на чем сейчас ездит?
   - Ни на чем… Помню, «сивик» у него был. Бронзового цвета. Весь на понтах. Были у него, видать, после отца кой-какие деньги. Но, он уже всё спустил… Эдьке-то зачем в тебя стрелять?
   - Не знаю. Может и не он стрелял. – Пётр пока решил не говорить про свою встречу с Эдом Кубиковым, после которой посыпались дурные и непонятные события. - «Спортейдж» старый есть у кого из его знакомых?
   - Не знаю.
   Виктор, такое было у Петра впечатление, хотел что-то сказать, и никак не решался. Пётр решил закончить разговор.
   - Чего задумался? Или устал? Пойду я тогда…
   - Подожди, - лицо Виктора исказилось гримасой: - Не могу я больше в себе это таскать. Тем более – сейчас. Выслушай, а дальше уж реши, как поступить.
   - Стой… не рано ли ты исповедаться собрался?
   - Исповедаться? Нет. Хочу, чтоб ты знал, и себя не гнобил, если я действительно твои пули поймал. По заслугам они мне прилетели. Помнишь Валерку Букина, что в двухэтажках на углу Торфяной и Стрелковой жил? Глазенапой его все называли.
   - Помню… и сраный угол этот помню, и Валерку Глазенапу – лупоглазый, наглый и вечно какой-то неухоженный, челка ещё как козырёк бейсболки над буркалами торчала. Поганец был изрядный – постоянно искал кого послабее, чтобы прицепиться и насекомить начать. В шестой школе вроде учился. И утонул на «яме», когда мы класс в седьмой пошли, а он, по-моему, старше на год был...
   - Не утонул он. Это я его тогда у ямы утопил. И другана его.
   - Вить, - Пётр неосознанно огляделся вокруг, точно опасаясь что их подслушивают, - ты это правду говоришь? Ты нормально себя чувствуешь?
   - Нормально, а сейчас ещё лучше будет, спокойнее. Я в тот день там поблизости спиннинг кидал. Не поймал ничего, решил искупаться. Тепло тогда на удивление было. Вышел от «ямы» ближе на берег – народу никого. Одежду и спиннинг спрятал, на всякий случай. Как чувствовал. Окунулся. Тут Глазенапа на берег и выкатился. С дружбаном. Бухие оба. Они же класса с шестого закладывали. И ещё с ними шкет мелкий. Сашка. Брательник его младший. Класс второй, третий. Сопли с носу. Настроение кому-то кровь попортить у них уже было. Слово за слово… Одежду они мою не нашли. Могли бы меня на берегу подождать, тогда просто драка была бы, и они бы мне вдвоем накостыляли. Но, им не терпелось. Они заорали, что утопят меня как крысу и полезли в воду, хотя в воде много не набоксируешь. Я как-то спокойно отплыл, на глубину их вытащил, и, когда Глазенапа ко мне приблизился и руками грабаздать начал – я его сам обхватил руками-ногами и вниз утянул. Вот просто, тупо вниз. Он затрепыхался, а я так на нем и висел. Вроде и глубина-то не очень большая, а ему хватило. Чувствую – он не двигается. Дыхалка у меня лучше оказалась, на дольше хватило. Вынырнул, вдох-выдох сделал, смотрю – только друга его голова торчит. Шкет с мелководья орёт, всё ещё подзадоривает. А, друг-то понял уже, что Глазенапа булькнул. К берегу отплыл, встал по пояс в воде и матерится, что кранты мне будут. Я тоже выходить из воды начал, мимо него прохожу - он заорал, что теперь – хрен куда я отсюда уйду и схватить меня, видать, решил. Тут меня что-то злоба такая взяла… эти сволочи сами кашу заварили, обосрались и ещё продолжают пальцы гнуть. Этот дурак на меня бросился, я его и подловил: чуть отклонился, уронил его в воду, и придержал… ну, как придержал? В общем, голову над водой опять я один поднял. Теперь уже и сучонка мелкого проняло, который так и стоял на мелкой воде – он присел, точно в труселя насрал, и заверещал. Его я просто окунул, чтобы напугать и визг прекратить. А народу, представляешь – никого… ни души вокруг. Когда он откашлялся, я уже одетый стоял. Сказал, чтоб он валил домой и о случившемся – молчал. Молчал, как жопа в гостях, если жить хочет. Сучок… Эта гнида сопливая, кстати, всё и начала – принялся он кривляться и одежду мою вынюхивать. Обезьяна чёртова…
   Виктор замолк, а Пётр просто потерял дар речи, и смог только покачать головой – услышать такое, да ещё от Витьки.
   - Ты погоди в столб превращаться. – Виктор вымученно улыбнулся, ему было уже тяжело, но он хотел продолжить: - «Кончайте эти сопли, вас ждет вторая серия». Всё случившееся сошло как несчастный случай. Ко мне ни у кого никаких вопросов не было. Словно и не было меня там. Но, у Глазенапы, как оказалось, дядька был. Тоже непуть, сидел ещё при Союзе, за мелочи какие-то, типа ограбления газетного киоска. Может, ему шкет стуканул про меня. Может, сам догадался, что нечисто дело, его поспрошал. Недели две спустя этот тощий бес меня отследил, когда я от Илюхи Шурыгина шел. Подкараулил в кустах за гаражами, толкнул к стене и так в печень кулаком зарядил, что я пополам сложился. Он подождал, пока я отдышусь, и сказал, что знает всё… как я Глазенапу с дружком его уделал. Пришил бы он меня, да рук марать не хочет. Но, послезавтра – край, когда я должен в ментовку прийти и во всём сознаться. Взять на себя два трупа. И, вот если я не приду с повинной, то он меня достанет. А если я скрыться попробую – он прикончит кого-то из моих близких. Сестру, например. Мать. Или ещё кого. Уж не знаю – на понт брал, или серьёзно говорил. В общем, тем же вечером я в гараже сделал свой шедевр. Знаешь, Петруха… страха не было. От слова «совсем». Наоборот, точно накатило на меня тогда по второму разу. Будто руки сами делали. Всего за пару часов я сделал самострел… компактный, убойный… и одноразовый. Из старых заделов и подручного говна с палками. Ложе - нестроганое так и осталось… только под стрелу всё четко сделал. А, стрела-то у меня как раз и была точно припасена для такого случая. Первая. Кубикову я уже вторую сделал, по памяти. Такая же оперенная алюминиевая трубка со стальным наконечником. Утяжеленная. Острее этой, стерва. Хранил я её, боялся вам показывать, а она из последнего моего арбалета консервную банку от китайской тушенки насквозь пробивала.
   Этот сучий потрох в старом «Рубине» ошивался постоянно. Там уркаганы тогда нон-стоп заседали. Ну, и подкараулил я его на следующий день. Вечером уже, часов в десять он на улицу выкатился и аллеей пошёл. Народу – никого, точно по заказу. Я ему навстречу вышел, да и влупил в грудину. У него зенки стали больше, чем у племянника. Повалился на спину, а я уже стрелу из него выдёргиваю, из живого ещё. Глубоко вошла. Петь… я даже насечки на ней сделал, и тряпку взял, чтоб из тушки вытянуть и не испачкаться… я ли это был тогда вообще? Он ещё трепыхнулся пару раз, и точно сказать что-то хотел. Потом выгнулся и… всё. Как раз, как я закончил. Быстро всё случилось. А, затем я бежал, на ходу самострел разбирая и части раскидывая. Ложе, которое дубина дубиной было – в помойку, спусковое – в кусты, тетиву – ещё куда-то… стальной лук и стрелу я в пруд у хозмага зашвырнул. Концы в воду. Через год его засыпали и дом строить начали. Всё чётко сделал. Точно терминатор какой. Но, вот когда домой пришёл – меня вдруг начало наизнанку выворачивать. Вспомнил, как он дёргался, пока я спокойно стрелу из него выкорчёвывал на грудь коленом встав и тряпку накинув. Мать прибежала и с ходу решила, что я с алкоголем знакомство свел. Ну я разубеждать её не стал, и от отца тут же люлей выхватил. И на следующий день – тоже. Тем всё и закончилось. Следаки решили тогда, что дядьку кто-то из своих же заточенной арматуриной хорошенько ткнул. Но так и не нашли никого. Шкет теперь уже точно заткнулся и молчал. Как-то так…
   - Да-а-а-а… - только и смог протянуть Пётр. – Умеешь ты удивить, дружище Виктор. И, что теперь?
   - Что хочешь. Можешь заявление в полицию написать.
   - Зачем? Наплевать мне на Глазенапу и его друзей с родственниками. Удивить – ты меня удивил. Честно говоря – восхитил. Но, ни разу не ужаснул. Правильно ты всё сделал. Они сами на тебя наехали, сами обосрались. При ином раскладе они бы утопили тебя по дурости своей, и по домам пошли. Если и рассказали-бы кому, то со смехом, шутками, прибаутками. Как ты булькал, а они тебя окунали. Сам знаешь, сколько таких Глазенап в 90-е по буфету гуляло. И этот – маленько не успел. Родственник его тоже хорош: ни по закону, ни по понятиям - буром попёр, да ещё сразу к тебе, а не к твоему отцу. Не осилил, тоже бывает. Чисто мужской междусобойчик…
   - Вот и у меня что-то «мальчики кровавые» в глазах не стоят. Но, и держать я в себе этого не мог. Странно, да?
   - Тебе полегчало?
   - Да.
   - Вот и хорошо. Забудь. Всему своё время, если уж Судьбе угодно будет – объяснитесь ещё. Этим Светом жизнь не кончается. А пока – забудь. Слушай, а тот шкет не мог в тебя стрелять?
   - Нет. Он в могиле. Сам ушел с передоза. Тогда же, вся Торфяная клей нюхала, едва из подгузников выползши, потом и всё остальное. Грёбаное время. – Виктор скривился. – Деда хоронили, и я внимание обратил, неподалёку свежий крест стоял. Сашка Букин. Расспросил, нашлись люди его знавшие. А, сейчас там всё запущено и заросло. Там он лежит, точно говорю.
   - Там, по ходу, вся Торфяная лежит… вместе со Стрелковой… В тот бы квартал, да в то время всех «святодевяностников» загнать. Чтоб хлебнули своего же говнеца полным хавальником...
   Виктор устал, и они расстались. Выйдя за ворота больницы, Пётр прошёл вдоль забора, свернул за угол и присел на подвернувшуюся лавочку. В голове звенело и шумело – он был под впечатлением от всего услышанного. И того, что касалось его. И, особенно, того, что касалось Виктора. Посыпались скелеты из шкафов. Да какие! Прям «терминаторовские», из нержавеющей стали.
   Коробочка-то в это время не у Виктора-ли была? Нет, не сходится. Позже это вроде было. Он её попросил у Петра, чтобы подарить нравившейся ему девчонке, тяготевшей к подобным безделушкам. Первая любовь, ёлки. Однако, пару недель спустя вернул чуть ли не со слезами на глазах – предмет воздыхания при виде подарка тоже в восторг не пришла, а потом и вовсе вернула. А на вопрос «что так» - презрительно скривила губы. Кстати, она тоже вроде успела её ещё разок размалевать и потереть. Сколько же раз её мыли, тёрли, красили? Сколько людей успело к ней прикоснуться?
   Тут же, сидя на лавочке, Пётр, немного подумав, набрал по сотовому Алексея, описав в двух словах ситуацию. Тот попросил подождать, сказав, что сейчас подъедет Павел. Почему он позвонил Алексею, а не тому-же лейтенанту Казаринову – Пётр пока объяснить не мог.