Ключник 12

***
  Контора Алексея Никонова квартировала в старом двухэтажном доме дореволюционной постройки, притаившемся в Нагорном переулке. Когда «форд» с Петром, Донцовым и Павлом подкатил к ухоженному зданию немалых размеров с огороженной прилегающей территорией, ворота которой были украшены скромных размеров вывеской, пояснявшей, что здесь располагается некий «Утёс», Пётр немного растерялся. Он, конечно, полагал, что водящие знакомство с Зацепиным «частные детективы» не на теплотрассе квартируют, но здание, внушало уважение и наводило на мысли о возможном итоговом счете за оказанные услуги со столь же внушающим уважение количеством нолей. Впрочем, он ещё ни под чем не подписывался.
   Да и Нагорный, единственное достоинство которого заключалось в транспортной равнодоступности от него остальных районов, всё же не Ильинка в центре старой части города, стремительно добивавшая сложившееся там ещё два десятка лет назад шаткое равновесие шальных денег и нищебродства. Одни особняки, построенные в своё время с полагавшимися по чину конюшнями и садиками вернули подобие своего первозданного статуса, и монументальные арки, помнившие выезды экипажей гильдейных купцов, генералов и матерых чиновников, задумчиво созерцали «мерседесы», «крузаки» и «ягуары» скороспелых нуворишей. Другие, запиленные во «время оно» в безразмерные коммуналки – ныне населяли элементы, вполне заслуживающие звание «асоциальных». Сейчас там богатство искореняло бедность самым простым и рациональным методом – искоренением её носителей и зачисткой среды их обитания.
   Алексей ждал их, развалившись на диване в небольшом холле. Роман Сергеевич, с какой-то взятой из машины папкой, обменявшись с ним взмахом руки прошёл дальше по коридору, миновав ещё один пост охраны, а Павел вместе с Петром присели к небольшому столику напротив Алексея. Пока здоровались и рассматривали арбалетную стрелу – вернулся Донцов, уже без папки, но бутылкой минералки и стопкой стаканчиков. Достаточно длинный рассказ Петра, начатый «издалека», с историей самой стрелы, слушали внимательно, с интересом, расспрашивая подробности и, такое впечатление – ничему не удивляясь. По окончании рассказа Никонов задумчиво побарабанил пальцами по столику.
   - Так… в полицию звонил? Нет? Заявление, как понимаю, тоже пока не писал.
   - Нет. – ответил Пётр: - И, что-то подсказывает, что смысла нет, они не разберутся. Происходит что-то непонятное, не имеющее ни логики, ни мотива…
   - Ну, что ж ты так плохо о них думаешь. Капитана полиции Шубенкова, с которым я немного знаком, твоё дело очень даже заинтересовало. Капитана второго ранга Егорова, соседа твоего – тоже.  – Алексей усмехнулся. - Да-да, знаю я его. Говорил же тебе, настоящих людей от силы человек двести. Остальное – морок и наваждение.
   - Понятно. Моё дело, это в смысле – дело Соломина?
   - Ага. Но, Шубенков уверен, что это – твоё дело. В тебя стреляли. Так фишка легла, что в Соломина попали.
   - Стопудово. – поддержал его Павел. – В твою спину метили. Что-то мне подсказывает, что и по этой стреле заявление тебе надо написать.
   - Согласен. – одобрил Алексей, и Донцов молча кивнул головой. - Дело мутное какое-то. Да и букву закона надо соблюсти.
  На текущий момент всё было сказано. Донцов удалился по какому-то делу. Алексей попросил Павла съездить с Петром в полицию, и тот тоже ушёл к машине. Пётр, оставшись с Алексеем наедине, осторожно намекнул на предмет оплаты уже оказываемых услуг. Алексей задумчиво смотрел на стаканчик с минералкой.
   - Не гони… Я пока сам не знаю, зачем ввязываюсь в твои разборки непонятно с кем и вокруг чего, но… у тебя и самого, наверное, так бывало. Посмотрим, что получаться будет.
   Они попрощались, Пётр поднялся и едва не столкнулся с человеком, который спешил к Никонову с каким-то неотложным вопросом. Человек был в рабочем халате, с коробкой в руках, а внешностью и манерой поведения напоминал Дока Брауна. Пётр направился к выходу, безумный профессор за его спиной, похоже взялся выкладывать на стол нечто, не отличавшееся стерильной чистотой, так как Никонов сварливо ему буркнул: «Не пачкайте столешницу – об неё людей чистыми лицами бьют». Тот в ответ заржал, а Пётр подумал, что работают тут весело, с огоньком, и очень даже может быть, что и к столешнице лицом прикладывают.
   Они управились до двух часов дня, и Павел закинул Петра домой. Не на родительскую квартиру, а домой. Где было тихо и пусто. Пётр прошёлся по комнатам, приоткрыл окна. Сел в кресло и вдруг прокрутил в памяти самое значимое с того момента, как на вечеринке у Светки и Кольки Зуевых с первого взгляда приглянулась ему статная красивая девчонка, вокруг которой вьюном вился какой-то жизнерадостный румяный увалень. И Пётр довольно бесцеремонно отодвинул его в сторону, а Соня ответила ему взаимностью и всё-то у них пошло-поехало гладко, складно и с непрекращающимся взаимным удовольствием. Кому на удивление, кому на зависть. Были они оба достаточно умны, в меру циничны, но главное – реально хотели быть вместе. Звёзд с неба не хватали, но по жизни получалось очень даже неплохо. Дом. Работа. Девять лет просвистели незаметно. Дочь, Леночка, подросла и пошла в школу, они собирались за вторым ребёнком: Софья прошла медобследование у тёти Тани, которая сказала, что второго – нужно, третьего – можно. И тут… Софья крепко накосячила. Ну, как сказать – накосячила...
   История получилась нехорошая и крайне мутная. Соник, как шутливо называл свою половинку Пётр, влетела на хорошие бабки. И вся беда случилась оттого, что она привыкла безоговорочно и безраздельно доверять своему старшему брату Олегу – с пеленок любимому защитнику и заступнику. Олег, как и полагается заботился о младшей своей сестренке, нянькался с ней до школы, и в школе Соню никто обидеть не смел – все знали, что у неё был старший брат, который обидчику спуску не даст…
   Для неё это был непререкаемый авторитет. Может, как старший брат, Олег и был образцом для подражания, только вот по поводу его, как человека, Пётр никаких иллюзий не испытывал. И дело было совсем не в том неприятном моменте, когда на свадьбе хорошо задатый Олег, бывший на год старше Петра, на пять лет – Софьи, чуть ли не хватая его за грудки начал буровить, что за любимую сестру он любого порвет как Тузик грелку. Хоть ты муж, хоть кто. Петруха свел дело к шутке и вежливо перепасовал пьяное мурло в объятия тёщи, подавив желание запустить его кувырком через стол. Почти с момента знакомства между ними установилась взаимная неприязнь, которая хоть и оставалась скрытой – с годами только крепла. Олег полагал Петьку везунчиком, у которого вдобавок, отец успел откусить от поезда застоя если не парочку вагонов, то уж маленькую тележку – точно. А, честно работавший Пётр знал – где и с кем крутится Олег, и чем они тогда занимались. Воровством материалов и готовой продукции с заводов, и складов они занимались. Причем, дело у них было поставлено чуть ли не на промышленные рельсы, но работали с умом, осмотрительно, и потому резвились безнаказанно довольно долго. Потом, всё-таки, три четверти бригады пересажали одним заходом, но внезапно - за наркоту. Что именно там произошло – осталось для Петра и Сони неведомым. А Олег, в глазах Сони бывший честным трудягой-шофёром, потом продавцом на рынке запчастей - пожав плечами, заявил, что он тут точно ни при чем. Может так оно и было – к наркоте он отношения не имел, потому и отскочил в сторону без потерь. Открыть Соне глаза на основной источник доходов Олега у Петра не получалось. Она именно не верила в то, что её брательник – вор. Другая цинично бы усмехнулась и сказала – ну и что? Кто сейчас не ворует? Разве что мы с тобой. Но, тут всё упиралось именно в то, что Олег в её глазах оставался непогрешимым. Тем более, он внешне остепенился, купил корочки о высшем образовании, начал носить костюмы с галстуком и крутить-вертеть недвигой. При всём своём нехорошем отношении к нему, Пётр не мог отрицать того, что человеком он был очень неглупым и предприимчивым. Потому Петра не удивляли, ни его новая просторная квартира, ни BMW X5, ни дорогие шмотки и цацки на его жене. Не удивляло и то, что он с таким-то счастьем на свободе – Пётр уже понял, что подобные скользкие типы присаживаются за колючку редко, заигравшись совсем уж не по масти и сверх меры. И остаются на плаву даже оставшись на какое-то время в одиночестве без чьего-либо покровительства, или лишившись заступничества побратимов по стае. Внешне, кстати, создавалось впечатление, будто Олег не просто выпал из потрёпанной своей шайки, а выскользнул из объятий прошлого новым человеком, скинув старую шкуру и полностью оборвав все казавшиеся неразрывными старые связи, заместив их случайными новыми деловыми отношениями. В том числе – в городской администрации.
   Именно оттуда, якобы, Олегу поступило предложение от Василия Николаевича Скворцова – поучаствовать в выкупе земельных участков, которые уже через полгода сильно вырастут в цене. Как бы есть недоступная простым смертным информация, что там планируется строительство микрорайона и эти участки придется выкупать назад. В общем-то обычный такой крутеж-вертеж, но Пётр живо вспомнил французскую криминальную комедию «Ассоциация злоумышленников» со старой-доброй Францией, лихими белыми мужчинами, спавшими с красивыми белыми женщинами, фееричной развязкой на последних секундах фильма, и подобной же отправной точкой сюжета – афера с земельными участками. В сочетании с бегающими глазками Скворцова, и его лоснящейся, невероятно раздавшейся вширь за последние годы мордой, которую Пётр как-то видел в телевизоре – иного, кроме аферы, предположить было просто невозможно.
   Олег же клялся и божился, что дело верное – Скворцов его не кинет. Сонька тоже упорствовала, объясняя нежелание мужа участвовать в авантюре его личной и ничем не обоснованной по большому счету неприязнью к шурину. В какой-то момент Пётр психанул и отстранился от происходящего, свалив на жену всю ответственность за последствия. И Софья влетела с размаху. Да ещё, не ставя мужа в известность, чтоб не нервничал лишний раз, раздобыв при помощи Олега основную сумму под залог «форрестера» на драконовских условиях, назанимав остатки по знакомым и добавив всё, что успели к тому моменту насовать в заначку. Словом, почти скопировала действия балбеса Даниеля из «Ассоциации», подписавшего договор с Хасслером. Не на последние шиши, не под залог маменькиного магазина, как Даниель, зато тому хоть какую филькину грамоту дали. У Олега и Сони на руках не осталось ничего – якобы Олег передал деньги Скворцову на полном доверии, после чего тот начал готовить все соответствующие документы. Далее сюжет пошел вообще иным путем к стремительному финалу. Не пришлось ни выдергивать сейфы грузовиком из кабинетов, ни угонять «ягуары» с мешками чёрного нала. Скворцова просто застрелили во время ограбления его-же особняка. Оказался не в то время, не в том месте. Хотя ходили слухи, что его целенаправленно вальнули, за совсем другие дела, коих было немалое количество. Как-бы то ни было – их с Соней деньги ухнули в никуда. «Плакали наши денежки». Да ещё и долги повисли.
   С долгами Пётр разобрался в первую очередь. Вкалывал как проклятый. Да – прав был Плетнёв, мог Петруха налевачить и рубануть столь нужного бабла помимо кассы. Но не стал. Удержался от нехорошего соблазна. Сделал всё честно. А Бог – не фраер, он всё видит. И Удача Петру сопутствовала. Даже тот залет с деталями разрулился по сути сам собой. Всё у Петра получилось.
   Взамен «форрестера» была приобретена «трешка» салатного цвета. Не гнилая, с чистым салоном, хорошим мотором и ходовой. С небольшим пробегом – ездили только летом и немного, а большую часть своей жизни она вообще простояла в сухом гараже. Только кузов её был теперь равномерно покрыт оспинами – следами ударов камней и бит. Несколько лет назад выдернутую с хранения машину излупили во дворе в процессе сведения каких-то счетов, после чего она поменяла уже пару хозяев – не приживалась. У Кузнецовых – вроде прижилась. Оказалось, что на советском ВАЗ-2103 очень даже можно ездить. Особенно – летом. И Соня с ней подружилась, Пётр как-то даже слышал её разговор по телефону с мастером на предмет восстановления кузова. Но дальше разговора пока дело не пошло.
   Материальные последствия опрометчивого Сониного шага были худо-бедно решены. Но, вот в их с Соней отношениях наметилась изрядная трещина. Точнее, даже наоборот – стена. Незримая, неосязаемая, но разделившая слившиеся было воедино души на «вместе, но по-отдельности», да ещё с движением в разные стороны. Ошибкой их стало то, что они пытались не разрушить эту стену, а делать вид, что её нет. Закономерно оставаясь при этом по разные её стороны. А, вот первым камешком в основание этой стены стала всё та же непоколебимая вера Софьи в непогрешимость Олега. Сонька понимала, что накосячила, но виноват был кто угодно – она сама, Скворцов, застреливший Скворцова грабитель, но не Олег.
   Пытаясь доискаться до истинной роли Олега в случившемся Пётр раскопал, насколько смог, всю эту историю. Продавать эти участки вообще никому пока не собирались. Это действительно была афера. Но кто именно её замутил, убитый Скворцов, кто-то ещё неизвестный, или кто-то поближе и роднее – оставалось непонятным. Формально Олег был тоже кинут. Но, терзали Петра смутные сомнения. Не отпускала мысль, что нечисто тут дело, хоть и не верилось, что Олег знал о грядущем убийстве Скворцова, чтоб так удачно спрятать концы в воду.
   Соня все Петрухины подозрения в нечистоплотности Олега яростно отметала. Тесть с тёщей на Петра глядели волком, как будто виноват в случившемся вообще был он, и несколько раз по ходу дела упреждающе бросали, что Соня деньги сама занесла. Сама. А, Олег – он тоже пострадавший. Олег публично выворачивал напоказ пустые карманы: «полковник Кудасов нищий». Квартиру он продал, купив неплохую однушку и записав её на жену и сына. Его X5 уехал в неизвестность. Большая часть золота жены, по слухам, тоже была продана. Но, Пётр интуитивно не верил в искренность происходящего и искал подвох. И не мог найти. Во всяком случае так, чтобы было чего предъявлять. А, просто так, тупо прессовать Олега, пытаясь выбить с него бабло – Пётр тоже не мог. Зачем он тогда вытянул Олега на встречу – ему и самому было непонятно. Зачем Олег туда явился – тоже.
   В оговорённый тихий тупичок Олег вопреки ожиданиям не пришел пешком, а прикатил на «четырнадцатой». И это было не ушатанное в хлам ведро, а вполне приличный автомобиль. Уж покруче их с Сонькой побитой «трёшки». Вёл себя Олег нервно, дёргано, и не было в его взгляде и словах не то, что раскаяния, а даже сожаления о случившемся. И он дал понять, что собеседник его уважением не пользуется, ничего не получит, и зря отнимает у него время. На три буквы не послал, но близко к этому. Нехорошие подозрения Петра только окрепли. Разговор слетел в рукоприкладство, в искусстве которого Петька оказался сильнее. Ожидаемо сильнее. Значительно сильнее – он навалял Олегу крепко и в одни ворота. За всё накопившееся. За Сонины слёзы, за свои нервы, за его неприязнь, за ту выходку на свадьбе, за нетрудовые доходы, за сотрудничество с жирной мразью из городской администрации, за «форрестер». В какой-то момент он потерялся, а очнувшись – обнаружил, что стоит над Олегом, сидящим в пыли у двери машины и утирающим кровь с побитого лица. Пётр присел к нему, убедился в том, что тот хоть и крепко оттрёпан, но не покалечен. И уж умирать – никак не собирается. Пётр всегда контролировал свои действия, даже будучи крепко выпивши, а тут вдруг понесло. Как же так-то? Сорвался ведь. А, тут вот ещё и камешек лежит. В руку просится. Ухватистый такой. Увесистый.
   - Я всё равно разберусь с этим делом, родственник.
   - Разберись, разберись… - Олег хрипло рассмеялся и плюнул кровью на покрытый трещинами асфальт. Петька поднял камень и распрямился. Вот тут в глазах Олега мелькнул страх. Сейчас его проняло по-настоящему. Вокруг ведь никого не было. Даже рукой интуитивно дернул - закрыться. Пётр усмехнулся, подкинул камень в руке, примерился было к капоту машины, но вспомнил свою несчастную «трёшку» и аккуратно стукнул лобовик со стороны пассажира:
   - Это аванс. За то, что Соню втравил в эту тухлятину.
   Пётр удалился, а события за его спиной понеслись вскачь. Олег ввалился домой, ничего не объясняя привел себя наскоро в порядок и заявил жене, что с него довольно. Всё, хватит. Со скандалом похватал свои вещи, спустился к своей машине с коцанным лобовым стеклом, и куда-то уехал. Через пять дней вернулся уже в совершенно раздрызганных чувствах и в лоскутья пьяный. Типа осознал, что кроме жены у него никого нет. Благоверная его была то ли не в настроении, то ли ещё у них какие-то проблемы были. И выставила его с порога. Примерно через час после этого бухой Олег улетел с трассы на своей «четырнадцатой» со смертельным исходом. Всё.
   Уже после похорон Соня сказала Петру, что Олег на первые разборки с женой с её слов приехал с битым лицом и в грязной, изгвазданной одежде. И спокойно спросила:
   - Твоя работа, Петрушенька?
   - Моя, Соник. Поговорить с ним хотел. Быковать ему не надо было…
   Пётр вполне мог солгать и сказать «нет». Идите и разбирайтесь, с кем Олег ещё встречался, сколько синяков ему наставила драка, а сколько автокатастрофа. Но он хотел попробовать разрушить стену между ним и женой. Соня качнула головой, и по выражению её лица Пётр понял, что клятая стена, которая была толщиной в ладонь, стала Великой Китайской. С ней они как-то и жили до последних дней. Но продолжаться такое до бесконечности у людей с нормальной психикой не может…
   Взгляд Петра вдруг зацепился на лежавший прямо на полке под висевшим на стене телевизором альбом. Свадебный альбом. Их с Софьей. Который они делали вместе ещё на съёмной квартире, устроившись на раскинутом диване или прямо на полу, набросав пледов. Вклеивали фотографии, разрисовывали страницы, записывали тут-же выдуманные статьи Домашней конституции и поправки к ним, отнимали друг у друга фломастеры, высунув от усердия языки кропали строки перьевой ручкой, хохотали, дурачились и устраивали по ходу дела безобразие с хулиганством – раза с пятого Сонины трусики всё же оказались закинуты на люстру.
   Странно, он только сейчас обратил внимания, что альбом лежит здесь. Непонятно кем и когда вынутый из их «архивов». Взял его в руки, начал листать. Фото, фото, фото. Софья – красивая. Реально – красивая. «Муж обязуется сохранять разум в трезвости, даже будучи в доску пьяным» - это её творчество. «Жена обязуется сохранять лицо в свежести, талию в тонкости, а попу - в округлости и упругости» - это его ответка. Ниже приписка – «Сонечкина попа объявляется семейным достоянием и подлежит холе и сохранению». Уже совместное творчество. Две страницы отборного стёба. «Муж обязуется дарить любимой супруге цветы и шарики не реже… хотя бы… регулярно в общем». Это тоже его творчество. Творил под дулом заряженного присоской игрушечного пистолета, найденного Соней на шкафу. Ниже ею приписано: «Цветы - непременно свежие, а шары – большие и красивые».
   Пётр нахмурился – стало стыдно. Цветы он дарил ей на день рождения и на восьмое марта – обязательно. Не скупясь, и выбирая самые красивые розы, которые Софья ставила в вазы и ухаживала за ними. А, просто так? Не… не просто так. «Просто так» женщинам цветы не дарят. Ладно, когда? Года четыре назад ведь в крайний раз, а? Его тогда занесло в центр города, где работала Соня. Дело было летним вечером, они созвонились, Пётр оставил машину в переулке, где было пусто и пошёл за Софьей. Прямо на аллее, где постоянно выгуливали детей, в двух шагах от Сониного офиса девушка продавала цветы. Что уж её туда занесло? И Пётр под настроение купил у неё семь превосходных роз. Всё, что из роз и было. Проверил, все ли иголки срезаны, и зашёл в офис Софье. Та вышла в коридор его встретить и восхищенно ахнула. Поцеловала Петра, забрала цветы, с полминуты ими любовалась, потом махнула чёлкой, замерла вполоборота к Петру и кокетливо улыбнулась. Талия её, казалось, стала ещё тоньше, булки – круглее, а улыбка - совсем похожей на улыбку молоденькой Шер Стоун с налётом совсем ещё лёгкой стервозности. Хороша Сонечка, чего уж там. Она это тоже знала. Люди, проходившие мимо смотрели на Соню, на цветы и на Петра. Кто восторженно, кто завистливо. Маленькая Леночка весь вечер бегала по квартире, то собирая цветы в одну вазу, то растаскивая их по комнатам. А, Софья сидела на диване, по девчачьи поджав ноги. И моська у неё была счастливая-счастливая. И как они тогда целовались, и какую Камасутру учинили, когда Ленка уснула. А, шарики? Соник чудо то ещё. Все шары на свадьбе конфисковала, чтоб гости не перехлопали. Нет, уже и не помнил, когда дарил. Считал это детством и глупостью. Зря, наверное. Самые лучшие их годы как раз и были, когда они не считали детство глупостью.
   Подвешенные в коридоре у двери комнаты дочери трубочки «музыки ветра» мелодично зазвенели – на улице поднимался ветер. Окна лучше было закрыть, так как Пётр решил снова заночевать на родительской квартире. Он закрыл альбом и положил его назад. Пётр долго не мог понять, как Олег смог обмануть Соню. Умную, повидавшую жизнь, способную просчитать последствия своих действий, и обычно – за версту чувствовавшую ложь. А потом понял – это был не обман, это было предательство. Расчетливое и циничное. Пётр это понял, а Софья – ещё нет.