Ключник 14

***
   Заглянув напоследок на кухню, Пётр прихватил явно скучавший там бумажный пакет с ломтиками вяленого мяса и кухонный нож, которым обычно действовал, занимаясь готовкой – на родительской квартире хорошего ножа не осталось. Вид у ножа, несмотря на его сугубо мирное использование, был весьма хищный. Не кухонный. Клинок из хорошей стали, сантиметров двадцати длиной, узкий, симметричный, с заточкой по одной кромке по всей её длине, немного не доходя до обушка. Наборная рукоятка, красивая. И в руке нож сидел любо-дорого. Подарил его Петру лет семь назад дядька из соседней пятиэтажки, стоявшей ранее почти на берегу большого пруда, который и засыпали, возводя дом, в котором Пётр поселился с женой. Пётр возвращался домой тёмным ноябрьским вечером, и не прошёл мимо крепко поддатого дядечки в годах и прицепившихся к нему сопляков. Три щенка были готовы потрепать и обобрать пожилого пьянчугу, но в их планы не входило поцапаться с крепким и уверенным в себе парнем. И потому они отползли в темноту, кривляясь и скаля зубки. Дядьку Пётр проводил до квартиры и сдал на руки жене, которая принялась возмещать выпивохе всё недополученное от шпаны, едва за Петром закрылась дверь. Через неделю мужичок встретил Петра на улице, пригласил зайти к нему на минутку, и отдарился этим самым ножом со словами благодарности – при нём в тот вечер была приличная сумма денег в кармане. И зачем-то добавил, что «этот нож будет тебе к лицу… и к руке». Пётр пожал плечами и подарок принял. Нож и в самом был отличный.
   Спустившись на улицу Пётр, подумав, заглянул на стоянку, где они с Соней ставили свою «трёшку» на место канувшего в туман неизвестности «форрестера». Скорее по привычке, чем по необходимости. Хотя… зная историю «трёшки», уже пострадавшей во дворе от рук вандалов, может это и не было лишним: на охраняемой стоянке ей как-то уютнее, а хозяевам - спокойнее. Пётр поздоровался со скучавшим сторожем, потрепал по загривку здорового пса Барона и прошёл вдоль ряда разномастных легковушек. Их «трёшка» мирно дремала между «ровером» и «сонатой». Когда-то через машину от места Петра стоял харизматичный тёмно-зеленый «галант» с изображением «зеро», раскинувшего крылья по диагонали капота в лихом вираже навстречу смотрящему. С иероглифами в верхнем углу капота и усмехающимся лицом пилота-камикадзе в нижнем. Сейчас на этом месте квартировал «эксплорер» Серёги Шашкова – соседа по подъезду. Хороший, добродушный человек, старше Петра годами - Серёга был 70-го года рождения. Разговорились они как-то за детство-юность. Одни улицы, одна школа. Сейчас он сидел в своём «форде» с задумчивым видом. Держал в руке «походный» стаканчик из нержавейки. В динамиках тихонько хрипел про безрадостное будущее Леонард Коэн. Пётр подошел к нему. Между сидениями виднелись горлышки тоника «швепс» и 0,7 «бифитера».
   - Привет!
   - Привет…
   - Шлифуешь?
   - Нет… разминаюсь. Я в отпуске.
   - Я тоже.
   - Поддержишь? - Появился второй стаканчик.
   - Поддержу. Закуска, кстати, есть… - Пётр достал из сумки пакет с вяленым мясом. - Не надо разбавлять.
   - То есть так вот…  два по сто, и в одну посуду!
   - Ага. К полумерам не привык. А что, в одну посудину не положено по инструкции?
   - Наш человек… стучать-колотить… Всё положено-покладено, не бойся. У меня вот тоже рука не поднимается бодяжить. Будем здравы!
   - Будем!
   Они сидели в машине, наслаждались ещё погожим осенним вечером, болтали, потягивали «бифитер» и жевали мясо. Спешить никуда не хотелось. Потом Пётр вдруг вспомнил про виденного утром мутного искателя пельменей и схожего с ним заскоками Калганова, убившего свою жену. Серега ведь, возможно, учился с Калганом в одном классе. Грех был не воспользоваться случаем и не попробовать узнать что-то ещё про незадачливого банкира.
   - Слушай, раз уж на тебя набежал, вспомнилось тут дело одно – ты с Дмитрием Калгановым, случайно, не в одном классе учился?
   - С Димкой? Нет. Он в «А», я в «Б».  А что это вдруг тебе вспомнилось?
   - Так… Девушка, жена его… - Пётр замялся, думая, как лучше на интересующую его тему вывести.
   - Которую Калган по пьяному делу грохнул?
   - Ага. Двоюродная сестра жены хорошо знала её. Что-то ей тут интересно стало – освободился муж, или нет? – Пётр в общем-то не врал и не кривил душой, Галочка действительно знала жену Калганова, и в своё время очень сильно негодовала по поводу случившегося.
   - Освободился. Уж не знаю – амнистия там, или срок вышел. Ему и дали то немного. Дело тогда деньгами заливали, типа несчастный случай, ляси-васи… Грязная история. Но, по ходу, он за всё расплатился. Хоть отсидел-то, получается, немного и наверняка достаточно комфортно – не всех его дружбанов тогда ещё положили, держал наверняка за него кто-то мазу, не было разговоров, что на зоне его сломали, но… Там не то, что вернулся с зоны совсем другой человек. Там уже на зону пошел другой человек. А вернулась тень человека. Знакомые говорили, будто оболочка пустая. Ничем не занимается, нигде не работает, ни с кем не общается.
   - Бухает?
   - Не слышал, чтобы такое говорили. А специально не интересовался. Хотя ранее, до всего этого, не дурак был за галстук заложить. Он и жену свою угробил по этому делу. М-да. Жил на всю катушку. А теперь – всё…
   - Крепко приложило, видать.
   - А, кого по нашей жизни крепко не прикладывает? - Сергей снова разлил «бифитер» по стаканчикам, чокнулись, выпили. - Знаешь, на мой личный взгляд, наше поколение… да просто все мы, рождённые эдак с 69-го по 76-й годы – точно «проклятые». Вот реально - проклятые. Великой войны нам не досталось, ну так малых хлебнули до усрачки. От Афганистана – до второй чеченской, и не всё ещё закончилось. Грузию не считаю, с Украиной придется разбираться по любому. А, там и пидорасы европейские начнут топоры войны выкапывать. Обнаглели уже вконец, суки. Хватит ещё на наш век. И все эти грёбаные ****и Черненко с маразмами, Горбачев с перестройками, Ельцин с перестрелками. Стенка на стенку, улица на улицу, район на район, пацаны на пацанов, братва на братву. Нас и без войн немало полегло, пахали на старших, расчищали дорогу младшим, всё говно в охапку собрали - с головы до ног обляпались… И за нас постоянно всё решал кто-то старше нас. Все серьёзные вопросы - кто вчера сукой оказался, где и как завтра коммунизм строить, с кем сегодня двор на двор пойдём хлестаться. А, нам они же с детства вбивали в головы, что мы – в ответе за всё. Мы - должны. Тупо должны. Всем должны. Всем. Родине, миру во всём мире, комсомолу, старшим пацанам, младшим братьям с сёстрами, бабушке на дороге, арабам с папуасами, Анжеле Дэвис и всем неграм сраным встречным-поперечным, потом - братве за крышу… потом детям, внукам, родителям. Вот, сука, всем, в кого ни плюнь…
    Он аккуратно открыл водительскую дверь «эксплорера», одновременно опустив стекло со стороны Петра, достал из кармана куртки коробку «данхилла», выцарапал сигарету и чиркнул старой бензиновой зажигалкой. Усмехнулся.
   - Знаешь, на что всё это похоже? Будто кочегар на каком-то старом крейсере. Рекрутский набор в пожизненную службу. Пыряешь, как проклятый. Шуруешь уголь в топку, шлак в бадью, ненадолго отваливаешься на помыться-пожрать-поспать, и снова – шуруешь. При лучшем раскладе дослужишься до старшины. Удачно женишься – до мичмана. В господах офицерах уже торчат те, что старше тебя. И свои эполеты они передадут своим детям, которые младше тебя, роднее и перспективнее. Ну, а тебе - макароны за ударную работу вместо каши, пудинг по праздникам, винная порция - чтоб совсем уж интерес к жизни не утратил. Иногда снаряд прилетает, тебя калечит и уродует. Бонус, ****ь… Подлатают наскоро, орденишко дадут, и снова – к топке, сука… Если серьёзная заруба начнётся за Сундук мертвеца у Острова Сокровищ, то кого-то выдернут наверх, таскать снаряды и тушить пожары. Потому как значительная часть «белой кости» с детьми и обслугой, что в мирное время делали селфи у орудий при парадной форме и с фужером шампанского – разбежались по катерам и шлюпкам, и рванули в неизвестность под нейтральными флагами. Когда всё успокоится – вниз… вниз, родной, там твоё место. Лопата ждёт. А, потом, когда ты уже лопату в руках держать не сможешь – тебя просто за борт выкинут. Дело то в том, что нам – никто ничего не должен. Вообще никто. И ничего. От слова «совсем». Барахтайся сколько сможешь. Может быть, в качестве признания твоих заслуг – выделят хреновенький плотик, мешок сухарей и канистру воды. Чтоб сразу не подох. Почетное твоё выходное пособие.
   Мне реально прям бальзам на душу капнул, когда свидомым небратьям в Крыму поджопника ввалили и вместо сиськи - хер присунули. Ну, хоть этим то я больше ничего не должен. Я-то помню, во сколько мне врезка в магистраль и труба до дома встала от любимого ГазпрЁма, когда он чубатых шароварников «газом пописят» накачивал, они в благодарность срали нам, где только могли. Дули крутили и гопака отплясывали. А, бабло на содержание газпромовской шоблы - с меня драли.
   - Слушай, а как же тогда банкир? Калганов. Жил в своё удовольствие. И дальше бы жил, если бы жену не убил по дурости.
   - А, что банкир… Калган тоже к делу был как проклятый привязан. Соскочить с него он смог только таким вот образом, заплатив страшную цену. Он ведь крутился как обезьян в вольере, не от хорошей жизни ноздри коксом заколачивал и напарывался в скотину регулярно. А, сколько вокруг него народу поубивали. Может, когда ему фартило, он и думал, что всех наипал, да только фигушки. Когда ты думаешь, что наипал всех вокруг – скорее всего ты наипал сам себя.
   Сергей стряхнул пепел на улицу:
   - Рассказать тебе, сколько нас, 1970-го года рождения, до сорока пяти лет покосило с двух классов? Начнем с криминала. Славика Лосева пырнули средь бела дня на улице. У них почти всю бригаду положили. Сашку Фёдорова примерно тогда же застрелили на стрелке. Клёпа… Семён Клепцов… Пацан к успеху шёл. Поначалу, раздевал машины во дворах. Потом принялся угонять на разборку. В один недобрый день он показал своим подельникам мастер-класс. Средь бела дня, чуть ли не из-под жопы каких-то абреков угнал старенькую «шестерку». А, в машине было что-то серьёзное. Наркота, оружие, или ещё-что-то. Это наша слепошарая милиция никак не могла машины найти, что Клёпа угонял. А тут всего через пару дней самого Клёпу нашли в кустах у свалки с простреленной головой. Ему ещё и экспресс-допрос, видать, устроили, перед тем, как шлёпнуть – это когда, задавая вопросы, с испытуемого без лишней жестокости начинают срезать выступающие части тела. Уши, нос, пальцы, остальное. Очевидно, решили, что он по чьей-то наводке машину бомбанул. Спрашивали – с чьей. Он, понятное дело, ничего путного сказать не мог. Пришел. К успеху. Дальше идем. Вовка Храмцов – душа класса. Весёлый парень, задорный, здоровый. Году в 98-м, летним вечером, поддатый, шёл домой из гаражей через пустырь. Забили его три утырка-наркомана. Арматурой и камнями. Дима Голованов – таксовал, разбился на машине. История была мутная. Ходили слухи всякие, то ли он на бабки влетел, то ли ему задолжали, то ли просто оказался не в то время не в том месте. Но, разбиться ему, вроде как, помогли. Вадька Савицкий скололся пока в институте учился. На четвертом курсе прыгнул с балкона восьмого этажа. Тоже говорили, что долгов наделал. Ещё двое, Усманов и Ерошенко - тупо спились в могилу. Сколько спились и по её краю ходят – не могу сказать. Гошка Авдеев, умница, каких поискать. В Питере карьеру сделал, в сетевой компании какой-то, по 10-12 часов в сутки работая. Передоз. Витька Никитин, здесь дело своё вёл. Аж три магазина, один в городе и пара в области. Сантехника и стройматериалы. Дело в гору шло, доход есть, долгов нет. Долгов на предпринимателе не было, представляешь? Себе «крузак», жене паркетник, дом с балконом… телескоп у него там стоял – на Луну смотреть и звёзды. Астрономией увлекался. С детства космосом грезил. Торговал унитазами. В итоге - петля. Внезапно. Без объявления войны. Без объяснения причин. Встал на табурет, закинул верёвку, шагнул вперёд. Всё. Вася Кузьмин, тоже здесь раскрутился, в начальники выбился. И тоже, вроде, всё хорошо шло, пока в двух бабах не заблудился. Круче, чем в трёх соснах. Закрылся в гараже и запустил мотор. Сколько нас ещё таких, успешных по краю ходит, лезет вешаться на люстру и раз за разом как в анекдоте находит там спасительную чекушку - не знаю. Ленка Тимофеева, воспаление лёгких в тридцать четыре. Сказала, что устала и не будет бороться. Ушла спокойно и осознано. Её, правда, к тому времени хорошо помотало. Зато, по молодости всё весело было, со старших классов – парни, тачки, мотоциклы, бухло, кафешки, клубы. Хороша была Ленка. Только красоту свою промотала, как пьяница свалившееся желанное наследство. Про Саню-Вампира слышал, наверно? Лабух, говоришь? Б-г-г-г… Ну, где-то так. Городская звезда хэви-металл-бряк-звяк-трэш середины-конца восьмидесятых, первой половины девяностых. Кожа, цепи, пять кило заклепок. Старше нас лет на шесть. Года четыре она с ним тусила на самом пике красоты своей, после чего была списана, как расходник. Потом её покатали всей творческой богемой с хера на хер по нисходящей, и… возраст, износ, соответствующая слава, в общем – всё. Надо полагать, вот это понимание, что «всё» и было для неё особенно страшным. Помыкалась, помыкалась, и ушла. А, этот сторчавшийся долбоёб вполне себе жив, его не прикончили ни нон-стоп пьянки с наркотой и поножовщиной, ни две клинических смерти с передоза – всякий раз врачи назад вытаскивали. Вопрос – зачем? Ну, хер с ним. Найдет ещё своё, хоть по слухам, по квартире ходит уже с трудом. Года через четыре после Ленки уходит Ирка Савинова. Эта до последнего цеплялась, но рак её не пощадил. А, он так просто не приходит. Ирка – девушка из тех, что готовы приходить и брать желаемое, зубками и коготками, не считаясь с остальными. Только, и на старуху бывает проруха - не то взяла, не на ту лошадку жизнь свою поставила. Точнее – не на того мерина. А, как она билась за него. Облом-с. И вся жизнь в щебенку рухнула. Итого - тринадцать душ. Никакой войны не надо.
   - Но есть же исключения. – упорствовал Пётр.
   - Конечно же есть.  – рассмеялся Сергей. - Кому в кочегарке лопаты не хватило – тем пассажирское место в адмиральском салоне досталось. Только непонятно, что хуже. Одноклассник мой, например. Лешка Веригин… Красава парень. В плечах косая сажень, при этом ум немалый. Получил от жизни всё, ничего не сделав. С юных лет в достатке и авторитете. Девчонки толпой на шею вешались, повалял их всласть, а в итоге получил девушку желанную. Как женился в начале девяностых - с родительского плеча свалились квартира-однушка, затем трёшка в новом доме, 31-я «волга». Потом, когда его папаня свою высоту по жизни взял – вообще мешок развязался: бабло лопатой, дом, машины на выбор. Возможностей – глаза разбегаются. А, он уже по молодости бухал от безделья, пока его не зашили годам к тридцати. Он исполнял все свои хочухи, но, так и не понял, что же хотел по жизни. Возможно - хочухи были следствием валившегося достатка. Или вообще - всё прилетало, прежде чем он успевал возжелать... превентивно. Когда собирались на 25 лет окончания школы – Лёшка не пришел. Приятель его бывший, Олег Капитонов сказал, что зашитый Лёша кое-как получил высшее образование, и даже какое-то время поработал на заводе замом у начальника отдела кадров… папка протащил. Потом вдруг сделал дикий финт - ушёл в дальнобойщики. Оказывается, с детства у него мечта была - дороги на колёса наматывать. Надо полагать, душенька вскрикнула в последний раз – не туда идём, давай к началу вернёмся. Да только вскоре бросил и это дело… вообще всё бросил, тягач продал, магазином жена занимается, а он из дома почти не выходит. Жена иногда выводит его прогуляться, как тяжелобольного. Нет больше Лёшки, по сути дела. Умер, хоть и жив...
   - А, он жил?
   - А, что есть «жизнь» в твоем понимании? Вот в том то и вопрос… Если так, чтобы не было мучительно – это одно… а, если, «чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы» - это совсем другое.
   - Да ладно… кому тут стыдно то?
   - «Тут» может стыдно и не будет. А как потом?.. Кто ж знает.
   - Веригин… это сын директора мехзавода?
   - Он самый. Ещё брат у него младший есть. Сашка. Примерно ваш ровесник, или постарше. Дневной гонщик и ночной хоккеист. Пока живёт на всю катушку, кидая понты, хапая ощущения, славу и достаток всем хлебалом. Хлебало у него широкое, не треснет - это он, любимый поздний сын, прихватил немалое родительское наследство, и успел первым к дележу содержимого фамильного сейфа, обобрав по итогу Лешку, точно божью старушку.
   - Не понял. Родичи же не такие старые вроде.
   - Нет, не старые. Были. Веригины старшие тоже взяли всё по жизни полной котомкой, жили со вкусом, объездили полмира, накачали достатком сыновей по уши... и тупо спились. До смерти спились… оба.
  - Нас, кстати, тоже полегло уже не мало. – у Петра и самого, что называется, наболело, за прожитые им годы. Но, была ведь горькая истина в сказанном Сергеем. Была. Большой мешок с дерьмом, который десятилетиями набивали в СССР за ширмой всеобщего благообразия развязался как раз во время их становления. Те, что были старше их – успели повзрослеть, осознать лицемерие происходящего и если не стать частью поганой системы, то запастись расчетливым цинизмом и фигами в кармане. Младшие – хотя бы уже видели, что там впереди творится. И понимали, что вместо обещанной Эры Милосердия страну ждут времена хуцпы, какой она еще, наверное, не видела. А, эти – со своими знаменами-барабанами при парадной форме пошли колоннами через поле с окопами, редутами, шрапнелью, растяжками и минами «на неизвлекаемость». Линейной пехотой, «пушечным мясом» при великом грабеже, вместо инженеров и прорабов при обещанном великом строительстве. Ну, и огребли, как шведы под Полтавой.
  - Верю… - Сергей снова наклонил бутылку.
   Разговор как-то съехал с Калгановской темы. Сергей, приступивший к «бифитеру» раньше – начал хмелеть. Пётр опьянения пока не чувствовал, но подумал, что надо вежливо откланяться. Не было у него привычки надираться со слегка знакомым людьми. Сергей его упредил, чуть налив на донышки стаканов со словами «на посошок», и забросив бутылку с остатками джина в бардачок. Они выпили, собрались и вышли из машины, и тут события начали развиваться то ли своей волей, то ли ещё чьей-то. Возможно – волей выпитого джина. Но, Серёга откровенно Петра удивил:
  - На Калгана хочешь посмотреть?
  - Как?
  - Глазами… Калганов вот в этом доме сейчас живет. – кивнул на дом, верхние этажи которого возвышались над баками водогрейни. - Он тоже теперь редко на улицу выходит, дома наверняка. А, вот мне как раз, что-то прогуляться захотелось. Пока погода не испортилась.
   Неторопливо беседуя они подошли к подъезду. Сергей набрал по домофону номер квартиры Калганова.
   - Кто? – тихо спросил динамик после длинной паузы.
   - Дима, привет. Это Серёга Шашков. Проведать тебя зашёл и дельце есть.
    Открылась дверь. Они поднялись на третий этаж к однокомнатной квартире, дверь которой была уже приоткрыта. Вошли в прихожую, где их встретил… верно Серёга подметил – скорее не человек, а тень человека. Перегаром от Калгана не пахло, бутылки по квартире развалены не были – вряд ли он пил. Кололся? Тяжело болел? Кто его знает. Но, выглядел Дмитрий действительно плохо. Тень. Они поздоровались. Калганов перекинулся с Сергеем парой дежурных фраз «за жизнь».
   - Рассказывай, что за дело? – обратился Калганов к Сергею, и вдруг отшатнулся от Петра, будто ранее его не замечал вообще: - Этого ты зачем привёл? Я его знаю?
   - В одной школе учились, по соседству жили. – улыбнулся Пётр, который решил-таки сделать пробный заход, тем более, что Сергей замялся с ответом: - И на одном рынке пельмени покупали. Ручной лепки. У Люды Свириной.
   - Пельмени… - Калганов вдруг замер, уставившись в неведомую остальным точку на стене. Потом повернулся к Петру, и тот увидел наполненные ужасом глаза: - Что ты хочешь от меня?
   - Ничего… мимо шёл… заглянул за компанию, - Пётр был изрядно озадачен охватившим Калганова страхом и не придумал ничего лучшего. Сергей тоже откровенно растерялся, не понимая, в чём тут подвох. То ли Калганов сбрендил окончательно, то ли подсевший к нему сосед хитро использовал его втёмную и таким манером вышел на Калгана, имея к нему какие-то свои неоплаченные счета, перспектива расчета по которым ужаснула бывшего финансиста и сидельца.
   - Идите к чёрту. Сами. – Калганов повернулся и вышел из прихожей в комнату: - Убирайтесь! К нему и убирайтесь! Я не буду больше иметь с вами никаких дел…
   Озадаченные произошедшим они переглянулись, вышли из квартиры и спустились на улицу. Время уже было около десяти вечера, погода продолжала портиться – поднявшийся ветер нагонял тучи. У Петра мелькнула было мысль вернуться домой и спокойно переночевать, но вопреки логике он решил всё же идти на родительскую квартиру. Как и задумывал. Потому он попрощался с Серёгой и направился в противоположную сторону.
   После визита к банкиру-неудачнику настроение Петра снова переместилось от философских размышлений о смысле жизни к тревожному ожиданию очередного подвоха. Который, кстати, тут-же нарисовался в виде трёх пацанов, куражливо дурачившихся напоказ перед бывшей с ними девчонкой в конце улицы, прямо под фонарём у ворот парка, аллеей которого Пётр собирался пройти. То, что один из них, весь такой шарнирный и на взводе, точно орангутанг в игривом настроении, толкнул своего дружбана, который был хлипче на вид, прямо на Петра – было ожидаемо. И Пётр принял его на своё совсем не слабое плечо от всей души. Так, что тот отлетел назад в охапку заводиле.
   - Ты, что, дядя? Места мало? В ворота боишься не попасть? - загундосил тот.
   - Ишак тебе дядя. – Пётр вдруг ощутил невероятное спокойствие и лёгкий азарт от происходящего. Сумка, точно своей волей выпала из левой его руки, а сама рука осторожно потянула нож из накладного кармана куртки. Он стоял уже ближе к воротам, вполоборота к компашке, и они ножа пока не видели. И, вряд ли ожидали, что левой рукой он работает не хуже, чем правой. А, Пётр вдруг ясно представил, как сейчас нанесёт колющий удар в правый бок коротко стриженому крепышу. Да, сначала именно ему, он наиболее опасен. И бок его открыт – затылок чешет, рука поднята и согнута в локте. Заводила – следующий. Нож пойдёт назад от крепыша в маховый режущий удар по лицу заводилы. С этих двух пока хватит. Снова в полуоборот, нож незаметно идёт в руку правую. Третьему разрешаем перехватить уже пустую левую руку и наносим удар в раскрытый живот. Добиваем в шею заводилу. Всё… Девушка… как поступить с ней? Бить нельзя, но орать ведь начнет…
  И тут он вдруг увидел её лицо, перекошенное ужасом. Только смотрела она не на Петра, и не на своих парней, а в темноту за воротами. Этот внезапный страх девушки непонятно перед чем, похоже, заметил не только Пётр. Приятели её сдали назад, а крепыш, так и оставшись с рукой на затылке, растерянно смотрел то на неё, то в темноту за спину Петру:
   - Ты что Юль? Мертвяка увидела?
   - Там… кто-то… что-то там… вон!  - она вскинула руку в направлении ворот: - Вон оно!
   Пётр повернул голову и тоже успел увидеть нечто, метнувшееся за кусты и напоминавшее сгусток темноты, ещё более тёмной, чем темнота, его окружающая. Остальные, похоже, не увидели ничего, кроме страха девчонки.
   - Хорош истерить, дура. – рассмеялся заводила, обращаясь к ней. – Не будем мы дядю обижать. Всё, баста. Пойдём, тебя до дома провожу…
   - Ты сам дурак, там реально кто-то есть!
   - Зомби… там зомби… - заводила изобразил исчадие Голливуда, снова захихикал и обняв Юлю, потащил её в направлении домов. Стукнутый о Петра потянулся следом, а крепыш примирительно кивнул головой Петру:
   - Извини, братан, мы так… подурачились чутка.
   - Нормально всё. Проехали. - Пётр улыбнулся.
   - Хочешь – с нами пойдем. Фиг знает, что там Юлька увидела.
   - Вот и посмотрим. – Пётр махнул ему рукой на прощание.
   - Пускай идёт. – заводила повернулся и крикнул Петру: - Иди, иди, дяденька. Пусть тебя там съедят, храброго такого.
   - Съедят по ходу тебя. – крикнул в ответ Пётр. - Ты выпрашиваешь настырно.
    Убедившись, что ребята к нему интерес потеряли, он повернулся к ним спиной. Ножа они, похоже, так и не увидели, а ведь он уже был в руке. Пётр шагнул в темноту – кто тут ещё шарится на нашу голову? Людей пугает? Темнота вдруг показалось какой-то липкой, и настолько плотной, что её тут можно было резать ножом. Как хлеб. Как колбасу. Как людей… Людей… Господи… Что же я делаю-то… Пётр ускорил шаг и, никого не встретив, вышел на аллею, где было достаточно светло. Посмотрел на нож – красавец… А, ведь действительно положил бы их сейчас одного на другого. И потом – что? Парк остался позади. Пётр содрогнулся и вдруг, протерев нож рукавом, бросил его под куст на газоне, не испытав при этом никакого сожаления. Нафиг. От греха подальше. Не надо ему с ножом по улице ходить.
   Хмель от пережитого выветрился без остатка. А, день, начинавший казаться уже бесконечным, продолжал дарить сюрпризы. Свернув за угол дома, он увидел женщину в светлом осеннем пальто, выгуливавшую собаку - золотистого ретривера. Ольга Махотина. Постоянная его последние полгода с лишним клиентка, занимавшаяся сдачей в аренду строительной техники, пока муж, основавший фирму, ударился в написание кандидатской диссертации на тему каких-то нанотехнологий с элементами волшебства, и буксовал в ней с перерывами по «болезни души». Милая, всегда чуть усталая женщина, приводившая с собой одного-двух чертей в образе своих механиков. Пёсель стоял уже рядом с ней, а из-за отворота пальто Ольги выглядывала крошечная рыжая с белым мордочка котёнка. Забавная. Огромные уши и бездонные тёмно-синие глаза.
   - Зверьё выгуливаете?
   - Ага. Вывела одного, а выгуливаю уже двоих. Бимка отбежал и зовёт. Подхожу - это чудо сидит под кустом. Трясётся. Их тут трое прямо у подъезда было, коробку с ними мразь какая-то на улицу выставила утром. Двух серых унесли по домам, а этот убежал, видать. Рыжий. Его такого в листьях и не видно.
   - Если Бим нашёл, то пусть и на довольствие чубайсёнка ставит. Миску ему выделяет и пайком делится. Будет у них «Союз Рыжих».
   - Втроём они меня с ума сведут. У меня же дома ещё и Мусяндра Васильевна. Хоть и не рыжая, та ещё королевна. Усы – ухватом. Всем остальным - ни сесть, ни встать без разрешения. Неизвестно, как она подкидыша такого примет. Может, ты возьмешь? Котёнок чистенький. Забирай. Порадуй дочку чудом таким.
   Кроха, будто поняв её слова, вдруг высунулся и протянул к Петру лапку, точно говоря - возьми меня… возьми, не пожалеешь. Я – рыжий, я – к счастью. Со мной не соскучишься. Я тебя научу кресло драть, по шкафам скакать. На шторе будем вместе кататься. Весело будет. А, ещё в меня мурчало встроено. Ну, возьми, а?
   Пётр уже было дрогнул, но опомнился:
   - Не сейчас… не отдавайте его пока никому, пожалуйста. Мои приедут через неделю, решим. Хорошо? Я могу денег на корм дать.
   - Не надо. – рассмеялась Ольга. – Не обожрёт. Ладно, ждём тогда твоего непременно положительного решения.
   Они попрощались. На душе у Петра как-то легче стало, так обычно и бывает после общения с хорошим, добрым человеком. До дома он дошёл без приключений, а вот там его ждал финальный на сегодня аккомпанемент. Апофеоз и апофигей. Открыв дверь квартиры, Пётр вдруг каким-то шестым чувством, особо развитым у пятой точки, почувствовал, что здесь уже кто-то есть помимо него. Кто-то есть, и ничтожна мала вероятность, что это хорошенькая соседка. Вот этот «кто-то» задел кресло, очевидно пробираясь к балконной двери. Пётр сглупил, включил свет в прихожей и сам же на секунду ослеп. Пришел в себя и осторожно двинулся в комнату, ожидая столкновения с неизвестным. В комнате было пусто. Не то, что всё перевернуто вверх дном, но насвинячено изрядно. Дверь на балкон была открыта. Пётр, всё так же ожидая подвоха, осторожно выглянул туда – тоже никого. Окно остекления было распахнуто. Он вышел на балкон и посмотрел вниз. И увидел человека хлипкого телосложения, в черных штанах и чёрном худи с накинутым на голову капюшоном, который цеплялся пальцами рук в чёрных перчатках за самый низ балкона квартиры Петра и судорожно ёрзал по закрытым стеклопакетам балкона четвертого этажа. Дела его, похоже, были плохи. Пётр прикинул – нет, он не дотянется до него. А, то и сам выпадет. Сорвать и бросить ему штору, чтобы поднять… не перехватится он, и так едва держится. Тогда бежать вниз к соседям и затаскивать его к ним в квартиру. Если они дома, конечно.
   - Держись, дурак. Сейчас соседей разбужу.
   Неизвестный всхлипнул, дёрнулся, попытавшись то ли подтянуться, то ли опереться на что-то ногой, и сорвался. Не было никакого душераздирающего крика, с которым киношники так любят отправлять людей в последний полёт. До Петра донеслось лишь сдавленное «ах», и человек полетел вниз с четвертого этажа «сталинки». Пётр замер – ему приходилось драться и мордовать оппонентов, но он не испытывал удовольствия от зрелища того, как на его глазах калечатся люди. Неизвестный с глухим стуком ударился об асфальт и замер в неестественной позе. В тусклом свете уличного фонаря во дворе Пётр видел, что он не шевелится. И не издает ни звука – тишина стояла гробовая.
   - Твою-ж мать… - Пётр, путаясь в шторе, рванул с балкона в комнату, и дальше – в подъезд. Выбежал во двор и оторопел – на асфальте никого не было. Он оглянулся – вообще никого. Потом донеслось урчание мотора, Пётр быстро вышел к внутреннему углу дома и успел увидеть задние фонари машины, уже сворачивающей под арку. Упали первые капли дождя.
   Он вернулся в растрёпанную квартиру, сел в кресло и задумался. Предъявлять полиции по большому счету было нечего…