Справедливость по-русски

Я давно уже обещал своему четырехлетнему сыну Даниилу свозить его на рыбалку. И вот в один из воскресных июльских дней разбудил малыша пораньше, умыл, жена накормила завтраком, показал собранный с вечера рюкзак и, взяв удочки, потащил к ближайшей станции метро. Надо было доехать до остановки Купчино, пересесть на поезд и через сорок пять минут выйти на станции Красницы, где я провел все свое детство, начиная с возраста восьми месяцев. В небольшой речке Суйда как раз в это время хорошо клевала уклейка, особенно вкусная в жареном виде, а так же плотва и небольшие подлещики.
Даня, еще толком не проснувшийся, исподлобья глядел на меня неодобрительным взглядом.
– Дорогой мой, – сказал я, – всякое дело, требует определенного самоотречения. Рыбка хорошо клюет именно с утра, и ей наплевать, выспался ты или нет.
– А ей совсем-совсем не хочется спать? – Спросил малыш, слегка коверкая слова.
– Я не знаю, – честно признался, – но действительность такова, что именно в это утреннее время она наиболее активна и доступна для ловли.
Мы спустились в метро, прошли через турникеты, и поехали вниз. Данюс постепенно приходил в норму. Маршрутная лента уже подходила к концу, когда ехавший чуть впереди человек  – едва ли не единственный спускавшийся с нами вниз, роясь в кармане, уронил на эскалатор какой-то предмет. Этот эпизод должен был бы совсем остаться без оценки, не нагнись за ним несколько секунд спустя мой маленький сынок. Крошечные пальчики уже почти обхватили «замануху», как в тот же момент я инстинктивно с размаху поддал по ней ногой. Конфетный фантик, а именно это я увидел на ребристой поверхности скользящей вниз лестнице, улетел вперед и вверх и вдруг взорвался с оглушительным звуком где-то под осветительными лампами.
– А ты бл-дь! – Ровно четверть секунды понадобилась на то, чтобы осознать действительность – полгода в Чечне не прошли даром.
Я, оставив без присмотра своего маленького пацанчика, ломанулся вслед за бросившим конфету. Тот, к тому моменту, успел метров на двадцать продвинуться вперед и свернул вправо, в направлении остановки вагонов, к рельсовым путям.
– Стой, сука!
Мужчина резко развернулся ко мне лицом, я почти настиг его, и будь немного не таким опытным бойцом, точно бы напоролся на выброшенный им клинок обычного простенького ножа-выкидухи, продающегося теперь в каждом ларьке, выставленного мне навстречу. Но, чуть качнув корпус в сторону, ушел с линии встречной атаки, а сам со всего маху врезался лбом в переносицу подбросившего «подарок» террориста. И не то чтобы масса тела была у меня такая уж большая – просто удачно попал: объект нападения влепился спиной в стену, и аккурат по ней стек на кафельную облицовку пола.
Я давно уже жил мирной жизнью, и не думал ни о чем таком, что может вернуть меня в обстановку чеченского боя девяностых годов – сейчас я очень уважал эту гордую нацию, правда, как и большинство граждан России, не мог забыть совершенных ими террористических актов, и всепрошенническую политику наших законодателей.
Ублюдок растянулся на кафельном полу. Я, сумев удержаться на ногах, сходу врезал ему ботинком по лицу: лишь мертвые в спину не стреляют. Но, похоже, он действительно был без сознания.
Неизвестно откуда взявшаяся гражданка преклонного возгласа заголосила:
– Милиция! Помогите!! Убивают!!!
– Зови, бабка, зови! – Я обернулся к сознательной гражданке, по старинке называющей полицию милицией, – это террорист.
Та скрылась в арочном проходе.
Я быстро снял брючный ремень и, завернув руки мужику за спину, сильно стянул их в кистях. Затем достал прочную капроновую веревку из рюкзачка, что с вечера собрал сам, а утром жена доукомплектовала бутербродами и термосом с горячим чаем, связал ему ноги, и свободным концом притянул их к ремню. Тело злоумышленника выгнулось в пояснице – в таком положении он был безопасен.
Подошел сынишка.
– Пап, – он не был напуган – малыш совсем, пока ничего, слава Богу, не понимает, – а чего дядя так лежит?
– Это плохой дядя, – я взял Даню за руку и отвел к мраморной скамейке с деревянным сиденьем, – посиди тут, мне надо кое-что сделать.
Я обвел взглядом платформу – нож валялся у стены. Подошел, подвинул ногой к распростертому телу – перчаток на руках не было, значит, остались отпечатки пальцев. Оставалось ждать.   
Стражи порядка появились на удивление быстро – совсем молоденький младший сержант и старший лейтенант, которому давно надо было ходить, как минимум, в майорах. Что-то неуловимо знакомое сквозило в его лице, может, где-то пересекались по жизни, только где? Да, мало ли, скорее, показалось. Вооружены они были не только дубинками – офицер табельным ПМом, который до поры покоился в кобуре, у сержанта через плечо был перекинут укороченный АК.
– Как грохнет, как грохнет! – Скороговоркой вещала семенившая рядом бабулька, – а потом вот этот, – она ткнула пальцем в мою сторону, – как даст тому головой, в лицо прямо! Ну, я милицию звать, а он и говорит: зови бабка, зови. Это я-то бабка! Да мне только-только шестьдесят пять исполнилось, три дня, как день рождения справила.
– Спокойно, гражданка, – офицер внимательно смотрел на меня, как бы оценивая, чего стою, и что можно ожидать, – сейчас разберемся. Что здесь происходит?
Это он уже ко мне обратился.
– Да, вот, старлей, – я все еще не мог успокоиться, дышал часто и глубоко, – террориста спеленал.
Старший наряда перевел, наконец, взгляд на связанного.
– Прямо-таки террориста? – Он усмехнулся.
– А ты не скалься, – мне стало неприятно, – вон, сажу на потолке видишь?
Старший лейтенант, пропустив мимо ушей мою грубость, поднял голову вверх.
– Вижу, – сказал спокойно, – и что?
– А то, что это сработало самодельное взрывное устройство, обернутое в шоколадный фантик  – грамм сто в тротиловом эквиваленте, и если бы не моя реакция, то мой сын, – я кивнул в сторону сидящего на скамейке Даниила, – сейчас лежал бы перед тобой в луже крови с оторванными руками.
И вдруг я воочию представил эту картину. Кровь ударила в голову, перед глазами заплясали разноцветные круги, злость, нет – ненависть волной окатила с ног до головы.
– Подонок! – Я с разворота, что есть силы, ударил, лежащего на полу ногой в живот.
Тут же чьи-то руки схватили меня за плечи, с силой прижали к стене, в спину уперся ствол автомата.
– Стоять, не двигаться! – Прозвучала резкая команда, – руки за голову!
– Все, старлей, все, – я положил ладони на затылок, – документы у меня в правом нагрудном кармане.
Меня быстро ошманали, вытащили из карманов все, в том числе военный билет и пенсионное удостоверение. Паспорт я с собой не носил – как-то раз потерял по пьянке, потом замучился восстанавливать, а чуть позже узнал, что по нему кто-то пытался еще и кредит в банке взять. В общем, пусть лучше дома лежит.
Документы изучили.
– Повернись, – скомандовал офицер.
Я подчинился.
– Опусти руки.
Сделал.
– Не узнаешь?
Вопрос прозвучал неожиданно.
– Посмотри внимательней, – Старший лейтенант снял кепку.
И тут я узнал его!
– Васька! Ты что ли?! – Я хотел броситься ему на шею, но оценив, в каких обстоятельствах мы встретились, а так же то, что ствол АКСУ смотрел мне в живот, только широко улыбнулся.
Василий взялся за раструб, опустил автомат вниз.
– За этим смотри, – кивнул вниз.
Подошел ко мне вплотную, крепко обнял, прижался плохо выбритой щекой к моей.
Их командировали в нашу часть, как усиление. Боевики сильно проредили личный состав, и подкрепление было весьма кстати. Вот там и познакомился со старшим лейтенантом тогда еще милиции Василием Кусковым.
А уже через три дня вместе приняли бой, где из-за одного валуна, – он слева, я справа – часа полтора отстреливались от наседавших бандитов, а когда все закончилось, оказалось, что я ранен. Не то чтобы не почувствовал, как пуля угодила мне в плечо, просто в горячке боя не придал этому особого значения, а после доктор сказал, что рана достаточно серьезная, и меня откомандировали на большую землю, в госпиталь. С тех пор мы с Васей Кусковым не виделись.
А вскорости и война эта непонятная кончилась. Я через пару лет на пенсию вышел, с выслугой у меня был полный порядок, да, и  с деньгами то же; занялся семьей; а он, выходит, так служить и остался. Только почему-то в звании не вырос. Но сейчас об этом говорить было не с руки.
– Ну, вещай, дружище, что тут у тебя произошло, – он протянул обратно мои документы.   
И я рассказал ему свою версию происшедших событий, не забыв упомянуть, про нож и про отпечатки пальцев, оставшиеся на нем.
– Да-а, – протянул Кусков, – а кроме тебя, может это кто-то подтвердить?
Я кивнул на молодящуюся бабульку.
– А вы что видели, гражданка? – Спросил офицер.
– Так я же говорю, – снова затараторила она, – как грохнет, как грохнет! А потом он головой…
И она повторила рассказ.
Василий покачал головой.
– Фигня это все, Саня, – я удивился, что он помнит мое имя, – грохнуло, сажа на потолке, даже нож этот трехкопеечный… Тут только тот факт, что ты напал на этого гражданина на поверхности.
– Но взрыв-то был! – Вскинулся я, – это ведь не лампочка хлопнула!
– Ничего не докажешь…
Связанный мужчина зашевелился, приходя в себя.
– Так, может, у него спросим? – Предложил я.
– Спросим, конечно, – пожал плечами полицейский, – только толку не будет. Не признается же он, что подкинул самодельную взрывчатку. Развяжи его.
Это он уже младшему сержанту сказал. Тот закинул автомат на плечо и послушно исполнил приказание. После этого на него, на всякий случай надели наручники. Обыскали – документов не было.
– Ты кто? – Спросил старший лейтенант.
– Дед Пихто, – осклабился молодчик.
Только сейчас я имел возможность разглядеть террориста: славянская внешность, лет под сорок, правильные черты лица – можно сказать, красивый, во всяком случае, такие нравятся женщинам. О росте судить было трудно, но он был точно выше и крупнее меня.
– Не хами, – спокойно посоветовал Вася, – тут ведь нет никого, я могу и сам определить степень твоей вины. Тем более, что бомба чуть не убила сына моего боевого товарища.
То ли спокойный тон полицейского, то ли смысл сказанного дошел до подонка, но он утратил свою браваду мгновенно – одно дело нагонять холоду на метрополитеновскую полицию, а другое – столкнуться с воевавшими однополчанами. Здесь блатовать не дадут, спокойнеко так свернут шею, и все. И не важно, что это была не Великая Отечественная война – здесь ключевое слово последнее – ВОЙНА!
– Я ничего не знаю, – сказал бандит, – на меня напали.
– И нож не твой?
– Мой, – кивнул тот, демонстрируя здравомыслие, – и что? Я же не знал, с какой целью на меня несется этот субъект!
– Не знал, – я опять дернулся в его сторону, – так объясню!
– Стоять! – Кусков заслонил рукой сидящего на полу мужчину, – всем сохранять спокойствие.
– Папа, – меня дернули за рукав, – мы рыбку ловить поедем?
Дернули за рукав… Дернули… Дернули руками, которых сейчас не должно было быть!
Я нагнулся, поднырнул подмышку бывшего боевого товарища, оказался лицом к лицу с потенциальным убийцей моего сына.
– Что!!! Что тебе не хватало в этой жизни!
Удар кулака не достиг цели только потому, что Василий перехватил предплечье в верхней точке замаха.
– Хватит! – Резко крикнул он, и младший сержант снова вскинул автомат.
– Опусти ствол, – поморщился Василий.
Исполнил.
Бабулька тем временем куда-то исчезла.
– Значит, гражданин, – офицер наклонился к самому лицу молодого мужчины, – на вас напали?
Тот кивнул.
– И вы ни в чем не виноваты?
Тот же жест.
Я, вдруг, почувствовал… понял, что ничем это не кончится. То есть, если и кончится, то для меня – может, обвинением в… в… я не знаю, в каком-нибудь нападении, в посягательстве на что-нибудь… Но перед глазами у меня стоял мой малыш с оторванными руками, и я не мог стереть этот образ. Любые картины, любые фотографии можно смотреть или не смотреть – нынешнее сволочное, с позволение сказать, искусство, это не запрещало, но образ четырехлетнего инвалида, ни в чем не повинного, ничего не понимающего мальчика не уходил из ракурса моего внутреннего взора. И этот инвалид – мой маленький сын!!!
– Вася, – зашептал я, – Вася… Дай мне поговорить с ним наедине!
– И что? – С сомнение поморщился боевой товарищ.
– Ничего, – я замахал руками, – его же отпустят! Кому нужен я со своими заявами! А вдруг, мне удастся его убедить?
– Знаю я, как ты убеждаешь! Мы не в поле.
И я вдруг решился. Решился, не потому, что очень смелый, не потому, что супер идейный, и не потому, что ничего не боюсь и свою жизнь ни во что не ставлю, а потому, что рядом стоял мой маленький сын и доверчиво смотрел на меня. Целый, с руками и глазами, полными доверия и надежды, живой, живой…
– Я разберусь, – заверил, неожиданно твердым голосом, – в случае чего, раскроешь сразу два преступления – сколько еще можно ходить в старлеях?
Василий Кусков перевел взгляд на сопровождающего автоматчика.
– Есть, – вдруг проявил поражающую проницательность младший по званию, повернулся и покинул платформу.
Подошел очередной поезд. Никто не сел, вышло два человека. Кося глазами, прошли мимо, скорее всего, мгновенно забыв увиденную, не такую уж любопытную и редкую по нынешним временам картину.
– Пять минут хватит? – Нейтральным голосом спросил Василий.
– Хватит, товарищ старший лейтенант, – я кровожадно скосил глаза в сторону будущей жертвы – тот забеспокоился, – хватит, дорогой.
– Младший сержант! – Было заметно, что ему непривычно называть коллегу по званию: автоматчик появился снова, – мы покурим?
– Так точно! – Фраза звучала более уверенно, что удивило, – необходимо обдумать вскрывшиеся обстоятельства для возможного открытия уголовного дела.
Полицейские увели и Даньку.
– Почему я? – Сел рядом на корточки. – Сын мой причем?
Я не повышал голоса, не грозил, вообще, по моему мнению, вел себя на высшем уровне культурного общения. Видимо, то же думал и человек, сидящий передо мной.
– Ничего личного, – просипел он, отведя взгляд, – я был должен.
– Кому, – встал; мне было все равно – его судьбу я решил, когда выпросил это разговор у ментов.
Он еще хотел что-то сказать, может, оправдаться, выторговать жизнь, но картина, которая до сих пор стояла перед моими глазами, ни при каких условиях, ни при каких раскладах, ни при каких торгах не давала ему такой возможности.
Вы видели, как кончается человек, которого забивают ногами? Право, не стоит смотреть… Когда на платформе появился старший лейтенант Василий Кусков и его помощник, все было кончено. То есть, я этого не знал, да и думал по-другому.
– Труп! – Констатировал младший лейтенант и опять вскинул автомат в мою сторону; теперь несколько менее уверенный в правильности своих действий.
– Точно труп? – Кусков смотрел в пол.
– Пусть скорая ставит диагноз, – ответил умный сержант.
Старлей покачал головой.
– А помочь сможешь? – Вопрос прозвучал неожиданно.
– Вам? – Младший сержант стушевался, – вам… Да завсегда!
Пропустив очередной поезд, быстро, пока не подошел следующий, подхватили тело подмышки и за ноги и потащили, только не в направлении конца тормозного пути, а в начало платформы. Сбросили вниз. Через пару минут окровавленные ошметки неизвестного по имени террориста растащило метров на сорок по рельсам. Поезд со стальным свистом проехал по инерции еще несколько метров и остановился.
Василий обернулся ко мне.
– А теперь забирай сына, и быстро валите отсюда.
Он сунул что-то мне в нагрудный карман.
Я не заставил себя долго упрашивать, поднял рюкзак, через арочный проем выскочил в центральную часть станции, схватил сидевшего на лавочке Даньку, и мы быстро влетели в двери очень удачно подошедшего поезда, только с другой стороны платформы. Двери закрылись, поехали…
– Папа, – Даня тронул меня за плечо, – а почему мы едем в другую сторону?
Тронул целыми и невредимыми руками! И куда мы едем, он увидел зрячими глазами!!!
Я осмотрелся. Действительно.
– Молодец, – похвалил, оценив его внимательность, – понимаешь, дяденька милиционер сказал, что рыбалка сегодня запрещена.
– Да-а, – протянул малыш, – а почему?
Начались бесконечные вопросы…
Маме ничего не рассказали, я как-то там отбрехался: как – уже не помню.
А через несколько дней жена затеяла стирку. В машину полетела и брезентовая куртка, в которой я ездил на рыбалку.
– Держи, – сказала она минутой позже, протягивая мне небольшой кусочек картона, – в нагрудном кармане нашла.
Я взял. Это была визитка моего боевого товарища, старшего лейтенанта полиции Василия Кускова. Черт! Я и забыл про то, что он сунул мне ее на платформе.
Что ж, отлично. Позвоню ему на выходных. Надо будет договориться о встрече, узнать, как там все закончилось; вспомнить боевое прошлое.
И нажраться! Обязательно нажраться!! В хлам!!!