Смерть вампира Глава 9

Глава девятая
Моя новая студентка, или знакомство двух представителей из разных реальностей

В эти самые минуты Келсиос сочинял миллионную мелодию, отгородившись от мира ноутбуком и наушниками, в них на максимальной громкости звучала роковая оратория. Мутная смесь из звуков ударных, клавишных и голосов, не мешала ему сочинять собственный музыкальный опус. Он сидел в темном углу кафе. Отключив умение читать мысли.

Всё что люди могли сказать и подумать, он слышал прежде, сотни тысяч раз. А смотреть на людей он просто не желал. Келсиос вникал только в звуки тупых ритмов и отвратительные голоса, изображающие пение. Иногда поймав удачную гармонику, развивал её дальше, такая интеллектуальная игра, помогающая бороться со скукой. Келсиос даже не думал, мысль оформилась много лет назад и звучала как навязчивый мотивчик:
«Тоска и скука, хотя, чему я удивляюсь, во всех странах провинция отличается особой рафинированной скукой. Обыватели боятся показать своё отличие от основной массы, отчего серое становиться ещё более серым. В этой стране прельщает отсутствие законов. Можно чувствовать себя относительно спокойно. Тут отец прав. Огромный запас терпимости к людским странностям и отклонениям. Ни в какое сравнение с Германией, Англией или Австрией».

Келсиос открыл глаза. Великолепная шестерка плюс ещё одна девушка вошли в кафе. Он сразу узнал шесть своих студентов, девушка раньше не встречалась, лицом к нему она не повернулась, но, чтобы кого-то узнать необходимости смотреть в лицо не возникало. Келсиос мысленно отметил:
«Похоже, это моя новая студентка. Прямиком из Америки да в такое захолустье. Ректор всех строго предупредил не трогать, не спрашивать, не волновать, осталось приказать просто не учить. Бездарные игры корма. Раболепствование».
Келсиос убрал громкость, продолжая дописывать в мыслях мелодию, проводил девушку взглядом и решил пробежаться по мыслям великолепной шестерки.
«Хорошо, что хоть мысли научился блокировать и не слушать их глупости бесконечно».

Мысли своей семьи он тоже научился не слушать постоянно, а они скрывали их, или наоборот обращались к нему, так они могли беседовать часами. Если вдруг случайно появлялась тема. За столетия совместного проживания секретов, почти не осталось, и темы закончились. Редко удавалось услышать, что-то интересное или захватывающее. Келсиос всегда скрывал свои мысли, поэтому позволял себе, размышлять, как простой смертный, не боясь дать материал для насмешек со стороны семьи, и он вовлекся в игру: «Новая студентка»:
«У великолепной шестерки появилась новая игрушка. Сейчас она начнёт подстраиваться под коллектив. А они начнут строить козни. Все-таки третий курс, давно спелись. Снять блок и послушать, о чем они говорят и думают? А смысл? Как всегда, ерунду какую-нибудь, лучше бы тему выучили, будут мне глазки строить. И лабораторки отрабатывать. Корм недобитый».

Лица девушки вампир не видел, и не стремился рассмотреть.
Келсиос быстро подсчитал двадцать шесть недель по два занятия в неделю, пятьдесят два занятия по сорок пять минут, семьдесят восемь часов, или четыре тысячи шестьсот восемьдесят минут, или двести восемьдесят тысяч восемьсот секунд. На передний план вышла скука, логика подсказала:
 «За полгода ещё насмотрюсь до тошноты».

Келсиос добавил громкость до максимально возможной, отодвинулся в тень и закрыл глаза, решив не слушать треп студентов. Но многовековая тоска и привычка отслеживать и анализировать любые изменения взяли верх, любопытство придавило, вампир снял блок, оправдывая свой поступок:
«Послушаю, о чем они думают, тем более – музыкальный опус я уже дописал. Какое никакое, а развлечение. Не каждый день заморская диковинка появляется в этом региональном университете. Вернее, это первый случай. Повторю эротические бредни набирающих силу самцов, возможно, что-то новое услышу. Сомнительно, а вдруг сюрприз…».

 Он чуть снизил уровень звука, но глаз не открыл. Мысли окружающих загудели в его сознании:
«Молодец, даже не спросила, значится ли такое в меню ¬– салат, отварное филе и извольте подать. А как присела Катерина. О её папаше легенды ходят, знатный урюк».

Келсиос ухватил мысль Федора. И сразу отключился от невыносимых человеческих мыслей:
 «Я и без тебя знаю, девушка – мажор, учиться, не станет и сразу влюбится, сытые, полезных занятий не ищут, а гормоны глаза заливают».
К скуке, беспрерывному шуму в голове, добавилось отвращение. А при слове «сытые» вампир судорожно сглотнул, скорее инстинктивно.

Фоас и Келсиос давно вступили в непосредственный контакт с людьми, срывов у Келсиоса не случалось. Они вдвоём отказались от охоты на людей и живой человеческой крови. Проявить любопытство в отношении отца он не решался, его же периодически накрывало желание выпить теплой человеческой крови, вампир научился справляться с жаждой. Но предел все же отслеживал, играя со своим естеством. Живую кровь они заменили донорской и редкой охотой на животных, чтобы снять стресс, от вынужденного бездействия. Литры донорской крови замещали теплую живую кровь, радости такое решение не добавляло, но позволяло жить в сытости и без необходимости прятаться.

Келсиос переключился на мысли своей семьи.
Отец работал в клинике, привезли какого-то подвыпившего мужичка, отморозившего палец на ноге. Помимо работы по призванию, такая деятельность позволяла Фоасу, а, следовательно, и всей семье иметь неограниченный доступ к запасам донорской крови.

Агостон возился в гараже, улучшая и без того улучшенный внедорожник. Брат принципиально не вступал в контакт с людьми. Обладая даром гипноза, и не всегда умея себя контролировать, рисковать не собирался, под гипнозом люди превращались в невероятно легкую добычу.

Тарья безуспешно пыталась успокоить Белисара, он намеревался добиться охоты на людей. Келсиос давно слушал мысли своего брата, последний не очень тщательно их блокировал, они содержали больше тоски, чем жажды, боли и голода, но тоска в данном случае была ещё мучительнее.

Келсиос прочитал мысли Белисара и подумал:
 «Фоас не даст разрешения поохотиться на людей. Аргументов у братца маловато, отец никогда никого не тиранит, всегда знает, когда предел. Придётся ему бродить по дому с бокалом донорской и ненавидеть весь человеческий род и свою сущность вампира».

 Они редко, но все же охотились на людей. Когда жажда и боль превышали допустимый предел, и донорская кровь не могла утолить ни одно, ни другое.
Белисар и Агостон периодически получали разрешение поохотиться на людей. Тарья вообще ни разу не пробовала живой крови и не участвовала в такой охоте.
Разрешение охотиться на людей выдавал единолично Фоас. Это единственное правило, периодически нарушаемое в семье, все остальные выполнялись неукоснительно. Келсиос не пользовался разрешением много лет. От отрепья его тошнило, а охотиться на нормальных отмытых людей вампир не мог. Их предсмертные мысли, сконцентрировавшись в сгусток энергии, преследовали его десятилетиями, стоило позволить себе воспоминания. Приоритеты он расставил давно – боль и жажда остались в предпочтении. Эту свою особенность Келсиос тщательно скрывал, и семья пребывала в неведении. Когда совсем становилось невмоготу он охотился на животных успокаиваясь ощущая, как жизнь покидает животное.
Донорская кровь давала сытость, но только убийство снимало боль и давало покой.
Мысли Белисара прорывались сквозь блок, в них он смаковал последнюю охоту на людей.

«Идиот, причём полный, чем распалять себя, пошёл бы сожрал какого-нибудь алкоголика, он же не особо сентиментален. А Фоас простил бы его, как уже случалось не один раз. Нельзя охотиться рядом, так за несколько минут за триста километров, жри кого хочешь. Неправильный совет. Келсиос, ты бы сам, так не поступил, ты правил не нарушаешь. Цена легкости никого не интересует»:
Келсиос расстроился, именно в такие моменты он ненавидел свою сущность до крайнего предела.

«Лучше послушать людишек перед парой, успокоиться. Белисар зараза, вывел-таки из себя, получилось – кровожадный скот».
Келсиос снял блок, но пока только со слуха, мыслей он слушать не желал, его мысли гласили:

«Когда люди общаются между собой, хоть как-то контролируют потоки идиотизма. Вменяемость прослеживается, чистые мысли полный бред, и как они сами в них разбираются? Точно также, как и ты, в бытность человеком. Правда, для размышлений, даже для бредовых, у тебя не хватало времени».

– У нас тут в университете три несмешиваемых ингредиента. Мы живущие в коттеджном городке, простые смертные и преподаватели, – пояснил Сергей, оторвавшись от еды.
– Прямо уж несмешиваемые? – усомнилась Ванда.
– Мы не дружим с другими студентами в университете. Потом поймёшь почему, – поддержал сокурсника Николай, это были первые слова, произнесенные парнем.
– А преподаватели, они же по определению не могут быть друзьями, вот тебе кто-то понравился? – спросила Лида.

– Из тех троих, с которыми я имела честь, познакомиться, особо никто, но они не сотня долларов, чтобы всем нравиться. У них другая задача научить нас чему-то пока мы сопротивляемся обучению. Впрочем, Юрий Викторович… – она не договорила, отметив отсутствие интереса, и подумала:
«Всё, как всегда. Сначала бравада, а по сути, оправдывают своё нежелание напрягаться. Ну, произнесу я этот текст вслух? На кой он им нужен?»
Катерина ласково улыбнулась Ванде, поставив перед ней поднос с едой. Ванда без аппетита принялась за салат, разделала на мелкие кусочки курицу и с неохотой ела. Периодически грела руки, обхватывая чашку чая тонкими длинными пальцами.

Келсиоса привлек странно рассудительный ответ новой девушки, заинтересовал его, и вампир принялся рассматривать новую студентку. Засмотревшись на её манипуляции с едой, преподаватель на долю секунды выглянул из тени, и Ванда встретилась с ним взглядом. Ей показалось, глаза и лицо незнакомца осветил сумеречный зеленоватый свет, и на долю секунды обрисовал контуры мужчины, затем погас.
 
«Надо выйти на воздух, здесь нечем дышать, вот уже и зелёные круги поплыли перед глазами. Симпатичный мужчина, нет неправильное определение, он невероятно красив. Есть в этой красоте что-то опасное, красота зверя перед нападением»:
Подумала девушка и перевела взгляд на тарелку с варёным филе и салатом. О симпатии она не подумала. Такую вольность Ванда искоренила и не допускала в свою реальность ни под каким видом. Благо внешность, не позволяла противоположному полу всерьёз увлекаться. В ухаживаниях в первую очередь она видела корысть.
Ванда всегда отслеживала красивых людей, по вполне объективной причине – собственная неординарная внешность. Её цинизма хватало, чтобы нормально относиться к себе.

 Фёдор отследил направление её взгляда и обрадовался, найдя аргумент в пользу их теории о несмешиваемых ингредиентах.
– Вот знаешь на кого ты сейчас посмотрела? – бесцеремонно спросил Фёдор.
Ванда промолчала.
– Преподаватель, – победно объявил парень.

Келсиос мысленно вздохнул и подумал:
«Сейчас начнется. От её рассудительности не останется и следа. Посмотрит второй раз, я улыбнусь и понеслось. До чего всё банально. До тошноты. А собственно, какого беса мне улыбаться, и так прокатит, не улыбнусь, наоборот проигнорирую. Все испробовано и не раз. Результат один. Чтобы люди остались в живых мне приходиться внушать им страх. Естественная реакция влюбленность с первого взгляда или симпатия. Все предусмотрено, чтобы добыча не сопротивлялась, а, наоборот, с радостью отправлялась на закланье».

Неординарной внешности девушки вампир не заметил. Вампиры видели мир не так как люди.
Но Ванда не взглянула в сторону столика преподавателя, продолжая молчать, зная, если кто-то что-то собрался рассказать его не стоит подгонять, он все равно скажет. Девушка держала паузу, но не думать не могла. Зеленое марево рассеялось, и она задумалась, что может означать присутствие этого мужчины в этом месте:
«Обойдется без эффекта от моего интереса. Но преподаватель прикольный странный, что он здесь делает в этом захолустье. Может, прячется, так сказать, вынужденная ссылка».

Фёдор, как и следовало ожидать, продолжил.
– Лазит как оборванец. Вечно с ноутом и в наушниках, тяжёлый металл орет, так что у нас башку сносит. Преподает иностранный язык. Кстати можешь записаться на дополнительные занятия по изучению иностранной литературы на языке оригинала. Тиран, самовлюбленный красавец, богатый, гоняет на авто как сумасшедший, нас и преподавателей за людей не считает, пойди, подружись с ним, – дал исчерпывающую характеристику, преподавателю Фёдор.

– Иностранных языков много, какой язык конкретнее? – спросила Ванда.
– Английский обязательный и немецкий язык – дополнительный. Я попробовала, заниматься дополнительно – нереально. Он же не говорит на русском, сразу на немецком, повторяй и повторяй. Иногда переводит, запомнить невозможно, – нервно усмехнулась Марина, вспомнив своё вожделение, и перехватила инициативу.
– Основной аргумент, мол, мы пришли учиться в университет и база у нас имеется. Зачем ему тратит время на перевод. Ты не представляешь, как он зверствует среди филологов. Хорошо, что латынь проходили на втором курсе. Получила бы удовольствие, - поведал Сергей.

– Кстати, тебе проще всех, ты точно знаешь английский, – сделал вывод Сергей.
– Какое проще? Его такой расклад не устроит, он же моральный урод, придётся тебе немецкий учить, – пожалел девушку Фёдор.
Ванда отметила, Фёдор добрый, светлый парень и приняла решение не приближаться к нему однозначно.

– Латынь я изучала. Как зовут, вашего тирана? Мне трудно запоминать имена из трёх слов. Я как-то привыкла, мистер или миссис Смит, потренируюсь перед занятием, – она решила таким способом, частично утолить своё любопытство, а заодно показать, как она боится требовательного преподавателя.

– А вот тут тебе повезло, его фамилия Залиникос. Если фамилию выговоришь остальное как в Америке – мистер. Мы обращаемся к нему преподаватель Залиникос. Пообещал, с тем, кто получит у него высший бал он перейдёт на «ты» и разрешит называть по имени Келсиос. Как по мне ни одно, ни другое произнести невозможно, – с насмешкой в голосе сообщил Фёдор.

– И кто-то удостоился такой чести? – поинтересовалась Ванда.
– Пока никто, и Сергей прав, готовься учить немецкий, – согласилась с ребятами молчавшая до этого Аркадия.

Ванда подумала:
«Может у меня получится. Четыре языка, я точно знаю и немецкий в их числе, правда хуже всех, но он мне не нравится. Неплохо если бы этот тиран знал французский или чешский».

– У нас тут провинция, скрыть что-то сложно. Их семейка вообще странная. Богатые до одури, посмотришь, на чем он катается, если в автомобилях разбираешься. Мой отец сказал супердорогие железяки, из последних серий, – прервала её мысли Марина.

Слушая Марину, Ванда во второй раз подняла глаза на странного преподавателя, со странным именем и не менее странной фамилией, странно окаменевшего за пустым столом перед чашкой кофе.

– А почему такое неприятие? Они наркотиками торгуют или содержат притон, или уничтожают посевы на полях, может они масоны, или мормоны, или сайентологи? В чем их странность? – спросила Ванда.

– Может и наркоторговцы или масоны, мы не знаем, но они чужаки, неместные. Переехали года полтора назад из-за границы. Поселились уединенно в горах. Преподавать этот мистер, пришёл в середине прошлого года. Мой папа рассказал, ректор безумно радовался, преподаватель мужик, да ещё такой знающий, – сообщил Сергей, вступив в беседу, то ли от имени однокурсников, то ли от имени всего города.

– Откуда они прибыли? – спросила новая студентка.
– А кто их знает. Иностранцы однозначно. Он говорит иногда с акцентом, иногда почти как мы без акцента. Залиникос вообще мало общается, – ответил Фёдор.
– Именно то, что он неместный и является самым подозрительным? Так вот, я тоже четыре дня назад приехала из Америки, а родилась в Киеве, начинайте меня подозревать во всех смертных грехах, я неместная, – Ванда специально спровоцировала компанию и предложила однокурсникам новое развлечение.
– Это не самое подозрительное, ходят упорные слухи, у его семьи есть связи в верхах. Залиникос старший врач открыл частную клинику в горах, и кого и от чего он там лечит неизвестно, но непонятно за каким хреном подрабатывает в местной больнице. Смекаешь, точно какие-то эксперименты на людях проводят, иначе, зачем ему за гроши работать? Денег у них валом, какого беса пахать, им работать незачем. А они мотаются каждый день в город, а живут не близко, черт знает какая там дорога, – продолжил экскурс в их жизнь Сергей.

«Ого, как тут много о нас знают, а придумывают ещё больше, никогда бы не пришло в голову, что и в этой стране нас отслеживает корм, да ещё на самом низовом уровне. А когда случалось по-другому? Крыть нечем, подозрительные мы. Надо пустить сплетню о том, что у нас лечится президент, а органы мы в пробирках выращиваем»:
Подумал мистер Залиникос, скука чуть ослабила хватку, и он уже с интересом прислушался к ответу своей новой пока незнакомой студентки.

– Ну, и что тут странного? Два члена семьи заняты на социально полезных работах? Работают эти Залиникосы в больнице и университете, и порадуйтесь можно подумать в этом захолустье избыток врачей или преподавателей, – Ванде почему-то стали неприятны, такие мало вменяемые объяснения странностей и мелочная провинциальная подозрительность.

Келсиос опять удивился её странному суждению, он то, как раз прекрасно понимал, почему люди так к ним относились. Их семья – семья убийц, бессердечных и безжалостных. Недолгое общение оставляло в душах людей смутный страх и желание не встречаться с ними никогда. Причём не видевшие их ни разу, принимали на веру всё рассказанное о них. Ещё вожделение, все женщины влюблялись в него и Фоаса, не избежал такой участи Белисар и даже Агостон, крайне редко контактирующий с людьми.

А вот реакция девушки оказалась непонятной и неожиданной, тем более их взгляды пересеклись, пусть на миг, но этого должно хватить, чтобы безоговорочно согласиться с доводами однокурсников, пусть и недалеких по её меркам. То, что она отнеслась к студентам, как к новорожденным котятам он уже определил.
– Работать при таких деньгах. Это не отклонение, а извращение, – подвела итог Марина.

продолжение следует:http://proza.ru/2024/06/08/706