Атланта. Глава 2. 13

— Лерочка, зачем ты выставляешь себя на посмешище? Зачем вешаешься на шею мужчине, который знать тебя не хочет?!

— Да не вешалась я ему никуда! — повторяла Чехова, теряя всякое самообладание.

— Ты пойми меня правильно, — опасаясь, как бы она не угодила в беду, Олег Викторович счел за необходимое её предупредить, надеясь, что она всерьез отнесется к его словам. — Я безмерно уважаю Александра Николаевича, потому что, по правде сказать, талантливей хирурга видеть мне не приходилось, но ты должна понимать: он — мужчина непростой, даже больше скажу, — прожженный циник, который по слухам к тому же ещё не очень порядочно обращается с женщинами.

— Для чего вы все это мне говорите? — Валерия не переставала поражаться той силе духа, которая вдохновляла её перечить окружающим, подсознательно чувствуя, что они неправы.

Обнаружив с недавнего времени в себе привычку отстаивать собственные интересы, она не переставала удивляться тем переменам, которые происходили с её характером после встречи с Гордеевым.

— Но даже если бы он и заявился ко мне с просьбой выдать тебя за него замуж, я и то с большой неохотой дал бы разрешение на этот брак, — окрысился на неё Лобов, скептически относясь к её словам. — Потому что я считаю, чтобы брак был счастливым, муж и жена должны быть из одного теста.

Чувствуя себя неспособной с прежним спокойствием слушать его нравоучения, Валерии так и хотелось съязвить ему в ответ: «Но вы же счастливы со своей женой, хотя и не совсем одного с ней теста», но боясь нарваться на пощечину, была вынуждена прикусить язык и молча дослушать его обвинение, находя его брак с такой женщиной, какой была мать Глеба, не менее странным, чем свой с Гордеевым, если таковой вообще когда-либо состоится, в чем она лично сомневалась.

По сей день она не переставала удивляться тому, как такой интриганке удалось женить на себе столь порядочного джентльмена, каким представлялся ей всегда Олег Викторович, потому что более непохожих по характеру людей и взглядам на жизнь, но умудрявшихся при этом как-то уживаться между собой, встречать ей ещё не приходилось.

— Конечно, Александр Николаевич вряд ли стал бы тебя поколачивать или наставлять рога, но уж поверь тому, что говорят о нем мои коллеги, — не унимался Лобов, увлекшись ролью «пастора», наставлявшего заблудшую душу на праведный путь. — Ещё ни одной женщине не удалось переделать своего мужа, а чтобы переделать самого Гордеева — тут тебе, Лерочка, и всемогущий бог не поможет!

Грустно усмехнувшись, девушка погрузилась в свои раздумья. Перечить старшим она не собиралась, потому что это было делом бесполезным.

Да и вообще, чем дольше она находилась за столом, чем больше начинал утомлять её этот разговор. А что касается Глеба, слушая похвалы, расточаемые отцом в адрес этого «светилы», тот был уверен, что после всех сказанных слов старик был просто обязан поставить Гордееву памятник. Если не во дворе госпиталя, так на аллее возле их родного поместья точно.

Нельзя было сказать, что знаменитый хирург афишировал свои связи, но он их и не скрывал. Вернее не искал фальшивых предлогов, чтобы лишний раз объяснять общественности, почему та или иная пассия вроде Нины Старковой искала повод с ним сблизиться.

— Ладно, поговорили и хватит. Можешь выбирать себе в мужья кого угодно, — заявил Олег Викторович после некоторой паузы, — но против кандидатуры Гордеева я буду против всегда!

И постучав для убедительности ладонью по столу, он принялся за трапезу. В последнее время с детьми творилось что-то неладное, но не обладая особой проницательностью, выяснять причины их такого поведения у него не было времени.

Посчитав тему с Гордеевым закрытой раз и навсегда, надеясь провести остаток вечера в спокойной обстановке, Лобов вернулся мысленно к ужину, когда подозрительно молчавший во время его перепалок с Чеховой сын снова не встрял в разговор, «подливая масла» в огонь.

— Но ведь между вами с матерью было двенадцать лет, когда вы сочетались браком, и тогда вам эта разница в возрасте не мешала? — с лукавой улыбкой переспросил он.

— Первое время, конечно, были разные косые взгляды, толки-пересуды… — ответил мужчина, с удивлением на него покосившись. — Ну, а когда у нас появился ты, то все как-то само собой устаканилось…

— И все равно я считаю, что мать слишком рано выскочила за тебя.

— Да, Алла в свое время была той ещё вертихвосткой, — усмехнулся Олег Викторович, с ностальгией вспоминая времена своей молодости, когда он был почти такого же возраста как Гордеев. — Но почему тебя так интересует эта история?

Не привыкнув к таким без обиняков разговорам за столом, Чехова, быстро уразумев, к чему клонил сводный брат, атакуя своего отца подобными вопросами, слегка зарделась, уткнувшись недоумевающим взглядом в скатерть. 

— Вы-то, в общем, тут и не причем, — донесся до неё как во сне голос Глеба.

— А я догадываюсь, что мы не причем, — ухмыльнулся мужчина, не шибко разбираясь в хитросплетениях человеческих отношений. — Небось, в местную барышню какую-нибудь влюбился?

— Да какая разница! — вспылил сын.

— Вот что, Глеб, большая разница. Мы с твоей матерью к тому времени были уже достаточно взрослыми людьми, а ты у нас… Я серьезно говорю, ты там поосторожнее…

— Знаешь, мне кажется, что, несмотря на разницу в возрасте, вас с матерью сблизило сходство характеров.

— И в чем же проявляется это сходство?

— Вы оба выдумываете невесть что на пустом месте.

— Да ладно! Будет он мне… На пустом месте, — прокряхтел мужчина. — Что я, не понимаю, что ли? Можешь держать свои секреты при себе. Я матери рассказывать ничего не буду, но с отцом то ты хоть можешь поделиться?

— И это после того, как ты собирался устроить мне хорошую взбучку с утра? Ну, уж нет! — категорическим тоном заявил Глеб, будучи не рад, что вообще завел разговор на эту тему.

Неохотно отвлекаясь от воспоминаний молодости, Олег Викторович словно предостерегающе добавил:

— Мне, конечно, будет далеко не все равно, кого ты выберешь себе в жены, сынок, главное, чтобы это была достойная девушка, из хорошей семьи, а любовь…

Мужчина неопределенно махнул рукой.

— Любовь придет уже в браке, — и отметив про себя, каким унылым взглядом посмотрел на него сын, он постарался его приободрить: — А когда пробьет мой смертный час, я завещаю тебе госпиталь и свои плантации.

Взмолившись, молодой человек еле сдержался, чтобы не закрыть уши. Речь, которую толкал сейчас его отец, и которую ему по традиции приходилось выслушивать каждый год, начиная с девятилетнего возраста, сегодня почему-то взбесила его не на шутку: 

— Пап, перестань мне навязывать свои плантации и этот старый госпиталь!

Проигнорировав его выпад, Олег Викторович спокойно продолжил:

— Ничего, ты пока не понимаешь всей ценности моих даров, но когда станешь постарше, то поймешь. А пока что подумай над моим предложением, — и назвав вслух кандидатуры дочерей своих влиятельных приятелей, таких же преданных патриотов Конфедерации, как и он сам, хвастливо добавил: — и как только закончиться война, мы с матерью такую свадьбу вам закатим!

Мысленно представив себя в кругу внуков, сына с невесткой и Чеховой с зятем, (одним своим знакомым, представительным сорокапятилетним плантатором из Луизианы, за которого он хотел выдать её замуж в прошлом году, если бы не война), Лобов продолжал говорить, поддавшись вдохновению, но Глеб его уже не слушал.

Проснувшись наутро в шесть утра, чтобы попрощаться с близкими, наведаться в госпиталь, а уже оттуда отправиться прямо на вокзал, Олег Викторович задержал сына в прихожей.

Не испытывая особого сожаления из-за этого расставания, Глеб не переставал недоумевать, почему вместо того, чтобы вздремнуть часок-другой в честь выходных, он был вынужден торчать в прихожей и ждать, что скажет отец, посвящая его в свои будущие планы.

Проигнорировав недовольный взгляд сына, мужчина обратился к нему с одной просьбой, но перебив его на полуслове, Глеб тотчас напомнил ему об оплеухе, которую тот закатил ему пару лет назад накануне переезда в Атланту.

— Я просто погорячился тогда, с кем не бывает, — признав свою ошибку, пожал плечами Олег Викторович.

Но одних этих слов раскаяния сыну оказалось недостаточно.   

— Ты ведь знаешь, что со мной так нельзя! — буркнул Глеб, бросая на отца враждебный взгляд.

Обладая особым видом злопамятности, прощать ему этот поступок он не собирался

— Ты пойми, сынок, у меня тоже нервы... Эти хлопоты, война. Она так сильно нас изменила…  — Потрепав его по плечу, и о чем-то внезапно задумавшись, мужчина добавил, вздыхая: — Если со мной вдруг что-нибудь случится, я хочу, чтобы ты присмотрел за Лерой. Она как-никак твоя сестра, пусть и не родная.

Скрестив руки на груди, Глебу так и хотелось брякнуть ему в ответ: «Ты вызвал меня сюда в такую рань, чтобы навязывать мне в дальнейшем общество этой девушки?», но прекрасно понимая, что подобная «откровенность» могла вылезти ему боком, сделав над собою усилие, он был вынужден отреагировать на ситуацию, как того требовали правила приличия.

— Я постараюсь, пап, — равнодушно бросил тот, отсчитывая мысленно время до окончания прощания.

— Кроме нас, у неё никого не осталось, а если где-то и имеются какие-то родственники, то она им, боюсь, не особо-то нужна, — вздохнул мужчина, и вновь оказавшись во власти сентиментальности, он с трудом удержал слезу. 

Теперь перед Глебом был просто страдающий отец, осознающий неизбежность расставания. Не подозревая об эмоциях, бурливших в душе старика, он просто ждал, когда простившись с ним, тот оставит его наконец в покое и направиться к своему кабриолету, ожидавшего его у ворот.

— Ох, чувствую, подорвет она свои силы этой проклятой работой! — сокрушаясь, отозвался Олег Викторович, и снова переведя взгляд на сына, любовавшегося своими ладонями, добавил дрогнувшим голосом: — Лера — девушка хрупкая, поэтому…

Смутно осознавая, что времени на более содержательную беседу с родным чадом больше не остается, но не имея понятия, когда ему снова удаться с ним увидеться, Олег Викторович продолжил:

— Поэтому ты должен пообещать мне, что не оставишь ее…

— Обещаю, — уклончиво бросил Глеб, готовый спросонья пообещать ему что угодно, лишь бы он него отстал и дал возможность добраться до собственной спальни, чтобы вздремнуть ещё один лишний час.

Но опасаясь, как бы отец не навешал на него новых просьб, за выполнение которых он уже точно не мог ручаться, парень поспешил провести старика до дверей в прихожей, общаясь с ним так, словно они виделись последний раз в жизни.

Так что едва за его родителем захлопнулась дверца экипажа, путь до которого пришлось преодолеть под проливным дождем, вернувшись обратно в дом, но не до конца осознавая всю серьёзность клятвы, которую он взял на себя, Глеб поспешил в свою комнату, надеясь вздремнуть.

В данный момент его куда больше занимал собственный сон, нежели дурные предчувствия отца относительно картин будущего, которое вот-вот должно было наступить.

Глава 2.14

http://proza.ru/2024/06/08/763