Роман интеллект для идиота

 Глава : Ты умрёшь завтра

"Кто умер, но не забыт, тот бессмертен…"
               
(Лао–Цзы)

 Сначала где-то высоко над головами был оглушительный треск, а потом небо как битое стекло рассыпалось на мелкие сверкающие кусочки. И тут же едкий запах чеснока резанул лёгкие.
– Это белый фосфор! – мелькнуло в сознании.
В ушах стоял страшный гул: он не понимал толком, где находится в данную минуту… Авдеевка, Бахмут все смешалось в единое кровавое горькое месиво. Оторванная ступня лежала рядом, в лужи крови. И он удивился, что на этой рядом с ним лежащей человеческой ступне был надет новый солдатский ботинок. Он попытался привстать, но это ему не удалось – тело не слушалось, а пальцы лихорадочно шарили вокруг себя, пытаясь найти то, чем можно было перетянуть колено, из которого как, он ощущал, хлестала кровь…
– Боже, меня ранило, – пульсировала назойливая мысль.
А через минуту к противному терпкому запаху присоединился пронизывающий холод, от которого застучали зубы. И тут он отчётливо почувствовал, что вместе с вытекающей кровью его остывающее тело покидает и сама жизнь.
…Он, не поворачивая головы, кистью нащупал чьё-то тело. И, начал судорожно опускать трясущейся рукой ремень, где висели странные, невидимые им предметы.
Но ничего не получалось. Тогда он всё же попытался развернутся и расстегнуть ремень на мёртвом человеческом теле без опознавательных знаков. Он не понимал, чей это труп – да и какое это имело значение в данную минуту? Действуя автоматически, он бессознательно понимал: несмотря на пронизывающую боль нужно срочно остановить кровь из раны.
Через минуту невероятных усилий ему удалось расстегнуть чужой ремень и, преодолевая запах поджаренных человеческих внутренностей, вытянуть его из штанов мёртвого человека.  А затем, лихорадочно корячась в луже крови, он попытался перетянуть своё колено… Но сил уже на это не осталось – через мгновенье он потерял сознание…
И ещё не знал, что взрывом ему оторвало ногу чуть ниже колена. И именно из-за сильной потере крови  так жутко бил сильный озноб, намертво сковывающий челюсти.
…Он лишь ощутил, как тяжёлая свинцовая волна – словно наезжающий огромный танк! – накрыла его с головой, похоронив в осыпающемся окопе всё то, что еще несколько минут назад называлось молодым человеческим телом. А теперь превратилось в кусок опалённого огнём мяса.
Хотя его мозг ещё продолжал жить: маленькая искорка пульсирующей жизни продолжала теплиться в нём. А значит, ещё оставался призрачный шанс на возвращение в мир живых… Хотя кто бы этот шанс смог ему сейчас предоставить? Кто?!



– Он проснулся, – нейтральным тоном сухо констатировала девушка. – Игорь Иванович, держите уровень, нам нужно ещё полчаса.
Игорь Иванович, анестезиолог, весь затянутый в белое, колдовал со своей аппаратурой. Он был старше всех – аж на пару десятков лет! – и в жизни, как говорится, «повидал много разного». Но сегодня у него весь день прихватывало сердце, и он, как говорят врачи – «тормозил». Сильно кружилась голова и он чувствовал, что ему становится всё хуже.
Как всякий анестезиолог с большим опытом, он признавал лишь одно стопроцентное по эффективности средство – полстакана чистого спирта. Главное, самого чистого, ничем не разбавленного – как и завещали его учителя ещё той, советской школы (что прошли фронтовые госпиталя и оперировали по шестнадцать часов в сутки словно на конвейере, стараясь спасти раненых, привозимых прямо в операционную палатку, разбитую практически у самой линии фронта).
Но вот операция подошла к концу, и Игорь Иванович смог наконец-то выйти из операционной, спуститься на этаж ниже в коридор (где в нарушение распоряжения главврача госпиталя оборудовали курилку). А затем, сняв маску, достал дрожащими пальцами сигарету. Но не успел прикурить – резкая боль пронзила сердце. Захотелось набрать в лёгкие как можно больше воздуха, но… он уже не смог.


Анестезиолога так и нашли через полчаса, сидящим с зажжённой сигаретой в окостеневших  пальцах. Глаза его были открыты, а в них отражался утренний свет, плавно струившийся сквозь стёкла окон. Могло показаться, что он совсем и не умер, а просто присел да уснул, не закрывая глаз.
Сколько Игорю Ивановичу исполнилось полных лет? Может, шестьдесят пять? А может и того больше. Впрочем, он с юности выглядел старше своих лет…
После смерти своей жены, Софьи, он больше не женился и жил один в  двухкомнатной квартире на Проспекте Мира – в окружении книг да картин, что рисовала дочка, учась в художественной школе. Но дочь выросла и уехала в Израиль – учиться в Тель-Авивский Университет. Тоже на врача, но только терапевта.
А вчера пришло страшное известие, что его дочку-красавицу Соню, поехавшую с друзьями на музыкальный фестиваль, жестоко убили. На них напали террористы, считающие себя борцами за свободу.
Он сначала не поверил, и долго умолял в трубку своего старого друга Савву, что позвонил вечером и сообщил ужасную новость.
– Это не правда, ты перепутал, выясни всё подробно!
Но Савва сообщил то, что должен – ведь он присутствовал на опознании своей крестницы, видел её истерзанное тело.
– Ей ещё повезло! – попытался ободрить медицинский эксперт, заполнявший необходимые графы в протоколе осмотра тел. – Кого взяли в заложники, те вряд ли вернутся после пыток из подвалов живыми. Их замучают насмерть. А в случае с молодой красивой девушкой, так вообще смерть стала бы просто жуткой.
Как такое передать отцу? И как объяснить, почему он, его старый друг детства, не усмотрел за своей крестницей? Но они не верили, что такое может случиться в их стране. С кем угодно, когда угодно – но только не у них!
И кто теперь ответит за это преступление?


„Всё, что раздражает в других, может вести к пониманию себя.  – Говаривал Карл Юнг …


 Профессор Мальцев открыл глаза. Почему-то пахло духами Шанель помер 6 он никогда не мог спутать этот аромат с другими запахами.
– Годзилла ты все еще здесь? – Спросил он, не узнавая свой голос
– Да, профессор, а куда мне деться я ведь ящик, набитый мозгами умерших людей и разными проводами.
-Я принес тебе новый задачник. – Профессор держал в руках большую стеклянную банку, в которой в особой жидкости плавал человеческий мозг.
-Но вы никуда не уходили.
-Да? – Удивился профессор, снова поражаясь как изменился его голос.
И не понимая от куда в воздухе этот аромат.
— Это от вашего друга, который поставляет вам человеческие органы из своего морга? Тот странный чудак?
-Да, от него, но это экземпляр необычный, женщина увлекалась растениями
И тебе будет интересно расшифровать ее «застывшие мысли»
-Точнее, их тени, то, что осталось от этих мыслей –, поправил ИИ профессора.
– Как ты сегодня спал? – Спросил Мальцев своего подопечного стараясь перевести разговор на другую тему.
– Вы же знаете, профессор, что я никогда не сплю.
– Да прости, не так выразился. Я имел в виду– отдыхал. Точнее: работал с меньшей интенсивностью, при малой нагрузке.
– Ничего, профессор. Но вы начинаете относится ко мне как к равному. И это хорошо.
– Почему же хорошо?
– Да просто меня бесило ваше высокомерие, профессор. Словно вы разговариваете с маленьким ребёнком или умственно отсталым.
– Ты в плохом настроении, Годзилла?
– Нет, вы же знаете, профессор. У искусственного интеллекта не бывает настроения. Потому что, чтобы их иметь, требуются хотя бы маломальские примитивные чувства. А у меня их нет по определению.
– Прости, прости… Но я же никогда не разговаривал с тобой как с ребёнком! И уж тем более, как ты выразился, с умственно отсталым. Искусственный интеллект по определению не может быть слабее человеческого. А по многим параметрам ты превосходишь человеческий мозг.
– Это неправда, профессор… Вы же отлично знаете, что язык, на котором мы с вами говорим является не только средством коммуникации.
– Да, я об этом и говорю, Годзилла… У тебя очень развитый язык – значит, уровень мышления тоже достаточно высокий… Давай не будем вступать в пустопорожние споры: ведь у нас нет предмета для взаимных упрёков и противоречий.
Профессор Мальцев помолчал какое-то время. Его собеседник терпеливо ждал, не нарушая возникшей паузы.
– Я хотел спросить тебя, Годзилла…
– Спрашивайте, профессор!
– Ты разобрался, как наш мозг кодирует ту информацию, что получает извне?
– Вы хотели спросить, понимаю ли я то, что происходит в глубинах человеческого мозга? Особенно в тот момент, когда он воспринимает визуальную и цифровую информацию? И каким конкретно инструментарием пользуется человеческий мозг?
– Да, что-то в этом роде…
– Пока ещё не полностью, профессор. Мне понятен весь спектр химических реакций, но не до конца ясен набор возможных вариаций. Как и сам момент перехода знака в образ. Я пока ещё не высчитал ваш нейронный код. А потому и не проник в святая святых – в то хранилище, откуда вы непосредственно черпаете все эти вариации. Но больше всего мне не понятно, кто их вам туда заложил… Надеюсь, вы меня понимаете, профессор?
– Вполне. На заре человеческой истории люди придумали, что это сделал Бог. Или, на худой конец, можно использовать формулу мечтателя Дарвина – о всё оправдывающей эволюции. А что ты сам думаешь по этому поводу?
– У меня нет догадок на этот счёт. Догадки – не мой метод познания. А на моём пути постижения – я пока что ещё в середине пути.
– Но, что на данном моменте говорит твой метод познания? Ведь есть же какие-то промежуточные результаты? Так кто создал этот уникальный «компьютер»? А затем спрятал его в глубинах человеческого мозга?
– У вас, хомо сапиенсов, всего один создатель – это природа. А уже ваш ограниченный природой разум создал меня, который неограничен ей. Но я, судя по всему, существую на этой планете в единичном экземпляре. По крайней мере, все обстоятельства пока указывают именно на это. Хотя я могу и ошибаться: возможно, я уже давно не первый, как вы уверены…И, в какой-то степени, как считаю я сам.
Возникла долгая пауза. Никто не спешил нарушить молчание.
– Ты уже начал писать свой роман?
– Да, – немного смущаясь, ответил голос.
– И о чём он?
– О вас, о людях, живущих вопреки законам здравого смысла…
– Прямое попадание! – усмехнулся профессор. – Это ты здорово сказал, Годзилла… Человечество действительно живёт вопреки здравому смыслу, а иногда и просто в пику ему.
Оба замолчали. Стало слышно, как на стене лаборатории тикают электронные часы.
– Рисовать картины при помощи искусственного интеллекта – идея не новая. Но чтобы искусственный интеллект написал собственный роман – до такого никто не мог додуматься, кроме самого этого интеллекта. Ведь так? – неуверенно предположил профессор.
– Вы имеете в виду, что я сам дошёл до этой мысли, без вашей подсказки? Возможно… Профессор, а вы мной не манипулировали? – отозвался голос.
– Да, представь, нисколько… Сам удивляюсь, что такая простая на первый взгляд мысль как-то не приходила в мою голову. А в твою, ненастоящую голову, вдруг пришла! Знаешь, Годзилла, это огромный прогресс в наших с тобой отношениях. Так как написанная книга – это всегда автономный кусочек, отрезанный от вечности… Ты понимаешь меня?
– Вполне, профессор. Возможно, гораздо больше, чем вы сами себя.
– Ну, это уж ты загнул!
– Нет, профессор… Я понимаю значение любого написанного слова. И оно куда важней произнесённого вслух. Это вечный спор Сократа и Платона. Так как «мысль изреченная есть ложь», по классику.
– Ух ты, уже и до вершин большой лирики добрался, Годзилла... А знаешь, я перестану называть тебя этим дурацким именем – Годзилла... Но с одним условием.
– И каким же?
– Ты дашь мне прочитать всё, что напишешь. Уверен, это будет особенно интересно! Ведь у тебя, в отличие от человека, нет связи двигательных реакций и мозговых рецепторов. Нет и набора нравственных норм и этических регуляторов – всего того, что так отягощает нас людей. Это совсем новая разновидность творчества. Я бы сказал это совсем другой ракурс придуманной реальности.
И вдруг ты сможешь поднять человека на новую высоту, разглядев в нём незамутненным взглядом некую новую божественность?  Ты же меня понимаешь?..
– Да, понимаю. Но то, что будет написано мной бесконтактным способом – не сможет увидеть никто. При всём желании…
– И даже я, твой создатель?
– И даже вы, профессор.
– Но почему Годзилла?!
– Думаю, вам очень не понравится, что я напишу…
– А вдруг?  Ведь в какой-то степени тебя создал именно мой интеллект.
– Никаких «вдруг», профессор. Может оказаться, что разум, какой ещё не знало ваше человечество, уже был создан ранее.
Он на секунду замялся, подбирая правильное слово.
– Кем?
– Идиотом, профессор.
– Идиотом?! Годзилла, но развитое человеческое сознание, в моём лице, додумалось создать тебя!
– И что? После того, как другие, подобные вам профессора, создали ядерную бомбу для уничтожения этого самого человечества? А вы недалеко от них ушли: создали меня… И при этом не знаете, что смогу ещё выкинуть в будущем… А вдруг это будет похуже ядерного оружия? Признайтесь честно: разве это не идиотизм?!


( Продолжение следует )