Акармара часть1 Найдёныш, гл. 1-18

                АКАРМАРА

                Часть I. Найдёныш
                1
         - Саша, пожалуйста, осторожнее!
         - Хорошо, Шура, ты только не волнуйся.
         - Саша, тише! Дорога вся в колдобинах!
         - Что ты! Тебе показалось! Давно по шоссе едем!
         - Как ты можешь это видеть! Меня трясёт постоянно, значит, ещё на грунтовке!
         - Хорошо, я сбавлю скорость!
         - Да, пожалуйста. В таком «молоке» совсем ничего не видно!
         - Мне видно!
         Из-за треска мотоцикла и очень плотного, «молочного», тумана, скрадывающего звуки, им приходилось кричать. Этой дорогой они ездили на волжскую дачу уже лет сорок. Но Шурочка, Александра Александровна, каждый раз очень беспокоилась, особенно сегодня, в день их рождения. Александр Васильевич не желал заставлять жену нервничать. У неё сразу же подскакивало давление и начинались сильные головные боли, ничего не поделаешь, последствия военной контузии. Не хотелось бы, чтоб в такой чудесный вечер Шура расхворалась!
         Большая удача, что дата дня рождения, девятое сентября, у них совпадает. Как всегда решили сбежать на Волгу, порыбачить, посидеть у костра, распить бутылочку шампанского вдвоём. Такой дивный день сегодня выдался. На берегу никого и погода идеальная. Вот только сейчас в такой туманище попали, что пришлось плащи брезентовые доставать, чтоб не вымокнуть...
        На следующий год так сбежать не получится. Сплошные юбилеи. Пятьдесят лет, как закончилась война. Победа! Столько горя война людям принесла! Хотя, не будь войны, они могли бы и не встретиться... Ровно семьдесят пять лет исполнится ему, Шура на три года младше. От торжественного празднования не отвертеться, бывшие коллеги, сослуживцы, друзья, соседи, все придут...Может быть, друзья-«апостолы» смогут из столицы подтянуться, останутся на недельку...Давненько они не виделись...
        Александр Васильевич получил чувствительный толчок в бок и услышал крик жены:
       -Саша, стой! Саша разворачивайся! Немедленно разворачивайся!
       Мотоцикл плавно остановился и Александр Васильевич повернул голову к жене. Как он мог так задуматься, что не слышал её! Стареет...
       -Что? Тебе плохо?
       -Срочно разворачивайся! Я там видела что-то! Кажется, девочка. Ты медленнее поезжай.
       Взревел мотор их старенького, но верного «коня». Не раздумывая ни секунды, бывший лётчик, лихо развернувшись, повёл мотоцикл на малой скорости по встречной полосе дороги.
       Через несколько метров из тумана «выплыла» обшарпанная,  зелёного когда-то цвета, остановка. Внутри, на скамейке, сложившись как перочинный ножик, подтянув колени к подбородку и обхватив ступни руками,  дрожал некто  как тростиночка тонкий.
       Александр Васильевич помог жене выбраться из глубины коляски. Откатил мотоцикл с асфальта на грунтовку («Ага, всё-таки они уже на шоссе, он был прав!»). Проверил, горят ли фары. Кинув на сиденье давно потерявшие свой вид перчатки, он присоединился к Шуре. Та уже стояла возле ребёнка.
      Одетая в какие-то лохмотья девочка. Босиком, ступни все в крови. Лет десяти-двенадцати. Короткие волосы намокли, прилипли ко лбу и расцарапанным скулам. Длинные, тонкие, поджатые к телу голени в кровоподтёках и ссадинах. Руки с содранными ногтями. Александр Васильевич подумал внезапно, что если расцепить кольцо рук, то каждая часть тела девочки начнёт дрожать самостоятельно.
Лицо продолговатое, синюшнее, никакой тебе детской припухлости. Губы бледные, крепко сжаты. Из изящного породистого носика тонкой струйкой тянется сукровица. Отсутствующий взгляд, слишком светлые глаза смотрят куда-то в неведомое, в иной мир.
      - Она жива? - шёпотом спросил он жену. - Что она здесь делает? Автобусы несколько лет назад на этом маршруте отменили!
       Шура раздражённо глянула на него:
      - Конечно жива, она же дрожит! Что ты стоишь столбом? Тащи аптечку! Водки у нас собой нет?
      - Откуда? Сегодня же только шампанское брали...
      - Давай, давай, по-быстрее, и свитер свой из рюкзака вытащи!
      Сама она тем временем осторожно, словно к очень хрупкой стрекозе, прикоснулась к запястью девочки и попыталась нащупать пульс. Александр Васильевич сосредоточенно рылся в рюкзаках.
      Если кого-то необходимо спасти и Александра оказывалась рядом, можно не беспокоиться. Фронтовая медсестра действовала чётко и безошибочно. Она и сейчас, на пенсии, иногда подменяла своих более молодых коллег в больнице. Все в городе знали, если за тобой «ходит» тётя Шура, то никаких тяжёлых последствий после операции не жди. Через две недели на выписку!
      - Саша, ты скоро? И носки поищи, хоть какие! - голос жены звучал глухо и далеко, словно из другой комнаты в конце длинного коридора. Очень напряжённый голос! Александр Васильевич оперативно завершил поиски и поспешил к остановке.
      Сочинив из бинта и ваты подобие тампонов и щедро смочив их перекисью водорода, Шура, легко дотрагиваясь, промакивала ссадины и порезы. Девочка никак не реагировала. Александр Васильевич держал в одной руке раскрытую коробку с аптечкой, второй прижимал к груди свёрнутые свитер и носки, прикрыв вещи полой плаща, чтоб не пропитались влагой, с тревогой наблюдая как жена пытается нежно и ласково расцепить девчоночьи руки. Безуспешно. Ребёнок не реагировал ни на голос, ни на прикосновения...
      - Ладно, была не была! - с этими словами Шурочка вскрыла пузырёк с нашатырным спиртом и подсунула под переставший кровоточить носик.
       Девочка неожиданно сильно чихнула, отчего ноги и руки разомкнулись, опали и безвольно повисли. Она заморгала и с испугом уставилась на двух непонятных существ в объёмных балахонах. Из-под высоких капюшонов они участливо и с беспокойством разглядывали её.
      Одно - высокое, с худым, вытянутым, загорелым до черноты лицом, на котором широко раскрытые серые глаза под густыми кустистыми бровями смотрелись слишком большими. Другое в половину ниже ростом, с круглым румяным личиком. Чёрные глазки и маленький носик тоже кругленькие, а бровей почти нет, только тонкая изогнутая ниточка.
       - Кивни, пожалуйста, если ты меня слышишь и понимаешь. Или, хотя бы, моргни, - проговорило то существо, что пониже, приятным женским голосом.
       Девочка кивнула. Существо радостно улыбнулось и всем телом повернулось к высокому.
       - Свитер и носки принёс?
       Услышав подтверждающий ответ высокого, оно опять повернулось к девочке и сообщило:
       - Я сейчас тебе на ножки носочки натяну. А потом мы с тобой попробуем встать и одеть свитер. Не бойся, они мягкие, колоться не будут. Хорошо?
       Девочка ещё раз кивнула и протянула одну ногу, как бы подтверждая своё согласие. Через мгновение её израненные ледяные ступни оказались в ласковом тепле.
      - Это козьи, - пояснила существо с женским голосом. - Я у бабы Дуни пряжу покупаю, у неё самая нежная пряжа выходит. А теперь, давай попробуем встать! - предложила она. - Не бойся, поддержу тебя под руки.
      - Подожди, Шура, - раздался вдруг более грубый голос существа высокого, и девочка съёжилась, как от удара, её затрясло сильнее. - Ты так торопишься. Вдруг она встать не может?
      - Ты мне ребёнка испугал, Саша! Помолчать не мог? Ты же видишь, над ребёнком совершено насилие и тут ты со своим басом!
       Высокий нахмурился, но промолчал.
       - У тебя болит что-нибудь сильно? - спросила женщина. - Голова, или живот, или нога?
       Девочка попыталась разлепить губы и произнести хоть слово, но не смогла и только отрицательно покачала головой.
       - Вот и хорошо, тогда встаём. Саша! Приготовь свитер!
       Операция прошла более чем удачно.
       Свитер оказался таким большим, что длинные рукава болтались почти на уровне икр. Плотно связанная вещь дарила тепло и девочка решила, что ни за что теперь с ним не расстанется.
       -Ну вот, можно и познакомится. Меня зовут тётя Шура, а это мой муж, дядя Саша. Ты скажешь нам своё имя?
       Девочка пожала плечами.
       - Ну и не к спеху! - бодро заключила тётя Шура. - Пора нам отсюда выбираться. Я сейчас заверну тебя в свою накидку и мы устроим тебя в коляске мотоцикла. Ты знаешь, что такое мотоцикл?
       Девочка кивнула.
       Подробности, с которыми Шура расписывала каждое действие, несколько удивляли Александра Васильевича. Но он не спорил. В конце концов его жена выходила такое количество раненых и больных, что кому как не ей знать, как поступать?
       - В областную больницу? - громко крикнул он, заводя мотор, пока заслуженная медсестра устраивалась позади него на узковатом для неё сидении.
       - Домой, Саша! И, пожалуйста, вези нас очень аккуратно!
Туман, казалось, стал гуще...

                2
        Какими же надо быть идиотами, чтобы тащиться в какой-то призрачный город, в такое пекло. Да ещё на старом раздолбанном микроавтобусе. «За нами приедет «Мерседес-Бенц»». Ага, как же. Эта колымага и её хозяин давно забыли, что означает это слово...
        И какой же надо быть дурой, чтобы к навязаться в спутники к таким идиотам, да ещё напиться с ними накануне. Местное красное домашнее вино! Не зря дядя Амир так укоризненно качал головой. Надо было сдохнуть прям там же, на пляже. Тогда не было бы сегодняшних мучений!
       Но все же, утро было ясным и добрым, только мутило сильно, особенно пока из города выбирались. Но теперь они катили вдоль моря по вполне приличной шоссейке. Ляля даже задремала на заднем сиденье при открытом окошке. Низкорослый, особенно в  сравнении с ней, очень чёрный и очень кучерявый водила, результат многовекового союза всех народов юга, не обманул. На абхазской границе проблем не было, иначе разбудили бы. Как выяснилось, Ляля проспала до самой Пицунды. Скоро должны поворачивать в горы.

        Дяди-«апостолы» могут быть довольны. Выполняя их наказ, она проехала кавказское побережье до самой грузинской границы. Поочерёдно погостив у всех приятелей дяди Павла, владельцев маленький заведений на набережных. Тимур, Аслан, Дамир и Амир морщились или сально улыбались при виде тонкой длинноногой москвички с короткими серовато-русыми волосами (не то чтобы блондинка, а так, ни то, ни сё...). Но узнав, кто её, так сказать, рекомендатель, менялись в лице, суетились, сопровождая к месту ночлега. Безропотно предоставляли по утрам и вечерам столик «на одного», в самом углу отгороженной цветочными горшками или увитой виноградом веранды. Кормили просто, но бесплатно. Чай и хачапури по утрам, фрукты и шашлык на ужин. Никакого алкоголя!
        Вытянув ноги (к ужину девушка целомудренно одевалась в длинную, до щиколоток, индийскую юбку, чтоб не провоцировать посетителей на знакомство), Ляля поглощала еду в полном одиночестве. Глазела по сторонам, на гостей, на прохожих... До тех пор пока съеденная обильная порция  шашлыка не начинала настойчиво призывать прилечь и отдохнуть. Такое вечернее времяпрепровождение, после длительных морских купаний и прогулок по шумным пляжам, устраивало девичий организм полностью.
        Гостила Ляля у каждого приятеля ровно пять дней. По пятничным вечерам, нацепив фартук, помогала очередной, валящейся с ног, измотанной Мадине или Инаре, мыла посуду или принимала заказы. Такая помощь по пятницам была обязательным требованием дяди Павла.
В субботу утром, щедро одаренная фруктами, лавашем и тонко нарезанной вяленой говядиной, девушка прощалась хозяевами и отправлялась в путь. До следующего приятеля. Два дня жила абсолютно вольно, без присмотра, а в понедельник утром стояла на пороге следующего кафе. В таком жизненном ритме её день рождения прошёл незаметно. Но так и надо. С некоторых пор этот день перестал быть праздником.
Надежды дяди Петра и дяди Павла оправдывались. Ляля самостоятельно «познавала» мир, её кожа сменила цвет бледной немощи на более соответствующий девушке из приличной зажиточной семьи («Лето закончилось», говорил дядя Петр, «а ты как поганка, рядом стоять стыдно!»). Пожелание дяди Андрея «найти себе дружка» Ляля выполнять не собиралась.
         В рюкзачке в изящном белом кожаном чехольчике с монограммой ПАП уютно поживала милая девичья «раскладушка» розового цвета. Выбор дяди Павла, конечно же. В списке всего четыре номера, один из них домашний, да и остальные понятно чьи. Друг другу они пока не звонили...

         ...Сквозь открытое окно солнце прожигало насквозь. Ничего себе сентябрь! Дорога испортилась в конец. Дребезжала их колымага, вопило радио, что-то орал водила. Красуясь перед пухленькими спелыми третьекурсницами из нижегородского педагогического, он постоянно отпускал руль, размахивая руками, рассказывал байки. Машину бросало в стороны, девицы визжали, а Ляля болталась на заднем сиденье как куль с костями.
        Господи! Как же голова раскалывается! Хорошо очки абсолютно чёрные. При таком солнце глаза просто сгорят...Ляля порылась в своём рюкзачке в поисках таблетки. Придётся в сухую глотать. Вот бестолочь, даже бутылку воды с собой не взяла! Торопилась, только умыться успела в туалете кафе. Боялась что без неё уедут!
        Лялино копошение не прошло незаметно. Девчонки замахали руками, типа «с добрым утром!» А этот, толстая гнусь Димуля, однокурсник девиц, стал пробираться в конец машины. К ней.
        К сожалению, у него получилось, правда, пару синяков он точно себе набил.
        - Ты как? - прокричал он на ухо, дыхнув перегаром.
        Вытащил из кармана стеклянную бутылку с не до конца выпитой минералкой и протянул девушке. Ляля представила, что все они уже приложились к этой бутылке. Её передёрнуло. Покачала рукой: «не хочу». 
         Нет, ничего против этой компании она не имела. Девчонки - три упитанные хохотушки, огромные очки на обгорелых носах, начинающие облезать плечи...Они отдыхали по какой-то студенческой путёвке, первые десять дней горный поход, потом на море. В горах солнце их не пощадило. Повалявшись на пляже несколько дней, девушки от скуки повелись на фантастический рассказ Димули. Решили отделиться от своей большой компании и посмотреть «убитый город».
        Вообще девчонки очень славные и добрые. Одна даже вчера свою куртку отдала этой худющей москвичке, покуда они в пляжных шезлонгах на ночлег устраивались. Ляля очень надеялась, что дяде Андрею, вытащившему из её рюкзачка свитер и штормовку, всю ночь икалось. На море ночами в конце сентября не жара!
         И против отдельно взятых толстых прыщавых мальчиков, возомнивших себя Бельмондо в курятнике, Ляля тоже ничего не имела, при условии, что  подобный потный слизняк отсел бы подальше и не гладил влажной рукой по коленке, не гундел в ухо. Лучше б она была во вкусе водилы, у того хотя бы руки заняты. Но ему нравится тело, а не длинноногие глисты в корсете. Вон как перед девчонками раздухарился.
         - Леночка! Леночка! Ты совсем себя не жалеешь, Леночка!;Димуля старался продемонстрировать заботу.
         Пора прибегнуть к действенным мерам. Она сняла свои почти непроницаемые чёрные очки, зло посмотрела белесыми глазами и, ткнув пальцем в болезненную точку над ключицей, прошипела:
         - Отвянь!
         Димуля отпрянул, чему очень помогла очередная рытвина на дороге.Обиженно посопел на другом конце сидения и, болтаясь по салону, направился обратно к девчонкам. Плюхнулся, придавив ближайшую из них всей своей массой. Девчонки загорланили «Лаванду». Эта песня легко доведёт до самоубийства любого с нестойкой психикой. Непрерывно звучит по всему побережью. Она, да завывания про «Лондон-Париж», которым Ляля третий день внимала в кафешке у Амира, и сподвигли её вчера, назвавшись Леной, сесть на хвост этой компании. Ни свет ни заря податься с ними в горы.
        Не думала, что это будет так мучительно...К тому же нарушался установленный дядей Павлом порядок, уехали-то они в четверг.

                3
         Идея называться разными именами, пришла Ляле в голову в тот же день, как только она услышала комментарий о своей внешности от первого приятеля дяди Павла. Был вторник, обеденное время, но слишком жарко, чтобы обедать по-настоящему. Стащив в подсобке с разделочного стола персик, девушка расположилась в шезлонге на заднем дворе кафе, в тени больших платановых листьев, наблюдая в распахнутом окне кухни как дядя Тимур проверяет продукты в широком холодильнике. Это был всего лишь её второй день на кавказском побережье и она пока не осознала, как не тактична такая явная демонстрация «ничегонеделания», в то время как другие в поте лица....Потом таких ошибок Ляля себе больше не позволяла.
         Племянницу Тимура, начинающего повара, в окно видно не было. Но, видимо, она разместилась где-то совсем рядом и её вопрос о продолжительности пребывания «этой белобрысой» Ляля расслышала очень хорошо.
         - Павэл вэлэл в субботу отправит далшэ! - голос дяди Тимура глухо звучал из недр морозильного монстра. - Боюс я за нэё.
         - А что?
         -Слышком другая! - дядя Тимур вытащил большой замороженный куль и бросил в жестяную раковину. - Такые ноги и такое имя! Провокэция! - при этих словах он пошлёпал рукой по штанам.
         - Справится, девка взрослая!
         - Павэл вэлэл следыт!
         - Кто она ему?
         Дядя Тимур пожал плечами и махнул рукой, дескать «тема закрыта». Тем же вечером Ляля поняла, что имел ввиду живущий в курортном месте Тимур... В дальнейшем, в зависимости от ситуации она называлась Леной, Лизой, Люсей, Лидой и т.п. На Лидочку с длинными ногами реагируют спокойнее, чем на Лялечку. А между прочим, в её паспорте так и записано - Ляля.
         Правда, несмотря запись в официальном документе, это тоже не настоящее имя. Ляля ещё не встретила человека, который знает её имя и сама не вспомнила пока.

         Лялей её назвала тётя Шура. Она же определила себя и своего мужа, дядю Сашу, Лялиными опекунами.
         Когда они её нашли, в день своего рождения, возвращаясь с пикника, им обоим было уже за семьдесят. Девочке очень повезло, что она попалась им на пустой дороге и тётя Шура разглядела трясущегося на остановке ребёнка.
         Ляля во всех подробностях знает как они провели этот день. Как ехали по разбитой дороге в белом непроницаемом тумане, как тётя Шура обрабатывала многочисленные раны, как дядя Саша вёз их около часа ни разу не попав ни в одну ямку или рытвинку. «Ас!», гордо похвалила тётя Шура пока выгружались около дома. Весь тот нескончаемо долгий поздний вечер девочка думала, что это его имя.
         Как она, Ляля,  категорически отказалась входить в лифт и тётя Шура потащилась с ней на шестой этаж, рассказывая по дороге, кто живёт за дверьми, мимо которых проходили. Эта низенькая женщина всё время пыталась вовлечь девочку в разговор. Но зубы испуганного измождённого ребёнка лишь громко стучали, как только она пыталась что-то сказать.
         Как Ляля упиралась и пришлось звать на помощь «Аса», чтобы водрузить её в ванну. Девушка помнила, как «Ас», стеснительно отводил глаза в сторону, поддерживая ей спину, в то время как тётя Шура, чертыхаясь, пыталась смыть с девичьей кожи какие-то странные грязно-зелёные наслоения. Видимо, от тёплой воды и заботы мозги у Ляли заработали, потому что с этого момента она помнила многое из того, что периодически рассказывала тётя Шура. Она делала это довольно часто, не для того, чтобы факт спасения отложился в Лялиной голове, а чтобы вызвать в памяти хоть какие-нибудь ассоциации. Прежде всего о том, каким образом девочка оказалась на этой благословенной раздолбанной остановке.
         Они потом съездили туда разик. Обычная заброшенная остановка, ничего выдающегося. Обошли всё вокруг. Ляля даже посидела на истёртой скамейке рядом с кучей какого-то старого мусора, а её спасители поездили туда-сюда на мотоцикле.
Результат нулевой, ни истерик, ни воспоминаний. Может потому, что был ясный день поздней осени и никакого тумана?

                4
         На следующий день, оправдывая надежды тёти Шуры, Ляля проснулась почти нормальным ребёнком. С одним лишь изъяном - она не знала ни кто она, ни откуда, ни кто её родители. Очень ответственно девочку исследовали в домашних условиях. Никаких сильных повреждений не обнаружилось, кроме изодранных ног и нескольких приличных синяков и ушибов. Даже шишки на голове, объясняющей потерю памяти, не наблюдалось.
         За завтраком девочка съела всё, что поставили на стол, и овсяную кашу с клубничным вареньем, и хлеб с маслом и чаем. Легко и живо называла все предметы, на которые указывала тётя Шура, поддержала разговор о погоде, о фартуке весёленькой расцветки, о любви к кошкам и собакам..., но на все внезапно задаваемые вопросы о ней самой, девочка замолкала и растерянно смотрела на сидящую рядом пожилую пару. Такие беседы с наводящими вопросами, произнесёнными как бы невзначай, даже без изменения тембра голоса, повторялись у них за каждой трапезой, если, конечно, не присутствовал кто-то чужой. Тётя Шура была очень упорной женщиной.
         В то утро первым «сломался» дядя Саша.
         - Шура, ты, безусловно, непререкаемый авторитет во всём, что касается здоровья, но, оставь уже ребёнка в покое,- произнёс он очень укоризненно. - У неё же глаза стекленеют от твоих разговоров. Давай, лучше, подумаем, что дальше? Больница или милиция?
         - Это её цвет глаз - стеклянный туман, придётся принять как данность, - парировала тётя Шура. - Ни в какую больницу девочка не поедет. Со здоровьем у неё, судя по аппетиту, все нормально.
         - Но, Шура! Ты же сама говорила, что девочка возможно подверглась...
         - Прекрати, Саша. Не надо при ребёнке называть вещи своими именами. Ты опять её испугаешь. Первичный диагноз не всегда может быть правильным, даже мой. Мы с тобой её всю отмыли. Никаких внешних признаков нет. Крови на бёдрах, что неминуемо в таких случаях, тоже нет. В больницу мы пока повременим. Что она там будет делать? Загоняют по этажам, то одни анализы, то другие...Она может ещё сильнее замкнуться, - задумчиво разглядывая ребёнка произнесла тётя Шура.- И с милицией повременим немного. К тому же, что мы скажем? Нашли? Её сразу в детскую комнату милиции на сутки, а потом в интернат загребут, а это в данном случае для неё не самое лучшее место...
        - Но, девочку могут искать!
        - Значит, так. Там, в холодильнике, курица. Должна была уже подтаять, я ещё вчера утром из морозилки переложила. С вас вкусный куриный суп, с меня свежие разведданные. Я и к участковому нашему загляну,- быстро проговорила упрямая жена дяди Саши, видя, что он собрался что-то возразить.- Но вот, что надо решить сейчас. Нам нужно имя!
        - В каком смысле?
        - Саша, ну, ты что, будешь обращаться к ребёнку «эй, ты, девочка!»?
        - Нет, конечно, подберу нейтральные слова. «Милая», «дружочек», «солнышко»...
        - Прелесть какая! Я и не подозревала, что ты можешь быть так нежен с детьми! Но, имя все равно нужно. Ребёнок, - обратилась она к девочке, - доверяешь ли ты мне выбор твоего временного имени?
        В ответ на вопрос девочка просто кивнула с набитым ртом, в течении всей дискуссии «ребёнок» продолжала поглощать бутерброды с маслом.
       - Вот, - указала на неё тётя Шура.- Прекрасное доказательство здоровья. А назовём мы тебя Ляля. Саша, ты помнишь Лялечку из музыкального театра? Ту, что в четвёртом медсанбате была? Она погибла накануне твоего второго ранения. Попала под миномётный огонь, когда раненых на тот берег переправляли. Светлая тоненькая девочка, и так боялась воды! Наш найдёныш - вылетая Лялечка.
       В отсутствии тёти Шуры они не скучали. Дядя Саша провёл Лялю по всей небольшой трёхкомнатной квартирке, показывая где что. Посмотрели из окон на двор. Вернулись на кухню и принялись за готовку. Попутно он рассказывал про себя и тётю Шуру. Девочке очень нравился его негромкий голос и манера плавно вести рассказ. Всё оставшееся время, что они прожили вместе, Ляля очень любила, когда дядя Саша что-нибудь рассказывал...

                5
        С тётей Шурой они были не просто тёзки, почти однофамильцы. Она - Александра Александровна Сердобская, он - Александр Васильевич Сердобинцев. Из-за этого сходства они и узнали друг о друге. Шуре кто-то сказал, что к ним в госпиталь попал лётчик с такими же именем и фамилией. «Может родственник?» Естественно, Шурочка полюбопытничала и наведалась. А когда узнали, что они и в один день родились, так само собой знакомство своё продолжили. Хоть и времена военные для дружбы и романтических встреч были не подходящие.
        - Понимаешь, деточка, - проговорил дядя Саша, приподняв крышку с кастрюли и проверяя готовность курицы, - мы ведь воевали с Шурой здесь, в этом городе на Волге, тогда он назывался Сталинград. В октябре сорок второго тяжело здесь было. Шура раненных вытаскивала. Как могли, тут же, в медсанбате, латали. Если удавалось, на тот берег переправляли. Фашист очень за такими сплавными санитарными обозами охотился. Знаешь, сколько их на дне-то лежит? Да-а. А я, значит, в небе воевал, на истребителе летал. Сбивали, конечно, не без этого. Мы их, они нас. Потом Шуру сильно контузило, на тот берег её переправили. Повезло, довезли живой. Из-за контузии совсем комиссовать хотели, да кто же справиться с моей Шурой! Осталась в госпитале, подучилась. Осваивала, как говорится, теорию на практике. Хорошая медсестра из неё вышла! Она и меня там выхаживала..., а потом погнали мы немца обратно, на запад. И до самой Победы мы с тёзкой моей и не виделись. Писали письма друг другу, да в вещмешках их и хранили. Адресов-то не знали! А летом сорок пятого комиссовали меня. Вот я сюда и вернулся. Мы с Шурой сразу встретились. Она каждый поезд из Москвы встречать приходила, верила, что не пропаду, вернусь. Как услышал на перроне голос «Саша, Саша Сердобинцев!», так на сердце и потеплело. «Ну, вот», думаю, « судьба моя и нашлась...».
Раздался стук закрываемой двери и на кухне появилась запыхавшаяся «разведчица».
         - Лифт опять не работает, уф! Там сумки у порога! - просипела она, хватаясь за левую сторону груди.
         Пока дядя Саша укладывал свою настырную супругу на диван, включал вентилятор, снимал туфли, Ляля быстренько перетащила сумки на кухню, чтобы не мешались на проходе. Налила в стакан воды и, вытащив из дверки холодильника пузырёк с корвалолом, прибежала в комнату. Хозяева переглянулись между собой, но ничего не сказали. Тётя Шура ещё не могла говорить, дышала тяжело и часто, а дяде Саше было не до разговоров, высчитывал капли, вытрясая лекарство в воду.
         Ляля  села на пол рядом с диваном, взяла руку тёти Шуры и приложила её ладонь к своей груди. На мгновение показалось, что время слегка растянулось и к моменту, когда дядя Саша закончил свои подсчёты, их сердца стучали одинаково ровно и уверенно.
         - Однако!- удивилась хозяйка квартиры, усаживаясь на диване и отводя дяди Сашину руку с лекарством. - Ты коньяк лучше поищи, - озадачила она мужа.
         - Шура!
         - Это не мне. Вечером Валера зайдёт, - пояснила она, буравя ребёнка глазами.- От меня же не возьмёт! А вы посидите, дело порешаете.
         - Валера, это наш участковый, - дядя Саша, он присел рядом с женой на диван и пояснил. - Шура его жену после тяжёлых родов выхаживала. Хороший парень. А зачем придёт? - спросил он.
         - И давно ты так делаешь? - тётя Шура не спускала с девочки глаз, игнорируя вопрос мужа.
          Ляля пожала плечами. Откуда ей знать? Ответила просто:
         - Первый раз.
         - Однако, - повторила тётя Шура и, забрав из рук дяди Саши стакан с разведённым лекарством, залпом выпила его.

                6
         Спустя полчаса, поглощая за кухонным столом куриный супчик с домашней лапшой, Александра Александровна обстоятельно пересказывала всю добытую информацию. Местный участковый, по совместительству хороший парень, Валерий Викторович Скалов, пообещался зайти после десяти. Чайку попить и на Лялю, заодно, посмотреть.
         По просьбе тёти Шуры он проверил сводку за последние три дня - никаких сообщений о пропавших или потерявшихся девочках нет. Да и вообще, на памяти участкового за весь год никто, слава Богу!, не пропадал, ни дети, ни взрослые. Но, он клятвенно пообещал ещё, на всякий случай, проверить за более длительный период.
         Ляля и дядя Саша слушали не отвлекаясь на еду, тётя Шура же успела «уговорить» полную тарелочку и протянула её мужу за добавкой.
         - Удался! - кивнула она в сторону кастрюльки и продолжила. - Забежала в больницу нашу, успела Мариночку застать. Завтра утром натощак будем кровь сдавать. Запишут как меня.
         - Как же так, Шурочка? Это же будут анализы молоденькой девочки, они же будут отличаться от твоих обычных!
         - Саша, ты как ребёнок, ей богу! И кто об этом узнает? Их просто не будут подклеивать в карту, а отдадут мне на руки!
         -А если там что-то обнаружится серьёзное? Если девочку лечить надо будет?
         - Вот когда обнаружится, тогда и будем думать, как быть дальше!
         - Лялечка,- обратилась к ней тётя Шура. - Ты врачей боишься?
         Девочка пожала плечами.
         - Сейчас проверим.
         Тётя Шура довольно неловко вылезла из-за стола.
         - Саша, зачем ты дал мне вторую тарелку супа?!- возмущенно пропыхтела она покидая кухню.
         Двое оставшихся переглянулись и дружно принялись хлебать подстывший суп. Успели съесть только половинку, когда в накрахмаленном кипельно белом халате и с убранными под тесную шапочку кудряшками, на кухне появилась разрумянившаяся тётя Шура.
        - Тебе на дежурство что ли сегодня? - удивился хозяин дома.- Шура, это не очень удобно. Ляля ещё не обвыклась и тебе плохо было! Может не пойдёшь? Или очень надо? Тогда я тебя отвезу!
       - Куда тебе ехать с твоим сердцем, там жарища сегодня! - воскликнула его жена. - И некуда я не собираюсь. Это эксперимент! Ляля, - посмотрела она на ребёнка внимательно. - Ты не боишься вот так одетых людей?
       Девочка сказала «нет» и чуть улыбнулась. В длинном белом, стоящем колом, халате с колпаком на голове тётя Шура выглядела забавно, а не пугающе.
       - Ну и славно! Следующий этап.
       Она нежно взяла Лялю за руку, обхватила пальцами кисть и резко уколола маленькой иголкой в подушечку пальца, слегка нажала. С большим трудом выделилась малюсенькая капелька крови. Все трое внимательно смотрели на эту капельку.
       -Ну как? Не страшно? Не тошнит? Голова не кружится?
       - Шура, у меня уже от тебя голова кружится! - возмутился дядя Саша.
       Девочка же молчала и просто смотрела на малюсенькую алую капельку на кончике среднего пальца.
       - Саша, принеси, пожалуйста, ватку с перекисью, надо приложить.
        Тёти Шурин муж ворча направился в ванну и демонстративно шумно копошился в шкафчике.
       - На гранатовое зёрнышко похожа, дорогого стоит, - тихо произнесла Ляля. 
        Тётя Шура охнула и тут же понёсся шквал вопросов. Девочка только пожимала плечами. Дядя Саша приложил к пальчику щедро смоченную ватку, хотя большой необходимости уже не было, кровь давно перестала идти, и заявил, что им всем надо отдохнуть.
       - А раз у нас вечером гость, надо что-то к чаю сообразить. В такую жару возиться с духовкой не хочется. Шура, позвони в кулинарию внизу, может есть что-нибудь подходящее?
       Тётя Шура уселась за телефон.
       «Дремать», как выразился дядя Саша Ляле совсем не хотелось. Но и противиться бывшему лётчику тоже. Ляле было с ним очень уютно. Устроив ребёнка в той же комнате, той, где она проснулась утром, дядя Саша принёс «Всадник без головы» Майн Рида.
       - Читала?
        Ляля пожала плечами и раскрыла книгу ближе к началу: «...радуясь скорому окончанию трудного путешествия, а также возможности до захода солнца увидеть свои новые владения, плантатор был в прекрасном настроении...», две страницы спустя она крепко спала...

                7
         Через неделю девочка совсем обвыклась. Твёрдо знала, что она Ляля Туманова, из Москвы. Всю «операцию» по её внедрению в местное общество тётя Шура взяла на себя. Лётчик Сердобинцев хорошо умел рассказывать о реальных событиях, с фантазированием у него было не очень. Вместе с «хорошим парнем» участковым тётя Шура разработала всю легенду. Родители, военные врачи, срочно командированы по спецзаданию и Лялина мама, отправила ребёнка на поезде в Волгоград, к дальним родственникам. «Больше не к кому», поясняла тётя Шура особо любопытным, «других дедушек-бабушек уже нет, наше поколение, сами знаете...», при этом она тяжело вздыхала. Слушатели сочувственно кивали, ясно представляя себе, какого рода может быть «спецоперация», если ребёнка прячут у дальних родственников. Что поделать! Такое время!
         «Ребёнка отправляли быстро, пришлось в плацкарте ехать, какие-то нелюди позарились на сумку! Теперь у девочки ни документов, ни одёжки её московской нет», рассказывала она, оправдывая отсутствие у девочки бумаг при оформлении временной прописки, записывали без документов, по одной справке из милиции. Валерий Викторович, сорокалетний капитан, очень простой и располагающей внешности, посодействовал, чтобы в ЗАГСе оперативненько выдали «дубликат» свидетельства о рождении. С его помощью найдёныш стал одиннадцатилетней Лялей Александровной Тумановой, родившейся в один день с временно приютившими её дальними родственниками.
         Только он один и знал реальную историю появления странной девочки. После скрупулёзной проверки списков всех пропавших детей за последние пять лет удостоверился, что с ней приключилась очень не простая история, и в споре замечательных стариков безоговорочно принял сторону тёти Шуры. Только она считала, что Лялю надо «прятать», чтобы сохранить детскую психику («Мало ли что ребёнок может внезапно вспомнить! Надо чтоб рядом были адекватные люди!»), а участковый Скалов - чтобы сохранить девочке жизнь.
        - Дай Бог, чтобы она от родителей-алкоголиков сбежала, а не из борделя педофилов! - заявил он вечером третьего дня, с аппетитом заглатывая кексы с изюмом. - Или свидетель ещё чего похуже!
        - Валера, куда же хуже?!
        - Лучше вам и не знать, Алексендра Александровна! - тяжко вздохнул Валерий Викторович. - Лучше и не знать!
        - Нет, бордель можно исключить. Мы только вчера были в больнице. Анализы в норме, никаких повреждений кроме частичной потери памяти. Все базовые навыки в порядке...
        - Всё-таки я думаю, что мы не слишком серьёзно отнеслись с определению возраста, - с сомнением качал головой дядя Саша. - Девочке надо идти в школу и в какой же класс мы её определим?
        Его оппоненты с удивлением воззрились на упрямца. Больше никаких возражений и уговоров о передаче Ляли в компетентную организацию?
        - И что ты предлагаешь, Саша? После консилиума из врачей собрать консилиум из педагогов? Я считаю, что это излишняя нагрузка на Лялину нервную систему. Пойдёт в школу на следующий год, ничего страшного. Как раз к этому времени все вокруг потеряют интерес к появлению у нас ребёнка. Вот что действительно надо предпринять немедленно, так это обеспечить девочке гардероб. Футболку, пару трусов и шорты я ей купила, остальное без примерки боюсь брать. На ноги пока вьетнамки подойдут, все равно пока днём пекло, но не может же она только в этом ходить.
         - С утра, по холодку, вы вполне успеете пройтись по рынку и подкупить, что нужно. Заодно яйца возьмёте, у нас закончились.
         - Нет, Александр Васильевич, вам отделаться от похода по магазинам не удастся. Мы не можем все только здесь покупать, сразу разговоры пойдут. Одно дело платьишки, носочки, а другое - сапоги, тёплая одежда...Придётся тур по пригороду сделать. Там нас поменьше знают.
         - А твои куртки не подойдут? - с тоской в голосе спросил дядя Саша.
         - Ты нас рядом не видел, что ли?
         Участковый Скалов, почуяв, что разговор переходит в стадию «семейного», решил, что пора и честь знать. А Ляля, прихватив с собой бутерброд с запечённым мясом, отправилась в свою комнату, дочитывать перед сном «Всадника без головы» .
         - Не ешь в кровати! - велел вслед дядя Саша, как само собой разумеющееся, переставляя посуду в мойку.
         Жена его тем временем, вытащив потёртую на углах карту города и прилегающих районов, выстраивала маршрут. Дядя Саша вздохнул. Шура, женщина упрямая, от намеченных планов не отступит.

                8
         Но и дядя Саша был человеком целеустремлённым. В свободное от закупочного турне время он составил некий план, подобрал литературу и, дав всем передохнуть пару дней, приступил к тестированию.
         Бывший лётчик Сердобинцев представлял собой ходячую энциклопедию, но, что самое ценное, умел все знания применить в практической плоскости, отчего его так хорошо знали и любили в городе. Завидев Сердобинцева на улице, многие взрослые дяденьки бежали здороваться. Потому что Александр Васильевич учил их в техникуме..., они занимались у него в авиа- и автокружках..., он учил их водить мотоцикл (свой собственный, заметьте!)..., брал с собой в походы по Волге и на острова..., помогал строить дом, баню, водопровод, печку-каменку....список можно было продолжать до бесконечности. Не менее трети из них передавали поклоны тёте Шуре. Она помогала встать с больничной койки им самим или кому-нибудь из родственников, переданный ею травяной сбор помог в одночасье, жена теперь засаливает рыбу только по её рецепту, а шерстяные носки не знают сносу...Этот список тоже можно было продолжать до бесконечности.
         А что творилось на 9 мая, когда они одевали свои награды! У тёти Шуры для этого был специально сшитый красный пиджак, покрой которого делал её фигуру строже. Дядя Саша одевал китель. Они шли по городу к Мамаеву кургану, в этот день только пешком.

         Дяди Сашино тестирование Ляля провалила почти по всем направлениям, за исключением показателей хорошей грамотности, высший пилотаж - по выражению дяди Саши, и дословного знания некоторых литературных произведений. Он взял с тумбочки жены томик Флобера и довольно торопливо надиктовал аж три страницы. Забрал тетрадь и сел сравнивать, нашёл всего две неправильно проставленные запятые. Девочка тем временем стала разминать уставшие пальцы, приговаривая «мы писали, мы писали, наши пальчики устали, раз, два, три, четыре, пять, будем мы опять писать».
         - Дела, - проговорил он задумчиво.
       
         Вернувшаяся часа через три тётя Шура застала их совершенно без сил. Это уже не походило на тест - дядя Саша брал в руки томик стихов одного из классиков и зачитывал вслух строфу, Ляля подхватывала, проговаривая одну-две фразы и продолжали они вместе, страшно довольные друг другом.
         Ни о каком приготовленном обеде речи, конечно же, не шло.
         - Не понимаю, почему ты удивляешься, Саша? У Ляли ярко выраженные гуманитарные наклонности, - утверждала тётя Шура, пока они дружно чистили и жарили картошку. Ни на что другое времени не хватало, все трое очень уж хотели есть.
         - Нет, Шурочка, мне кажется, что это не столько наклонности, сколько какое-то странное, совершенно не системное, однобокое какое-то образование. С этим надо разбираться...
       
         До начала школьных занятий дядя Саша попытался поднатаскать девочку хотя бы по математике. Ляля противилась этим занятиям как могла и даже поспорила со своим домашним «репетитором». Попыталась убедить, что простейшие арифметические действия и знание цифр нужны в повседневной жизни, а всё остальное - совершенно бесполезная трата времени и сил, которые можно было бы употребить на более интересные или полезные дела.
        - Как же ты не понимаешь, Ляля, - горячился дядя Саша. - Это образование. Оно должно быть полноценным и всесторонним. Иначе сознание человека станет убогим.
        - Всё равно, - возражала Ляля с детским упрямством. - Тётя Шура, когда готовит травяной сбор, не вычисляет квадратный корень. Людям, которым она помогает, неважно, умеет она это делать или нет. Вот вам надо, вы все время считаете, а ей нет!
        -Деточка, - тётя Шура решила сгладить остроту спора ласковым тоном. - Представь себе, что каждый человек - это сосуд, в котором в разной последовательности укладываются все знания. Одни поближе, другие подальше, в зависимости от того, чем он собирается заниматься в жизни. Но знания должны быть все и по максимуму. Иначе в минуту нужды он не сможет ими воспользоваться. А вдруг от этого будет зависеть чья-то жизнь?
       - Развитие цивилизации остановится, - горячился дядя Саша. - Узкий специалист безумно скучен. Ты книжки читаешь с удовольствием, потому что они написаны всесторонне образованными людьми.
       Ляля насупилась. Двое взрослых против одного ребёнка. Обычно кто-то один из них был на её стороне, а тут ополчились...
       - Ладно, - тусклым голосом произнесла она, понимая, что не отвертеться. - Делайте из меня нескучного человека.
       "Мои Александры", как довольно скоро Ляля стала их именовать про себя, захохотали и кинулись тормошить.
       - Поехали-ка на дачу, девчонки! - предложил дядя Саша, отсмеявшись. - Возьмём с собой вот этот учебник, будем формулы на песке чертить! Шура, что у нас там в холодильнике? Выгребай!

                9
         Вот за это она их так любила - за бесшабашную молодость. "Мои Александры" вовсе не были беспечными, просто не соглашались считать себя стариками, забывая, что им на двоих почти полторы сотни лет.
         Даже Сердобинская дача отличалась от общепринятых норм. Это был не маленький дачный домик, который часто и от туалета не отличишь, а длинный с заострённой крышей дом, немного смахивающий на сарай, на высоких просмолённых бетонных сваях. Он стоял на самом берегу Волги, там, где остальные дачники не решились даже забор поставить - в половодье и нередкие осенние разливы вода забирала всё.
         Когда объявилась Ляля, подавляющая часть участков уже были заброшены. "Моих Александров" это не смущало, они приезжали сюда любоваться Волгой, рыбачить, пить чай из жестяных кружек сидя на высоких ступеньках или возле открытой дверки раскочегаренной буржуйки. В начале зимы всегда были тет-а-тет с рекой, без посторонних. Вы знаете, что волжская вода весной пахнет приключениями, летом - бездельем, а осенью Силой? Ляля теперь это знала. Она очень любила это место. Сидишь себе на высоком крыльце, как в тереме, болтаешь ногами и жуёшь шоколадку с орехами, а вокруг ни души и только бескрайняя даль...
         Как сказал позднее, уже в Москве, один из дядей-апостолов, «Саша и Шура неоценимо много предоставили тебе в жизни, деточка. Такие люди встречаются не часто и вряд ли тебе так повезёт ещё раз. По крайне мере, второй шанс надо очень заслужить».

         Иногда "мои Александры" брали напрокат моторку и они втроём на несколько дней уходили на острова. Там, на песчаных пляжах, жаркими летними днями, дядя Саша учил Лялю плавать. Приятно удивило его Лялино внезапно открывшееся умение подолгу задерживать дыхание и сидеть под водой. Но скоординировать движения рук и ног она не могла. Ох, и намучился дядя Саша! Оба худющие, они очень быстро замерзали и подолгу отогревались на горячем песке.
        - Саша,- кричала тётя Шура. - Вам с Лялей надо существенно увеличить свою массу! - она изо всех сил старалась не смеяться...
         Частенько навещал участковый. На встревоженный взгляд Александры Александровны отвечал лёгким отрицательным покачиванием головы. Она шумно переводила дух. И тема пропавших детей, семей алкоголиков, маньяков-педофилов и прочих милицейских новостей в разговорах в этот вечер не поднималась. Чем больше проходило времени, тем больше успокаивались «опекуны» -ребёнка никто не искал. А вот дяденька Скалов, наоборот, становился мрачнее. Он опасался, что ребёнка держали в каком-нибудь тайном обществе или секте.
         В гости Валера приходил всегда один, с его женой они старались не общаться. Алёне Скаловой не хотелось постоянно чувствовать себя благодарной тёте Шуре за помощь. К тому же со временем у жены Скалова развилась зависть, какая бывает у отяжелевших после замужества баб к молодым девчонкам. Бедняга участковый, чтобы избежать скандалов, стал появляться у них значительно реже и только поздними вечерами, когда темнело, чтоб «супружница не засекла».
        - Зачем им эти прятки? - спросила Ляля как-то дядю Сашу. - Вы же с тётей Шурой не прячетесь друг от друга и нечего не скрываете, ну, кроме подарков.
        - Видишь ли, Ляля,- ответил он не задумавшись ни на секунду.- Они поженились не по любви, а потому что так надо и пора пришла.
        - Но вы же говорили, что он страшно переживал за жену, когда после родов плохо было, значит любит...
        - Любой нормальный человек переживает за своего ближнего, но это не значит, что любит...

                10
         Что в школе её ожидают большие ежедневные проблемы Ляля поняла в первый же день. За исключением пары девочек и ещё одного мальчика, одноклассники походили друг на друга, как инкубаторские цыплята. Цвет волос, разрез глаз, строение лица, короткие ноги и, в противовес им, длинное тело... В девяностые годы молодые мужчины-казахи, оставив семьи на родине, потекли непрестанным потоком в Россию, на заработки. Заводили новые семьи здесь, кто-то оставался, кто-то возвращался или уезжал насовсем дальше на запад в поисках лучшей доли. А дети, помесь разной крови, оставались, одинокие и ненужные. Их матери, работая за двоих, от неустроенности и усталости срывались на детях, а ребята...Ребята не были злыми, они были не добрыми. Их тоска по любви и нормальной, людской, семье искала выход, выливаясь в мир воинственной враждебностью.
         Первое детское любопытство сменилось упорной мстительностью. Спрятать портфель, подставить подножку в надежде, что «эта дылда» упадёт... По вечерам Ляля обсуждала с дядей Сашей возникающие проблемы, от тёти Шуры таились. Во-первых, у неё давление, а во-вторых, с её характером...
        «Не бойся, Ляля, грязь и гадость вылезает на поверхность, да первым сильным дождём её смывает. Так и с людьми. Победа будет за нами!».
        «Не знаю», думала Ляля, «каким должен был быть ливень, чтобы смыть мой класс».
        Школьных друзей у неё не было, зато, на зависть одноклассницам, у Ляли Тумановой первые месяцы были поклонники. Мальчики из старших классов. Разные мальчики. Хулиганы и выпивохи, от которых её ограждал Скалов. Примерные «лапочки», предлагавшие помощь в учёбе за «плату, разумеется». Какая это должна быть плата, её девчоночий мозг, подпитываемый образами барышень из классических романов и тёти Шуриным воспитанием, ещё не осознавал. «Взрослым» мальчикам скоро стало с ней неинтересно. Разве можно похвастаться за перекуром тем, что просто проводил девочку до дома (пять минут ходу) и напоролся на участкового во дворе?!
       Перестали обращать внимание на «дылду» в девятом классе. Спасибо одноклассницам! В отличии от Ляли - длинной и тощей, у девочек образовалось всё, что нужно и там, где нужно. Мальчишечьи глаза и руки стали заняты, появились пары, кипели страсти, огромными компаниями ездили «на природу». "Мои Александры" не любили отпускать девочку в такие поездки. А она не хотела их нервировать. Даже ей, упрямо избегающей действительности конца девяностых, было понятно, что с каждым годом дяде Саше и тёте Шуре становится труднее жить, физически труднее. Всё, за что отдали жизнь их друзья-однополчане летело в тартарары. Настырный и целенаправленный развал экономики страны, мгновенное обесценивание денег, невыплаты зарплат и пенсий, захват заводов и земли, эта «приватизация» ...  Новый век и новое тысячелетие не вызывали у моих Александров оптимизма. Их воспитанники и преемники сами становились старыми людьми, обременёнными болезнями и семейными проблемами. А новое поколение молодых людей слабо представляло себе, что это такое - победители. Дядя Саша и тётя Шура стали Историей, которая по недосмотру обитала не в музее, а все ещё занимала соседнюю квартиру.

                11
         Накануне  второго тысячелетия Ляле казалось, что начинается что-то очень сказочное, неизведанное, небывалое. Получив вполне пристойный аттестат и пережив выпускной, Ляля решилась, наконец, сознаться моим Александрам, что поступать она никуда не собирается. Восприняли они это известие без шума, весь дискуссионный запал исчерпался у тёти Шуры накануне, перед выпускным вечером («Платье! Только платье! Воздушное девичье платье!», а хотелось белый брючный костюм а-ля Марлен Дитрих).
         Лето после школы было изумительным. Вольное и весёлое. С конца осени Ляля симулировала занятость, посещая то одни, то другие курсы, а заодно танцы, йогу, курсы английского и немецкого языков, в свободное от этих занятий время работала на почте. Хоть какие-то деньги. В угоду тёте Шуре пробовала поступать в медицинский, честно провалила второй экзамен. Перед следующими вступительными экзаменами Ляля созналась, что не знает кем она хочет стать. Уверена, не будет медиком («Прости, тёть Шур!»), ни инженером («Прости, дядь Саш!»), ни, тем более, учителем. Перечень вузов, какие присутствуют в городе, собственно, был исчерпан.
        - И что же ты, в таком случае, собираешься делать? - спросил дядя Саша печально. - Ты взрослая девочка и понимаешь, что в жизни должно быть занятие, приносящее пользу обществу. Готовиться к своему призванию надо начинать сейчас, пока мы ещё живы и можем помочь.
        Эти слова, а, главное, тон, каким они были произнесены, больно царапнули сердце. Но, пожав плечами, голосом энтузиастки из старых советских фильмов она провозгласила:
        - Буду дальше работать. Кем угодно, почтальоном, дворником, продавщицей...
        - А тебе не будет неудобно, что...
        - Нормально ей будет, - прервала тётя Шура Александра Васильевича и, положив свою руку поверх его руки, мягко предложила. - Давайте чаю попьём. Очень травяного чая хочется. Ляля, ты за тортиком.
        За время её отсутствия, они накрыли стол. Праздничная белая скатерть, мельхиоровые, с росписью, ложки, старые саксонские чашки. Их отказал Сердобинцевым кто-то из бывших сослуживцев, привёз из Германии после Победы. Тётя Шура сменила халат на яркую блузочку, дядя Саша дополнил белую рубашку своим единственным галстуком в полоску.
        - Иди, переоденься по-наряднее, - велела тётя Шура, силясь без очков прочитать название торта, приподняв коробку до уровня глаз.- У тебя новая жизнь начинается. Нужно быть при параде.
        Лялю сосватали на работу волонтёром в детском доме...

                12
         Поздние сумерки сделали двор тёмным и невзрачным. Фонарь возле подъезда только-только разгорался и в его растянутом слабом свете сидящий на лавочке мужчина почти сливался с окружающим дворовым миром. Ляля вознамерилась быстренько прошмыгнуть мимо, но его оклик остановил девочку. Разговаривать ни с кем не хотелось, даже с глубоко уважаемым участковым Скаловым.
         - Присядь, Ляля.
         Это было совсем некстати. Сегодняшний день стал апофеозом её волонтёрской деятельности в детдоме. В конце лета, пока дети все ещё отдыхали  в лагерях, а воспитатели, в большинстве своём, были в отпуске, Ляля занималась лишь эпизодическим мытьём полов, да вместе с кастеляншей пересчитывала и проверяла бельё. Но последние две недели, с восьми утра и до восьми вечера она исполняла, исполняла и исполняла поручения.Казалось, все только и ждали, что появиться волонтёр Туманова и отвезёт детей ко врачу, съездит с шофёром на базу и получит по накладной кучу всего немедленно нужного, вымоет окна, найдёт слесаря...
      К концу первой сентябрьской недели её пугали не дети, хотя проявления ребячьей любви и ребячьей агрессии были непредсказуемыми. Лялю пугали безалаберные взрослые, которым полагалось с утра до ночи и с ночи до утра заботиться о детях, предугадывать потребности, планировать... Что там ещё полагается делать взрослым? Её же «коллеги» пребывали в состоянии глубокого убеждения, что всех проблем не решить, а самые насущные как-нибудь разрешаться сами. Истинная вера в божественное проведение и чудо. К вечеру, по дороге домой, еле волоча ноги, Ляля клятвенно обещала себе, что позвонит следующим утром директору детдома и откажется от «святого дела». Но наступал новый день и под требовательным взглядом тёти Шуры девочка торопилась вернуться в первобытный хаос детдомовской жизни.
         Поездка со старшей группой в выходные «на рыбалку» на спонсорском катере потребовала обязательного присутствия волонтёра Тумановой. Даже тётя Шура как-то по особенному настаивала, видно сговорилась директриса с ней. 
         Пятнадцать детей, две дамы преклонного возраста. Никто не умеет разжечь костёр, никто не взял удочек(!). Палатка одна, двухместная, которую захватила с собой Ляля. Дети одеты легко, ни свитеров, ни курток, ни резиновых сапог. Днём жарко, но ночи холодные, опять же, роса. Катер перевозил их на остров в три этапа и должен был забрать обратно только в воскресенье вечером. На воде, на ветру, всех продуло (кроме Ляли, естественно она прихватила штормовку). Одна радость, что причитания Раисы Андреевны и Маргариты Вадимовны были маловразумительными, из-за насморка ртом им приходилось дышать, а не говорить, условия для длинных тирад не подходящие. К тому же Ляля почти их не слушала, непрестанно следила за детьми...За дерущимися на палках детьми, за курящими в кустах детьми, за прыгающими возле костра детьми... Слава богу, что никто не утонул, не сгорел и ничего себе не сломал, не отравился едой. Правда, ели они гречку с тушёнкой на ужин, завтрак и обед. Ничего другого благодетель спонсор для детей не заготовил. Не подумал, бывает! Благотворительность, как оказалось, тоже ума требует. 
          Словом, поздним вечером воскресенья у длинноногой волонтёрши совсем не было желания разговаривать.
          -Присядь, Ляля,- повторил Скалов и, взяв за руку, потянул к скамье.
          Села. Участковый положил ей руку на плечо.
          - Случилось что, дядя Валера? Меня сегодня детский дом этот доконал, может завтра поговорим, а? Так домой хочется. Лечь и умереть.
          - Тебе сегодня лучше у нас переночевать или у подруг каких, если у нас не хочешь. У вас в квартире теперь другие люди живут.
          -Дядя Валер, ты тут сидишь и детектив про чёрных риелторов сочиняешь, что ли? -насмешливо спросила Ляля и попыталась встать. - Мои к тебе в герои не годятся, их не проведёшь. Или к нам приехал кто в большом количестве?
          Скалов надавил девочке на плечо, не позволяя встать, лицо его перекосилось и он с трудом проговорил:
          - Сядь, девочка, - от его тона у Ляли мурашки побежали по коже. - Тётя Шура и дядя Саша продали квартиру месяц назад. Вчера новые владельцы заселились. Твои вещи, документы и деньги от сделки у меня. А «Александров» твоих, никто не обманывал, они сами так решили. И никто и никогда больше их не обманет. Нет их больше. Авария случилась. Мотоцикл разбитый остался, а их нет. Волга забрала, не нашли пока...
          Рюкзак, который Ляля все ещё сжимала в руке, выскользнул и глухо шмякнулся об асфальт. Потянув колени к подбородку, она обхватила ноги руками и только после этого искоса посмотрела на Скалова. Валерий пошебуршал свободной рукой в кармане пиджака и вытащил маленькую бутылочку водки. «Он пьян!», обрадовалась Ляля и сжавшееся в комочек сердце начало потихоньку расслабляться и стучать.
          - На, глотни! Дело такое...
          Сердце ссохлось до состояния малюсенького кулачка и слабо трепыхалось. Взяла открытую им бутылочку, отпила большой глоток. Внутри что-то булькнуло. Ляля послушала, оперев подбородок на колени, но ничего не произошло. Она вернула бутылочку Скалову.
          - Подделка, что ли? - удивлённо спросил участковый и тоже глотнул.
          Поперхнулся, закашлялся и помотал головой. Водка. Он встал и рывком поднял девочку на ноги. Руки и ноги как-то заплелись и не хотели расцепляться, но она всё же устояла на ногах. Мягко подталкивая, Скалов, подхватив с асфальта рюкзак, повёл Лялю к себе домой.

                13
         Ляля сидела в кресле, закрыв лицо руками, с того момента, как они очутились в его служебной квартире, и пыталась понять, что говорит ей Валерий Викторович.
        - Видишь, девонька, какая с***, эта самая жизнь! Лучшие, светлые, люди уходят, а мы без них всё дальше и дальше в дерьмо погружаемся. Сели какие-то, лавины народ пачками забирают! У нас, вон, тоже постреляли двоих. У одного парнишка малолетка остался, а второй даже и жениться не успел. Так-то. А тётя Шура с дядей Сашей пожить успели. И как пожить! Сколько всего сделали, сколько добра людям! Взять, вот, хоть, тебя!
        Он приложился к очередной бутылочке.
        - Ты зла на них не держи! Неспроста они все это затеяли! Операции, говорят, бессмысленно делать! Тётя Шура так и сказала, а кто ж лучше неё знает! Не могли более тянуть, не хотели тебя сиделкой делать... Ты чего? - испуганно спросил Скалов, увидев выражение Лялиных глаз.
        - Какие операции? - отняв руки от зарёванного красного лица, она уставилась на участкового.
        - Ты что не знала? - он даже присел от неожиданности, хлопнув рукой по коленке. - Онкология у них, у обоих. В начале года ещё установили. Кровь и желудок. Ты не знала?
        Ляля завыла.
        - Ты подожди, Лялька, подожди! Я воды, я сейчас! - Скалов суетливо забегал по комнате, рванул на кухню.
        Вернувшись с полным стаканом воды, пытался впихнуть его воющей девчонке в руки, но вода только расплёскивалась, оставляя пятна на джинсах и лужицы полу. Тогда Валерий Викторович, легонько шлёпнул её по щеке. Не помогло. И он пошёл на крайнюю меру - выплеснул остатки воды из стакана в Лялино с закатившимися глазами лицо. Схватил со стола широкий конверт и стал обмахивать как опахалом, не забывая и себя. Через минуту закончился воздух в лёгких и звук в девчачьем горле замер. Ещё какое-то время они просто смотрели друг другу в глаза.
         - Это тебе. Они написали. - Скалов протянул Ляле конверт.
         Свирепо разодрав конверт и бережно разгладив два тетрадных листка в клеточку, она начала читать.
         Участковый так и остался стоять, слегка наклонившись надо ней, одной рукой сжав стакан, другой опираясь на спинку кресла.

        Судя по наклону букв, нажиму и элегантно загнутым хвостикам заглавных букв, писал дядя Саша. Тётя Шура, конечно же, диктовала. Ляля так и представила себе, как они, сидят на кухне. Дядя Саша с прямой спиной и только чуть склонив голову, а тётя Шура почти полностью завалившись грудью на стол, вдвоём пишут ей эти строки.
        «Ляля, мы хотим, чтобы ты поняла, то, что мы сделали - не предательство. От того, рядом мы с тобой или очень далеко, наша любовь к тебе ничуть не уменьшается. Надеемся, что ты всегда это будешь чувствовать.
        Вся и всё вокруг сильно изменилось, многое стало непонятным и даже неприемлемым. Мы уже стары и, как это непечально, очень больны. Меняться нам слишком поздно.
        Тебе надо начинать свою, единственную, жизнь. Мы могли бы потянуть ещё какие-то полгода. Говорят, что появились импортные лекарства, их испытания проводят в нашей стране как раз на онкобольных, но, как поведёт себя старческий организм в ответ на эти новшества, неизвестно. А делать из молоденькой девчонки сиделку - преступление. Девушки должны радоваться и жить. Только тогда у них все получится и будут красивые умные дети. Шура просит обязательно вписать: мы надеемся, что имена двух твоих первых детей, девочки и мальчика, будут Александра и Александр. Шутит, конечно. Живи так, как тебе хочется, солнышко. Помни о нас, но не оглядывайся назад.
        Теперь, вот что надо сделать до начала твоей новой жизни:
1.Квартиру мы продали. Деньги в опечатанном пакете, там сто пятьдесят тысяч долларов. Пакет, твои документы и билет на самолёт до Москвы у Валеры. Вылет утренний, ранний, в понедельник. Потерпеть Валерину заразу жену тебе придётся только одну ночь, а то, может и сразу в аэропорт поедешь.
2.Твои вещи мы собрали в два чемодана. Они тоже у Валеры в квартире. Всё не тащи, отбери, что захочется. Книги в субботу забрала городская библиотека. Всякие памятные вещи мы упаковали с записочками для наших друзей в городе. После того, как все станет известно, Валера  обещал всех обзвонить и раздать. Наш альбом с фотографиями тоже в чемоданах. Может быть, ты возьмёшь его на память.
3.Из аэропорта тебе нужно будет взять такси и доехать до Поварской улицы. Дом ты по фото узнаешь, вход со двора. Если в подъезде будет охранник или вахтёр, скажешь, что к Павлу. Тебя проводят на второй этаж. Теперь это будет твой дом. Про наших «апостолов», или как Шура их называет, «остолопов», ты много уже знаешь. Полагайся на них, особенно на Павла. У него большой опыт жизни в разных условиях. Они тебя не обидят. В пакете с деньгами вложена записка для Павла. Сначала мы хотели, чтобы кто-нибудь из них за тобой приехал, но тогда пришлось бы объяснить тебе все заранее. Зная твой характер, отправить тебя в Москву стало бы проблематичным.
4.В чемодане в твоей куртке небольшая сумма в рублях - мы закрыли остатки на наших счетах. Тебе на первое время.
          Сейчас тебе очень трудно и страшно, но это пройдёт со временем. Останется только воспоминание, надеемся, что без горечи, но с любовью.
Держись, солнышко! Победа будет за нами!»
          Ляля прикрыла глаза на несколько секунд. Осталось прочитать всего две строчки.
          «Я тебя люблю», было написано мелким бисерным почерком тёти Шуры.
«Я тебя люблю» - твёрдой и уверенной рукой дяди Саши.
          Подравняв листики, девочка посмотрела на Скалова. Было так больно, что на слёзы и слова сил не осталось.
          - Что там? - не выдержал он.
          Молча протянула ему лист с перечисленными пунктами. Он быстро пробежал список глазами, кивнул. Стало ясно, что все поручения были ему уже знакомы.
          - Поедешь сразу в аэропорт? - спросил Валерий Викторович.
          Ляля кивнула.
          - Я сам отвезу тебя. Только тебе бы переодеться. Одёжку по-приличнее, а то эта больно дымом пахнет. И в участок зайти надо, документы, билет, деньги у меня, там, в сейфе.

                14
         - Деньги-и-и?!
         В комнате всё завибрировало от резкого голоса Алёны. Ляля давненько с ней не встречалась, только слышала, что та довольно успешно «челночила», и поразилась изменениям во внешности Скаловой. По другую сторону стола стояла очень широкая дама, и взирала на них с ненавистью. Волосы окрашены в разные оттенки белого и рыжего, лицо крупное, отёкшее, с остатками не до конца смытого макияжа. Белая, «домашняя» футболка, с жёлтыми пятнами в подмышках, подчёркивала все прелести рыхлого тела.
         - Ты что?! - она изменила тональность и почти зашипела.- Ты хочешь дать ей денег? А ты их заработал, чтобы всяким б*** раздавать? Такие как она тебя бесплатно должны обслуживать!
         Участковый поморщился, но тем не менее спокойно пояснил:
         - Это Лялины деньги за квартиру. Тётя Шура и дядя Саша продали квартиру.
         Разорвалась бомба.
         Некоторое время Ляля и Скалов пребывали в ступоре. Звуковая волна, то ниспадая, то увеличиваясь, гуляла по комнате. От горя, боли и просто физической усталости, накопившейся за последние двое суток Лялин разум был не в состоянии полностью оценить Алёна’s шоу. В чувство её привёл вид мальчишки, застывшего в проёме двери, сработала реакция, накопленная за время работы в детском доме.
Старший Скалов повёл головой в сторону, младший Скалов слегка кивнул, развернулся и шагнул обратно в коридор, отец и сын понимали друг друга без слов.
         Воспользовавшись паузой, Алёна набирала в лёгкие воздух для следующей «арии», Ляля довольно громко спросила:
         - Дядя Валера, а где мои чемоданы?
         - В шкафу, - Валерий Викторович кивнул на хлипкого вида казённый образец мебели конца 60-х.
         - Нет там ничего! Нечего рыться в чужих вещах!;вновь завелась Алёна.
         -Дядя Валера сказал...
         - Какой он тебе дядя Валера?! Кобыла здоровая вымахала, по чужим мужикам шляешься! - супруга участкового двинулась в её сторону, обходя мешавшую мебель.
         Скалов подскочил к шкафу и через секунду на стол были водружены два чемодана, о которых писали "мои Александры". Ляля встала и попыталась открыть тот, что к ней поближе. Руки дрожали, у старого матерчатого, в выцветшую красно-синюю клетку, заело молнию. Замолчавшая на время Алёна, посмотрев на её мучения, дёрнула крышку на себя. Ей не терпелось выяснить, что же там уложено. Молния разлетелась, чемоданчик в мгновение ока превратился в старый хлам. Скалов открыл второй.
         Ляля вывалила все вещи на стол, оставив широко распахнутым второй чемодан, попрочнее, стала отбирать. Алёна, затаив дыхание, наблюдала за сборами. Казалось, что она на раз высчитывает стоимость каждой вещички, но пока ничто не представляло для неё интереса. Немного простенького нижнего белья, несколько упаковок с колготками, две белые рубашки. Одну девушка кинула в кресло. Потом переодеться. Нашлись две пары любимых вязаных носков, козьих, от бабы Дуни. Тётя Шура аккуратно скатала джинсы, так чтоб не помялись. Они тоже последовали на кресло. Большой свитер, отобранный сто лет назад у дяди Саши, очень тёплый и уютный. Можно будет пока на плечах завязать, а в Москве натянуть, если холодно. Там осень, наверное, другая. Глаза опять наполнились слезами, но Ляля старалась сдерживаться. Два платья, юбка, пиджак... Вот и куртка.
         Следуя указанию тёти Шуры, она пошарила по карманам и вытащила свёрнутые трубочкой и сцепленные резинкой рубли.
         - Сколько здесь? - спросила Скалова. Тот пожал плечами:
         - На вид тысяч двадцать.
         - Положь! Положь на место! - жена участкового очнулась от созерцания и пыталась через стол схватить Лялину руку. - Это моё, в моём доме! Воровка! А ты куда смотришь, придурок голоштанный, мент пустоголовый? Из дома всё выносят, а ты!
         Её голос опять начал набирать обороты. Полетели совсем уж неприличные слова, некоторые Ляля и не слыхала никогда. Что она творит? У неё же ребёнок в доме! Если такие концерты Алёна устраивает часто, то Скаловым, отцу и сыну, не позавидуешь...
        Ляля посмотрела на дядю Валеру. Ехать, наверное, пора, но Алёна перегораживала выход из комнаты, казалось, что без боя она не сдастся.
       - Ты всё? - спросил Валерий Викторович.
       Ляля кивнула, с изумлением и ужасом наблюдая как стало меняться его лицо.
Оно становилось пустым и безликим, будто из участкового вышли все силы и душа в придачу. Чуть вальяжно он приблизился к плюющей бранными словами жене и коротким резким движением ударил ей под дых. Алёну свернуло пополам и она захлебнулась криком. Скалов, придерживая жену одной рукой, выдвинул стул и аккуратно усадил её. Принёс из кухни чашку с водой. Поставил на стол рядом. Алёна сидела, низко опустив голову, из неё хрипло выходил воздух. Ляля боялась пошевелиться.
         Лицо участкового приняло вполне нормальное выражение, только глаз слегка подёргивался. Он позвал сына и велел ему одеться.
         - Он с нами поедет в аэропорт,- Скалов попытался улыбнуться. - Не хочу его тут оставлять.
         -Конечно,- еле выдавила Ляля.

                15
         Все вместе они прошли по совсем уже тёмному двору в участок. Пока девушка умывалась и переодевалась, дядя Валера с сыном пили кипяток с баранками. Ляля вежливо отказалась. Есть не хотелось, только забиться в уголок и плакать, но пока она не могла себе этого позволить. Из них двоих более всего её пугал мальчик. Скалов ни разу не назвал его по имени, сама же Ляля никак не могла вспомнить, как его зовут. Движения у парнишки были заторможенные, взгляд пустой. Он безропотно делал всё, что ему велели. Очень странный мальчик, неуловимо похожий на обоих родителей сразу.
         Чтобы отвлечься, она ещё раз пересмотрела вещи в чемодане. Скалов достал из сейфа папку с её паспортом и школьным дипломом, билет в голубом длинном конверте и упакованные в целлофановый пакет доллары. Укладывать всё это в чемодан было бессмысленно. Порывшись в шкафу возле двери, участковый вытащил потёртую сумку на молнии. Такие носят через плечо в советских фильмах. Красные буквы так растрескались и расплылись, что надпись «СССР» скорее угадывалась, чем читалась.
         - Один доктор в девяностые оставил, - пояснил Валерий Викторович.- Проездом был, все искал знакомого какого-то. «Обязательно здесь», говорит, «должен был объявиться». Мы ему помогли немного. Так он помимо коньяка и эту сумку приволок. Оставьте, мол у себя, она якобы удачу приносит, только я этого не заметил что-то, удачи-то... Извини, другой тары нет.
         - Деньги надо в шмотки покрепче завернуть,- вдруг подал голос парнишка. - Мамка всегда так делает, когда в загранку едет.
         - Ты его слушай, у него опыт есть, - подтвердил участковый.- Моя Саньку уж дважды с собой таскала.
         Услышав имя сынишки участкового, Ляля шмыгнула носом, стараясь удержаться от слёз. Разве могли мальчишку, после тёти Шуриных трудов, назвать по другому?
         Под руководством Саньки упаковали сумку.
         - Как ручная кладь пойдёт, - авторитетно заявил он.- Куртку в руках понесёшь. В самолёте под спину положишь, сидеть удобнее будет. В Москве наденешь, не май месяц. Одеваться будешь, сумку из рук не выпускай, украдут. Ты ж малахольная, не уследишь.
         На заднем сидении полицейской машины Санька, узнав, что Ляля полетит первый раз в жизни, продолжил инструктаж. Объяснил, что написано в билете, обрадовал, что сидеть она будет в первом ряду («Повезло, ноги можно вытянуть, мы - то с мамкой всегда мучаемся»). Ляля посмотрела на его короткие, унаследованные от Алёны, ноги, но промолчала.
        - Рубли есть у тебя? - спросил он строго.
        Ляля вытащила из кармана джинсов свёрнутые в трубочку деньги.
        -Ох, Господи!- совсем с бабьими интонациями произнёс Скалов-младший.
        Он отобрал и развернул деньги. Отсчитав несколько купюр положил их в верхний карман куртки и застегнул молнию, «на такси в Москве, там дорого», пояснил он.
        - Вот это, - он протянул ещё три купюры. - Тебе на кофе, воду, то-сё, в карман любой запихни. Остальное запрячь в сумку подальше. Не свети ими.
        Ляля забрала деньги и тоже отделила от пачки несколько бумажек, протянула мальчишке:
        - Возьми, вдруг захочется что-нибудь купить.
        - Вот ещё! У бабы деньги брать! - возмутился Санька.- Вези сама всё, тебе нужнее. Ты и так обездоленная!
        Ляля схватила парнишку в охапку и чмокнула в коротко стриженный затылок.
        -Пусти, дура!- отбивался Скалов-младший.- Не тискай меня! Слушай лучше, как на посадку идти!
        Участковый гнал машину молча, изредка поглядывал на них в зеркальце заднего вида и усмехался. По пустой трассе поспели вовремя. Только выходя из машины, Ляля вспомнила, что дядя Валера принял за вечер несчётное число маленьких бутылочек и, по идее, не должен был садиться за руль. Но, видимо, бывают такие моменты в жизни человека, когда алкоголь бессилен...
        Несмотря на ранее утро огромный зал аэропорта не пустовал. Передвигались все, на взгляд девушки, довольно хаотично и бестолково. Санька указал ей на табло. посадку на рейс до Москвы уже объявили. Взяв Саньку за руку, а Лялю чуть выше локтя, Скалов повёл их куда-то вглубь зала, в сторону от общей толчеи возле стоек. Они прошли по узкому коридору в комнатку с надписью «ПОЛИЦИЯ».
        После бурных приветствий, обитавший в комнате полицейский, похожий на Скалова как родной брат, взяв фуражку, поманил их за собой. Все вместе они направились дальше по коридору и через боковую дверь вышли сразу к контрольному пункту.
        С билетом и паспортом «двойник» Скалова отлучился куда-то на несколько минут и вернулся в сопровождении миловидной дамы в строгом синем костюме. Она кивнула, приветствуя, и велела следовать за ней. Все двинулись к выходу.
       - Только девушка, - остановила она Скаловых.
       В полном раздрае, Ляля поправила сумку и шагнула за дамой. Потом резко вернулась. Стиснула и, наклонившись, поцеловала в щёку Саньку. Он в это раз стерпел нежности молча. Обняла и поцеловала в щеку Скалова - старшего и, по инерции, второго полицейского. Его имени даже не узнала! Он оторопел от неожиданности, потом засмеялся. Ожидавшая её дама улыбнулась.
        - Спасибо! Позвони мне, дядя Валера, когда...
        Он понял и кивнул. Оба Скаловых выглядели грустными, какими бывают все, когда кого-то провожают. Зря она их опасалась. Может ей привиделся этот профессиональный полицейский удар?
        Кресло в первом ряду, действительно, оказалось вполне удобным. Выполнив все рекомендации Санька и прикрыв глаза, с тревогой ожидала взлёта. По мере набора высоты Ляля погружалась в беззвучную серую пустоту. Во голове попеременно вспыхивали Санькины слова «малахольная», «обездоленная».


                16
         Покинув самолёт Ляля растерялась. Основная масса пассажиров осталась ждать свой багаж. А она же всё топталась на месте, не зная куда идти и что делать дальше. Садились новые самолёты, народ прибывал и девушка уже не могла различить кто из них вместе с ней спускался по трапу. В панике, покрепче прижимая сумку и куртку, Ляля двинулась в общей толпе по длинному переходу, шарахаясь от толстых дядечек, что-то бубнящих под нос. Только к концу этого длинного и широкого коридора она осознала, что предлагали такси. Ляля обернулась. Толпа огибала дядечек. Никто не соглашался.
         Двери раздвинулись и пассажиры вывалились в огромный зал. Народу и суеты здесь было в десятки раз больше, чем в волгоградском аэропорту. Навстречу попадались люди с табличками. Ляля стала притормаживать и читать, что там написано. На секунду она подумала, что вот сейчас увидит табличку и со своим именем и даже обрадовалась.Но чуда не случилось, таблички «Ляля Туманова», ни по отдельности «Ляля» и «Туманова», на глаза не попались. Продолжая двигаться вместе со всеми она оказалась возле высоких стеклянных раздвижных дверей и забеспокоилась. Куда дальше?
        Отошла на несколько метров в сторону, чтобы не мешать торопящимся людям, и стала глазеть сквозь мутные окна на улицу. Накрапывал мелкий дождик. Подъезжали и уезжали разноцветные иномарки, такси. Каким образом раздобыть машину Ляля не представляла. Этот пункт в Санькиных объяснениях отсутствовал.
        «Вот и закончилась сказка про Снегурочку..., только в моём варианте конец какой-то неправильный, другой. Снегурочка должна была растаять, а не остаться в одиночестве. А может, плюнуть на эту Москву, раз мне так тревожно? У меня есть деньги, я совершеннолетняя, возьму билет и улечу, куда глаза глядят. В любой город... И что я там буду делать? Также стоять у окна и бояться выйти из аэропорта? ...Почему меня никто не встретил? Эти «апостолы» не знают что я прилетела? Дядя Саша ничего не написал об этом. А я и на карте не успела посмотреть ни как добраться, ни в каком это районе. У меня даже телефонов их нет! Всё так сразу! ...А может, вернуться в Волгоград? Там я всё знаю. Куплю маленькую квартирку и буду жить-поживать...»

        - Девушка! Девушка, простите! Может быть, мы сможем вам помочь? - кто-то дотронулся до её руки прижимавшей сумку. Ляля резко дёрнулась в сторону и обернулась.
        Рядом со ней стояла женщина, таких её одноклассницы с завистью называли «холёными». Очень качественная и очень дорогая одежда, стрижка - волосок к волоску, прекрасный цвет лица. Поодаль со скучающим видом, опираясь на высокий чемодан на колёсиках, расположился мужчина, спортивного вида в оранжевом джемпере и тонкой кожанке.
        Женщина внимательно и, как показалось, участливо рассматривала Лялю.
        - Вам помочь? - повторила женщина, видя, что Ляля все же реагируют на её голос. - Мы рядом с вами в самолёте сидели, вы не помните? На первом ряду, перед стюардессами.
        Девушка покивала головой, соглашаясь.
        - Наш водитель задерживается, в пробку попал, - продолжала она рассказывать. - Сидим ждём. Вижу вы тоже застряли? Вас не встретили?
        -Да,- прохрипела Ляля, голос сел после долгого молчания, с момента взлёта она ещё не произнесла ни слова. - Я не успела сообщить рейс.
        - Так вас вообще никто не встречает? Дорогая моя, так не годится! Игоряша, девушку никто не встречает! Мы ведь можем подкинуть её хотя бы до метро?
         Игоряша кивнул милостиво, хотя не любил он всей этой благотворительности. И девушка ему не понравилась. Ноги длинные и загар отменный, но слишком худая, даже тощая, волосы неясного тусклого цвета. Одета не поймёшь как. Хотя молодёжь сейчас только джинсы, да рубашки и признаёт.
         - Вы в каком районе живёте? Какая ветка метро вам подходит? Это весь ваш багаж? - женщина кивнула на сумку.
         - Да, больше ничего нет. А метро, я даже, не знаю,- залепетала Ляля, «Что я буду делать в этом метро? Ещё хуже, чем здесь!». - Мне на Поварскую надо...
         - На Поварскую? Так это же совсем другое дело! Игоряша, метро отменяется! Мы вас подвезём почти до дома! Мы же по Садовому поедем, Игоряша?
         Игоряша кивнул величаво.

                17
         Дом нашёлся сразу и, действительно, один в один, как на фотографии. Парадные распашные стеклянные двери с причудливо изогнутыми рамами заколочены наглухо и плотно занавешены грязновато-белыми шторами. На всякий случай Ляля несколько раз легко постучала по стеклу правой створки и отправилась искать «вход со двора».
        Охранник курил облокотившись на открытую настежь мощную железную дверь и лишь скользнул безучастным взглядом по щуплой белесой особи в заштатной куртёнке, слегка посторонился, позволяя пройти. Пароль «я к Павлу» сработал безотказно.
        Девушка медленно поднялась по ярко окрашенной лестнице с продавленными в центре ступенями и остановилась в нерешительности. Двери второго этажа слишком отличались друг от друга. Слева - такая же мощная и железная, как внизу. Справа - чуть покосившаяся, обита деревянными планками. Ни надписей, ни звонков. Сняла очки и небрежно пихнула их в сумку. Посомневавшись некоторое время Ляля тихонько постучала в железную дверь, потом громче. И в конце концов с силой заколотила ладонью, пугаясь и издаваемого грохота, и мысли, что всё напрасно. Она останется совсем одна на этой тускло освещённой площадке меж странных дверей. Ещё немного и она бы закричала от ужаса..., но тягучий скрип заставил её обернуться.
        В проёме обитой деревяшками двери показался взлохмаченный, пегий, довольно высокий мужик в едва запахнутом полосатом махровом халате, трениках и стоптанных тапках на босу ногу. Махнул рукой, отсылая назад встрепенувшегося охранника, и участливо спросил:
        - Какого х*** ты тут шумишь?
        -АндрЮшевич! - тут же раздалось из глубины коридора. - Ты опять выражаешься матом?!
        - Нет, я только пытаюсь, - громко огрызнулся куда-то за спину лохмач в халате. - Вот, полюбуйтесь. Тут неизвестная особь буянит. Палыч, это, похоже, к тебе.
        Из-под его руки на площадку выбрались двое, и Ляля облегчённо всхлипнула. Не ошиблась. Нашла.
        Мужчины молча разглядывали стоявшее перед ними создание. Высокая, даже несмотря на объёмную куртку видно какая тощая. Чистая белая рубашка и очень свободные в бёдрах джинсы. Испачканные землёй и зеленью кроссовки. Серые коротко стриженные волосы, очень светлые и огромные от испуга глаза.
        Высокий и лохматый хохотнул, разглядев надпись на сумке. Но самый пожилой из них, белесый как лунь, с отличным, моложавым цветом лица тихонько похлопал его по руке, останавливая возможные высказывания и, утверждая, произнёс:
        -Вы Шурочкина Ляля. Значит они уже,- он слегка замялся, - покинули нас?
        Не сдерживая больше слёз, Ляля кивнула и протянула ему многострадальный баул. Сумку перехватил тот, кого называли АндрЮшевич. Порывшись, он вытащил плотно упакованную в целлофан пачку с долларами, присвистнул, от чего двое других мужчин поморщились, и стал заталкивать пачку обратно.
        - Нам лучше войти в дом, - сухо произнёс молчавший до сих пор третий обитатель квартиры, отступая от деревянной двери.
        Шагнув в тёмный коридор, Ляля подумала, что этот, какой-то абсолютно средний, ничем не выделяющийся, одетый в простую бежевую футболку, коричневые вельветовые брюки и замшевые мокасины пожилой мужчина и есть, судя по всему, дядя Петр. Самый молодой из них, лохматый любитель халатов, это дядя Андрей. А самый малорослый и самый старый, дорого и красиво одетый - дядя Павел. Из всех троих только дядя Андрей подходил под тёти Шурино определение «остолоп», двух других Ляля ни за что бы так не назвала.
       Через полчаса, уняв слёзы, умывшись и немного придя в себя, Ляля в компании трёх таких разных людей, теперь это было ей очень ясно видно, пила чай с бубликами. Дядя Павел по третьему разу читал письма. И то, что было адресован ему, и то, что написали мои Александры для Ляли. Мягким шелестящим голосом задавал вопросы. Лялина чашка опустела и она незаметно, чтобы занять дрожащие руки, сплетала косички из скатёрной бахромы, старалась больше не всхлипывать и подробно отвечать. Но её очень отвлекал дядя Андрей.
        По случаю появления в квартире молодой барышни он несколько отошёл от привычного ему домашнего образа. Надел под халат полосатую рубашку. Ляля подумала, что ему было, вероятно, страшно неудобно. Дядя Андрей постоянно пребывал в движении, поправлял ворот рубашки, расстёгивал и застёгивал две верхние пуговицы, ёрзал на стуле, выскребал из розетки остатки варенья (бубличкам он сказал решительное нет, «это только для старушек и соплячек»).
        Дядя Пётр тоже приоделся. Футболку сменил тонкий тёмный джемпер. Он чинно и размеренно поднимал и опускал чашку, делая каждый раз маленький глоточек, и молчал. Выражение лица дяди Петра было не разглядеть. Из-за низко опущенной лампы с большим серо-зеленым, в тон скатерти, абажуром разглядеть толком можно было лишь сервированный к чаю стол, а не лица сидящих за ним людей.
        Рассказ Ляли Тумановой дядя Павел слушал крайне внимательно, иногда что-то записывал остро отточенным обрезком карандаша в маленькую книжицу. Закончив запись, он не оставлял книжицу на столе, каждый раз убирал в карман домашней стёганной куртки. Время от времени из другого кармана доставал тонкий, обтянутый берестой портсигар, но тут же, покачав головой, убирал обратно.
        Наконец, вопросы у дяди Павла закончились. Он внимательно оглядел всех сидящих за столом и, вдруг, очень задорным, как у активиста на собрании, голосом поинтересовался, нет ли у кого ещё требующих обсуждения тем. Дядя Андрей хмыкнул, дядя Пётр отодвинул чашку от края стола. Ляля отрицательно покачала головой. В данную минуту ей было всё равно. Хотелось лечь в уголочке, поплакать ещё, сколько получиться.
        -Тогда вот как мы поступим,- всё с той же задоринкой в голосе продолжил предводитель их разношёрстой группки. - Ты остаёшься жить у нас. Насовсем, или, по крайней мере, до тех пор пока сама не решишь устроить свою жизнь как-то иначе. Шура с Сашей просят присмотреть за тобой до замужества, - он постучал пальцем по одному из писем. - Ты замуж не собираешься?
         Ляля отрицательно покачала головой. Дядя Андрей дёрнулся, будто хотел что-то высказать, но старик властно махнул рукой «Потом!».
        - Завтра же поедем в приличный банк и откроем вклад на твоё имя. Ты будешь получать проценты со следующего месяца. С этой суммы будет набегать порядка тысячи шестьсот долларов в месяц, может чуть больше. Получать наличные буду я, подпишешь мне доверенность. На первых порах, пока ты осматриваешься в городе, думаю, хватит тебе и шестисот в месяц. Будет мало, скажешь.
        - А остальные? - вдруг спросил дядя Андрей.
        - Лучше открыть счёт в другом банке и переводить туда,- неожиданно вмешался дядя Пётр.
        - Согласен,- объявил старик. - Неделю тебе на то, чтоб прийти в себя, дальше разводить сопли нет смысла. Эта одежда всё что у тебя с собой?
        Ляля кивнула.
       - Тогда несколько изменим планы. Заедем сначала в пару магазинов, а потом в банк. А то в таком виде тебя не пустят на входе. Правда, мы с тобой с гаманом подкатим, что в ножки кланяться должны. Но, по скудоумию, какой-нибудь служака-воробушек может кипеж поднять на ровном месте. А нам этого не надо. Деньги тишину любят. Андрей, ты завтра из дома ни ногой. Утром позвоню, мастеров подгонят. Комнату надо в порядок привести и мебель подвезут.
       - Какую комнату? Эту? - дядя Андрей в ужасе огляделся. Место, свободное от книжных шкафов и резных буфетов, забитых до отказа, было только по среди комнаты и то его занимал большой круглый стол, за которым они сидели.
      - Да, что ты как обшибленный сегодня? Какую эту? Ту, где коробки, конечно же. Там девчачью делать будем.
       - А коробки куда ж?
       - Вот и займись этим, реши завтра до обеда.
       Он ни секунды не сомневался в своей правоте. Полистал книжицу и добавил:
       - Петя, ты пока Гаврилу нам залови, чтоб машина завтра к десяти была, и без понтов этих. Обед поздний сегодня будет, дел много.
       - Палыч, ты теперь разговор-то выправляй, - дядя Пётр кивнул в сторону гостьи.- У нас Ляля.
        Старик поморщился.
        Ляля догадалась, что сам он не переносит, когда ему кто-то даёт указания. Дядя Павел встал и, прихватив с собой Лялину сумку, удалился в соседнюю комнату, отодвинув створку одного из шкафов. Остальные члены новой «семьи» потянули девушку в коридор, к двери, на исходную позицию. Начинать знакомиться с квартирой.

                18
        Позже, на узкой кухне, сидя на высоком табурете возле окна, с чашкой успокоительного травяного чая, она во все глаза смотрела как дядя Пётр готовит, на его плавные и неторопливые движения, ни одного лишнего. Оказалось, что если остаться с ним наедине, то вся холодность и отчуждённость у этого человека исчезают. Неспешно он рассказывал об их странном, на чужой взгляд, симбиозе.
        - Ты не волнуйся, - говорил он, не поворачивая головы, уверенный, что девушка слушает его очень внимательно. - Для Павла нет нерешаемых вопросов. Он организатор от Бога. Хотя немного педант и зазнайка, любитель красивых тряпок, как ты сама, скорее всего, уже заметила. Главное, что тебе надо усвоить - его дела никого из нас не касаются. Если тебе что-то необычным покажется, то знай, ничего этого нет. Увидишь кого-то кроме нас, опустила глаза, отвернула голову и прошла как мимо пустого места. Никаких приветствий. Этого просто нет. В доме, в принципе, разрешено всё, кроме двух вещей - заходить в комнату Павла и задавать ему вопросы. Всё, что он посчитает нужным, он тебе сообщит сам. И я рекомендую тебе без колебаний выполнять его распоряжения.
         Ляля удивлённо посмотрела на дядю Петра, оторвав глаза от завораживающего движения его рук. Как это все распоряжения? Мало ли, что вступит в голову играющему в тайны старичку?
         Пётр рассмеялся, увидев её выражение лица.
         -Не бойся, солнышко, ничего предосудительного от тебя не потребуется, никаких домогательств. Более того, Павел не возражает, но недолюбливает, если в доме появляются временные партнёры или подружки. Любые свиданки лучше проводить вне этой квартиры. Но, если Павел велит собраться и ехать на встречу хоть с папой римским, значит надо бросить всё и немедленно выполнить его распоряжение. Поверь, Ляля, он никогда просто так ничего не требует. Выполнение должно быть неукоснительным и точно в назначенное время. Опоздание, к сожалению, приводит нередко к плачевным последствиям.
         - К каким последствиям?
         -Любопытство излишнее, тоже не надо проявлять, - продолжил новоиспечённый «наставник», заворачивая толстые куски сёмги в фольгу. У него получались идеально ровные пакетики с изящно загнутыми краями.
         - Значит про вас и АндрЮшевича мне тоже нельзя спрашивать?
         - Про нас, как раз, можно. Никаких ограничений. Только тебе нас лучше нас по отчеству называть - Павел Павлович, Андрей Анреевич, Пётр Петрович, или менее официально - дядя Павел, дядя Андрей и дядя Пётр. Подойдёт?
         Ляля кивнула:
         - Дяди-апостолы.
         - Как ты сказала? - от неожиданности он даже перестал методично месить тесто и всем корпусом развернулся к девушке.
         - Тётя Шура называла вас «друзья-апостолы», всё надеялась, что получится свидеться,- Ляля поняла, что сейчас опять заплачет и замолчала.
         -Дяди-апостолы! Это прекрасный вариант, думаю всем понравится. Так что ты хочешь знать про дядю Андрея и дядю Петра?
         - Всё.- Ляля промокнула глаза рукавом и приготовилась слушать.
         - Мы с Андреем такие же подкидыши, как и ты. Всё это, - Пётр повёл головой в сторону коридора, - принадлежит исключительно Павлу. Мы здесь просто живём. Когда-то, Шура и Саша помогли нам выбраться из очень пакостных ситуаций. Андрею лет десять назад, а в моём случае, так уж и совсем давно. Они попросили Павла приютить нас в Москве. Здесь мало кого можно найти, если есть возможность залечь на дно. Похоже, что Павел тоже перед ними был в большом долгу, из военного времени история тянется. Он однажды мне вскользь проговорился. Я тогда только в себя начал приходить и с людьми разговаривать. Значения его словам не придал. А потом стало как-то не к месту расспрашивать. Так и живём.
          - А я не буду стесняться и спрошу, чтоб момент не упустить и потом не жалеть. Что с вами и с дядей Андреем приключилось?
          - Банальные истории. Андрей неплохой химик, в студенчестве увлёкся и насинтезировал нечто химическое наркотическое. Сам попробовал. Как говорится, все истинные учёные прежде на себе опыты ставят. Ушёл из дома. До сих пор не говорит из какого он города родом. Естественно попал в компанию. Нужные люди быстро сообразили, как с парня доход получать. Держали на «голодном» наркопайке, только чтоб «ломки» не было и работать мог. Собственную химию пробовать ему уже не давали, но долго так он все равно бы не протянул.
         - Он сбежал?
         - Что ты, детка, это только в кино главный герой после нескольких лет наркоты может вдруг встрепенуться и сбежать. Андрею просто повезло. Держали его в посёлке Сарайчик, это очень старое поселение, почти десять веков назад построено. Называлось, правда, чуть иначе - Сарайшик. Стали туристов туда возить. Видимо, во избежание эксцессов, решили зачистку сделать. А может и кланы местные не поделили что, и один на другого настучал. В любом случае для Андрея это оказалось спасением. Совместная казахско-российская операция. С участием какой-то международной конторы, они там то ли миссию выполняли, то ли полевую операцию проводили. В этом тоже Андрею повезло. Так бы загремел в тюрьму или в психушку - без документов, синтетические наркотики производит и сам неадекват. Но, международники помогли, раз физиономия и масть не казахская, и говорит по-русски, значит в Россию депортировать надо. Пока оформляли, да перевозили, у парня ломка началась. В Волгограде в диспансер пристроили, провели детоксикацию и обратно в мир. Так его Шура и нашла, лохматого дистрофика в затасканной одежде с чужого плеча со справкой об утере паспорта. Ты же знаешь, она таких бедолаг мгновенно находила...
         Ляля кивнула. Она очень хорошо представляла, что было дальше.
         - Так вот, - Пётр закончил лепить из теста маленькие булочки и накрыл их полотенцем. Отмывая руки под краном, он продолжил.- Шуре показалось, что чужие стали крутиться возле дома. Она побоялась, что это по его душу. Всё-таки особый специалист был наш АндрЮшевич. Саша позвонил Павлу и, вуаля!, через сутки Андрей стал москвичом. Химик он, и правда, хороший. Запатентовал недавно средство особое для мытья машин. Любую грязь удаляет без следа, даже кровь. Здесь, в доме, за чистоту отвечает, поэтому не мусорить. И курить на улице, а то рассоришься с ним.
         Дядя Пётр насухо вытер руки и теперь внимательно разглядывал девушку.
         - Свою историю вы расскажите?
         - Со мной все тривиально, душа моя. Я неудавшийся, вернее, не случившийся доктор исторических наук. Мою диссертацию посчитали ересью и забраковали. Я доказывал, ругался, потом запил. Жена развелась со мной и выгнала из квартиры. Детей нет, но, может, и к лучшему.
         - И как же вы в Волгоград попали, к тёте Шуре и дяде Саше?
         - А я и не попадал. Это они в Москву приехали. Саша меня на вокзале в туалете нашёл, решил, что мужчина с интеллигентным лицом не спившейся бомж, а просто сознание потерял. Вызвал скорую. Пока выясняли, да ругались, свой поезд они пропустили. Затолкали в такси и сюда, к Павлу. Квартирка тогда попроще ещё была. Павел принял без уговоров. Он-то и лечил меня от алкоголизма действенными методами, - Пётр криво усмехнулся. - Ну, а ты, девочка, всё ли нам рассказала? Странная у тебя история вырисовывается.
         - Всё, что знаю, - беспечно улыбнулась Ляля.
         - Что ж, тогда давай, пока булочки поспевают, мы с тобой настоящего чайку попьём...
         Со временем она очень полюбила находится в обществе Павла. Рядом с ним ощущался покой и комфорт, почти как у моих Александров. Ляля часто сиживала так, на табурете, пока он готовил. У них это называлось «кормить воробушка». От Лялиной помощи на кухне дядя Пётр решительно отказался, несмотря на все её уверения, что кое-что и она умеет.
         - Кстати, ты сама-то что хочешь? - спросил он ещё тогда, в первый вечер. - Чем хочешь заниматься?
         Ляля пожала плечами. Ничем.