Мемуары Арамиса Часть 327

Глава 327

Через несколько дней после описанных событий д’Артаньян и Портос прибыли на Крит. Та часть побережья, которая ещё контролировалась союзниками, охранялась французскими отрядами. С одним из кораблей, доставивших в крепость порох, боеприпасы и продовольствие, прибыли и наши друзья. На основании своего высокого воинского звания и с согласия командования на побережье, с которого были отправлены корабли на помощь французским войскам на острове, д’Артаньян на флагманском корабле возглавил эту небольшую морскую экспедицию и несмотря на обстрел береговой артиллерии с турецкой части острова ему удалось провести корабль практически без потерь к намеченной им цели. Одним из залогов успеха был Портос, который за счёт своей неимоверной силы и решительности блестяще навел и поочерёдно выстрелил из трёх носовых пушек флагманского корабля в самые уязвимые места наиболее близко подошедших кораблей. Позже он признался, что метил чуть выше, вследствие качки ядра легли ниже, что для кораблей было более губительным. Когда три турецких корабля почти одновременно получили опасные пробоины, остальные корабли предпочли удалиться на расстояние, превышающее расстояние выстрела.
Доставленный груз был с радостью принят комендантом крепости, который проводил д’Артаньяна и Портоса в комнаты одной из внутренних башен.
— Поскольку вы прибыли без войска, капитан, вы, вероятно, привезли нам какой-то приказ вашим частям от Короля Франции? — спросил Гримальди.
— Его Величество давно не получал вестей из крепости и направил меня выяснить, как обстоят дела, какая требуется помощь и в какие сроки можно ожидать завершения кампании.
— Нам нечем порадовать вашего Короля, — мрачно ответил Гримальди. — Мы будем удерживать крепость столько, сколько сможем, но её сдача туркам – лишь вопрос времени.
— Чёрт побери, у вас же здесь несколько тысяч бойцов! — воскликнул Портос.
— Наши силы стеснены в действиях, тогда как силы Османской империи превосходят наши многократно, в особенности, на море. — ответил Гримальди. — Они окружают нас, методично разбивают стены крепости. Я удивляюсь, как вам удалось проскочить мимо их боевых кораблей.
— Немного искусства и очень много удачи, а также хороший и сильный артиллерист, — ответил д’Артаньян, указав на Портоса. — И всё же, неужели нет никакого средства спасти положение?
— Несколько дней тому назад к нам приходил один монах, который сообщил нам, что он послан генералом ордена иезуитов, — ответил Гримальди. — Он предложил нам средство борьбы с турками.
— В чем же оно состояло? — спросил д’Артаньян.
— Он предложил нам разбросать по побережью мертвую рыбу, посыпанную неким таинственным веществом, — ответил комендант. — По его словам, чайки, которые питались бы этой рыбой, занесли бы впоследствии на османские корабли смертельную болезнь, от которой в турецком лагере начался бы мор, после чего турки должны будут отступить.
— Это не война, а подлость, — пожал плечами д’Артаньян, — впрочем, подлость и война – синонимы. Но каким образом чайки, принеся эпидемию на турецкие корабли, не затронули бы корабли французского и венецианского флота?
— Этот же вопрос мы задали монаху-иезуиту, — ответил Гримальди, — на что он отвечал, что знает лекарство, способное полностью излечить любого, кто заразится этой смертельной болезнью.
— Какова же доза такого лекарства на одного больного? — спросил д’Артаньян.
— Иезуит говорил, что одной склянки такого лекарства достаточно для излечения пяти человек, — ответил Гримальди.
— В крепости около десятка тысяч солдат и ещё около четверти этого количества – женщины и старики! — воскликнул д’Артаньян. — Добавьте сюда флот двух государств! Вам потребуется несколько бочонков этого лекарства и целый штат врачей!
— Именно поэтому мы отклонили предложение иезуита, — ответил Гримальди.
— И вы были совершено правы, комендант! — воскликнул капитан и крепко пожал руку Гримальди. — Холодное оружие, мушкеты, ружья и пушки – вот настоящее оружие войны! Яды, изобретенные в Италии, и применяемые иезуитами, надеюсь, никогда не будут применяться в войнах в таких количествах, когда результат может выйти из-под контроля. Я надеюсь, что этот монах не вознамерился сам реализовать свою идею?
— Нам показалось, что он равнодушен к исходу кампании, и наш отказ воспользоваться его предложением как будто ничуть не смутил его, — ответил комендант. — Он удалился без тени эмоций, и мне доложили, что он отплыл на побережье на небольшом корабле в сопровождении какого-то мрачного человека, выполнявшего роль шкипера и слуги.
— Как он выглядел? — спросил д’Артаньян.
— Весьма молодой человек среднего телосложения с глубоко посаженными глазами и широкими надбровными дугами, — ответил Гримальди.
— Нет, это не Арамис, — сказал сам себе д’Артаньян.
— Что вы сказали, простите? — переспросил комендант.
— Ничего, я просто размышляю вслух, — ответил капитан. — Могу я переговорить со своими соотечественниками? Я бы хотел видеть герцога де Бофора.
— К несчастью… — проговорил Гримальди, — впрочем, я вижу, к нам идёт граф де Гиш, он расскажет вам всё, что вас интересует, мне же позвольте вас оставить, чтобы заняться подготовкой к дальнейшей обороне крепости.
— Всего доброго, комендант, и удачи! — ответил д’Артаньян, приложив два пальца к шляпе, отдавая таким образом честь коменданту как равному себе по званию. д’Артаньян. — Граф, я безмерно рад видеть вас! Вы, я вижу, не ранены! Фортуна хранит вас!
— В отношении меня Фортуна пока более милостива, чем в отношении других командиров, — со вздохом ответил граф де Гиш. — Лучше бы мне было погибнуть в этой вылазке.
— Что вы такое говорите, граф! — удивился д’Артаньян. — Кому же досталось на этот раз от своенравной греческой богини удачи?
— Образность вашей речи, капитан, улетучится после того, как я назову вам имена погибших, — ответил де Гиш. — Наш главнокомандующий, герцог де Бофор бесследно исчез в ходе ночной вылазки.
— Не может быть! — воскликнул д’Артаньян. — Бесследно исчез? Как же может пропасть человек на глазах у множества сражающихся?
— Хотя ночь и была лунная, в момент высадки тучи закрыли луну, мы сражались почти в полной темноте. Лишь изредка вспышки от выстрелов наших и вражеских мушкетов освещали поле боя, да ещё четыре раза взорвались бочонки с порохом, которыми мы уничтожили две турецкие пушки и обрушили два их подкопа под крепость, — с грустью ответил де Гиш. — Вылазку можно было бы назвать удачной, если бы не потеря нашего главнокомандующего. Герцог был отчаянным воякой, он совершенно не замечал опасности, и, по-видимому, погнался за каким-то особенно яростно сражающимся турком, в пылу погони слишком далеко оторвался от отряда и был убит, или захвачен в плен.
— Это большое несчастье! — воскликнул д’Артаньян. — Не приходили ли после этого парламентеры с предложением вернуть герцога за соответствующий выкуп?
— Никаких парламентеров не было, — ответил де Гиш.
— Значит, герцог погиб, — сказал капитан скорее себе, чем де Гишу. — Король не простит нам этой потери.
— Герцог был неудержимым человеком, управлять которым было не под силу даже Королю. Даже кардинал Мазарини не мог ничего поделать с его своенравным характером. Мы могли лишь выполнять его приказы и стараться защитить его, как могли. Но я не снимаю с себя вины за это трагическое происшествие, — ответил де Гиш. — Самое разумное для меня – это погибнуть так же славно, как погиб мой командир, и как погиб виконт де Бражелон.
— Виконт де Бражелон?! — вскрикнул д’Артаньян. — Вы сказали, что виконт де Бражелон погиб?
— Раздавлен рухнувшей от взрыва пушкой, — вздохнул де Гиш. — По-видимому, перед этим он был ранен, поэтому и упал во вражескую траншею, где и нашёл свою смерть.
— Несчастный юноша! Какая злая судьба! Бедный Рауль! — воскликнул д’Артаньян. — Несчастный Атос! Он этого не переживёт.
— Вы говорите о графе де Ла Фер? — удивился де Гиш. — Вы, следовательно, знаете, что он недавно прибыл в крепость?
— Так граф в крепости? — спросил капитан.
— Уже нет, — горестно вздохнул де Гиш. — Узнав о гибели своего сына, граф, по-видимому, выпил отравленное вино. Его нашли наутро следующего дня бездыханным в его постели. Граф де Рошфор и два других офицера, де ла Валь и прибывший после них лейтенант дю Шанте, с помощью двух слуг погрузили его тело в гроб и увезли на материк. Этот дю Шанте имел важные полномочия в письме, подписанным Королём Франции.
— Рошфор и два других офицера с полномочиями Короля? — воскликнул д’Артаньян. — Опять какие-то офицеры и какие-то чёртовы полномочия! Кто читал эти приказы?
— Я их читал, капитан, поскольку после гибели герцога я остаюсь старшим офицером французского войска в этой крепости, — ответил де Гиш.
— Что же в них было сказано? — спросил капитан.
— Всё очень туманно, — сказал де Гиш. — В бумаге было сказано, что предъявители этого документа действовали по распоряжению Короля и во благо Франции, а также о том, что всем офицерам сухопутных и морских сил Франции надлежит оказывать всяческое содействие этим офицерам в их миссии по аресту или казни государственных преступников.
— Тот же стиль и те же необъятные полномочия! — в отчаянии проговорил капитан. — Как вы сказали зовут этих офицеров?
— Прибывший с графом де Ла Фер и графом де Рошфором офицер назвался де Ла Валем, а в бумаге, которую мне показал второй офицер, стояло лишь одно его имя, — ответил граф де Гиш. — Это имя – лейтенант дю Шанте.
— Дю Шанте, — задумчиво произнёс д’Артаньян. — Я не знаю такого лейтенанта в королевской гвардии. Но я познакомлюсь с ним, черт побери! Граф, мы вынуждены оставить вас, поскольку я также выполняю приказ Короля и должен ехать дальше.
— Что ж, — ответил де Гиш, — корабль, на котором вы прибыли, уже разгрузили, и в него погрузили самых тяжелых раненых. Я предлагаю вам отобедать, после чего вы можете отплывать.
— Пообедаем на корабле, если кусок полезет мне в горло после всех ошеломительных новостей, которые вы мне сообщили, граф, — ответил д’Артаньян. — Сегодня – худший день в моей жизни! Боюсь, я утратил вкус к еде на многие дни. Три смерти в два дня! И какие люди! Граф, я желал бы встретить сейчас десяток-другой турков, чтобы насадить их на свою шпагу, однако, я должен спешить к Королю, чтобы спасти честь графа де Ла Фер и его сына, если уж спасти их жизни мне не удалось!
— Неужели чести столь достойных людей может что-то угрожать? — удивился де Гиш.
— И в очень сильной степени! — ответил д’Артаньян. — По-видимому, какие-то недоброжелатели очернили графа де Ла Фер и его сына в глазах Короля. Его Величество ожидал от них самых эксцентричных выходок.
— Если воевать под знаменем Франции, не щадя своей жизни, считается эксцентричной выходкой, — заметил де Гиш, — тогда здесь полно подобных людей. Те же, кто свою честь ценит меньше жизни, остались во Франции.
— Поскольку с недавних пор вокруг Его Величества появились люди, убеждающие его не слишком доверять моим словам, я прошу вас, граф, составить рапорт о гибели виконта де Бражелона и графа де Ла Фер как можно точнее и как можно быстрее.
— Такой рапорт уже составлен в двух экземплярах. Один предназначен Королю, а другой я намеревался отправить нотариусу графа де Ла Фер в Блуа, — ответил де Гиш.
— Вы чудесный человек, граф! Дайте мне оба экземпляра, я обещаю вам доставить их быстрей и надежнее, чем любая почта мира.
— Поднимемся ко мне в кабинет, — ответил де Гиш, — это займёт не более пары минут.
— Благодарю, граф! Идёмте, — ответил капитан.
Взяв протянутые ему два запечатанных конверта, д’Артаньян протянул де Гишу руку для рукопожатия, но, повинуясь какой-то неведомой силе, эти двое вдруг обнялись так, словно были давними друзьями и расставались на долгие времена.
— Я знал вас, как ловкого придворного, граф, — сказал д’Артаньян, — из чего заключаю, что я вовсе не знал вас! Теперь я вижу перед собой бравого военного, с которым я счастлив познакомиться.
— Я ни то и ни другое, — с грустью ответил де Гиш. — В качестве придворного я постоянно совершаю ошибки, влюбляясь в ту, которую любить мне никак нельзя. В качестве военного я, как мне кажется, ошибок не совершаю, но военная Фортуна очень строга ко мне. Я предвижу, что на этом поприще я найду свою смерть, но эта судьба нисколько меня не пугает.
— И в этом вы правы, доложу я вам! — живо сказал д’Артаньян. — Смерть на своей постели среди склянок с лекарствами и в окружении рыдающих сиделок, которые только того и ждут, что вы испустите дух и освободите их от тягостной обузы ухаживать на немощным стариком! Такую перспективу я не пожелаю и врагу. То ли дело упасть с коня, сраженным пулей или вражеским ядром! Быть как герой похороненным под знаменем Родины в окружении солдат, которые не изображают скорбь, а действительно скорбят о потере боевого товарища. Такая судьба, надеюсь, предначертана и мне. Но не спешите с этим! Сражайтесь так, как велит долг, однако, не подставляйтесь под пули почём зря. Прощайте же!
— Прощайте, капитан, — ответил де Гиш.
— Портос, мы едем! — воскликнул д’Артаньян, обращаясь к гиганту, который изучал фортификационные сооружения крепости в сопровождении одного из младших офицеров. Свесившись с крепостной стены, он разглядывал оборудование подходов к крепости, не обращая внимания на пушечные выстрелы с турецкой стороны. — Удивительно разумно устроенная крепость! — воскликнул он, наконец, спускаясь к д’Артаньяну.
 — Чёрт бы побрал и эту крепость, и её архитектора, и тех, кто её осаждает, и тех, кто её обороняет! — ответил д’Артаньян. — Идёмте, Портос. Я должен рассказать вам нечто важное. Но только не сейчас, ради бога. У меня нет на это сил. Скорее на корабль и домой, во Францию!
— Так мы не будем искать Рауля? — спросил Портос.
— Здесь мы его уже не найдём, — ответил капитан со злостью. — Будь проклята эта крепость и эта война! Едем.
— Прибыть на линию боевого соприкосновения с противником и не убить ни одного врага? — удивился Портос. — Разве мы не солдаты, а маркитантки?
— Тысяча чертей! — воскликнул д’Артаньян. — Король отпустил мне всего лишь месяц на то, чтобы разыскать друзей и привести доказательства их смерти! Я намеревался привести ложные доказательства мнимой смерти, и у меня нет времени на задержки! Я должен спешить, поскольку даже один час опоздания может стоить не только жизни, но и чести всем нам, и живым и мёртвым!
— О каких мёртвых вы говорите? — спросил Портос.
— Знайте же, Портос, что Атос и Рауль убиты! — в отчаянии ответил д’Артаньян. — Они погибли здесь, в сражениях с турками! А я даже не могу отомстить за них!
— Это ужасно! — прошептал Портос, лишившийся голоса от горя.
— Мы прибыли чтобы помочь им, спасти их, или же умереть вместе с ними! — продолжал д’Артаньян. — А что мы нашли здесь? Они уже мертвы, не выполнив свою задачу спасти де Бофора, они погибли вместе с ним! Вместо ложных доказательств их смерти, которые я намеревался составить, я нахожу истинные свидетельства их подлинной кончины! Я намеревался надуть Короля, но, похоже, сама Судьба потешается надо мной, она лишила нас самого дорогого – друзей, и угрожает отнять даже их честь, опоздай я хотя бы на час! Сердце требует мести, а разум заставляет покинуть это место как можно скорей. Так что я вынужден удирать от турков словно заяц от гончих!
— Если вы должны ехать, чтобы защитить нашу честь, езжайте, —ответил Портос. — Я остаюсь, чтобы отомстить за Атоса и Рауля, и плевать, если я погибну тут же, защищая эту самую крепость.
— Чёрт возьми, вы тысячу раз правы, Портос! — воскликнул д’Артаньян. — Мы не уедем отсюда, пока не дадим ответного сражения, и пока не отправим на тот свет, по меньшей мере, пять турок за каждого погибшего товарища!
— Вот это по мне! — воскликнул Портос. — Так мы дерёмся! Это славно! Наши мушкеты и шпаги защитят нашу честь здесь, в сражениях с турками, а что о нас будут говорить в Париже, уже не столь важно!
— Мы отбудем отсюда, Портос, но позже, — ответил д’Артаньян, у которого рассудительность попыталась взять если и не верх над сердцем, то, хотя бы отвоевать частичку своего влияния. — После того, как мы в достаточной степени покроем себя боевой славой в сражениях за эту крепостишку, мы с чистым сердцем отправимся защищать честь тех, кто остался в живых и тех, кого уж не вернёшь. Документы о гибели Атоса и Рауля должны дойти до Короля, чтобы он видел, каких людей он намеревался арестовать! Людей, которых он подозревал в мятеже, и которые отдали свою жизнь за него!
— Но прежде мы дерёмся? — спросил Портос.
— Но прежде мы дерёмся! —подтвердил слово в слово д’Артаньян. — И уже сегодня мы пойдём в атаку, даже если не получим в поддержку ни одного солдата!
— Славное будет дельце! — ответил Портос.

Я не люблю описания батальных сцен. Через два дня д’Артаньян, получивший пулевое ранение в правое плечо, и Портос, раненый в бедро левой ноги двумя пулями навылет, прибавившие перед этим на свой счёт более полутора десятков убитых турков, получили законное право покинуть число защитников крепости и в числе других раненых отплыть на материк к своим.
В сумерках друзья сели на корабль, который повёз всех раненых с острова. В дороге друзья почти не говорили, поскольку каждый был погружен в свои мысли. Кроме того, на корабле было множество посторонних людей, что не давало возможности откровенно поговорить без опасения быть услышанным.
Получив на материке первую помощь, которая состояла в том, что им освежили повязки и дали по стакану вина для смягчения боли от ран, они отправились в лёгкой карете обратно во Францию.
Всю дорогу д’Артаньян думал лишь о том, что жестокий приказ Короля привести ему свидетельство гибели своих друзей необъяснимым образом исполняется сам собой. Если свидетельства мнимой гибели Портоса, которые спасали его от преследования более трёх лет, можно было попытаться предъявить как истинные, и не нашедшие опровержения, хотя это могло и не сработать, то в отношении Рауля и Атоса злодейка Судьба распорядилась иначе. Какая-то мистическая сила заставляла сбыться требованиям этого приказа вопреки всем усилиям д’Артаньяна, отчего он чувствовал бессилие и ярость загнанного в клетку льва.
«Если так пойдёт дальше, — думал он, — я вскоре получу известие о смерти Арамиса! Надо решительно кончать эту игру в кошки-мышки со свидетельствами о смерти моих друзей! Я пошел неверным путем! Следует бороться не со следствиями, а с причиной».

(Продолжение следует)