Болотные огни

Мой город вбит пограничным столбом в чухонские болота. Драгоценным, исцарапанным в дуэлях, революциях и блокадах перстень обнищавшей фамилии надет на перст свинцовой Невы. Он воткнут под лопатку золотой иглой Петропавловки.
Это не краснощёкая и базарно «акающая» Москва с её кривыми, горбатыми переулками, всегда в центре внимания тех, кто желает залезть ей под подол. Рискуя получить в горло заточкой Крестов, лучше не отпускать двусмысленностей в его адрес. Несмотря на строгую выправку его першпектив с затёртыми тату «Эта сторона опасна при артобстреле» у моего города есть шарм белых ночей. А у Москвы есть шарм? Вот видите, вам тоже смешно.
Ёжась под балтийским ветром, вновь разглядываю его строгий силуэт в офицерской шинели с сорванными пьяной матроснёй погонами, его хмурое лицо за окнами знакомых фасадов, обветренные скулы гранитных набережных. И меня не покидает ощущение что, хоть он и здорово сдал, но я всё такой-же молодой.

==
В один из приездов я попытался разыскать знакомых из прошлого в реальности, которого у меня начинают возникать сомнения, но которое всё ярче, всё чаще напоминает о себе. В том прошлом я работал на заводе, учился на вечернем отделении и был наполнен до краёв счастьем молодости. Знакомые из недавнего прошлого сообщили мне что, мой товарищ Витя из корня квадратного прошлого, сбрендил. Не то чтобы окончательно спятил, сидит на полу и ловит солнечных зайцев, а слегка повредился. Приятель хакнув некие базы, выдал место жительства, паспортные данные и телефон. Безнадёжно набрав, я почти сразу услышал голос сразу перехвативший горло.
--Алё, кто это? Негромкий, монотонный без интервалов и интонаций, испугавший, что может закончиться положенной трубкой, заставил меня заторопиться:
--Витя, привет это я. Не узнал столько лет прошло, мы вместе работали на Большевике, ты, наверное, забыл?!
--Струсь, ты что-ль? Спросил нисколько не удивлённый Виктор.
«Во память! Двадцать лет прошло.. Кажется с дуркой что-то напутали»
--Как жизнь? Как дела? Все те, любезные вопросы, ответы на которые мало интересуют спрашивающего.
--Какая жизнь?! Я-ж инвалид.
--Гонишь?!
--С 96-ого на инвалидности. Насмешливо и почти радостно:
--Пенсию по второй группе получаю. Сообщил он с гордостью уцелевшего в бою.

Нет, не ошиблись, хотя он всегда был странен. Его скачущие ассоциативные ряды замыкались причудливыми, но очень меткими прозвищами. Данное мне «Страусёнок» за которую неоднократно хотелось наварить ему по тыкве, но я сдерживался, принимая во внимание его хлипкую конституцию. После недолгих пыток с выкручиванием рук, он объяснил что, это совокупность тогдашнего шика, моих джинсов «ЛевиСтраус» и костяшек кулаков, напоминавших жилистые страусиные мослы, на которых я отжимаюсь до сих пор. Но как я теперь догадываюсь ещё из-за выражения глаз, в которых, как у страуса, нет ни какого выражения, перед тем, как долбанёт клювом.
Поражало то, что всегда был неуловимый оттенок связующий внешние данные и черту характера персонажа, на уровне сюрреализмов Дали, который мы не могли заметить в силу нашего нормального, если подходит это слово, воображения. Кстати, об Испанце я впервые услышал от него. Он пытался мне, пацану с рабочей окраины, где всё реально донЕльзя, объяснить смысл картины «Предчувствие гражданской войны»
--Ну ты чё, совсем ничего не видишь? Напрягись ! Но я не видел ни черта и до сих пор не вижу, другой угол зрения.
===
В том ветхозаветном прошлом девчонки с нашего вычислительного центра в стенгазете, посвящённой дню Советской Армии, написали на всех ребят весёлые стихотворные шаржи. Посвящённый мне я до сих пор вспоминаю с гордостью:
Есть у нас Ален Делон
Он весёлый и лохматый
Вечно поцарапан он
Последнее из-за постоянных синяков с которыми я возвращался после активно проведённых выходных. Задетый за живое дурацкой эпиграммой, я решил улучшить свой имидж. Как-то после праздника Восьмого марта до странности трезвого, я бежал от остановки к проходной. Торопясь, срезал через обледеневшие сугробы, оттолкнулся и прыгнул. На пике траектории полёта в темноте налетел запыхавшимся ртом на стальной тросс-растяжку телеграфного столба. Немного полежав в снегу, через десять минут со вздувшимся через щёку рубцом, здоровался с коллегами разбитыми в кровь губами. Заметив снисходительные усмешки и укоризненные покачивания головой: Горбатого могила.. Усвоил правило: Быть самим собой и плевать на мнения.
==
У него был абсолютный музыкальный слух, как у дирижера. На обеденном перерыве он мог лениво промурлыкать всю партитуру рок-оперы «Jesus Christ Superstar» умудряясь воспроизводить, и ударные, и струнные, и клавишные. Всё одновременно. Триоли «Babe, I'm Gonna leave You» на разбитой шестиструнке из Красного уголка до сих пор плывут в моей голове блюзом ушедшего трамвая нашей юности. Не понятно, что он делал на заводе?! Наверное, как все учился пить пиво после работы. И вот теперь сошёл с ума.
Трудно представить муки асфиксии, то уходящего под воду, то всплывающего сознания, судорожно хватающего воздух реальности. Лучше уж окончательно утонуть, чем в минуты просветления испытывать страх перед следующим погружением в тину, где всё искажено и кажется правдивым, настоящим. Психи не чувствуют боли. Враньё!! Они живут в боли. Это их среда обитания. Душевная боль во сто крат сильнее физической, блокируемой защитными механизмами отключающими сознание, но когда болен мозг, это превращается в постоянную боль.
Виктор, не найдя против настоящего резавшего его уникальный слух своей фальшью универсальных средств: водка, шЕрево или просто забивание на всех и вся, предпочёл сойти в сторону. Бедная его голова, навсегда вобранная в плечи, не выдержала яркости образов, вспыхивающих электросваркой, заставлявших нас смешливо щуриться и хохотать на перекурах, в подсобке нашей молодости. В реальности которой я начинал сомневаться, но которая всё-таки была.
==
--Помнишь, как Неву форсировали? Не зря, теперь есть что вспомнить.
--Да, есть что.
Подтвердил я, вспомнив инициацию осатаневших от портвейна искателей истины, перешедших Володарский мост по верхам фермы. Уже тогда, в алкогольном тумане понявших, что жизнь абсурдна и бессмысленна.
--Витя, давай я завтра перезвоню и мы встретимся? ОК?!
Назавтра я перезвонил, и потом ещё не раз, и ещё уже за тысячи вёрст.
Там в прошлом, никто не подошёл и не подходит. Но я продолжаю мысленно набирать, стирающиеся в памяти номера.