Советский стройбат. Часть 4. Белый Раст 2

И вот как-то после ужина комроты завёл нас в канцелярию и выдаёт: мол пришёл новый призыв, они прошли карантин, на днях принимают присягу и скоро будут здесь. Пока 20 человек, родом с Киргизии, потом и ещё 80. И заводит старый разговор, что сделает нас замкомвзвода — «замок», а в цех найдёт других ребят. Мол вы вроде парни толковые, дурью не маетесь, уже обвыклись, дам вам по лычке для начала, а домой поедите вообще старшими сержантами, а то и старшиной. И … биться сердце перестало... это, что же прощай биндюга — здравствуй казарма? Тут с офицерами не особо считаются, да как такими командовать?  И рано или поздно встанет извечный армейский вопрос, когда одних срочников ставят командовать другими: как быть с нарушителями? Сдать, чтобы свой зад прикрыть или покрывать? И зачем нам эти моральные терзания, решение этой дилеммы? Будь это в строевых частях, так может и стоило позарится на эту должность. Но это стройбат. Тут тебя подставят даже не со зла, а просто по тупости. Нет, такого счастья нам не надо!!!! Мы дружно стали отказываться, наша биндюга — наш Тадж-Махал шептал — откажись — это развод!!! Ротный служака был опытный, быстро понял, что согласия он не добьётся, а назначить приказом против желания он не хотел. Сказал, что дал маху разрешив жить в цеху, для порядка назвал нас мудаками и отпустил восвояси. Фу … пронесло!!!

Ещё через неделю привезли пополнение, дембелей стали увольнять ещё быстрее и к двадцатым числам декабря их осталось с десяток. Стало вообще хорошо. Нам хорошо, а вот молодой призыв начал, как и водится битву за высокий статус. Все со всеми. Азиаты, кавказцы, славяне. Мы держались особняком, в казарме появлялись редко и нас это сильно не волновало.  Пополнение знало, что мы пришли, когда здесь было 60 дембелей, знали, как нас приняли, знали, что зачморить не получилось, но всё же несколько попыток прощупать нашу прочность было. Девятка с кашей, перевёрнутая на голову особо ретивого таджика, поставила точку в выяснении отношений.
Да, служба в отряде начала казаться вполне посильным, сносным, да и просто весёлым делом, не то, что первый месяц. Теперь всё стало по-другому. После смены состава командование роты перевело дух и взяло молодое пополнение в оборот. Дисциплина стала жёстче, проверки регулярные, ходили строем. Честь тут сроду не отдавали, но и сидя с комроты уже никто не разговаривал, как буквально неделю назад. Расстёгнутый крючок и пряжка на яйцах — с этим особо не боролись, но самоволки и употребления спиртного прекратились. Очень помогло, что в роте появился лейтенант замполит и прапорщик — командир взвода. До сих пор не понимаю, как старшина и комроты, вдвоём поддерживали подобие воинского подразделение с сотней дембелей. Хотя всё понятно и очень просто: во-первых, они командовали ими с присяги и прекрасно знали личный состав, знали, чего от кого можно ждать, кому можно доверять, во-вторых, оба по жизни были конкретными пофигистами и, в-третьих, они не задумываясь раздавали затрещины и пенделя и налево, и направо. На губу здесь отправляли крайне редко, разбирались сами.

Время шло, мы осваивались и активно обследовали окрестности вокруг казармы и мастерских, где работали. Заборов вокруг этих объектов не было. Работы было не много, иногда мы успевали выполнить задание до обеда, а после объявляли сон час, дрыхли с часок и шли шарахаться по окрестностям. Наши предшественники, имея такое чудо как биндюга, использовали его на полную катушку. Нам подробно рассказали про какую-то фабрику в Яхроме, при которой было женское общежитие и про их коменданта, и про то, как туда можно попасть, и в какой комнате самые весёлые девочки, которые могут прийти в гости в биндюгу. В самом Белом Расте и даже в Икше ловить было нечего. Местные жители любое происшествие в посёлке, любую кражу списывали на нашу роту, обходили казарму стороной и дочкам своим строжайше запрещали любое общение со стройбатом. Отчасти такое отношение было обоснованным, справедливым, но всё же излишне предвзятым. Ну было, да, не отрицаю, были среди нас любители провести рейд по чужим сарайчикам, погребам и подвалам, но не всех же одной краской мазать. А может и всех. Раз два литовца с такого рейда принесли трёхлитровую банку с вареньем из смородины и черёмухи и щедро угостили всю роту. Всё бы ничего, да пропажу хватились сразу же. Сразу к участковому, а тот тут же к нам. Старшина выстроил весь состав и скомандовал — открыть рот — высунуть язык и пошел с участковым по рядам. Да можно было и не идти, всё сразу стало ясно как под микроскопом. Участковый потребовал выдать воришек. Грозил возбудить дело и начать следствие, взывал к совести советского солдата и вообще произнёс пламенную речь, достойную Че гевары, Ильича и Фиделя Кастро. Но рота молчала. Да, что тут банка варенья — рота молчала и в гораздо более серьёзных случаях. В стройбате как с Дона - выдачи нет.

В общем ничего особо интересного мы в окрестностях не нашли, в Яхрому ехать было опасно, да и момента подходящего не было. Зато нашлись земляки в соседней части, а там даже земляк с продовольственного склада. Поверьте, это было круче, чем новый бушлат, увольнительная в город или блок сигарет. В первый раз нам подкинули 1кг муки. Мы долго матерились, возвращаясь в биндюгу, шли за тушенкой или сгущенкой, а что с этой мукой делать? Куда её засунуть?
Ходили я и Мишка Саночкин, пришли, показали добычу и все сникли. У нас ещё от дембелей оставалось немного картошки, планировали пожарить её с тушенкой и такой облом. Легли спать, но сон не шел, лениво болтали. Мука не давала покоя. Обсудили сотню вариантов её использования. Особых познаний в кулинарии ни у кого не было, но всё же какие-то картинки — воспоминания как стряпали наши мамы говорили, что ещё нужны молоко, яйца, масло и т. д. Вовка Ульянов, страдал лишним весом, жрать хотел всегда, не успокаивался дольше всех. Незаметно ленивый разговор перешёл в спор, Вовка начал доказывать, что можно просто смешать муку с водой и пожарить оладушки без всякого масла. Вовка так в это поверил, что заставил и нас поверить, вот уж воистину - «Ах обмануть меня трудно, я сам обманываться рад». Мы поднялись и попёрлись на кухню, уселись на раздолбанный диван, покрытый тентом от зила 130 -ого и стали ждать, когда Вовка испечёт оладушки. Процесс был не скорый. Сначала надо было подобрать нужную консистенцию, оладушки то растекались как вода, то наоборот с трудом размазывались. Вовка быстро был низложен из шеф-повара до наблюдателя и насупившись сел к нам. За дело взялся Мишка Саночкин. У Мишки дело пошло веселее. Пропорцию воды и муки он нашел сразу и вскоре на сковородке появилось нечто похожее на что-то среднее между блинчиком и оладушком. Это нечто зарумянилось и …. а чем перевернуть? Ни ложкой, ни вилкой перевернуть не удалось. Это изделие рвалось, слипалось и в итоге сгорело в уголь. Кухня наполнилась жутко вонючим дымом. Козлом отпущения выбрали конечно главного затейника — конечно Вовку. Он всё выслушал, насупился ещё больше и ушел в кубрик.  Мы решили проветрить и идти спать. Но не тут-то было. В дверях кухни возникла торжествующая фигура недавнего изгнанника. Он зашел с видом наполеона после Аустерлица держа в руке — мастерок! Ну да, пожалуй, мастерком можно будет подцепить весь оладушек. Вовке вернули должность шеф-повара и процесс возобновился. Действительно! Удалось! Оладушек перевернули и поджарили с двух сторон, прям по-настоящему. Каждому досталось по крохотному кусочку, вкуса никто не понял и Вовка начал ещё один замес, а потом ещё и ещё. Он не остановился пока не использовал всю муку. Вкуса не было никакого. Примерно так жевалась промокашка из школьной тетради. Сено, наверное, такого же вкуса. Однако же большого сожаления и разочарования не было. Никто кроме Ульянова изначально не питал иллюзий от такого рецепта. Но всё же было обидно. Мы ещё долго, лёжа в кроватях, чувствуя носом горелый запах, обсуждали как можно использовать эту выпечку. Решили, что завтра надо попробовать её за завтраком с маслом.
Так и сделали. За соседним столом сидели ребята киргизы. Наши лепёшки вызвали у них блеск в глазах и неподдельный интерес. Это парни были чабаны с высокогорных районов озера Иссык-Куль, у них на родине такие лепёшки были ежедневным блюдом. Их специально делали без масла, молока и прочих изысков, чтобы они не портились, когда чабан надолго уходит в горы. Все наши лепёшки были мгновенно обменяны на масло, сигареты и прочие важные для солдатского быта вещицы.

Второй раз нам подкинули сухофрукты и сахар. На этот раз ходили Саночкин, Симонов и Кузьмичёв. Я с Ульяновым ждал в вагончике. Заранее, что обломится было неизвестно. Складские тырили всё, что удавалось списать на усушки, утруски и прочие бухгалтерские хитрости. Когда ребята разложили очередную добычу, звучало одно слово — компот. Но всё тот же Владимир Ульянов — как и его знаменитый тёзка - вождь мирового пролетариата молвил ту же знаменитую фразу - «Нет, мы пойдём другим путём». Все с тревогой уставились на Вовчика, ещё хорошо помнилась эпопея с выпечкой лепёшек, но Вовчик был невозмутим и глядя на сухофрукты и сахар, полушепотом произнёс — пацаны, нам нужны дрожжи! Да, конечно, чёрт возьми, как же мы раньше не догадались и как бы догадаться если никогда не варил самогон, не ставил брагу, но Владимир Ульянов шарил в этом не понаслышке, он жил в селе, в частном доме и с младенчества видел, как отец ставил бражку и гнал самогон.
Сказано — сделано. До НГ оставалось всего — ничего и мы стали срочно искать дрожжи. Это вам не 2020, а декабрь 1984г. И задача оказалась совсем даже не простой. У наших земляков со склада дрожжей не было, в сельпо тоже не оказалось, там они конечно бывали, но не всегда.  Проблему решил парень с грузинского призыва, хевсур Толик, имя у него конечно было другое, но для нас он был Толик. Узнав для чего нам дрожжи он воодушевился идеей, прям загорелся и заверил, что точно раздобудет дрожжи.
Но Толик поставил условие — брага должна стоять в роте, а не в биндюге. Понятно, в новогоднюю ночь ему из казармы не выйти. В роте конечно тоже можно было поставить, но где именно? А главное в чём? В казарме было много половиц без гвоздей, поднимаешь доску, а там подполье в полметра глубиной. Но в казарме вообще было холодно, а в подполье и вовсе дубак и Вовка Ульянов эту идею сразу отверг. Уж не помню чей, но чей-то светлый взгляд упал на пожарный щит. А именно на огнетушитель. Главные эксперты по браге и вину, грузин Каха и Вовка сделали вывод - ёмкость подходящая. У старшины имелся в каптёрке просроченный огнетушитель, его и приспособили. Отошли в укромное место, подальше от казармы и стравили пену. Пена шла минуты две, казалось ей не будет ни конца, ни края, а она всё шла и шла. Хорошо, что снег был рыхлый, пена быстро осаждалась, но всё же получился здоровенный желтый круг. Место хоть и укромное, но кто-то из офицеров мог сюда случайно забрести, пришлось ногами мешать пену со снегом. Кое как ликвидировав следы преступления мы попытались открыть крышку, но не тут-то было, она частично приржавела и руками открыть никто не мог. Но мы же сварщики с механических мастерских. Закрыв затвор и передавая огнетушитель с плеча на плечо, мы пошли в цех и используя тиски быстро открыли долбанную железяку. Ну кто же знал, что там есть остаточное давление? Видно, пока мы шли растрясли остатки жидкости и мощный выброс пены окатил с головы до ног меня и Витьку Симонова. Повисла минута молчания. Когда стены мастерских перестали трястись от хохота и пацаны перестали кататься по полу, держась за животы мы отнесли огнетушитель в умывальник, вставили в него шланг и открыли воду. Где -то через полчаса сия импровизированная емкость для брожения была готова к употреблению. Назавтра, мы засыпали сухофрукты, сахар, залили воду - где-то с ведро. Ждали Толика. Вот и он пришел со своими земляками, достал из -за пазухи кулёк с изюмом и стал его тщательно перебирать, рассматривать, обнюхивать. На вопрос, где дрожжи он, с видом профессора, читающего лекцию первокурсникам, стал рассказывать, что на винограде всегда есть дикие дрожжи и что на изюме их тоже полно и что дикие дрожжи на изюме гораздо лучше, чем магазинные хлебопекарные.  Ну и конечно стал рассказывать, как делают вино в Грузии и что он потомственный винодел и что всё будет супер-пупер. Деваться некуда, изюм засыпали, крышку закрыли, отнесли в роту и улучив момент заменили огнетушитель прям на пожарном щите.
   Так он до НГ и висел, круглые сутки под присмотром. Через день он стал нагреваться, при чём довольно чувствительно. Собрали консилиум. Технологи долго спорили, что надо делать. При брожении выделяется углекислый газ и его надо каким-то образом отвести из емкости. Спорили взорвётся огнетушитель, если не стравить газ или нет. Долго изучали маркировку, но там всё было в мга паскалях, сколько это в очках никто не знал, не знали, как перевести. Наконец то нашелся кто-то чуть-чуть технически грамотный, сказал, что это больше 10 очков. Решили, что 10 очков при брожении не наберётся и огнетушитель выдержит. Но ещё через день в огнетушителе начался гул. Он гудел. Если приложить уху, то слышался тихий гул. Внеочередной консилиум вынес решение — газ нужно стравить. Осторожно сняли нашу драгоценность и опять долго спорили. По инструкции огнетушитель надо при использовании перевернуть, но надо ли нам его переворачивать. Решили, что переворачивать не будем и осторожно перекинули ручку. Мощная струя газа вырвалась из сопла. Сильно шипя, она шла секунд 6-7, потом под напором пошла брага. Ручку закрыли.  По казарме пошел явный запах свежей браги. Все решили, что процесс идёт нормально и преисполнились надеждами.

И вот новогодняя ночь. Дежурили старшина и ещё один прапорщик — командир взвода. Они тщательно обшманали казарму, старшина прекрасно знал почти все нычки — тайники. Залезли и в подполье, нашли дофига чего, но в основном безобидное. Почти всё раздали обратно, но несколько бутылок водки были конфискованы безвозвратно. Как же всё-таки хорошо было работать в мастерских и жить в биндюге. Мы могли хоть слона спрятать.
Прапорщики провели вечернюю поверку, поздравили с новым годом, разрешили смотреть телевизор до 12-00 и ушли. Понятно, что они где-то к часу ночи обязательно вернутся и пересчитают всех по головам. Свернуть муляж, типа спишь, накрывшись одеялом с головой не получится, тут это не прокатывало. Но нас это не волновало, мы продолжали жить в биндюге, нас волновало другое — наш огнетушитель.
Его сняли, обтёрли и стали ждать боя курантов. Все посвящённые в таинство приготовления браги сгрудились вокруг волшебного красного цилиндра с кружками в руках. Стояли мы на взлётке рядом с тумбочкой дневального с десяток человек, нас пятеро и Толик с земляками грузинами. Пол роты сидело перед телевизором, но больше смотрели на нас. Наша группа явно заинтриговала. Народ жаждал узнать зачем мы сняли огнетушитель? Как потом выяснилось большинство решило, что мы хотим устроить своеобразный новогодний салют, но в стиле Ивана Купалы и облить всех пеной. Да как бы не так! И вот под первый удар курантов, возбуждённые и в ожидании чуда мы перекидываем заветный рычаг.
Потом долго спорили - сам Каха упал или всё же его сбило струёй. Наверное, всё-таки сбило струёй. Струя, ударом в грудь свалила Каху, перевернула пустой табурет и её остановила только стена казармы. Огнетушитель вырвался из рук, упал на пол и закрутился как мощный вентилятор. Кто-то истошно заорал — ложись!!! Народ у телевизора ожидал более мягкого веселья и бросился врассыпную. Началось что-то невообразимое. Мало кто понимал, что происходит, многие поддались панике, заорали, забегали.
Струя поливала всё вокруг на 360 гр. Это было шампанское, самое настоящее фруктовое шампанское. Весь газ, не имевший возможности выхода впитывался в брагу и теперь стремительно выходил через сопло воздушной пеной. Мы стали дружно орать: держи, твою мать, хватай, наливай … … твою мать …  Однако остановить огнетушитель не получалось. Все суетились, кричали, создавали толчею и только усиливали панику. Наконец огнетушитель почти замер, но тут же, словно опомнившись, полетел по полу как торпеда. Летел прям по взлётке, прям на испуганную толпу. Кто-то из узбеков не успел как другие взлететь на второй ярус и ракета сильно ударила по ноге. Наконец пена иссякла. Огнетушитель остановился и начал пускать пузыри. Повисла пауза. Потом загалдели все. Все были испуганно — возбуждённые, такого исхода не ожидал никто. Узбек, которому повредило ногу, с досады пнул огнетушитель и … наступила тишина … все замерли ожидая, что будет … и в этой тишине раздалось … бульканье. Там ещё оставалась живительная вожделенная влага!!!! Уже не боясь, быстро открутили крышку и действительно, о чудо!!! Там ещё прилично осталось. Хватило, пожалуй, кружек на 20, грамм по 150.
К часу пришли наши прапорщики и начали проверку личного состава. Все конечно уже улеглись, следы распития шампанского уничтожены - за исключением запаха. От запаха избавится не удалось. Аромат был стойкий, вредный. Прапора сначала хотели поднять всю роту и всю перенюхать, но сжалились и решили сделать это на утреннем осмотре. Но утром пришел ком роты, увидел, что все на месте и все морды целы и рота была прощена.   
Давно уже в наши магазины пришло товарное изобилие. Купить можно, что угодно. Я перепробовал, наверное, с сотню разных видов шампанского, но такого вкусного, как в ту новогоднюю ночь больше не пробовал никогда.
В общем так: берёте огнетушитель, 3 литра сухофруктов, 3 кг сахара и 3 горсти изюма.  Всё залить водой литров 15. Изюм ни в коем случае не мыть. Всё остальное вы знаете.

Время шло, служба шла, как и должно, по распорядку. Неспешный подъём, завтрак, работа, обед, работа, ужин, поверка и в биндюгу на отбой. Строились планы по экспедиции в Яхрому, но по рассказам дембелей мы знали, что там частенько ошивается комендантский патруль, поэтому не спешили. Место незнакомое, куда ломится от патруля? Гауптвахта была гарнизонная, не своя. Но больше всего останавливало джентльменское соглашение, между нами и комроты — мы живём в цеху и нет залётов, есть залёт — все ночевать в казарму. Решили сначала сходить в официальное увольнение, осмотреть город, а потом действовать по ситуации.
Поначалу работы у нас было немного. Зима не самый лучший сезон для стройки и заказов с объектов было по минимуму. Но потом работы добавилось, начальник мастерских решил время не терять и стал брать халтурку от населения. Варили печки для бани, заборы, лестницы, ворота, памятники и прочие металлоизделия. Пару раз даже гаражи, но только каркас, красть столько листового металла на обшивку было опасно. От заказов и нам хорошо перепадало, грех жаловаться. Деньги Стрижаков нам не давал, но покупал, что мы просили: сигареты, сладости, колбасу, лезвия, крем сапожный и т. д.  Частенько клиенты добавляли к оплате прошлогодние консервированные продукты и тогда к нашему рациону добавлялись домашние солёные огурцы в мутном рассоле, помидоры, капуста, засахаренное варенье с ржавыми крышками. Брали всё. Кухня в вагончике работала каждый день.
Вообще жизнь наладилась. Стал забываться весь беспредел и жесть первого времени службы в отряде, постоянные пендели и холод. Мы теперь были старшим призывом, жили отдельно от роты, имели массу бесконтрольного времени. Всегда с сигаретами и питались почти как дома, да и просто выглядели не как остальные. На работе одевали брезентовую робу и форма хб была в хорошем состоянии.  Для роты, по просьбе старшины, сварили здоровенный навес на крыльцо и ещё много чего по мелочи. А старшина выдал новенькие сапоги, кожаные ремни и шапки с тёмно-голубым мехом, который считался особым солдатским шиком. Нам не надо было прятать крем, зубную пасту, подворотнички, нитки и прочий солдатский скарб. В биндюге воровать было некому. У нас всего было полно.
А в казарме что -то сохранить было сложно - воровали всё. Половина роты таскала у себя в сапогах зубную щётку и пасту. Работали в основном с бетоном и на кладке кирпича. Вид, конечно, у них был совершенно другой. А у нас сапоги всегда блестели, подворотничок всегда белоснежный. Нас уважали, нам завидовали. Находились умники, которые совали Стрижакову купюру в 25 рублей и просились взять к себе в мастерские. Но все получали отказ. Мы не косячили, план выполняли, а от добра, добра не ищут.   
Как-то утром Мишка Саночкин, в задумчивости долго сидел на кровати разглядывая свои ласты, у него на ноге срослись большой и соседний палец, оттого он и попал в стройбат. За глаза его звали «утка», не увидев ничего нового в своих ластах, он вдруг заявил: «я на завтрак не пойду, не хочу. Можете съесть моё масло.»
Пришлось с Мишкой провести воспитательную работу. Завтрак фиг с ним не хочешь — не ходи, но за неявку на проверку комроты мог лишить нас биндюги. Мишка разъяснениям внял, но заронил в наши головы думку - как бы отмазаться от завтрака, вернее не от завтрака, поесть мы могли у себя в вагончике, а от утренней проверки.  Мы и так вставали в 7-00, а могли бы вообще в 8-00.
А на улице уже стоял апрель, пригревало солнышко, снег начал сходить и вот как-то приходим мы к мастерским после обеда, уселись на листы железа, они солнцем нагретые, аж горячие и думаем, как избавится от утренней проверки. Видно, совсем к тому времени мозг жиром заплыл. 
Это называется зажрались. Мы зажрались и вселенная нас наказала. Перед ужином того же комроты нам объявил, что пришёл приказ срочно перевести  нас на другой объект, в другой отряд и завтра в обед за нами придёт машина. Сказать, что мы лишились речи это ничего не сказать. Оставить такое шикарнейшее место и ехать в другую часть и начинать всё по новой, по новой биться за место под солнцем, обживаться. А биндюга? Как мы будем жить без этой цитадели свободы, пьянства и запланированного разврата? Без своей кухни, без серванта, без халтурки и трёхлитровых банок варенья?  Да нет, это решительно невозможно, «это же какой-то позор», это ротный просто шутит. Сейчас он рассмеётся и скажет: видели бы вы сейчас свои рожи ха-ха. Но ротный не смеялся. Сказал, что изменить ничего нельзя, приказ пришёл из управления работ и ехать нам по любому придётся.
Подавленные, разбитые, удручённые ни одно из этих слов не выразит наше состояние. Мир рухнул. Всё. Дальше неизвестность, мрак и безысходность. Второй раз нам так не повезёт, так не бывает.Уснуть долго не могли, всё какие-то тревожные мысли не давали покоя. Было очень обидно.

Александр Васильевич Суворов на вопрос сколько у солдата должно быть имущества ответил: У солдата имущество — «встал и пошел». Это явно не про нас. Мы собирались долго, с утра и до обеда. За полгода жизни в биндюге скопилась гора всякого барахла и львиную часть приходилось оставить. Мне, ещё при дележе наследства от дембелей, досталось толстенное одеяло из верблюжий шерсти и пуховая подушка.  Были и подменная форма, гражданская одежда, куски бархата на дембельский альбом, цепочки с брелками, рулон - метров 10 полотна на зимние портянки. Взять с собой мы могли только наиболее ценное и жаба давила аж до слёз ведь приходилось бросать всё, всё что нажито непосильным трудом: 2 армейских тулупа, сильно поношенные, но очень удобные если надо разгрузить машину с материалами.  Кастрюли, сковородки, мельхиоровые ложки, явно криминального происхождения, скорей всего добыча из ночного похода в село. Стаканы с подстаканниками, мешок картошки и полно других продуктов. Пару мешков барахла мы отнесли в роту и просто раздали. Биндюгу  заботливо привели в порядок. Почистили, прибрали. Хотели даже пол помыть, но полы моют за покойниками, поэтому ограничились веником. Посидев на дорожку, не торопясь пошли в казарму. Прощание было по армейски скупым и недолгим. На проверке, перед обедом, комроты вытащил нас из строя, похвалил, поблагодарил за службу и объявил благодарность.  Нас уже ждал присланный за нами бортовой зилок. Залезли сами, погрузили свои баулы, всё - сейчас поедем. Тут к машине подходит старшина и с таким хитрым прищуром заявляет: нахера вы мне на новый год огнетушитель испортили? Мы замерли... а он только усмехнулся: знаю, всё знаю, ну да ладно, но будьте впредь осторожней!!!
Машина тронулась, а мы долго ещё махали старшине.
Вот суки, кто-то же нас сдал... да немудрено... вся рота видела.
Ну хрен с ними, нас ждал другой военно-строительный отряд. Другая жизнь.