Лики Смерти или последний Президент

ЛИКИ СМЕРТИ
ИЛИ ПОСЛЕДНИЙ ПРЕЗИДЕНТ
(избранные главы)

Мы переспали случайно.
Утром я что-то делал, звонил кому-то, и, может быть, через полчаса заметил ее глаза.
Густые волосы, высокие скулы.
Вспомнил, как мы вчера уснули.
Что было до этого, прошлым вечером.
Как долго мы болтали о вечном.
Коса. И мини. Длинные ноги.
Манера все время шутить о боге, футболка в обтяжку, молния сзади, стоны на автостраде.
- Наверно, хватит уже шататься.
Тебе хоть есть уже восемнадцать? — Мне? Конечно. Намного больше.
Прекрасно. Идти можешь?
И вот - нагая в лучах утра.
Смотрит так непривычно мудро, так странно, что расхотелось есть.
Говорит:
- Я твоя смерть.
И почему-то поверил сразу.
забил на логику, доводы разума, не вынул даже бритву Оккама,
а взял и спросил прямо:
- Когда?
- Не то чтобы очень скоро.
Еще как минимум лет сорок.
Может, и больше. Не бойся. Не съем.
Я маленькая совсем.
- А, я ведь спрашивал. Спрашивал ведь!
- У тебя совершеннолетняя смерть.
Не бойся. Я не хочу тебе зла.
Просто раньше зашла.
Ты так боишься, боишься меня, ты все тупее день ото дня, не спишь до одури, морды бьешь, ты так умрешь раньше, чем умрешь.
Куришь, дуешь, читаешь дрянь, все время груб, постоянно пьян, типа талантли-вый и ершистый, а на деле боишься жизни.
Так вот. Не надо про «смерти нет». Я есть. Мне нравится черный цвет.
Коты. Истории. И цветы.
И мне нравишься ты.
Сейчас я уйду. Но вы, люди, поймите: ваш ангел смерти — ваш ангел-хранитель.
Я стану иной, несущей покой -
но запомни меня такой.
Не бойся жить. И меня тоже.
У меня не такая страшная рожа.
Ну, чего чашку в руках крутишь?
-Ты останешься? Чай будешь?..

Источник: © AdMe.ru


ВСТУПЛЕНИЕ

Морозный воздух уже ощутимо пощипывал нос и уши, а снега все не было. Недопустимая халатность того отдела небесной канцелярии, что распоряжалась погодой на Земле, сделала жизнь в большом городе неуютной и злой.

Ветер, пользуясь безнаказанностью, гонял по улицам и дворам черные тучки колючей промороженной пыли. Временами они становились похожими на маленькие смерчи, которые объединялись в стаи. Прохожие прятали от злобных воронок лица, закрывали глаза и отворачивались, ругаясь вполголоса.

Во второй половине дня, ближе к вечеру, уже трудно было понять, отчего в городе все цвета стали отливать оттенком черного. Отсутствие привычного светила на небе, безоблачном, кстати, или траурная кайма из осевшей пыли начали делать свое дело, но люди вдруг заторопились, побежали по уютным теплым квартирам или к сияющим залам супермаркетов.

На опустевшей улице притулился одинокий павильон остановки городского транспорта, стекла которого были выбиты еще в прошлом веке и, потому не защищавший десяток, не успевших никуда уехать граждан и гражданок – потенциальных пассажиров.

Рядом с павильоном, почти прижавшись к нему правым боком, стояла запыленная вазовская «семерка». Можно было бы сказать, что стояла она в тени, но тени не было, и, потому, машина просто стояла.

За крышу машины, над водительским местом, магнитом держалась желтая пластиковая коробочка, украшенная черными квадратиками и изрядно потертой надписью «ТАКСИ».

В машине, головой к дверному стеклу, дремал мужчина возраста неопределенного, скорее – среднего, с глубоко прорубленными по лицу морщинами. Клиентов он ждал давно и, похоже, напрасно. Никто не смотрел в его сторону, и вишневого цвета машина не привлекала ничье внимание. Хотя – нет, кому-то она приглянулась.

Витающая над городом Старуха, в черном плаще, без плоти, но с косой, заметила сиротливо стоящую машину и, любопытствующая, опустилась ниже. Прикрыв капюшоном безглазый череп, присмотрелась, прислушалась к своим ощущениям и внутреннему голосу, повела костлявыми плечами и широко замахнулась косой.

Замах был такой, что хватило бы отправить на вечный покой целый батальон пехоты, в бронежилетах. Уже коса начала свистеть, рассекая воздух, как вдруг у сидящего в машине человека дрогнули веки, и он неожиданно остро стрельнул взглядом точно, абсолютно точно в то место черепа, отлакированного Вечностью, где могли бы быть глаза.

Максим, человек со стальными нервами и ледяным сердцем, смотрел спокойно, как и привык смотреть на Нее. С момента окончания средней школы, Старуха в синем, до черноты плаще, с глубоким капюшоном, уже не оставляла его своим вниманием и морозное дыхание Макс чувствовал спиною всю свою сознательную жизнь.

От неожиданного разоблачения у Нее дрогнули, скрытые рукавами черного одеяния, кости, и блестящая коса просвистела над вишневой «семеркой», ударила по троллейбусным проводам, отчего те заискрились и змеей рванули к павильону. Там громко закричали люди, и, подобно сухим горошинам ежесекундно подскакивая, сыпанули в разные стороны.

Смерть с досадой - даже Ей Устав не дозволял дважды махать своим, остро отточенным, инструментом – понеслась дальше по своим чёртовым, неотложным делам, прошамкав напоследок челюстями что-то вроде:

- Ты еще пожалеешь об этом!

- Ну, ну! – провожая Ее взглядом, сказал Максим.

Он отвернулся от холодного окна, за которым, начало быстро темнеть. Это, невесть откуда взявшиеся тучи, упали на опустевший город и начали осыпать его первым снегом.

Максим, вспоминая предыдущие встречи с Костлявой, незаметно для себя погрузился в дрему.

Глава третья
ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ

Весна в Подмосковье сильно запаздывала. Пятна серого снега умело прятались в тени вековых сосен, потому и дотянули до средины марта. Напоминая диверсантов-спецназовцев, эти пятна лежали в глубоких кюветах, вдоль узкой дороги, покрытой настоящим асфальтом, в два слоя, по тому, еще советскому, ГОСТу.

Тихо шинами шурша, проехали по гладкому асфальту несколько плечистых машин. Подъехали к встроенному в кирпичное ограждение сторожевому домику и остановились. Видно было, что машины здесь считались «своими», по крайней мере, у каждой было свое любимое место. А их пассажиры своим поведением и видом, скорее напоминали хозяев, чем гостей этой уютной усадьбы. Впрочем, встречаются люди, которые чувствуют себя хозяевами везде и всегда, ну, и ведут себя соответственно.

Приехавшие и точно были Хозяевами, вот так – с большой буквы! Зачем они сюда, в заповедный сосновый бор приехали, о чем таком пошептаться-поговорить, мы узнаем, войдя вслед за ними в дом.

В переносном, конечно, смысле. Хозяин дома никогда жадиной не был, но очень уж щепетильно к своим секретным задумкам относились его гости, и потому прогулка по загородному дому могла быть только виртуальной.

Дом большой, посмотреть в нем было на что, мы еще походим по его комнатам, зимнему саду и подвалу, а сегодня мы ограничимся одним помещением, гостиной.

Своим оформлением гостиная странным образом напоминала салон или кают-компанию корабля. Не простого корабля, конечно, а яхты, типа королевской. В ее интерьере не было ничего «под», все было подлинным и настоящим. Красное гондурасское дерево, сатиновое, розовое и «птичий глаз», первоклассный итальянский мрамор, тисненая кордуанская кожа и традиционной выделки русский сафьян, золоченая через огонь, художественного литья бронза.

На одной из стен висел большой телевизор, полыхая легко и ненавязчиво плазменным экраном. Звук был не то, чтобы выключен, приглушен так, что просто служил фоном ведущемуся серьезному разговору.

Несколько мужчин, напротив, сидели вокруг стеклянного столика в низких кожаных креслах. Сервировка стола была богатая, но деловая – без излишеств. На отдельном столике, в золоченой клетке подремывал старый попугай.

У собравшихся мужчин были завернуты рукава белоснежных рубашек и распущены узлы галстуков, в персональных хрустальных пепельницах исходили, синим дымком, сигары в позолоченных облатках.

Встречались они не часто, можно сказать, в крайнем случае, встречались. Время свое они очень ценили и разговор серьезный, для сегодняшней встречи запланированный, вели в ожидании ужина. Обращались они при этом друг к другу по именам, что нас самих должно вполне устраивать. Помните – «познание усугубляет скорбь»!

Хозяин, Леонид, Леня - крепкий мужчина пятидесяти пяти лет, во всем белом, с коротко стриженной седой головой и седыми короткими усиками на круглом лице уже заканчивал свой рассказ, на который мы, к нашему же счастью, не успели.

- Вот так и получилось, господа хорошие, что он, - Хозяин кивнул в сторону работающего телевизора. - Не оставил нам выбора.

«Господа хорошие» повернулись, посмотрели на экран. По Первому каналу шло «Воскресное время» а в этой популярной передаче, сидевшие за стеклянным столом мужчины, были частыми гостями. Сейчас они смотрели на экран, а мы посмотрим на них.

Справа от Хозяина сидел худощавый, подтянутый, скорее даже – спортивного типа, скуластый черноглазый красавец, лет сорока пяти. Прическа – короткий черный ежик. Аркадий, Аркаша.

Слева – как бы в противовес Аркадию, далеко на спинку кресла откинулся седой гривастый старик. Толстый, с мясистыми щеками и красно-синими прожилками на картофельном носу. Из носа торчали несколько жестких седых волосков. Его, единственного из здесь присутствующих, звали по имени-отчеству. Яков Иосифович.

Джохар – неопределенного возраста красивый мужчина, с темно оливковым цветом ли-ца, с вороненым подбородком и синими щеками, глазами черными, как зрачок пистолета, напоминал чикагского гангстера времен «сухого закона».

Жора – тот, наоборот, тип был совершенно одомашненного мужчины в возрасте и с положением, ухоженный и упитанный, благодаря постоянной улыбке мог бы сойти за добряка.

Хозяин, натянув на себя усталый вид, провел ладонью, снизу-вверх по колючим щекам. Раз, другой. Прислушался к ощущениям и поморщился. Взял несколько, из лежащих перед ним на столе, листов, множество строчек и столбцов делало их похожими на финансовые документы.

- Не о снижении прибыли речь, друзья, а о самом нашем бизнесе! – продолжал Хозяин. – А, наш бизнес – это наше детище, жизнь наша.

Присутствующие согласно покачали головами, а Яков Иосифович потянулся к столу, взял карандаш и листок бумаги, начал что-то вырисовывать. Прической своей он был похож на стареющего деятеля от искусства, и, пожалуй, кто-то мог назвать его и стариком, но при этом говорящий ошибся бы точно. Не было в этой компании человека, который смог бы посоревноваться с Яковом Иосифовичем в сообразительности и безжалостности.

К нему первому и обратился Хозяин:

- Что скажешь, уважаемый?

- Ничего не скажу, - Яков Иосифович поиграл брыластым, похожим на морду дога, породистым лицом. - Все ты уже объяснил. И даже – что делать подсказал.

Все ждали – что же дальше, а Яков Иосифович продолжал чертить замысловатые кривые, выдававшие в нем математика, пока не прорисовался на бумаге известный всему миру знак доллара.

- Только сомнение у меня есть. Не в смысле денег, нет, - Яков Иосифович удовлетворенно хмыкнув, показал карандашом на свой рисунок. - Деньги на хорошее дело мы найдем…

Он замолчал. Старый финансист знал цену каждому сказанному им слову, потому и не торопился, взвешивал все, и «за» и «против». Иногда это занимало достаточно много време-ни и терпения не у всех хватало дослушать мудрого старика. Вот и сейчас Жора, нервно дернув в сторону кухни длинным мясистым носом, поторопился спросить:

- Почему не просто переворот? Военный, допустим, как в приличной африканской стране?

- Перевернули раз уже, в девяносто первом! – зло сверкнул глазами Джохар. – Нынешних ворочай, не ворочай, один хрен получается, только вид сбоку! Да и кто будет их ворочать? МВД, как инструмент контроля за поведением масс вообще никуда не годится! Они, как псы зажравшиеся, не обращают внимания на опекаемое стадо.

- Армия? – не сдавался Жора. Конечно, он не был дураком, сказалась привычка отстаивать свое мнение.

- Учитывая возросшие аппетиты силовиков, мы просто не потянем это дело, – вступился Хозяин, не желавший, чтобы разговор перерос в спор, в котором могла родиться не истина, а неприязнь. - Денег хватит на сам переворот, а на последующее умиротворение этих вояк – нет. Значит, и смысла нет, воду мутить!

Яков Иосифович отложил карандаш в сторону, и, сцепив руки перед собой, начал разминать пальцы. Рассматривал их, жуя толстые губы. Для присутствующих это было сигналом, что сейчас последует важное решение.

- Ладно. С человеком решим, сам говоришь, нет выбора. Действительно, мальчишка не оправдал надежд. Забылся, допустил до кормушки слишком много жадных крыс, из той породы, что никогда не насытятся, - Яков Иосифович вновь взял сигару.
Затянулся вдумчиво, поигрывая золотой зажигалкой. – А, вот что дальше делать-то будем?

Аркадий, уважительно дожидавшийся решения старших, бросил взгляд на экран телевизора.

- Мелкие банки оттягивают на себя деньги населения – значит, кредитный беспредел необходимо срочно пресечь, – он кивнул в сторону «плазмы». - Как бы помог кризис! Надо его организовать!

Дернулся на своем месте темпераментный Жора.

- Кстати, о кризисе, – он обвел товарищей маслянистым взглядом. - Кольскую сверхглубокую помните?
 
- Что ли скважину? – собрал высокий лоб в морщины Хозяин.

- Ее! Так вот, есть предложение - все материалы по глубинному бурению не просто рассекретить, а выплеснуть в деловой народ и в бизнес-массы, - Жора изобразил руками китайский фейерверк. – Общественное мнение – взорвать.
 
- Это еще зачем? – спросил бережливый Яков Иосифович.

- Затем, уважаемый! Надо поддерживать утвердившееся мнение, что запасы нефти и газа имеют органическое происхождение, конечны и невосполнимы, - тонко улыбнулся Жора. - А, значит, постоянное повышение цены, на органическое топливо, будет всегда обоснованным. И чем дальше – тем больше! А?
 
- Касательно топлива, - снова попытался сказать свое слово Аркадий. - У нас тоже есть претензия к нынешнему…

- У вас? После всех этих месторождений, что он вам передал? – иронически спросил Джохар.

- И что? Китай, допустим, остался нам неподконтролен, экономически независим, благодаря ресурсам в Африке. Его не удалось посадить на «нефтегазовую иглу», как Западную Европу. Обошли тихушники узкоголазые! – Аркадий возмущенно махнул длинными руками.

При этом он массивным перстнем случайно задел пепельницу. Золото и хрусталь родили удивительно приятный звон, от которого проснулся старый попугай, сидевший на позолоченном нашесте. Он, приоткрыв один глаз, что-то проворчал.

Яков Иосифович крутанул сигарой над головой. Посмотрел на попугая, на получившийся из табачного дыма нимб и громко вздохнул.
 
- Человек-то этот популярен весьма! Не сдует ли и нас толпа? – Яков Иосифович пожевал губы. - А, Джохар? Как ты думаешь – не сметет?

Джохар, ответил горячо, он всегда горячился, если речь шла о настоящем, мужском деле.

- Не сметет, уважаемый! Не переживай! – он старался говорить для всех сразу. - Сами понимаете, если пастух больше не может обеспечить безопасность стада, его воспитание – чтобы было управляемым, информационную изоляцию – чтобы не знали о том, что бараны не единственная форма существования для животных, чтобы корма хватало. Что тогда делают?

- Ну? – конечно, это Жора.

- Меняют пастуха!

- А, народ? – поинтересовался Аркадий.

- Народ – он и есть народ, - Джохар отмахнулся в сторону телевизора. На экране металась толпа демонстрантов. Преобладал красный цвет лозунгов и призывов. – Смотрите, все они понимают! И про коррупцию, и про санкции…
 
Джохар широко улыбнулся сразу всем присутствующим, блеснув золотыми коронками. Волчий свой взгляд притушил и продолжал:

- И то, что мы и есть та самая, реальная сила. И власть в этой стране. Им, так же, как и нам, нужна богатая страна. А богатая страна – это мощный средний, как его сейчас называют, класс. Вот основа экономического благополучия и политической стабильности.

Джохар замолчал и вместе с товарищами посмотрел на широкий экран, с которого на них выплескивалась пьяная ярость и показная ненависть разношерстной толпы, сброда, названного телекомментатором - народом.

- А, своих региональных лидеров-пидеров, однопартийцев долбанных, - Джохар уже задыхался от ненависти. - Под которыми и менты, и прокуроры, и суд ходят, люди и без нас скоро начнут вытаскивать из кресел за жирные ляжки и в баки мусорные, как на Украине.

- С такими затратами организовали единую партию, привели к власти, для большого дела! – скорбно покачал головой Жора. - А используется она как? Как средство, для карьерного роста и последующего личного обогащения, вон, этими…

- Да, видно пришла пора тряхнуть стариной, - скорбно сведя брови, констатировал Хозяин. - И дать людям надо хорошего человека, нашего человека, а Дельфина – убрать!

Яков Иосифович глаза прикрыл дряблыми веками, сигару изо рта вынул и с паровозным шумом выдохнул из себя дым высоко вверх.
 
Дым расплывался по всей гостиной атомным грибом.

Глава четвертая
ДОРОЖНЫЙ БУЛЬОН

Максим вышел из разгоряченной быстрой ездой машины. На ее белом «перламутре» ко-стенел толстый слой серой дорожной пыли. Машина была хорошая, динамичная и уютная, но японская, с правым рулем. Потому пыль с потревоженной травы, привольно растущей на обочине федеральной трассы М-5, серым облачком припорошила его белые, изрядно помятые в дороге, джинсы.

В жилистой загорелой руке Максим держал плоский фотоаппарат, камеру. Это - тоже японская штучка, маленькая, но надежная, она зло поблескивала чужим хромом в краснеющих лучах вечернего российского солнца.

Максим что-то нажал на блестящем корпусе, камера понятливо и с готовностью выдвинула объектив. Глядя на него, и оценив скорость, с которой выперся на свет Божий этот оптический прибор, он поневоле вспомнил расхожее выражение «размер имеет значение», но тратить время на размышления по этому поводу не стал.

- Вот и наш шиномонтаж, – негромко произнес Максим, подмигнул остывающей машине и начал фотографировать строящуюся развязку и дорожный комплекс там, у федеральной трассе.

Комплекс, это, конечно, сказано громко, но правильно. Стояли у дороги четыре домика, оформленные как гостиницы, в дорожную насыпь вросли корнями помещения для шиномонтажа и автосервиса.

Кафе было тут же, но стояло немного отдельно от всего прочего. Само здание с башенкой из красного кирпича выглядело смешно и уютно. Перед ним стояло несколько летних беседок с решетчатыми стенками. А, еще, бассейн и фонтан в нем. В бассейне плавали, переваливаясь совсем как живые, раздувшиеся от важности разноцветные пластиковые птицы с коровьими глазами. Птицы очень нравились детям и беременным женщинам, и они могли смотреть на зеленых и голубых уток часами.
Беседки были расставлены вокруг фонтана, и легкий ветерок нес от него мельчайшую водяную пыль, которая ощутимо смягчала раскаленную за долгий летний день, атмосферу.

Домики-гостиницы были двухэтажные, аккуратные и забавные, будто сказочные, выложены из того же красного кирпича. Сказочные домики пользовались устойчивым спросом у блудного городского населения, благодаря пониженному социальному статусу обслуживающих посетителей девушек и приемлемыми расценками на их нехитрые услуги.

Сказывалась, конечно, и простота оформления допуска в веселые номера. Простота, доведенная до совершенства – гостю ключ от номера, хозяину – деньги. Из рук в руки. Потому номера пустовали редко - в большом городе всегда находились раскованные души, склонные к простым и грубым развлечениям. И пили, еще и пели при этом. Чиновники из высоких кабинетов становились здесь обыкновенными, даже добрыми людьми, они и шумели, и дурачились как нормальные граждане.

Вот и сейчас, в одном из домиков, крайнем, с треском распахнулась дверь и из нее визгом вылетели, одна за другой, три голые девчонки, если судить по фигурам, так балерины. Максим, улыбаясь своим нескромным мыслям, смотрел на них с нескрываемым и понятным интересом.

Впечатление испортил Некто. За девчонками вывалился из двери дядька, похожий одновременно на моржа и бегемота. Брюки серые. Кант красный. Торс пушистый. Покрутил лысой головой, высматривая длинноногую добычу, но его внезапно отвлек рев воздушного гудка-тифона. Лысый посмотрел в сторону ревущей машины, на нее же посмотрел и Максим.

Бульдозеры, дорожные скреперы и прочие машины, рычали, гудели, выпуская клубы сизого дыма. Дорожно-строительная техника была здесь собрана весьма серьезная, мощная. И эту мощь обеспечивали полсотни дизельных двигателей. Засорившийся топливный или воздушный фильтр, не отрегулированная форсунка, зазоры в клапанах и еще с добрый десяток причин и обеспечивали появление сизого, временами, даже черного дыма.

Тут же бегали со своим инструментарием топографы и геодезисты. Далеко были слышны их крики: «Право – Лево, Выше – Ниже».

Чуть в стороне от дорожного комплекса, подальше от глаз начальства, спрятался в рощицу автозаправщик. Это бойкий кудрявый водила с изогнутыми крутой дугой бровями, сливал солярку частным КАМАЗам. За полцены. Все довольны: трасса-то федеральная, деньги бюджетные, государство постоянно говорило о своем финансовом благополучии, значит – не грех было хоть что-то «отжевать» от него и простому работяге.

Максим, засмотревшись на технику, чуть не пропустил момент, когда Моржовый дядька догнал, наконец, одну из девиц, сграбастал ее и поволок обратно в кирпичный домик.

Максим попытался плюнуть на все увиденное, но жидкости в плевке не было, остался один только выдох – «Ух!». Он сел в машину, устало откинулся на сиденье, достал из бардачка мобильный телефон, набрал номер и дождался ответа.

- Добрый вечер, командир, это Иванов.

***
Командир устроился на уютном кожаном диване в приличном номере всем в городе из-вестной гостиницы. Уперся затылком в ямку, сформированную сотнями затылков предыдущих постояльцев номера и пользователей дивана.

Перед ним, на стеклянном сервировочном столике, светился экран ноутбука. Рядом с ним вполне умещались и отлично смотрелись бутылка коньяка, две хрустальные рюмки, плачущая соком половинка лимона.

Командир, щурясь на дисплей, разговаривал по телефону, отвечая Максиму с тем самым легким южным акцентом.

- Привет, привет, дорогой! Рад тебя слышать! Как дела?

Потревоженная звонком телефона, из соседней, спальной комнаты, вышла девушка с шальными глазами. Представляете такую - на которой, вместо юбки, белое махровое полотенце, на ногах белые, с золотом туфельки, и – все!

Пританцовывая, как ей казалось, эротично и заманчиво, девица подошла к Командиру.

А тот внимательно слушал звонящего.

- Я тут, - докладывал Максим. - Проехался по трассе. Посмотрел места, которые вы рекомендовали.

Командир взял в свободную руку половинку лимона, покрутил ее перед глазами, туда – сюда, как драгоценный камень.

- Ну и как? Что понравились? Говори, не стесняйся, – он, с явным удовольствием, понюхал сочащийся соком свежий срез.

- Да, есть тут на трассе комплекс дорожный, - продолжал Максим. - Ну, там, знаете, кафешка, гостиница, стоянка для дальнобоев…

Девица сзади, перегнувшись через спинку дивана, обняла Командира, что-то прошептала ему в ухо, разжав кулачок, показала презерватив в красивой упаковке.

- Знаю, знаю хорошо это место, - ответил Командир. - Хороший комплекс и место хорошее.

Он осторожно освободился от горячих объятий, положил лимон на тарелку, налил рюмку почти до краев.

- Под шиномонтажной мастерской - бокс, метров десять длиной, - продолжал Максим расписывать достоинства, приглянувшегося ему объекта. - Снаружи видны только ворота. А сам бокс как раз, в насыпи дорожной устроен. И все работы по нашему проекту можно будет вести скрытно.

Девица протянула, было, руку к рюмке с коньяком, но Командир шуганул ее от стола, задрав при этом полотенце и энергично хлопнув по обнаженной и, надо заметить, великолепной, попе.

- Х-а-р-а-ш-о, - Командир посмотрел вслед обиженной подружке, которая заскочила в спальню, круто вздернув бедром. – Значит, так решим. Ты Исполнитель, тебе и отвечать! Сам понимаешь - чем!

В дверном проеме появилась, и на секунду замерла, девичья голова, показавшая Командиру кончик длинного и острого, розового язычка.

- Понимаю, -  сказал Максим. - Не первый раз замужем.

- Хорошо! – Командир помолчал. - Пришли мне эти фотки…

- Понял, сделаю.

- Еще, с завтрашнего дня, - Командир, поискал глазами деревяшку, наклонившись, постучал по ножке дивана. - Если что срочное, или подозрительное увидишь – звони немедленно. Все, пока. И удачи тебе, дорогой!

Закончив разговор, Командир задумчиво посмотрел на коньячную бутылку. На дверь, за которой скрылась озорная девица. Оценил свои возможности, применительно к возникшему желанию.

Приняв решение, вздохнул тяжело, махнул рукой и налил коньяк не в рюмку, а в хрустальный стакан, стоящий при графине с водой. И налил-то половину. И сразу выпил, залпом, так сказать.

Закашлялся неожиданно, отмахнулся рукой от кого-то, невидимого, пососал лимон, налил еще, теперь уже в рюмку и начал подниматься с дивана, посматривая на дверь спальни.

***
В боксе стояла машина с широко раскрытым багажником. Можно было подумать, что она открыла рот от удивления, глядя на кафельную стенку. Точнее, на чернеющую в ней дыру туннеля, и кучу песчано-гравийной смеси на полу.

На все остальное, обычное для автотехнических дел окружение, она не обращала внимание. На токарный станок, например, стоявший вдоль одной из длинных стен гаражного бокса. Темно-зеленый, в многочисленных масляных подтеках, 1-К-62, был прекрасной и надежной машиной. Несмотря на свой, весьма почтенный для механизма возраст, далеко за сорок, станок уверенно грыз металл крепкими резцами.

Что еще здесь было? Сварочный аппарат, опутанный толстыми кабелями. Наждак с двумя камнями. Естественно, слесарный верстак и прочая авторемонтная техника. Скромные плафоны освещения, закрытые проволочной решеткой.

По стенам были развешены приводные ремни, многочисленные прокладки, самых разных форм и размеров. На самодельных полочках выстроились блестящие железяки – запчасти, для всякого аварийного случая пригодные, и цилиндры масляных фильтров.
На верстаке разложены наборы инструментов, блестели гаечные ключи, и неожиданно, золотым обрезом - Библия. Это с одной стороны верстака. Другая сторона, почти половина верстака была застлана газетой. Названия не видно, не в названии дело, но хорошо видно, что было на этом СМИ, на газете.

А что на ней? Порезанное сало с черными отпечатками пальцев, прутья зеленого лука в блестящих каплях воды, порванный ломтями хлеб, кособочилась соль в спичечном коробке, четверть бутылки местной водки. Все это было и обычно и привычно для подобного рода боксов.

Кроме занятия двух мужчин, его населявших, Максима, которого мы уже встречали и второго, с редкой для этой местности греческой фамилией, что-то вроде Попандопуло и откликался-то он на прозвище-кличку Поп. Хотя никакого отношения он не имел ни к деятелям Церкви, ни к ее деятельности. Занятия и деятельность его были совсем другого рода.

Здоровяк, ростом под сто девяносто, отлично тренированный и обученный вояка «по жизни», к своим тридцати годам он успел повоевать, казалось, везде. Приднестровье, Абхазия, Косово, Чечня, еще раз Чечня и Грузия. Такой вот «пес войны» был придан Максиму в напарники и поступил в его полное распоряжение до окончания «мероприятия».

Максим, конечно, понимал, что распоряжение или подчинение, о котором говорил Ко-мандир, когда знакомил его с помощником, подразумевалось чисто номинальное. В любой момент, получив соответствующий приказ, Попандопуло мог превратиться в конвоира или безжалостного палача.

А пока он был действительно незаменимым помощником в предназначенном для их исполнения деле, выносливым, сильным, исполнительным. Пожалуй, единственным недостатком его был темперамент, практически неукротимый, не дававший ему сидеть на месте, требующий каких-то активных действий, во что-то встревать и вообще, шевелиться «по жизни».

Он принципиально не мог долго заниматься одним делом, начинал нервничать и психовать. Вот и сейчас, Поп, поигрывая мышцами, и несколько рисуясь тренированным телом, держал в руках большой хозяйственный мешок, который Максим наполнял грунтом, вынутом из туннеля.

- На улице солнце светит, а тут, вон… - Попандопуло плюнул в черную дыру туннеля, попал, что делать, впрочем, не следовало, грунт-то самим потом выгребать. – Ладно бы алмазы добывали!

- Не горюй, брат, - Максим постарался успокоить рассерженного напарника. - Скоро кончим с этой дырой, и – в отрыв! Да прямо тут - же и погуляем. А?

- Достала уже, дядя Ваня, вся эта хрень! – с досадой ответил Поп. – Ладно, не алмазы, окопы бы копать, а то мешки эти таскай…

Попандопуло откинул в сторону наполовину заполненный мешок, с досады пнул его. Мешок, получивший такое энергичное напутствие, глухо перевалился по кафельному полу.

- Был ведь и у меня свой бизнес, цемент составами продавал, - продолжил Поп. - Директором я там числился! Да…
 
Попандопуло покачал аккуратно подстриженной, и похожей на пенек дуба, головой. Краснеющими глазами посмотрел на свои руки – грабли, на окружавший его интерьер.

- А, что же здесь, в грязи копаешься? – подначил его Максим. - Проблема с кадрами?

- Какие проблемы! Какие кадры! Да я эти кадры – вот где держал! - Попандопуло показал один сжатый кулачище, потом второй, руками сделал скручивающее движение. - Дядя Ваня! Ну, ты даешь!

Максим посмотрел на его руки и вдруг подумал о том, что Попандопуло если и лазил этими руками в карман, то не за словом, а за кастетом.

- Друган подставил! Гнида! Племянничек одного босса, - зло продолжал Поп. - Денег немеренно обещал, вот и возил я после стволы, брюлики, наркоту, ну, пока не замели…

- Гаишники?

- Нет, с ними-то все в порядке было. Трассу выкупил, и вперед!

- Что выкупил? – спросил удивленный Максим.

- Трассу, - ответил Попандопуло. – Ну, платишь кому надо, не сержанту дэ-пэ-эсному, конечно, а платишь, короче, и все посты на твоем пути получают приказ такую-то машину не останавливать, едешь спокойно.

- И сколько стоит такой покой?

- Это - когда как. От груза зависит, что везешь, миллион или два, бывало и три платили!

- За один рейс?

- Ну!

- Ничего себе! – Максим даже покачал головой. – И что я в милицейскую школу не пошел, дурила!

Глава пятая
КАФЕ У БОЛЬШОЙ ДОРОГИ

На другой стороне дороги, почти строго напротив кафе, стараниями его владельца, была устроена площадка для дальнобойщиков, желающих немного отдохнуть и хорошо перекусить. С радостью, основанной на коммерческом расчёте, здесь встречали и обслуживали любой странствующий по дорогам России люд, весьма, кстати, многочисленный.

Днём на площадке и так было светло, а вечером и дальше, на всю ночь загорались на высоких столбах оранжевые фонари. Автоматы, управляющие процессом ВКЛ-ВЫКЛ, были настроены так, что фонари включались намного раньше, чем на городских улицах.

Всё – для удобства клиентов. А клиент, тот же дальнобойщик, пользуясь коротким отдыхом, протирал и подтягивал что-то в своем многоосном друге, часто бывшим единственным кормильцем семьи.

Потому и лампы загорались не тогда, когда густые сумерки накрывали дорожный комплекс, а когда Солнце чуть только прикасалось своим нижним, раскаленным краем, к холодным верхушкам чернеющего на горизонте леса.

Под одним из фонарей стояла жёлтая бочка на колесах. Большие черные буквы «КВАС» были видны издалека и действовали в этот жаркий вечер безотказно.

Редко кто проезжал мимо, не остановившись здесь, хотя бы на десять минут. Да просто для того, чтобы выйти из кабины, выпрямится, сделать пару приседаний, широко развести при этом руки, потом выпить большую кружку холодного кваса, а, как вам?

А после этого ещё и пообщаться с продавщицей – хрупкой девчушкой, в светлой косынке, старшеклассницей, на каникулах подрабатывающей, или студенткой, отрабатывающей сессию. Помечтать о продолжении знакомства или вспомнить о подруге, терпеливо дожидающейся настоящей мужской ласки и заторопиться внезапно, отставить недопитый стакан, одним ковбойским прыжком запрыгнуть на своё, еще горячее сиденье и пришпорить трех-сотсильного скакуна.

Сегодня беседки летнего кафе были полны тем же дорожным людом: дальнобойщиками с временными, плечевыми подругами, семьями, едущими в отпуск и из него. Тут же расслаблялся и городской люд, специально спустившийся для общения с Дачной горы.

Разноголосье и шум фонтана между беседками придавали приближающемуся вечеру странное очарование и создавали в отдыхающих душах праздничный настрой. Что ждало их? Люля-кебаб или просто бабы в номерах. Заманчиво было и желанно перед дальней дороге и то, и другое.

Среди прочих гостей и клиентов кафе, на самой границе вечерней полутьмы и света от фонарей, в крайней, со стороны дороги, беседке сидели Максим и мент, по имени Сергей, местный участковый, ещё молодой, но уже вполне оперившийся продукт смутного времени. Высокий, худой, с глазами и душой мороженого окуня, в погонах старшего лейтенанта.

Дорожный комплекс был объектом его самого пристального внимания. На его территории, как-никак функционирует! Потому старлей и чувствовал себя здесь хозяином. Иногда перегибал палку, но никогда не попадался на взятках и прочих унизительных подношениях.

А вот поесть-попить, это да, это досыта и частенько с друзьями, в которые, почему-то, записал и нашего Максима. Может, машину собрался покупать и заранее наводил мосты, а, может просто тянуло его к интересному собеседнику, но сегодня Серега сам держал банк и угощал от всего сердца.

Перед ними на столе парили, остывая, крупные куски жареного мяса. Тут же были надкушенные огурцы, свежие и малосольные, чеснок, дольками в своей шелухе, жареные колбаски, зелень, хлеб деревенский ломтями.

Чернел пластиком запотевший баллон с пивом, хрусталем поблескивала ледяная водка в плечистой бутылке. Она же серебрилась в белых пластиковых стаканчиках. Сидели двое мужчин, по-дружески разговаривали, вроде, ни о чём, то есть – о жизни.

Молод был Сергей и его всё еще интересовало. Прежде всего – деньги. И работа. Его работа, которая должна приносить ему не только моральное удовлетворение, но и большие деньги. А как же иначе «отбить» всё, что он потратил за четыре года обучения в престижном Юридическом институте? Полмиллиона ушли только на отплату экзаменов, сдачу зачётов и сессий! Но, ничего, все сторицей вернется, вот только встанет на ноги Серега на своём участке, все затраты окупятся с лихвой!

Напрямую с его работой, а значит и с деньгами, был связан вопрос участкового к сидев-шему перед ним Максиму. Но вопрос был не простой, деликатный вопрос, а человек Максим представлялся ему опасным, с непредсказуемой реакцией и потому начал Сергей издалека.

- А, вообще, дядя Ваня, как ты смотришь на все эти банковские дела? – спросил он Максима. - На кредиты и прочую херню, а?

Максим, повернувшись к журчащему фонтану, отвечал лениво:

- Серега, зачем тебе-то голову забивать всем этим сальдо-бульдо?

Он взял стаканчик, поднял его, приглашая Сергея выпить. Тот не отказался, потянулся к своему.

Молча, они чокнулись и выпили.

Максиму явно не понравился напиток, подаваемый здесь, в придорожном кабаке под названием «Кафе».

- Хр-р-р! Ну и дрянь же! – захрустел он свежим огурчиком. – А, что делать?
Пустой стаканчик Максим отодвинул подальше от себя, почти на край стола, взял бурый помидор, надкусил его, макнул в крупную соль, после чего почти сразу половину отправил в рот.

Мент в это время откашливался, в его глазах повисли слёзы.

- Ну, ты чего, Серега? Не лезет уже? – Максим искренне посочувствовал и посоветовал. - Молоко пей – по чину будет!

- Не в то горло попало, черт! Да и вкус – как палёнка! Не сдохнуть бы тут, а то, недавно, эх…

Мент свернул втрое пучок зелёного лука, ткнул его яростно в солонку, помахал перед лицом, как букетиком цветов.

- Вообще-то я о деньгах хотел спросить. А где они – деньги? – Сергей смачно захрустел лучком. - В банке и есть!

- А, я голову над этим не ломаю. Нет у меня денег. - Максим отмахнулся от темы. - Ни в банке, ни в танке!

Он подтянул к себе и бутылку и оба стаканчика.

- И ты голову не ломай, пока наследство не получишь, или богатую вдову не прижучишь! – Максим разлил остатки водки по стаканчикам. - Давай-ка, лучше дерябнем, да по делам!

- А, давай, дядя Ваня! – быстро согласился Сергей.

Выпили, не чокаясь. Закусили мясом.

Сергей попытался повернуть разговор в интересующее его русло:

- А, вот, дядя Ваня, спросить можно?

В это время, с горы, в сторону Дорожного комплекса, намереваясь обогнать грузовик, ускорялся, плечистый, грудастый джип. Поблескивал его мощный кенгурятник.

- Ну, спрашивай! - пожал плечами Максим.

Мент наклонил голову далеко вправо, потом – влево, как бы разминая шею. Прищуриваясь, сфокусировал пьяный взгляд на Максиме.
 
- Вот ты, дядя Ваня, скажи, только честно – что ты тут делаешь? – Сергей обвел взглядом окружающие их пространство. Прихватил заодно изрядное количество, начинающих загораться, звезд. - А? На моей территории?

Джип, начиная обгон, выехал почти на осевую линию.

- Свобода, Серега! Вот в чём дело! – Максим откинулся на спинку скамьи. - Хочешь - работай, не хочешь – спи.

Он с удовольствием посмотрел на окружающую придорожную действительность, мощные машины и веселящихся людей.

- Да ладно, брось, ну кто поверит, что ты тут стекла ремонтируешь, в грязи машинной возишься, просто так, – ох, и недоверчив, оказался старший лейтенант милиции. - Не мальчик!

Девушка в косынке - продавщица кваса в промежутке между двумя стоящими тягачами высматривала – как бы ей перебежать дорогу, к кафе, разменять крупную купюру, на сдачу.

Несчастная девушка, дитя компьютерного века и сотовых телефонов, она видела приближающийся неторопливый грузовик, но не замечала за ним лихого джипа.

- Почему нет? Я всю жизнь с железяками, – Максим пожал плечами, как бы удивляясь непонятливости участкового. - Они мне нравятся, даже больше, чем люди.

Продавщица начала перебегать дорогу перед грузовиком, всего-то десять шагов ей надо было сделать, и сделала бы и успела бы девчушка в косынке, но…

Какая пропасть пролегла между этими короткими словами «бы» и «но». Даже не пропасть, сама Вечность разделила их. И её полномочная представительница, улыбающаяся безгубой и потому кажущейся жуткой улыбкой, в плаще с откинутым капюшоном, с символом власти – косой в костистых, по-птичьему, руках. Каким таким промыслом Она занималась у федеральной трассы, что выкроила мгновение, поддалась самому человеческому из чувств – зависти. Невероятно, но факт – даже Она позавидовала юркой молодой девушке в косынке, позавидовала тому нескромному вниманию, которым продавщица, простая продавщица кваса, пользовалась у водителей-дальнобойщиков!

Смерть зло крутанулась, подобно горячему смерчу, что-то прикинула, мгновенно просчитала варианты, прицелилась и дала такой пинок под хромированный зад джипа, что тот буквально скакнул вперед, не оставляя девушке ни малейшего шанса. Она даже не успела повернуть голову, не успела осознать, что проблем с разменной монетой у неё никогда больше не будет, как страшной силы удар сверкающего хромом кенгурятника, отбросил её легкое тело далеко в сторону.
 
Тут же свист горячей резины по горячему асфальту и отчаянный визг женщин в беседках нарушил покой и негу летнего вечера, в котором, в вечернем воздухе кувыркалось девичье тело, описывающее широкую дугу.

- Ну да, ну да! А, земелька то откуда в боксе? – Сергей внимания на шум и крики вокруг внимания не обращал. И привык, и сказывался, все-таки, алкогольный наркоз. - Что это ты там копаешь, дядя Ва…

Договорить он не успел, не успел задать хитрый, как ему казалось, вопрос. Из темноты летнего вечера на старшего лейтенанта милиции, плюхнулся исходящий кровью труп девушки-продавщицы.

Сбил Сергея со стула на пыльный бетон.

Мертвая девушка сделала то, о чём мечтали, что в сокровенных мыслях делали тысячи живых, она ударила работника МВД! И ей за это уже ничего не будет!

Замерли посетители кафе, сидевшие за соседними столиками.

Замолчали женщины, зажав рты ладонями.

Остановился вдруг насос веселого фонтана, и бессильно упали его струи. Яркие пластиковые утки попытались нырнуть поглубже, но воздух, наполнявший их, делал чёрное дело, и как птицы не старались, их куцые зады бесстыдно торчали над водой.

Смерть сделала пару кругов над замершими в ужасе людьми, разглядела среди них Максима, свободной рукой пошарилась в складках своего черного балахона, достала органайзер в обложке из кожи пятидесятилетней анаконды. Нашла нужную страницу. Сверила запись с показаниями похожего на барометр, с тремя шкалами, прибора в золотом корпусе, висевшем на длинной цепи где-то в районе тазобедренного сустава. Замерла, задумалась и, приняв решение, полетела, быстро набирая скорость, навстречу поднимающейся из-за горизонта оранжевой Луне.

Мент поднялся, он был весь перепачкан смесью дорожной пыли и свежей крови. На его погонах было столько крови, что в ней утонули маленькие колючие звездочки. Его руки, широко разведенные в стороны, выдавали недоумение и растерянность.

Максим посмотрел ошеломлённо на чернеющее небо, посмотрел на Сергея, посмотрел на бесформенное тело продавщицы, заметил в руке девушки тысячерублевую купюру. Наклонился и просипел, глядя на участкового снизу, от самой земли:

- Смотри, Серега, вот тебе и денежки!

Глава шестая
НЕПРИЛИЧНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

После трагических событий вчерашнего вечера и бездарно проведенной ночи, Максим, не выспавшийся и злой, сидел за столиком в беседке летнего кафе. В руке у него истекала потом бутылка пива. Процесс пития обычного удовольствия ему не приносил и златопенный напиток казался горьким.

Напротив Максима, вольно занимая полскамейки, Попандопуло нянчил, согревая в громадном кулаке, такую же бутылку.

Между ними, на длинном столе, стояли в ряд уже опустошенные бутылки, и легкий утренний ветерок гонял шелуху от фисташек и раздувал вскрытые упаковки чипсов.
В соседней, слева, беседке «братва» шумно оттягивалась после удачной «кладбищенской» смены. Ребята расслабились и позволили себе немного лишнего, перебивая друг друга, говорили громче, чем следовало. Эйфория победы, ну, пусть не победы, а успеха, кружила им головы. Потому Максим узнал, что четыреста тысяч штук красного кирпича, с площадки-накопителя были отгружены сегодняшней ночью «по упрощенной процедуре» и отбыли в неизвестном для их владельца направлении. Впрочем, владелец, Управление дорожного строительства, в лице «кого нужно» получивший оговоренные проценты, не собирался в ближайшее время разыскивать похищенные стройматериалы. Почему?

Во-первых, кирпичи в таком астрономическом количестве строителям были не нужны, другое дело асфальт и бетон, но их-то как раз и не хватало, чтобы вести юбилейное строительство по графику и встретить высокого гостя победным рапортом. Но проект и прилагаемая к нему смета были составлены так грамотно, что десятки наименований строительных материалов продавались направо и налево без ущерба для главной задачи и потому не вызывали опасного интереса контролирующих и правоохранительных органов.
 
Во-вторых, эти кирпичи, как и множество других строительных материалов, уже были списаны на работы, предусмотренные той же сметой и два с половиной миллиона рублей бюджетных денег «распилили» все причастные в должной пропорции. Деньги небольшие, но лишними их никто не считал, наоборот, с удовольствием расталкивали по карманам, прикидывая, что еще можно продать.

Так что, особого геройства веселящиеся ребятишки прошлой ночью не проявляли, «дело» обошлось без стрельбы, а без стрельбы – какой кураж! Тем не менее, финансовый результат получился неплохой и позволял погулять самим и пригласить вот этих, временами повизгивающих, сдобных девиц, в коротких белых юбчонках из бригады, обслуживающей этот участок федеральной трассы.

В беседке, стоявшей справа, млели от жары двое участковых уполномоченных с лицами, напоминающими своим видом замороженную говядину. Они занимались тем, что отгоняли настойчивых мух от пластиковых стаканов с пенным напитком. Один из ментов - тот самый Сергей, он снимал вечерний стресс единственным ему известным методом - утренней пьянкой.

Алкоголь почему-то сегодня не способствовал образованию эндорфина и не приносил привычного, веселящего душу расслабления. А так хотелось расслабиться и забыть вчерашний кошмар. Хотя, что, не видел разве он мазуриков? Видел, и разных видел – и утонувших и угоревших, застреленных и зарезанных, одного даже - разделанного на куски фермерской сенокосилкой. Жуть! Может молодость девушки сыграла свою роль? Честно говоря, планировал уже Сергей взять продавщицу в сексуальную разработку, да вот, не успел, еще и оплеуху от нее получил, прилюдно. Обидно!

Тут Сергей поймал себя на мысли, что не девушку надо жалеть, а себя! Боком, ох каким боком могла ему выйти вчерашняя попытка расколоть Дядю Ваню! И все эта телка, продавщица! Он, в кои-то веки даже свои личные деньги решился потратить на угощение очень подозрительного автомеханика, этого Дяди Вани или Максима, или как там его еще. Поил, угощал, выжидал время для вопроса хитрого. Успел его задать, а вместо ответа – труп с небес! Черт с ним, с трупом, но слово, то, которое не воробей, выскочило. Вот что по-настоящему угнетало Сергея-мента! Получалось, что проболтался он, обнаружил свой интерес и свои подозрения. Как отреагирует Дядя Ваня, кому сообщит о любопытствующем участковом и какие получит указания – вопрос!

А напарник у Максима, видели - какой! Удавит и глазом не моргнет! Никак эта пара не тянула на автомехаников! Пробовал как-то Сергей навести справки по своему милицейскому ведомству, запрос, соответствующий сделал, но дождался лишь окрика, громыхнуло высокое начальство насчет того, чтобы не лез старший лейтенант милиции в это дело и держался от фигурантов подальше.

Хозяин, как известно – барин, ему и решать, но что-то тревожило чуткую душу участкового уполномоченного и не ему давало забыться. Сергей вздохнул, потянулся к стаканчику, покосившись в сторону Максима, распивающего пиво с товарищем – громилой. Те, не подозревая о переживаниях старшего лейтенанта, лениво продолжали разговор, содержание которого менту точно бы не понравилось.

- Так вот, Дядя Ваня, тема эта очень интересная, - в глазах Попандопуло разгорались огоньки алчности. - Навар хороший, два – три лимона.

- Нормально, хотя, смотря, что делать надо, - Максим отвечал вяло, будучи утомлен вечерним происшествием и последующими объяснениями с «органами». Но отвечать надо было. – Откуда, говоришь, дровишки?

- Да, тут, работал я в одном месте, до этого, черный нал собирал, ну, типа инкассатора.

- И что, – поторопил Максим. - Давай, не тяни!

- Да машина бегает одна. КАМАЗ, – Поп понизил голос, оглянулся на участковых, наклонился через стол к Максиму. - Утром с базы грузится чипсами, орешками и прочей ерундой.

Он вдруг замолчал, глядя с нарастающим интересом, как официантка, оттирающая стол от крови погибшей вчера девушки, наклонялась и вытягивалась через этот стол все больше и больше.

Попандопуло, а за ним и Максим, смотрели на появившиеся из-под мини-юбки белые трусики – стринги, зажатые загорелыми ягодицами. Узкая полоска ткани, и что в ней находят мужчины?

Они переглянулись, вздохнули глубоко и понимающе.

- Да, такую бы… - крякнул Попандопуло. - О чем говорим–то?

- А? – откликнулся Максим.

- В общем, едут по точкам, выгружают и там, и там, - Поп вспомнил тему. - А, на обратном пути собирают выручку.

Максим взглядом вернулся к работающей официантке. Кивнул головой в ее сторону.

- Насчет ее согласен, - он повернулся к Попу, прищурился. – А, по чипсам и орешкам-то что? Бомбануть КАМАЗ предлагаешь? На трассе? На ходу!

- Точно, Батя! – Попандопуло был доволен сообразительностью напарника.

- Слышь, Поп, на такое дело со стволами надо идти – это раз, - Максим поставил руку локтем на стол, начал загибать пальцы. - Узнают о нашей экскурсии наши заказчики, мне конец, - продолжил он. - Это – два.

Максим замолчал, давая время Попандопуло переварить предположения, в высшей сте-пени неприятные.

- Тебя вообще на ремешки порежут, ты же их человек! Что это за шабашка, спросят, это – три, – он загнул третий палец. - Какой баланс получается?

- Да какой я – их! Прикрыли дело на стволы, и наркоту, отработаешь, мол, когда надо будет. – Поп махнул рукой и понизил голос. - Я же специалист широкого профиля, по всяким гадостям.

Максим согласно кивнул, он кое-что уже знал о своем напарнике. И Командир поделился информацией, и сам Максим понаблюдал за ним. Действительно, не простая жизнь скрывалась за широкими плечами Попандопуло. А, вот, предложение его было простым, как штыковая лопата, прямого интереса для Максима не представляло, но могло послужить связующим звеном, тем общим делом что способствует, обычно, делу общему. Потому и надо было продолжать ненужный разговор.

- Поп, а зачем тебе это?

- Что - это?

- Ну, деньги тебе зачем, тем более вот так, на гоп-стоп полученные? – Максим недоумевал искренне. - Сделаем свое дело, дипломат денег получим, ну!

- Эх, если бы только в деньгах было дело, - горько вздохнул здоровяк. - Я бы уже давно был счастливым.

- Умничаешь, Поп!

- Давно, в детстве, всем классом нас водили на какой-то электротехнический завод, в цех заготовки или подготовки, не помню уже, - Попандопуло почесал коротко стриженую голову. - Там тетки разные, знаешь, чем занимались?

- Ну?

- Загибали кончики проводов и вешали на них ярлычки. И так – всю смену! Представляешь, весь день концы разводить! А они еще хвалились, что мол, по десять-пятнадцать лет работают на одном месте. Ветераны, мать иху!

- А, что плохого? Некоторые, вон, хлеб пекут всю жизнь, - усмехнулся Максим. - Или спирт гонят из того же хлеба.

- Не о том я. Разве это жизнь – вот так всю жизнь долбить по одним и тем же клавишам. Нет, Дядя Вань, жизнь – это действительно борьба, - Поп рубанул рукою воздух. - Даже – война.

- Тут я с тобой согласен, и поддерживаю, - Максим подмигнул товарищу. – И деньги не помешают, если, конечно, получится это дело, а то сгорим, в буквальном смысле!

Менты, разморенные пивом и жарой то всплывали, то вновь погружались в липкую дрему. Слюна, пузырясь, липкой струйкой стекала на серые форменные рубашки. По выражению лиц можно было предположить, что и мысли их посещали такие же липкие и противные.

Максим стрельнул неожиданно острым взглядом по сонным лицам служителей порядка, прикинул плюсы-минусы предложения Попа, возможные последствия и результаты. Подумав, что семь бед – один ответ, и что победителей не судят, он, наконец, решился.

- Слушай, Поп! Ты же, говоришь, стволы развозил по точкам, – он легко стукнул своей бутылкой по бутылке в руке Попандопуло. Звякнуло стекло. - Дай-ка наколочку, я сгоняю, посмотрю что к чему. Если уж и бросаться под КАМАЗ, так с добротной пушкой, а?

Не сказал, умолчал Максим о том, что ствол, ему и его криминальным друзьям – Резаному и Лерику, о существовании которых Попандопуло и не подозревал, может скоро «ох как пригодиться» совсем для других целей.

Глава седьмая
ГОРЫ

В конце девятнадцатого века росла и крепла Россия, присоединяла и объединяла окраины, насаживая их на железные дороги, как куски сочной баранины на острый шампур.

Тогда-то и начали наши предки прокладывать самую длинную и значимую российскую железнодорожную магистраль Москва-Владивосток, или – Транссиб. Дорога связала столицу со страной, побежали по ней столыпинские вагоны, перевозя семьи землепашцев – переселенцев. За считанные годы в России появились и закрепились такие понятия, как кооперация, ипотека, приватизация. Шесть миллионов приватизированных земельных участков – вот что позволило стране в то время выйти на первое место по производству сельхозпродукции и кормить всю Европу.

Можно смело сказать, что благодаря железной дороге страна уверенно встала на путь промышленного перевоплощения и ускоренного развития. Но, увы, это все осталось в прошлом, в истории, которая, как известно не терпит сослагательных наклонений.

О былом величии и значении «железки» в наше время напоминает дорога автомобильная, взявшая немалые заботы на свои хилые асфальтовые плечи уже во времена первых советских пятилеток. новая автомобильная трасса пролегла по тому же пути, по которому гужевые и санные обозы царя Петра везли на Урал мастеровых с семьями, а вывозили пушки и ядра. Проникаешься невольным уважением к тысячам ныне безвестных строителей, когда увидишь на дорожных указателях и стелах с названиями городов даты их оснований – 1715, 1728 и т.п.

Дорога, получившая статус федеральной трассы и названная М-5 протянулась, пролегла от Москвы до самого до Челябинска, не только символически соединяя две столицы, финансово-политическую и народно-трудовую. Проходила трасса через большие города и маленькие поселки, лежащие где-то между политическими и финансовыми интересами, обеспеченными народным трудом, типа «вкалывание», на промышленном потенциале, оставшемся в наследие от проклятых советских времен. Она тяжелой асфальтово-бетонной лентой обвивала пологие холмы, защищалась поредевшими лесополосами от южных степных ветров, упорно рвалась и рвалась на восток и упёрлась, наконец, в Уральские горы.

Ученые утверждают, что эти горы – самые старые на планете. Возможно, не будем спорить, но учтем, что за миллиарды лет своего взросления они обогатились золотом и серебром, камнями драгоценными и полезными ископаемыми. Были, наверняка, здесь и ядерные материалы, но об этом: ни-ни!

На широте пятьдесят пять – пятьдесят восемь градусов к северу от экватора, если посмотреть на карту Западного полушария, можно найти полуостров Лабрадор, Гудзонов залив и острова Белчер, реки Индиан, Атабаска, Фрейзер. Ледяной романтикой так и веет от одних только этих названий! Да, это были суровые края, которые описывал в своих рассказах Джек Лондон. Собачьи упряжки, золотая лихорадка, крупнейшие запасы газа и нефти. Все было в тех краях. Кроме людей, способных не только выживать, но еще и работать почти даром, часто – на одном энтузиазме.

С людьми советской формации там, в краю нормальных капиталистов, туго. Только рабочие или вахтовые поселки, небольшое население которых и обеспечивало локальные интересы добывающих и транспортных компаний как раз за весьма приличную зарплату.

А в России, на этих широтах построены кроме многочисленных поселков самые настоящие города, промышленные гиганты - Магнитогорск, Нижний Тагил. Еще и города с миллионным населением: Челябинск, Екатеринбург, окруженные россыпью городов и городков мастеровых. Какие чувства и эмоции вызывают эти, привычные и знакомые всем названия городов Российских? Особенно, если иметь в виду разницу в уровне жизни. Например, зарплату, которая у россиян в десять раз меньше, чем у тех же канадцев.

Жили наши города не благодаря, а вопреки природным условиям, перемалывая при этом сотни тысяч тонн различных грузов, товаров, предметов. Продуктов, в конце концов! Цены закупочные, оптовые, розничные, все смешалось в товарно-денежном обороте.

Особенно с приходом в Россию капитализма, когда дело обдирания-обирания населения было передано социалистическим государством в частные руки, и тогда побежали по дорогам фуры, рефрижераторы, автопоезда.

Правый руль или левый – было уже не важно! Фуры, автопоезда, автовозы и рефрижераторы. Достаточно постоять полчаса на обочине федеральной трассы, и будто каталог мирового автопрома перелистал!

Конечно, такой поток самых различных грузов не мог долго оставаться без внимания людей лихих, дорожных разбойников. Не работников ГИБДД, берущих в МРОТ, автор имеет в виду, а разбойников-грабителей настоящих. Ремесло свое лихое они, конечно, усовершенствовали, приспособили, адаптировали. Современные разбойники и устройства современные используют и технологии, соответствующие времени. Дубина и кистень остались в прошлом.

Современные грабители, настоящие, взяли на вооружение такое понятие, как сервис. Дорожно-придорожный. И деньги, добытые «реальным» грабежом они начали вкладывать в инфраструктуру, строить гостиницы-мотели, кафе-бистро, автозаправочные станции с круглосуточными магазинами, расчищали от леса и хлама площадки и населяли их разноцветными шатрами торговых палаток.

При этом и зарабатывали прилично и приличными считались людьми, заботящимися о благе ближнего своего – российского водителя.

А как же иначе? Допустим, кто-то по дешевке решил обзавестись приличной японской машиной, списался с дилерами Зеленого мыса, что во Владивостоке. Подобрали и подготовили ему желаемую технику. И полетел, или, скорее, поехал на поезде счастливец во Владик, как он будет называть Владивосток уже до конца своей жизни.

Обратно по великой автотрассе Владивосток-Москва погонит он сам, или на пару с приятелем, своего железного коня. Вот тут-то и оценит все прелести придорожного сервиса. До Самары, допустим, восемь тысяч километров. И на всей этих тысячах ждут странника горячие пирожки с самой разнообразной начинкой и размером со сковородку. И горячие баньки и, по желанию – ни к чему не обязывающая любовь с горячими деревенскими молодками, на хрустящих свежестью простынях.

Услуги на любой вкус и по любому кошельку можно получить на российской дороге. А их, дорог – тысячи. Получается, что миллионы буквально кормятся у дороги, переходя из сферы сельскохозяйственного производства в сферу услуг и производства. Например, недалеко от Перми, в направлении на Екатеринбург, целое село варит, упаковывает или продает кукурузные палочки, в три смены работают сельчане! И горя не знают, не знают и правителей российских, есть у них свой хозяин, настоящий, заботливый и расторопный. Который и деньгами поможет при необходимости, домишко отремонтировать, дочку замуж выдать и сына отправить в город, учиться на технолога пищевого производства, будет со временем из паренька добрый и преданный помощник!

Примерно так думал Максим, разглядывая полетавшие за окном машины пейзажи. Они с Лериком ехали сначала по равнинной дороге, лежащей почти строго по направлению Запад-Восток. Потом по дороге, которая начинала все больше и больше петлять, и извиваться, местами переходя в серпантин.

После четырех часов езды, они выехали на асфальтированную площадку, с трех сторон прикрытую торговыми палатками и павильонами. Сразу за ними начинался лес, уходящий по крутым склонам, казалось, в самое небо.

На площадке стоял обычный строительный вагончик-бытовка с прикрепленным к стене алюминиевым рукомойником и заслуживший этим звание и вывеску «КАФЕ». Рядом белел новым сайдингом двухэтажный сборный дом, под красиво оформленной шапкой «ГОСТИ-НИЦА». Кафе и гостиницу зачем-то разделял дощатый забор.

Несколько водителей-дальнобойщиков, со щетинистыми, припухшими от усталости ли-цами, сидели на корточках, у прогретого солнцем забора, курили в ожидании заказанного обеда.

Сквозь папиросный дымок они напряженно смотрели на двух девчонок – дорожных проституток, сидящих на поваленном березовом стволе с широко раздвинутыми ногами. Так они заманивали клиентов, из тех, что проезжали по федеральной трассе.

Лерик первым вышел из разгоряченной машины, потянулся, после тяжелой дороги.

- Пойдем, дядя Ваня, - пригласил он Максима. - Пошукаем рогатки.

Максим, разминаясь, присел несколько раз, потянулся и осмотрелся. Заметил в торговых рядах белые шкафы-холодильники. Направился к ближайшему из них.

- Пошли, - через левое плечо обратился он к Лерику. - Только пива куплю.

- Да зачем оно тебе, - улыбаясь, как всегда, спросил Лерик. - По дороге нет туалетов. Под горку побежишь коней отвязывать?

Максим оглянулся на горячую еще машину с тонированными стеклами, посмотрел на окружающие горы, на палатки и торговых людей, на молодого человека у обочины, делающего круговые движения руками.

- Посмотри, - он взглядом намекнул на окружающих. – Понял, за кого они нас примут? За ментов, или еще хуже, за «фэйсов».

- Ладно, уж, меня только не трави, - сразу понял и легко согласился Лерик. - В такую жару холодным пивком, да по жабрам!

Сказал, подтянув завистливые слюни и пошел в сторону россыпи автозапчастей, изображая озабоченного техническим состоянием своего автомобиля водилу.

Максим же пошел среди разноцветных палаток, как бы выбирая бутылочку похолоднее. При этом зорко, и незаметно для окружающих, смотрел по сторонам.

А на что было особо-то смотреть?

На деревянные прилавки, закрытые серо-зеленым брезентом? На рассыпанный по брезенту дорожный ширпотреб? Те самые поделки и подделки из камня? На лечебные браслеты и кассеты? На тюбики отбеливающей зубной пасты? На авторучки, игрушки, амулеты и прочие предметы – на все это, разложенное в какой-то странной, не подлежащей уразумению последовательности.

Все это были полезные и нужные дороге вещи, но для Максима они сегодня интереса не представляли. А вот сюда, к этому прилавку стоило подойти.

Среди прочей дорожной мелочи солидно сверкали благородной сталью ножи кухонные, сувенирные и охотничьи. Настоящий мужчина не может пройти мимо такого великолепия. Обязательно остановится, подержит в руках холодный клинок, восхищаясь мастерством уральских оружейников.

Максим был настоящим мужчиной, потому и не удержался, остановился, начал присматриваться к разложенному товару. Думал о том, как расположить к себе продавца, получить от него информацию верную.

Он взял в руки, один, потом другой, третий нож. Внимательно рассматривал их, и, было, похоже, что приценивался человек.
 
Продавец клюнул на такую нехитрую уловку, вышел из полутьмы фанерной подсобки. Был он здоров и волосат, напоминал снежного человека, как его изображают, только взгляд имел острый, оценивающий взгляд.

- Здравствуйте, чем интересуемся? – он в долю секунды успел рассмотреть Максима с ног до головы. - Ножами уральскими?

- Здравствуй, да всем интересуюсь, - повел Максим издалека. - И ножами тоже.

- Что, понравилось? Вообще-то нож, - он руками поводил в воздухе, пытаясь изобразить что-то умное, но сбился и спросил прямо. - Вам как – для себя хотите, или как подарок? Могу подсказать.

Продавец начал перебирать и перекладывать ножи с одного конца прилавка на другой, сортируя их и укладывая вновь, соблюдая неведомую, для Максима, систему. Тот с возрастающим интересом наблюдал за манипуляциями косматого торговца.

- Самому надо. Вот, вооружаюсь, - начал было объяснять Максим, но прервался и высказал вдруг родившееся предположение. - На охоту друзья пригласили, на кабана.

- Ну вот, смотрите, - продавец держал ножи в обеих руках. - Этим, короче, можно добить зверя, этим – разделывать. Короче, для каждого дела – свой инструмент нужен.

- Понятное дело! – согласился Максим и неожиданно отвернулся от продавца. - Ладно, похожу, посмотрю пока.

Он сделал несколько шагов от прилавка, остановился, изображая задумчивость и нерешительность. Махнув, на что-то рукой, он вернулся к излучающему радушие продавцу.

- Да, кстати об инструментах! В тех краях, - Максим как будто и не уходил. – Ну, куда на охоту еду, говорят, медведи водятся.

- Ба! Ну и поздравляю! – а что, продавцу – жалко? - Мясо кабана, шкура медведя! Короче – в шоколаде, сэр!

- Хорошо, если в шоколаде, - хмыкнул Максим. – А, то ведь, можно и в дерьме остаться.

Он описал быстрым движением рук, как ему показалось, контуры дикого зверя. А продавец, почему-то, увидел в этом контуре человеческую фигуру.

- Медведь зверь серьезный, – Максим попытался прикинуться простачком несведущим. - Его чем добивать посоветуешь?

- Ну, дядя, - продавец только руками развел. - Не знаю. Сам-то я не охотник, короче, только торгую ножами. Ну, а твой медведь…

Продавец покачал в сомнении головой. Посмотрел на свой, поблескивающий сталью, товар. Пожал плечами, показывая, что подходящего не нашел.

Обеспокоенные долгим разговором, из подсобки выглянули две кирпичные рожи, помощников продавца, глянули на Максима с подозрением. Изогнули брови, спрашивая продавца, как мол? Стараясь делать это незаметно для покупателя, показали продавцу свои аргументы - обрезки водопроводных труб.

Продавец жестом успокоил их и загнал обратно, в подсобку, сам же продолжил разговор с занятным клиентом.

- Не знаю, а может тебе сабля подойдет? – он явно дурачился, хохотнул, покачав давно не чесаной головой.

- Смеешься? – Максим одобряюще подмигнул продавцу. - Молодец! Только, брат, саблей мне в лесу размахивать несподручно.

Максим, быстро оглянувшись, наклонился к продавцу.

- Подскажи-ка лучше, у кого мне рогаточку спросить? - спросил он доверительно. - Миллиметров девяти, и маслят горсть?

Чтобы косматый дядька, за прилавком, наконец, понял, о чем идет речь, Максим сделал пальцы правой руки пистолетиком, направленным в грудь продавца.

- Ты что это, дядя, всерьез? – отшатнулся продавец. - Ты, короче, не по адресу обратился. Я этим не занимаюсь!

- А, я и не говорю, что ты этим занимаешься, ну!

Максим через прилавок, по-кошачьи легко дотронулся до плеча продавца, подмигнул ему ободряюще.

- А, ты возьми и узнай. Справочки наведи, – он похлопал себя по карману, намекая, о чем речь идет. - Не задаром, ведь, понял? А я дня через три заеду.
Из того же кармана, где предполагались немалые деньги, за услугу, Максим достал мятую визитку, протянул ее продавцу.

- Вот мой телефончик. Найдешь что-нибудь – позвони, цену назови, условия.

Продавец визитку взял, с сомненье покачал головой, посмотрел по сторонам. Внимательно, с прищуром – на Максима, отметил, конечно и ополовиненную бутылку в его руке.

- Ладно, дядя! Короче, попробую тебе помочь. Вижу, не от хорошей жизни ты на охоту собрался, – он вздохнул шумно и сочувствующе. - Через день, короче, позвоню. Да, не ходи здесь больше, не спрашивай – сдадут.

Продавец показал Максиму на прилегающие торговые ряды, при этом усмехнулся пре-зрительно.

- Понял, спасибо! – Максим протянул продавцу руку, попрощался. - Ну, пока, удачи тебе в бизнесе!

- Пока, охотничек, - отозвался продавец.

Максим отошел от его прилавка. Подозвал взмахом руки Лерика, бродящего между палаток.

- Поехали, Валера, время!

Глава девятая
ЯКОВ ИОСИФОВИЧ, КАК ОН ЕСТЬ

На полу гостиной лежал белоснежный ковер с ворсом – по щиколотки. По стенам были развешены мохнатые головы бурых медведей и полярных волков. Лосей и кабанов не было, и бывшие хищники, замершие в последнем, смертельном оскале не сводили с гостей блестящих взглядов.

Вдоль одной из стен стоял аквариум такой высокий, что родившиеся его дне пузырьки воздуха, на своем пути к поверхности, успевали вырасти до размеров вишни. Из густых зарослей ярких экзотических растений выглядывали любопытные зубастые морды пираний – рыб, как принято считать, веселых и общительных.

В стекле аквариума отражались языки огня, метавшегося в камине, встроенном в стену, напротив. Зажжен он был, конечно, только для уюта, для того, чтобы успокаивать смотрящих и поглядывающих на него гостей.

Из того подвида человеческого, что сначала расстраивали сами себя непростыми разговорами и возбуждали без меры несчитанными чашечками и чашками первоклассного кофе.

Вот и сейчас на кофейном столике стояли очень большие чашки парящего дымком кофе, и позолоченные рюмки с коньяком. Искры золота плясали и в рюмках, и в кофейных чашках.

Верхний свет был приглушен, и по лицам собравшихся в гостиной мужчин метались красные, мечущиеся светотени от зажженного камина.

Хозяин дома сидел спиной ко входу, в своем любимом кресле из квебахового дерева, свесив через кожаный подлокотник длинные вялые ноги. Смотрел он на присутствующих зло и насмешливо одновременно. Разговор, при этом вел серьезный.

- Запись разговора вы слышали. Какие мнения будут? – он добавил в интонации сарказма. - Господа хорошие?

- Ну, Аркаша! Ну, сученок! – затряс седой гривой Яков Иосифович. - Так подвести! Нашел – кому довериться!

Яков Иосифович с чувством плюнул. Пытаясь показать всю степень презрения, плюнул прямо на ковер, но попытка не удалась, слишком рыхлыми стали старческие губы, и мутный сгусток ядовитой слюны тягуче стек ему на брюки.

Присутствующие заворожено смотрели на это медленное падение. Интересно, что ни в одном взгляде не было заметно осуждения такого странного поступка.

- Говорил я ему – не подойдет нам этот! Это же чекист старого разлива! - Яков Иосифович, потрясая щеками, плюнул еще раз. - А их бывших – не бывает! Тьфу!

Результата этого плевка почти и не было, так – один только «пуф» получился. Пересохло от злости и возмущения во рту Якова Иосифовича, пересохло так, что язык мог сейчас заменить рашпиль.

Никто не спросил его, не поинтересовался – что это так разошелся старикан, что увидел необычного в обычном предательстве, к чему бы вспомнил бывших и вообще – чекистов, тем более, к ночи.

Тьфу, тьфу, тьфу!

Но знал, ох, знал Яков Иосифович, о чем говорил!
Первая встреча с чекистом была у него еще в 1972 года, эту встречу он запомнил на всю оставшуюся жизнь и сейчас воспоминание вдруг нахлынули на старого финансиста. Он прикрыл глаза ладонью, промелькнула перед ним красная табличка с золотыми буквами «Секретарь комитета комсомола МГУ», увидел он и себя, молодого, длинноволосого студента и весь кабинет разом.

Посредине кабинета, отведенного идеологическому вождю студентов, секретарю коми-тета комсомола Университета стоял, буквой «Т», письменный стол дубовых кровей. Украшала стол стандартная для того времени лампа под зеленым абажуром и замысловатой формы пресс-папье.

В левом дальнем углу помещения стояло поседевшее в огненных сражениях Знамя. Больше не позовет его звонкая труба на подвиги, никогда уже не пойдут за ним шеренги молодых бойцов за народное счастье. Может и не пепел это был, а просто пыль редко убираемого помещения, потому и грустило старое, заслуженное Знамя, обвисли его темно-вишневые крылья, облетела позолота страстного призыва.
 
По стенам в два ряда были развешены фотографии мужчин с переполненными значимостью лицами. Основоположники, Учителя и Вожди. Основатели и Руководители. Верхний ряд - с лицами, гладко выбритыми, нижний, почти все – бородатые. Не было одного – усатого Руководителя, который только и занимался реальным управлением страной. Остальные – так, люди при должности и привилегиях. Про них было сказано в одной древней Книге, что если слепой ведет слепого, оба попадут в яму. Так, в конце концов, и получилось, и все мы оказались там, куда так стремились, в свободном от обязательств обществе, где можно кричать о чём угодно, стоя по горло в дерме.

До свободы было еще далеко, и само это слово вызывало икоту у некоторой категории совслужащих, один из которых, Некто, сейчас по-хозяйски сидел за столом, на месте секретаря. Он был достаточно молодым, крепким мужчиной с улыбчивым лицом.
 
Слева от сидящего, на зеленом сукне, стоял стакан с простоквашей. Этикеток, в те времена, не клеили на стаканы и стаканчики, но советскому ли студенту не узнать простоквашу! Стакан был прикрыт от кабинетной пыли тоненькой красной книжечкой с золотым силуэтом лысоватого мужчины с бородкой клинышком на обложке.

Молодой Яков Иосифович, тогда еще просто – Яша, зашел в секретарский кабинет. Замялся у двери, увидев незнакомого человека. Держа в руке студенческий билет, топтался, переступая с ноги на ногу.

- Извините, э… меня приглашали, я… - начал он.

- Проходи, товарищ Яков, Яша! – широко улыбнулся вошедшему студенту тот, сидящий за столом. - Давай, сразу на «ты». А? Мы же комсомольцы, в некотором смысле.

Он, подчеркивая принадлежность к молодежной организации, щелкнул ногтем по ком-сомольскому значку на лацкане блестящего кримпленового пиджака. Значок-то обычный. Желтый Ленин на кровавом фоне, вот только одна особенность – золотые колосья вокруг.

- Братья! А меня можешь называть, допустим, Юрой, – посмотрел на Яшу вопросительно. - А? Чем не имя?

Некто – Юра заметил, как задрожали Яшины руки, как он нервно потер вспотевшими ладонями по модным брюкам.

- Да расслабься ты, Яша, проходи, садись! - Юра показал на место за столом, напротив себя. Подождал, пока студент не присядет.

Достал красно-белую пачку «Marlboro», предложил Яше.

- Закуривай, настоящие! – Юра ободряюще подмигнул.

- Да нет, спасибо, не курю, - предусмотрительно отказался Яша.
 
Курить, между нами говоря, он курил, особенно сигареты, полученные от иностранцев в обмен на те же комсомольские значки, но древняя кровь гордого, не сломленного тысячелетними унижениями и преследованиями народа не позволяла ему кормиться с чужих рук. Конечно, если речь не шла о коммерции – занятии почти святом и привычном.

Юра пожав плечами, закурил с видимым удовольствием. Прикрыл тонкими веками глаза, подержал дым во рту, посмаковал его, и вдруг метко выпустил серо-голубую струю в лицо Яше.

Посмотрел на опешившего от неожиданности студента внимательно и строго.

- Серьезно? А у нас есть данные, что ты, Яша, и куришь, и пьешь и, вообще ведешь аморальный образ жизни, - он заговорил с издевкой. - Даже завидно становится таким сукиным детям!

- Вроде, извиняюсь, на то и молодость, чтобы жить, гулять, - попытался возразить Яша. - В свое удовольствие.

- Яша, Яша! – Юра покачал головой с осуждением. - Молодость проходит быстро, Да…а!

Он был уже опытным агентуристом и, видя напряженность клиента, решил дать ему передышку, чтобы тот расслабился и успокоился, не замкнулся и не ушел в себя.

Юра натянул на загорелое лицо всегда готовое к употреблению выражение сочувствия и готовности войти в положение, щелкнул ногтем по красной книжечке, сбил ее со стакана. Выпил стакан простокваши с корицей в два приема.
 
- Действительно, гадость, - он брезгливо отставил в сторону весь в белых зернистых подтеках стакан. – А, вот ты, любезный, сейчас о будущем наверняка думаешь! А будущее, как на фундамент, опирается на настоящее, Яша! На реальные дела, в настоящем! А?

Юрий замолчал, долго держал паузу, глядел пристально, и не мигая в глаза студента. Ждал и молчанием своим понуждал Яшу к ответу.

- Ну, да, наверное, - вынужден был тот согласиться.

- Ну, да ну! Акадэмики! – передразнил его Юрий и тут же продолжил наступление. – А, что ты, Яша, делаешь для своего будущего? А?

Он наклонился, достал снизу – из ящика стола или какого-то портфеля, не было видно, картонную папку с белыми тесемками, медленно развязал их.

Яша смотрел за его действиями настороженно, как будто ожидал увидеть в руках у Юры ядовитую дрянь, вроде тарантула.

А Юрий перебирал листочки, делал вид, что читает их в первый раз, удивленно выгибал брови.

- Жизнь – прожигаешь, фарцевать начал, валютой и чеками интересуешься, - он взглянул на Яшу неожиданно остро. - У «Березки» тебя уже не раз наши разведчики срисовали.

Яша даже замахал перед собой руками, будто отмахивается от смертельно опасного насекомого, того самого тарантула.

- Ну что ты ручками-то машешь! Да знаем мы все, даже то, что ты за инвалютные рублики трусики своей подружке купил, французские, в кружевах, - Юра засмеялся серебряным смешком. - В рюшечках, да, уговорил девчонку, а не осилил?

Яша имел вид человека, возмущенного и смущенного до крайности. У него затряслись губы и руки. Даже волосы в носу и ушах завибрировали.

Глаза Юры засветились лукавством.

- Поди, о цене трусов заморских думал, А, Яса? – подколол он.

Яша, надо заметить, и точно потерпел фиаско из-за этих трусов. Даже их отсутствие на подруге в тот вечер не могло отвлечь его от мысли: «За что платить?».

- Вы! Не! Имеете! Права! – он начал повышать голос. - Я буду жаловаться.

- Ректору? – перебил его Юрий.

- Я напишу в газету! – нашелся Яша.

- В «Красную Звезду» или в «Труд»? – язвительно предположил Юрий.

- Почему «Труд»? – спросил оторопевший от неожиданного варианта Яша.

Юрий с наслаждением откинулся в кресле, попытался поставить его на две задние ножки, чтобы покачаться, как на стуле. Он всегда так делал, чувствуя свое преимущество и предчувствуя свою победу.

Но старое кресло натиску чекистской спины не поддалось, и Юре пришлось просто поерзать в нем, почесать спину и изобразить, что он именно этого и хотел.

- Да потому, мой юный дрю-юг, что изучаешь ты математику, а надо было тебе в Институт Леса идти. Трудовая династия у вас получается, - Юрий дотянулся до стола и постучал пальцем по листикам из папки. – Дед, гинеколог, лесного хозяйства, Отец – юрист, защитник сучьев и сучек и в конце династии ты, Яша!

Тут Юрий начал потирать ладони друг о друга так сильно, будто хотел извлечь из них огонь трением.

- Спросишь, почему в конце? Потому что, Яша, не вернешься ты с лесоповала, - он говорил проникновенно, без намека на насмешку. - Яша – Интеграл!

Яша, и точно имевший прозвище Интеграла, очень уж он смахивал на известное математическое изображение, особенно, когда стоял боком, преисполнился благородного гнева.

- Да как так можно! Как Вы… ты… могли… можете! – он, наконец, нашел зацепку. - Я советский человек!

Ах, Юрий! Будучи ловцом человеческих душ, он и вел себя как опытный рыбак. Он терпеливо подводил Яшу именно к этому признанию, зацепившись за которое, оставалось только подсечь и вытащить этого наивного карася.

- Вот, вот, вот! Это уже ближе к делу! – Юра встал и посмотрел на студента свысока. - Нашему делу, общему, надеюсь!

Он вышел из-за стола, сделал небольшой зигзаг по кабинету, подошел к Яше сзади, дружески похлопал обеими руками по поникшим плечам.

- Ну! Яков! Брось, не дуйся! - Юра наклонился, через плечо заглянул Яше в глаза. - Ты же уже все понял?

Яша, повесив голову, не отвечал.

Юра повеселел, ему уже все сказала поза поникшего студента.

- Понял! И не боишься? Впрочем, чего тебе бояться с сегодняшнего дня! – выпрямляясь, он привел совсем уже странный аргумент. - Только триппера, и тот Контора поможет залечить!

Яша дернул головой, а Юра засмеялся, каким-то невеселым смехом, смехом с подоплекой.

Так, посмеиваясь, он и вернулся на свое место за столом.

- Вот, Яша бумага, - Юра достал из папки листок мелованной бумаги. - И ручка к ней, в смысле, к бумаге.

Он протянул Яше ручку, обычный «Паркер». Яша, увидев блестящую хромом ручку, вы-прямился, даже заблестели профессиональным интересом фарцовщика его глаза. Но быстро собрался, момент оценил, от ручки взгляд оторвал и перевел его, наполненный искреннего уважения на Юру. Ждал.

- Пиши. Что писать? Сейчас скажу, - Юра пригладил свою прическу, еще раз оценивающе глянул на Яшу. - Чувствую, Яша, у тебя большое будущее. Мы! Тебе еще все служить будем!

Юрий взгляд отвел, задумался, глаза прищурил, будто хотел заглянуть в будущее, лет на тридцать вперед. Что-то в нем увидел, подавив вздох, продолжил наставлять студента:

- Так что, учи свою арифметику, Яша, а я всегда рядом с тобой буду. Теперь, Яша, и сама смерть нас не разлучит!

Что Яша написал на листе мелованной, редкой для того времени бумаге, мы уже не узнаем, потому что воспоминания были прерваны Джохаром, который резко вмешался.

- Да бросьте вы, рано еще, - он бросил взгляд в сторону Якова Иосифовича. - Сопли распускать.

Его поддержал сам Хозяин, не любивший и никогда не допускавший споры в своем присутствии, да и время он привык ценить.

- Давайте по делу, а? – он повысил голос.

Джохар зыркнул в него вороненым глазом.
 
- Аркашу твоего надо хорошо вздрючить. Нюх потерял, жирует, – Джохар зло, со значением, усмехнулся в усы. - Но пусть сам до конца и разруливает.

- Майора заменим, - легко согласился Яков Иосифович. - Твоим человеком. И пусть он живет там, на точке.

Хозяин качнул ногой, выражая свое согласие с предложением старого финансиста

- Принято!

Яков Иосифович, пожевал ветхие губы, собрался, было плюнуть еще раз, но, вовремя спохватился и проглотил слюну, щедро разбавив ее коньяком.

- Знаете, друзья, не люблю я политику! Дело я люблю. А воду мутить, - заскрипел он и осуждающе покачал головой. - И, опять, как все обернется, в какую сторону, а? Вон, ведь, с Рохлиным-то как нехорошо получилось.

Яков Иосифович замолчал. Молчали и его друзья-подельники. Задумались, вспоминая события почти десятилетней давности. Люди влиятельные, богатые и понимающие сладость власти, они всю жизнь рвались вверх, поднимаясь каждый на свою высоту.
 
Тернист и грязен был этот путь. Временами - просто кровав. И не было на этом пути остановок. Выпадали, правда, редкие моменты, когда можно притормозить, передохнуть, может быть, принять решение и остановиться.

Но, чем выше человек поднимался, тем реже выпадали такие счастливые моменты, а, начиная с определенного рубежа, процесс становился необратимым. И уже нельзя было ни остановиться, ни передумать. Только вверх, во главе той группы, что шла за тобой во власть и использовала тебя в качестве тарана.

Группа давала ощущение значимости, финансовое благополучие, общественное положение и, даже, обеспечивала признание общества. Человек погружался в ее интересы по самые уши, точнее – до кончиков ушей. И эти кончики оставались такими маленькими, что уже никакая сила не могла вытащить, разве только – Смерть.

А Смерть занималась своей игрой, проводила селекцию человеческого материала по какому-то своему сценарию, своему плану и исходя из своих же соображений о целесообразности. Но складывалось впечатление, что Она все знала о миссии того же генерала Льва Рохлина, о его месте в офицерском заговоре 1998 года.

Подумать - все тогда было готово! Армейские части, тот же восьмой «Волгоградский» корпус, морская пехота Тихоокеанского и Черноморского флотов, уже сидевшая в самолетах, десантники, в том числе Рязанское училище. Ну и население в виде народа. А чтобы его – народ, расшевелить и подтолкнуть к решительным действиям, придумали даже как устроить табачный и продуктовый кризис, задерживая идущие в Москву машины и рефрижераторы. На время, конечно, пока «по телевизору» не объявят об аресте Ельцина и его юного друга, премьера Кириенко.

Но генералы оставались настоящими армейскими генералами, про которых можно было услышать массу анекдотов, и оказались на проверку обычными фраерами, совершенно не обращающими внимание на правила и основы конспирации. Подслушали и записали дотошные чекисты их разговоры в бане, перед самим выступлением и Президенту на стол пленочки с записью положили. Ельцин тоже оказался настоящим Президентом и какое-то решение принял. И кто-то его решение претворил в жизнь, точнее – в Смерть.
Застрелили русского генерала Льва Рохлина за две недели до назначенного срока! И парилась страна еще два года. А люди, стоявшие за спиной генерала, те самые, что сейчас сидели в глубокой задумчивости в гостиной загородного дома в отместку за свое разочарование и потерянные на подготовку переворота деньги быстренько устроили неслыханный дефолт, потрясший буквально всех.

Благодаря дефолту, последовавшими за ним событиями и потрясениями как-то забыли и о погибшем генерале и о заговоре, не до того было. Несчастная женщина, спасавшая своих детей, «призналась» в совершенном из ревности убийстве мужа, и все. Тогда было все, а что будет этим летом, в августе?

Опять же интересно получалось - майор, на которого все они так надеялись и полагались, который вел всю работу «в поле», который не казался, а точно был «своим» не одно десятилетие, изменился. Или, уже изменил? Господи, как измельчали люди! Зачем вот он рассказал тому землекопу, из автосервиса, про план покушения? Ах, майор, майор… в 98-м он же сам и сидел в самолете со своими морпехами. Придется теперь зачищать основательно, всех зачищать! Только так!

Глава десятая
БЛИЖНИЙ БОЙ

Дорога, и так не балующая странников, сегодня показалась особенно неуютной и трудной. Густой туман в горах и мокрый асфальт, нет, даже не мокрый, а, какой-то жирный, стали причиной километровых пробок.

Две тяжелые аварии. Фуры, пробившие ограждение и лежащие в глубоких кюветах. Можно было рассмотреть только их задние мосты и перекошенные двери смятых кабин. То, что творилось глубоко внизу, видно не было, а по верху множество людей, в основном, отпускников, суетились, спорили о методах подъема, некоторые из них снимали на камеры мобильных телефонов.

Злые люди.

Чужая беда интересна сама по себе. И снимать в наше время можно, практически, все, для того и боролись за свободу. Но, чисто по-человечески, хотелось бы видеть в такой ситуации людей не с камерами, а с веревками, ветками какими-нибудь, ломиками-фомками для вскрытия дверей.

Максим и Лерик ехали в грязной машине на встречу с продавцом ножей. Они притормозили у места ДТП, и Лерик поднял вопросительно бровь, но Максим махнул рукой:

- Поехали, поехали, некогда. Без нас тут народу хватает.

Лерик нажал на педаль газа, и машина понеслась вперед, торопясь в условленное место к условленному времени.

В сторону палатки, где продавались замечательные уральские ножи, Максим шел с дежурной бутылкой пива. Конечно, он немного, на треть отпил из нее для релаксации, для конспирации, и просто утоляя жажду после долгой дороги. И прикрыл бутылку, чтоб не выдыхалось пиво, пробочкой.

Была еще одна, возможно, главная причина, по которой в руках Максима все чаще люди замечали бутылку пива. И причина эта заключалась не в пагубной привычке к пенному напитку, хотя и грозила в нее перерасти. На упреки близких он обычно не отвечал, искренне полагая, что его объяснение ни коим образом не удовлетворило бы спрашивающего, скорее – наоборот, расстроило.

А объяснение было простым и понятным, как дважды два и заключалось оно в двух словах. Постоянная готовность – вот эти слова. Постоянная готовность отразить внезапное нападение или покушение. Отразить подручными средствами, то есть тем, что рядом, что первое попадет под руку. Что можно использовать в качестве оружия самообороны? Все! И кое что ещё, о чем мы узнаем из следующего ниже небольшого отступления, которое можно пропустить без ущерба для чтения, а можно и прочитать для последующего, не дай Бог, ко-нечно, использования по назначению.

Небольшое отступление: «О пользе пивной бутылки».

Итак, юность Максима. Не тот замечательный фильм, «Юность Максима», имеется в виду, а период жизни нашего героя, тоже Максима, когда он из юноши очень быстро стал мужчиной, пройдя спецподготовку во флотской спецшколе, столкнулся вскоре с подлостью и предательством, умер и вновь вернулся к жизни, в последующем постоянно балансировал на острой кромке между ними.

Поддерживать зыбкое равновесие между бытием и битьем, в наступившей внезапно свободной жизни, ему помогало полученное в спецшколе воспитание, в духе поединка на уничтожение противника, поединка, не ограниченного какими-либо правилами, моральными нормами, требованиями закона.

Все это вместе и короче называлось - стиль тотального боя. Его главным принципом была способность внезапно превращаться из безобидного обывателя в яростного хищника. При правильном применении это перевоплощение давало потрясающий результат.

Еще бы! Обычные предметы и вещи, наполняющие пространство вокруг любого из нас, могли стать жестоким инструментом для остановки, обуздания агрессора. Достаточно вспомнить о том, что Мастер «каменного» боя может попасть камнем весом до 300 граммов точно в голову человеку на расстоянии до 50 метров. Брать при этом надо кругляши или куски, но не плоские камни, произвольно меняющие траекторию. А с помощью пращи древние бойцы наносили серьезный ущерб противнику в доспехах на дистанции 180 метров, а попадали в цель на 300 метров.

А стальной шарик из подшипника? Выпущенный из хорошей рогатки, с расстояния 15 метров он пробивает человеческий череп и застревает внутри.

Классика российской армейской и тюремной действительности - алюминиевая тарелка. С помощью заточенных по ободку тарелок зеки не раз снимали часовых при побегах. Тарелки большого или меньшого размера, блюдца, стеклянные круглые подносы встречаются везде. Оглянитесь – вокруг вас целый оружейный арсенал!

Обычные вещи - метла на длинной ручке, грабли, весло, швабра, хоккейная клюшка, тяпка, коса, все это идет в ход в умелых руках. Даже стулья и табуреты. Еще - авторучка, карандаш, вилка, напильник, длинный гвоздь, просто подходящий сучок. Смятая жестяная банка. Ножницы. Металлическая расческа.

Молотком, например, можно легко раздробить пальцы, выбить из них оружие, запустить им в голову, если расстояние до противника не превышает трех метров. А штыковая лопата как оружие заменяет алебарду, про саперную и говорить нечего.

Секундное дело – скинуть с фаянсовой тарелки недоеденную котлету и переломить ее о край стола. У разбитой тарелки окажется острый изломанный скол, которым можно не только резать, но и рубить, завершая рубящее движение сдергиванием обломка на себя. Две руки – два смертельных полукруга.

Так называемая антенна Куликова, или роликовая антенна – очень опасна в руках даже неопытного человека, удары ею болезненны независимо от места попадания, закрыться от них практически невозможны. Удар разложенной антенной срывает кожу с лица, ломает пальцы. При этом роликовую антенну легко свернуть кольцом.

Если время позволяет подготовиться к возможным неприятным последствиям грядущей встречи, на «стрелке», например, то можно из подручного материала соорудить нечто вроде оружия. Таким как «Колбаса». Это просто чехол из плотной ткани или кожзаменителя дли-ной 30-50 сантиметров и диаметром около пяти сантиметров. Внутрь засыпается песок, соль, мелкую дробь. Удары «колбасой» вызывают тяжелые травмы внутренних органов, од-нако следов на теле не остается. Можно, в крайнем случае, снять носок и заполнить сырой землей с ближайшей грядки. При ударе по голове таким носком сотрясение мозга обеспечено.

Или монета достоинством в один рубль, заточенная с одной стороны по ребру. Ее удобно носить при себе, она почти незаметна в руке. Такой монетой можно без особых затруднений нанести многочисленные порезы любому противнику.

Но нет ничего более коварного и действенного, в то же время – более доступного для отражения внезапного нападения, чем стекло и изделия из него. Потому что стекло и стекляшки встречаются везде. Нет рядом с вами на земле – можно добыть его, разбив витрину, окно, светильник, стакан и т.д. Наиболее опасны осколки оконного стекла с толщиной острия в сотые доли микрона.

Посмотрите – лежит на остановке городского транспорта, или у крыльца, под скамейкой разбитая бутылка. Оружие? Конечно! И еще какое! Толстостенная бутылка, например, из-под Шампанского, имеет длинные прочные зубья-осколки, способные проткнуть несколько слоев одежды. А водочная и винная тара отличается короткими закругленными зубьями с прекрасными режущими свойствами.

Как ей воспользоваться? Очень просто, если Вас не оставила сила духа и способность действовать.
Можно колоть и резать и горлышком, и донышком. Часто один только вид зажатой в руке «розочки» останавливает нападающего, он теряет время, а вам только этого и надо!
 
Для тех, кто не переносит вида крови, или не хочет объясняться с полицией, а такое объяснение после реального боя весьма вероятны, есть другой способ. Простой и надежный: освобожденная на треть, проще говоря – отпитая бутылка, закрытая, конечно, пробкой, берется за горлышко. Место удара – плечо, ближе к шее, так гарантируется очень болезненный перелом ключицы и нападавшему пару недель будет не до вас. Можно бутылкой ударить и по голове, над ухом. Только не переусердствуйте от волнения или страха, одним таким ударом можно отправить напавшего на вас негодяя в путешествие по Долине Смерти.

Пьяного человека, мало чувствительного к боли, или трезвого, но массивного, лучше встретить ударом корпуса бутылки в лоб, или краем дна по переносице, или проводить ударом по затылку.

Поэтому и только поэтому Максим перед неприятными встречами, или встречами, не исключающими неприятности, заворачивал к витринам-холодильникам и покупал бутылочку пива. Вид человека, утоляющего жажду, или «гасящего пожар после вчерашнего» не вызывал у его потенциальных или реальных противников подозрений и особых мер предосторожности они не принимали. О чем, конечно, потом сильно жалели своими забинтованными башками.

О таких занимательных вещах, как преимущество внезапного нападения, или как самому сделать из куска бумаги оружие, Максим мог говорить долго и подробно, но время, отпущенное для «Небольшого отступления» истекало, и пора было заниматься делом, ради которого они с Лериком оказались на границе Европы и Азии.
***
Косматый дядька, продавец ножей, увидев Максима, приветливо махнул ему рукой. Хотя его жест мог бы показаться и несколько напряженным.

Максим на приветствие ответил, но к прилавку с уральским булатом пошел не сразу. Сначала он подержал в руках и посмотрел на просвет кофейные чашечки, подкинул пару раз цветастые шары, имитирующие земной шар, перебрал несколько колод дорожных карт и коробочек с аудиокассетами.
 
Взгляд его, как и учили, описывал восьмерки по окружающему пространству, отмечая при этом все интересное или опасное, или представляющее особый интерес. Ни того, ни другого, ни третьего, он не заметил и, беззвучно чертыхнувшись, поздоровался с продавцом.

- Чуть свет, и я у ваших ног, – начал Максим. - Привет! Все нормально?

- Ну, привет. Да, - продавец был сегодня неожиданно сух. – Ждут. Вас.

Максим, конечно, эту неоправданную сухость взял на карандаш. Спрашивать ничего больше не стал, справедливо полагая, что все должно идти своим чередом.

Продавец взмахнул рукой, и его жест напомнил Максиму флотского сигнальщика, который двумя – тремя жестами и комбинациями мог дать команду подчиненной эскадре начать смертельный бой, или отменить его, творя, таким образом, саму Мать-историю.

На взмах продавца с обочины снялся и, вызывающе вихляя худыми бедрами, подошел молодой человек, длинноволосый, щедро от природы покрытый прыщами. Он подошел, вопросительно дернул головой.

- Слышь, вот человек, насчет снаряжения, на охоту приехал, - подмигнул ему продавец, и попросил: - Проводи.

Прыщавый с обочины, по-птичьи наклонив голову, посмотрел на Максима, плюнул далеко в сторону.

- Ну, пошли, дядя, – пригласил он.

И они пошли, Максим и человек с обочины, потопали вдвоем по тропинке между ларьками к виднеющемуся за ними у самой кромки леса вагону – бытовке.

Границу между вагончиком и ползущим в горы лесом охраняли кучи угля и торфяных брикетов. Стратегический запас на зиму. Отдельно белели березовыми боками короткие полешки, для дорожной бани-сауны приготовленные.
 
Стены вагончика ершились зеленой чешуей облупившейся зеленой краски. У невысокого крыльца-тамбура маялась, привязанная к нему грязной бельевой веревкой, дворняга. Кусок пришпиленного к стенке вагончика рыжего, в черных пятнах картона, утверждал, что это не просто собака, а, «Осторожно – злая собака!».

Не обращая внимания на собаку, а уж тем более – на картонку с предупреждающей надписью, Максим с провожатым зашли в вагончик-бытовку.

Человек с обочины, взявший на себя роль провожатого, как только они вошли, встал у двери, прислонился к ней и, скрестив ноги, по-поросячьи стал чесать спину о косяк.

Максим остановился, привыкая к полутьме помещения и осматриваясь. Смотреть, особо было не на что. Бытовка как бытовка, она представляла собой низкое и узкое, полутемное помещение с тяжелой, как туман атмосферой. Это была атмосфера дешевого местного пива, самопального алкоголя и женщин, которых их истинные пользователи обычно называют «Телятина под «Орифлейном».

Освещала бытовку тусклая лампа под потолком, без плафона, розовый свет, идущий из угла вагончика и голубой мерцающий монитор.

Да, в левом, дальнем от двери, углу, на двух сдвинутых письменных столах громоздилась неожиданно современная оргтехника. Компьютер, сканер, цветной принтер. Настольная лампа под розовым абажуром высвечивала образцы всевозможных документов, прикрытые толстым листом оргстекла.

За компьютером сидело волосатое создание, жирное и давно нечесаное, неопределенного пола, в клетчатой черно-красной рубашке навыпуск.
 
В правом от входа углу стояла почерневшая от времени печка-буржуйка. Несколько березовых поленьев и прислоненная к ней кочерга говорили о том, что жива еще была и активно использовалась чугунная чертовка.

Там же - раздолбанный вдрызг диван, он стоял не на ножках, вместо них были подложены кирпичи. Перед диваном – стол, обильно загаженный грязной посудой нехитрой закуской, в основном, свежей зеленью. На полу, обрамляя и диван, и стол, лежали и стояли бутылки, вперемешку с растерзанными банками рыбных консервов, стаканы - над ними, а в них - мухи.

За столом сидели с тяжелой сосредоточенностью, нависая над своими стаканами, двое крепких мужчин с низкими бровастыми лбами и отливающими синевой челюстями.
Старший из них, придорожный грабитель, в прошлом рэкетир, по кличке Дима Рыжий наклонил от себя стакан с густым коричневым напитком, щелчком попытался выбить муху с поверхности жидкости, похожей на портвейн.

Мокрая пьяная муха пулей полетела в сторону толстого компьютерщика, а Дима Рыжий посмотрел на Максима лиловым взглядом и удовлетворенно кивнул второму, который отзывался на прозвище Жук.

- Привет! – Жук начал разговор. - Чем обязаны, дядя?

- Вы? - Максим пожал плечами, оглядел еще раз помещение и присутствующих. - Мне?

- Тебе, тебе, дядя, - подтвердил Жук и посмотрел в сторону входной двери.

Человек с обочины, не отрываясь от своего яростного занятия, успокаивающе махнул рукой.

- Да он это, он, - блохастый извивался в экстазе. - Не сомневайся!

Дима Рыжий в его сторону даже не посмотрел, просто цыкнул:

- Заткнись, тебя не спрашивают!

Он низко наклонил голову и теперь смотрел на Максима исподлобья.
 
- А, ты, хм, - заговорил Дима Рыжий, медленно пережевывая зелень. - На охоту, слышал, собрался?

- Можно и так сказать, - легко согласился Максим.

- Ну, башкирские ребята, - Дима Рыжий осуждающе покачал головой. – А, что, не по-русски - то, не по-человечески? Хочу, мол, завалить…

- Я этого не говорил! - торопливо перебил его Максим.

- Бросьте вы, как пионеры, ей Богу! – Жук занервничал. - Ты, дядя, тоже, того, приехал за товаром – забирай и отваливай!

- Подожди, Жук, - вступился Дима Рыжий. - Пусть сначала бабло покажет!

Максим сделал указательный палец пистолетиком и направил его в грудь Жука, подмигнул ему:

- А, ты - товар!

- Ха! Да вот он – твой товар! – Жук лягнул топчан. - Бабульки кажи, папашка!

- Ну?

- Понравятся твои хрусты – живым уйдешь! А нет… - развел руками Жук.

Максим стрельнул взглядом вправо, влево от себя. Начал медленно передвигаться, стараясь, чтобы за спиной была только стенка вагончика.

- Вы что, мужики? Мы же договаривались, - тянул он время. - Товар – деньги! Ну!

- Ой, не смеши, перестань, папашка, на самом деле, времена такие настали, - в голосе Жука даже послышалось сочувствие. - А, скажи – кому легко?

Максим против такой постановки вопроса ничего не мог возразить. И времена, действительно такие, что бычкуй, да помойничай, как говориться, и не найдешь сейчас на Руси человека, которому было бы легко.

- Короче, гони деньги, - решил, в конце концов, поставить точку в разговоре Дима Рыжий. Он повысил голос, начал привставать со своего места. - И вали отсюда к такой-то матери!

Жук, встал, шевеля пальцами, протянул к Максиму свою ручищу, начал заходить к нему справа, вынуждая Максима развернуться.

Толстый человек от компьютера отвлекся, закрыл какую-то программу и повернулся в их сторону, предвкушая назревающий «бой быков». Повернувшись, он оказал неоценимую услугу Максиму тем, что в потемневшем мониторе перезагружающегося компьютера тот заметил отражение Димы Рыжего, подходящего к нему с обрезком трубы в руке.

Максим в секунду прикинулся человеком понявшим ситуацию правильно. Он, демон-стрируя смирение в движениях, не торопясь, правой рукой, начал, как бы, доставать деньги из внутреннего кармана куртки – ветровки.
 
Левой ногой быстро сделал шаг вперед.

Левая его рука с той самой пивной бутылкой начала описывать круговое движение.

Круто обернувшись через правое плечо, Максим ударил бутылкой чуть повыше правого уха Димы Рыжего.
 
Брызнули в стороны осколки бутылки, вскипевшая на голове пена стала напоминать дешевый шампунь.

Дима Рыжий рухнул на грязный пол так, что затрясся весь вагончик. Слюна, пузырясь и смешиваясь с пивной пеной, потекла по вороненому подбородку.

Человек от компьютера левой рукой начал чесать под подбородком свою маслянистую бороду, правой рукой потянулся к жестяной коробке с папиросами «в развес».

Еще один взмах руки Максима, и «розочка», остатки горлышка разбитой бутылки, в его руке, развалили оторопевшую физиономию Жука от скулы до подбородка.
Брызнула кровь. Раздался рев раненого зверя.

Максим быстро отступил на пару шагов, схватил в правую руку чугунную кочергу, присмотренную ранее у печки-буржуйки. И вовремя!

Взбеленившийся верзила, Жук, пригнув голову, по-бычьи бросился на Максима. За ним, по полу вагончика потянулась дорожка крови.

Максим грациозно шагнул в сторону, точно, как тореадор на арене, и метко тюкнул по подставленному дегенеративному затылку. Жук, по инерции, долетел до стенки и по ней уже начал сползать на пол.

Человек с обочины замер, вытянулся в струнку, дышать и чесаться перестал.
 
Толстый компьютерщик удовлетворенно хмыкнул и отвернулся, возвращаясь в свой электронный мир.

Максим, выждав пару минут, обошел лежащих без сознания бандитов, подошел к топчану, наклонился и вытащил из-под него зеленый оружейный ящик.

Глава двенадцатая
НАЧАЛО ДНЯ. ДВА ВАРИАНТА

Поселок-спутник соседнего областного центра был застроен самыми удивительными домами. Люди, которые ехали по проходящей в полукилометре от поселка автостраде, с интересом и удивлением рассматривали смешение самых разных стилей в индивидуальном строительстве. Нет, конечно, не стилей, о чем речь, скорее, подходов и способов застройки выкупленного, по дешевке, участка.

Здесь были одноэтажные дома, вытянутые вдоль улицы и напоминавший бараки, двух-этажные, причем первый этаж – бетонная коробка без окон, а второй из оцилиндрованной сосны. Трехэтажные, сляпанные из разных сортов кирпича, и красного и силикатного, и облицовочного. Был даже один дом, издалека похожий на средневековый замок, с башенками и многочисленными уступами-выступами, только ростом пониже, всего в четыре этажа. И над каждой башенкой вился узкий вымпел его владельца, адмирала оптовой торговли копчеными свиными ушами.

Перед въездом в поселок, в специально устроенном «кармане», у самой дороги стоял небольшой одноэтажный магазинчик, из красного кирпича. Хорошо укатанная площадка, перед ним, формой и размерами напоминала конечную остановку автобусов, покрытую пятнами масла и разным автомобильным мусором, пустыми флаконами и пузырьками.

Справа от входа в магазин, под зеленым навесом, несколько пенсионеров из ближней деревни, торговали утренним добром – молоком, сметаной, свежими овощами, вяленой рыбой, и еще - всем, что нужно, живущему за городом настоящему горожанину. Вокруг магазина белоснежные куры водили утренний хоровод, пытаясь своими острыми клювами расковырять бетонной твердости землю.

Идиллию теплого утра не портила даже стоявшая со стороны солнца на обочине, метрах в пятидесяти от магазина, вишневая «девятка». В ней сидели: Лерик за рулем, Максим рядом, на заднем сиденье, развалившись, Резаный пыхтел «Беломорканалом». Интересно, зачем и по какому такому поводу собрались эти занятые в «миру» люди на пыльной обочине, в нагревающейся на солнце машине?

- Ну, что, коленки не трясутся? – спросил вдруг Максим у Лерика.

- Перетряслось уже все. Раньше боялся, - отмахнулся тот. - Сейчас – нет. Да и жабу эту старую не жалко.

Лерик смачно плюнул в открытое окно машины, проводил плевок взглядом.

- Травит мужиков своей «паленкой», - зло продолжил он. - Каждый выходной, говорят, двое–трое на «скорой» в реанимацию! Не дай Бог!

Злость его была понятной и простительной. Сам-то он не застал тех благословленных времен, но родился и вырос в русском селе и от бабок-дедок слышал передаваемые из поколения в поколение предания о делах старины далекой, о том, как жили, и что при этом пили настоящие россияне.

Пили, прежде всего, Наливки. Делали их из любых ягод или фруктов, из того, что было под руками и чем полнились сады. Но особенно ценились и были любимы наливки, приготовленные из морошки, черной смородины, вишни, малины, красной смородины, брусники, сливы и рябины. А еще делались, на любителя, наливки из черемухи, дыни, ананасов, листь-ев розового куста, скорлупы грецких орехов.
Потом - Вишневка. Это очень вкусный и полезный для здоровья напиток. Запасали его бочками, чтобы хватило большой семье до следующего урожая.

Затем – Шиповки. Так напиток назвали не потому, что из шиповника, а потому, что ши-пел и пузырился в бокале, наподобие Шампанского.

Самые, из пития, доступные, в том числе и для детей - Водицы. Изюменная, имбирная, из красной смородины, лимонная, из черной смородины, из листьев черной смородины, померанцевая, из айвы, березовая, яблочная, апельсиновая и даже – лимпопо. Этот, хотя и считался финским напитком, но был удивительно вкусным.

Ассортимент напитков для мужчин был небольшим, но водки отличались настоящей крепостью и отменным вкусом.
«Белая Московская». «Водка Ерофеич». «С миндальным запахом». «Тминная скороспе-лая». «Водка Запеканка». «Из персиковых косточек». «Малиновая водка». «Тминная». «С кардамоном». «С гвоздикою». «Мятная». «Лимонная и апельсиновая».
Водки выдерживались и закрашивались, для любителей, в синий цвет – васильком; в желтый – шафраном; в зеленый – немецкой мятой; в красный – черникой или кошинелью; в фиолетовый – семенами подсолнечника; в коричневый – скорлупой кедровых орехов.

Женщины и девицы в России тоже не были забыты. В долгие вечера они грелись не одним только чаем, постоянно кипящим в ведерных самоварах, но и вошедшими в моду ликерами, разлитыми по микроскопическим чашечкам. «Ликер Розовый». «С ванилью». «Ли-монный». «Апельсиновый». «Малиновый». «Земляничный». «Ликер Мараскин». «Ликер из мамуры».

Мамура – это смешно? Нет, это очень вкусно! Мамура – не японская фамилия, хотя, говорят, встречается и такая. В нашем случае, мамура – это другое название вкуснейшей российской ягоды – малины арктической. Теперь вспомнили? Нет? Попроще – княженика, так называли ягоду за ее необыкновенный вкус, напоминающий одновременно и малину, и ананас. Кстати, и в наше время княженика считается лучшей по вкусу среди дикорастущих ягод.

Только не до мамуры сейчас. В описываемый год в России было выпито четыре с половиной миллиарда бутылок водки. По официальным данным, не менее 40-45% это и есть «паленка». Ее делят на три группы – «нелегалка», фальсификат и контрафакт. Закон различает эти группы, а вот человеческий организм нет!

Все три вида – смерть! Разница во времени, но не в результате. Обычный диагноз – панкреатит, это когда из-за чудовищного содержания сивушных масел в дешевом «левом» пойле поджелудочная железа начинает переваривать сама себя.

Самая страшная, это кустарная, так называемая «гаражная» водка, которую зачастую делают из любого, более-менее пахнущего спиртом сырья, вплоть до метилового спирта, метанола или, по-другому древесного спирта и незамерзающей жидкости на основе этанола. Закупают или воруют «сырье» канистрами, разбавляют его «на глазок», хорошо еще, если чистой водопроводной водой, затем сдабривают красителями и ароматизаторами, разливают в собранные «бичами» по дворам и мусоркам бутылки.

Настоящая водка, смесь спирта и воды, нейтральна, в ней нет никаких примесей и при правильном использовании относительно безвредна для организма. А, вот смертельная доза метанола всего сто миллилитров! Антидотом, кстати, к нему выступает спирт этиловый.

Если и пить что-то самодельное, то только коньяк!

Его, «паленый» коньяк делают, используя бражку из сухофруктов. После перегонки в нее добавляют дубовую щепу и выдерживают два-три часа под определенным давлением и температурой. Это вполне заменяет пятилетнюю натуральную выдержку. Причем, качество такого «коньяка» отменное и далеко не каждый знаток или любитель знаменитого напитка сможет их отличить. Помогут только долгие годы тренировки, которых у нас нет, и пора возвращаться к нашим героям.

- Кончайте базарить, Бог далеко, а жизнь близко, - прохрипел сквозь папиросный дым Резаный. - Слюни подтираем, бабло забираем, и Уфа гуляем.

Максим покосился на него, посмотрел на вмонтированные в приборную доску часы.

- Да… - вздохнул он. - Шли к любимой – попали в Ад! Так, братва, время подходит.

Максим достал из бардачка бинокль, не высовываясь из машины, разглядывал машины на дороге и прилегающие к ней окрестности. Что-то интересное увидел и крутанул рукой:

– Заводи мотор!

С виду старенькая машина вздрогнула и ровно зарычала. По этому глухому рыку специалист сразу мог бы определить, что под местами облезшим капотом бьется железное сердце удивительной мощности. И точно, некие умельцы за весьма умеренную плату усовершенствовали серийный двигатель. Что-то там расточили-проточили, мы не будем уточнять, кому надо – тот знает куда обратиться. Только подтвердим, что после реконструкции машину стало не узнать! Сколько раз она свое прытью спасала отчаянных друзей во время их дерз-ких набегов на чужую собственность!

Сегодня для нее подвернулась не случайная работа и потому вишневая девятка подъехала к магазину и замерла напротив входной двери с работающим двигателем.

Лерик с сосредоточенным видом сидел за рулем.

Резаный вышел из машины, дверь за собой не захлопнул, лишь слегка прикрыл, двинулся в сторону рыночка.

И Максим, не торопясь, выбрался из машины, дверь со своей стороны оставил открытой, вроде как проветривается! Равнодушно посмотрел на фрукты-овощи и прочую зелень, лежащую перед старушками, ленивой походкой прошел к магазину. Перед входом задержался, обернулся, посмотрел вокруг, глубоко вздохнул и шагнул внутрь.

Резаный в это время, демонстрируя неторопливость, подошел к одной из теток, к той, что торговала редиской. Подался к ней через прилавок, казалось, говорит ей что-то интимное, на что тетка начала игриво смеяться. Вот засмеялся и сам Резаный. Через плечо взглянул на въезжавшую на площадку, белую «Волгу».

Деревенские торговцы прекратили на время трепаться, обсуждая грядущую индексацию пенсии, и дружно демонстрировали «Волге» свое глубокое почтение.

Из машины выплыла, и точно, похожая на старую жабу, ярко и броско разодетая хозяйка магазина, женщина неопределенного возраста с блестящими от алчности глазами.

На коротких слоновьих ногах, она вразвалочку шла к магазину, по пути, небрежно кивала головой-обрубком, трясла рыжими лохмами, здороваясь с торговцами. Модные брюки при ходьбе шуршали, распираемые горячими потными ляжками.
Зашла внутрь магазина.

***
Пруд, пруд и еще один выкопали, расчистили умелые люди. Получилась целая система прудов. Да не простых, а рыборазводных. Рыба, правда, не ахти какая в них водилась-разводилась. Карась золотистый, да карп зеркальный. Плодились рыбки хорошо, вес нагуливали быстро, на радость Хозяину. Прибыльное это было дело - прудовое рыбоводство! При хороших первичных вложениях, конечно, и в хороших руках находящееся. Могу Вас, заверить, что денег на пруды не пожалели, выделили с достатком. И на приказчика, управляющего хозяйством, грех было жаловаться!
Подобрал Хозяин человека достойного, делу рыборазводному преданному до самого своего конца. Любимое дело, как и своя ноша – не тянуло. В радость была любимая работа, и результат приносила соответствующий трудозатратам, и душе, вложенной в дело.

Удивительной красоты получилась система. Меньше всего она походила на коммерческое предприятие. Скорее, на Дом отдыха для партийно-правительственных боссов. Три пруда, нанизанные, словно бусины малахитовые, на извилистую речку, лежали среди холмов Среднерусской возвышенности. По косогору – почти до самой воды, сбегали светлыми рядами и группками березки.

А на берегу среднего пруда была устроена небольшая площадка. Брусчаткой гранитной и диабазовой вымощена, укрыта от непогоды и солнца жаркого брезентовым тентом. Знающие люди утверждали, что из парусов барка «Товарищ» был пошит этот тент. Под ним и дубовые скамьи, и стулья, соответствующие стояли у низкого длинного стола.

Те, кто хорошо, или достаточно, знали Хозяина, не удивлялись относительно скромному обустройству места для Его отдыха и размышлений. Мог бы Он, при желании золотыми брусками замостить не только эту площадку, но и дорогу к ней, да, пожалуй, и от самой Москвы! Однако, нет, глазу надо отдыхать и от богатства и изобилия.
 
Проклятье человеческого, читай – животного происхождения, вот основа той, кажущейся необъяснимой, тяги к созерцанию воды, огня, мяса, шипящего своими соками над этим огнем. К женщинам, в конце концов, которые и пахнут живыми самками, а не запасниками парфюмерного магазина.

Так вот, к этой, основной площадке, углом примыкала еще одна, для мангала, барбекю и, чтобы по-простому, котелок с ухой над костром можно было подвесить. Тогда аромат доходящей до кондиции ухи смешивался с дымком костра и вызывал ощущения посильнее вся-кого аперитива заморского, фирменного.

Вот и сейчас он, не котелок и, даже, не чугунный котел, а медный, которым пользовался еще Чингисхан, с закипающей для ухи ключевой водой, специально привезенной издалека для этого дела, висел над курящимся костром.

За столом сидели только наши знакомые - почти все участники предыдущих встреч в гостиной загородного дома. Одеты просто, по-походному. На столе солидные закуски, скромно – напитки.

Во главе стола, на своем обычном месте, сидел Яков Иосифович. У его ног свернулась черная дворняга с вислыми ушами.
 
- Хорошо тут у тебя, Аркадий, красиво! Молодец, - он смотрел по сторонам, встряхивая гривой седых волос.

Яков Иосифович опустил руку, погладил собаку по голове, почесал между плюшевыми ушами. Та завиляла хвостом, повизгивая, начала укладываться на спину, подставляя доброму человеку белесое брюхо.

- И рыбка у тебя, Аркаша, хорошая, – все улыбался довольный Яков Иосифович. - Ты знаешь, чем уважить старика!

Он повернулся в сторону пруда, в глазах старого финансиста закипала влага и тоска.

- Я ведь рыбкой-то привык завтракать, когда еще на Севере хозяйничал, – Яков Иосифович вздохнул. - Ну, да ладно. Скажи мне, Аркаша, как у тебя дела на трассе? Успеешь к сроку?

- Конечно! Все будет сделано вовремя!

Аркадий посмотрел в сторону костра, принюхался. Показал Якову Иосифовичу на пустой стаканчик.

Тот согласно кивнул и тут же спросил:

- Может, помочь, чем надо? Денег добавить?

- Нет, денег хватит, - Аркадий ответил быстро и уверенно. - Исполнитель-то, думает, что он на страну работает.

- Хорошо, - подумав, сказал Яков Иосифович. - Это хорошо, что он так думает.
Яков Иосифович потянулся за ножом, больше похожим на кинжал, начал умело им играть, подбрасывая его и ловко прихватывая за ручку.

Присутствующие смотрели на занятие старшего из них почтительно и молча. Они знали и уважали существующие в группе порядки, знали, что «без доклада не входить», при обсуждении проблемы говорить только по приглашению, коротко и ясно. Эти люди точно знали, что молчание – это золото.

- А, вот, скажи, - Яков Иосифович, наигравшись, отложил нож, вытер руки об скатерть, указательным пальцем правой руки нацелился в лоб Аркадию. - Аркадий, о чем ты думаешь?

Аркадий странного вопроса не понял, потому и не ответил, лишь пожал плечами. Остальные насторожились, предчувствуя неприятности, тем более, что трое из них знали точно, о чем речь.

- Тебе ведь отвечать головой за все, - Яков Иосифович все продолжал целиться своим крючковатым пальцем. - Именно тебе!

- Что-то случилось, Яков Иосифович, - тревога полыхнула в глазах Аркадия. – Скажи, что не так?

- Пока не случилось, Аркаша, пока, - Яков Иосифович пальцем покачал перед самым носом Аркадия. - Но может!

Яков Иосифович с раздражением, отвернулся от молчащего Аркадия, смотрел в сторону рыбака, который стоял одной ногой на берегу пруда, а другой в воде и выбирал из сети пойманную рыбу.

Смотрел внимательно на то, как рыбак метко, не прицеливаясь, кидает в ведро трепещущих, приговоренных к ухе, карасей.

- Менты уже этим сервисом интересовались, - Яков Иосифович говорил, не поворачиваясь, к сидящим за столом. - Если он засветит тебя и планы твои…

Аркадий начал вставать со своего места, попытался возразить, но Яков Иосифович осадил его резким жестом.

- Мы их и знать, не знаем, если что не так, - он, наконец, повернулся, сильно прищурившись, посмотрел Аркадию в глаза. - Запомни, Аркаша, получится – почет тебе, и честь, и все, что причитается.

Яков Иосифович, покряхтывая, встал из-за стола, подошел к рыбаку, колдующему над брызгающим во все стороны ведром, достал из него карася, золотом играющего на солнце, вернулся на свое место, положил трепещущую рыбу на стол перед Аркадием, и, внезапно, сильным ударом пробил ей голову мельхиоровой вилкой, взятой из его тарелки.

Участники встречи на берегу ошеломленно молчали. Замерев на своих местах, они смотрели на искаженное злостью лицо Якова Иосифовича, на пришпиленную рыбу, покачивающуюся вилку, на россыпь крови по белой рубашке Аркадия, и вновь – на бьющийся рыбий хвост.

Яков Иосифович вилку из рыбы вырвал и широким размахом отправил карася обратно, в ведро рыбака. Попал. Из ведра ударили фонтаном шумные брызги.

Рыбак отпрянул, неудачно повернулся и, на сцепившихся, завившихся ногах упал спиной в пруд с широко раскинутыми руками. К нему на помощь бросился от костра подросток, возможно, сын.

Яков Иосифович посмотрел вокруг себя, порадовался произведенному впечатлению, седую голову вскинул высоко. И с высоты посмотрел на товарищей, повысил голос, обращаясь к Аркадию:

- Не получится – не обессудь, сам в этом пруду за карася будешь!

Высказавшись таким замысловатым образом, Яков Иосифович подобрел, обмакнул паль-цы в небольшую серебряную чашу с водой, в которой плавали лимонные корки, вытер руки белоснежной салфеткой.
 
Дружелюбно улыбнулся задумавшемуся Аркадию и похлопал его по плечу.
- Аркаша, будь другом, прикажи своему мальцу, - проворковал он Аркадию. - Чтобы водочки плеснул стаканчик, в уху, для вкуса и крепости, доходит уже!

Аркадий, машинально кивнув, встал из-за стола и пошел в сторону костра.

***
Максим, в это время был далеко от проблем, грозящих Аркадию, своих хватало, тоже, кстати, связанных с собравшимися на берегу сказочного пруда людьми. Он стоял в дверном проеме наружной стены магазина, опираясь плечом на косяк, ждал, когда подойдет Хозяйка. В руке он держал пачку печенья, под яркой тонкой бумажкой, на самом деле, прятался электрошокер, вещь, как известно, незаменимая для бескровных провинциальных грабежей.

Резаный, покопавшись в черном лопатнике своим коричневым узловатым пальцем, выковырнул несколько монет, расплатился со смешливой бабенкой и пошел в сторону магазина, держа пучок редиски у самого лица. И прикрывался от любого взгляда, и получал настоящее удовольствие, вдыхая запах свежей зелени.

- Хорошо, однако, – суровый, жизнью битый-перебитый мужчина, а вот не удержался, чтобы не высказаться, хотя бы в полголоса.

Но что ему показалось хорошим или хорошей, узнать уже не удастся, замолчал внезапно Федя Резаный разглядев сквозь пучок зелени въезжающую на площадь белую «девятку» с двумя пассажирами. Через запыленное лобовое стекло были видны звездочки на серых погонах.

Напрягся Резаный, и было от чего. За такое мероприятие, еще в советское время он получил свои первые восемь лет «строгача». Потом было еще кое-что, признали по суду рецидивистом, перерывы между посадками становились все меньше, а тут еще грянула свобода, образца 1991 года! Работы подвалило! Только успевай на встречи-стрелки гонять. Такое бандитское великолепие было последний раз в двадцатых годах в сопредельных с Украиной землях, да обеих столицах.
 
Жили как люди и имели все, что душе пожелается. Потом наступили темные времена, скорешились менты и федералы, о чем договорились и что делили, ему, Федору-Резаному, конечно было неизвестно. Однако в течение следующего года он потерял почти всех своих друзей-корешей.

Автоматная очередь крест-накрест по груди, или пистолетный выстрел в затылок, с обязательным - контрольным, ждали и его, но чутье звериное помогло вовремя и Макс подвернулся, выручил. Не куража, или лихости ради выходил Резаный на разбойную тропу, кормиться надо было!

Он был не из тех слабаков, интеллигентного, бледного вида, что при первом удобном случае старались свалить с тернистого жизненного пути, уклониться от выполнения обязанностей, как по отношению к детям, так и по отношению к родителям. Слабаков, которые искали поводы, часто самые пустяшные, чтобы сунуть голову в петлю, или спикировать с площадки верхнего этажа, или подпустить пропан-метановую смесь в маленькую запущенную кухню, или окись углерода в проржавевший батин гараж с плотно закрытыми дверями.

Он был и не из тех «ботаников» - страдальцев «по жизни», которые работать не хотели, а воровать не могли в силу врожденной застенчивости, недостатка здоровья или переизбытка в воспитании. Хотя, чаще всего за этим стояла элементарная трусость. Страх наказания за содеянное, за мысли о противоправном поступке, отвращало «ботаника» от криминального пути и делало его пацифистом.
Нет, Федя-Резаный твердо придерживался принципа «Ты умри сегодня, а я – завтра!», принципа единственно верного в той жизни, которой он жил много-много лет и в которой не было ни одного случая «справедливого» отъема чужой собственности.

Не то, чтобы он впитал этот принцип с молоком матери, которой, впрочем, и не помнил. Этот принцип был ему задан социумом, самой жизнью, которой он существовал – дворовой и уличной. Благодаря ей, с самого раннего возраста Федя узнал цену настоящей свободы и преимущества такого качества, как дерзость и умение ударить первым.

Уголовная жизнь и лагерные будни во времена его детства и юности были насквозь пронизаны романтизмом и отмечены сентиментальностью. Блатные песни звучали во всех дворах и подворотнях, ходил по рукам литературный самиздат, на самих руках и других частях тела синели замысловатые и таинственные татуировки, заменяющие в блатном мире ордена и медали.

Профессиональные уголовники были привлекательны для тогдашнего общества советского розлива. Блатной дух выходил в него вместе с миллионами «врагов народа», амнистированных в середине пятидесятых. Тогда блатари были понятны и социально близки томящимся под коммунистическим управлением людям. А мальчишки вечерами слушали рассказы бывалых «бродяг» с широко раскрытыми глазами. Наслушался Федя, и пошел, и пошел, по дорожке, накатанной и скользкой.
Неожиданная встреча со служителями порядка грозила поставить очередную отметину, зарубку на этой дорожке, оттого и напрягся седой сухощавый мужчина с коричневым от солнца и ветра лицом.

Машина подъехала к нему вплотную, Резаный даже сделал, на всякий случай, шаг назад. Но мент, сидевший за рулем, из машины не выходил, спросил через открытое окно:
- Ты кто? Что тут пасешься?

- Да вот, - Резаный, человек находчивый, махнул пучком редиски перед собой. – Бухнуть хотим с ребятами.

Капли воды с зеленых листочков упали офицеру на лицо.

- С утра бухаете? Хорошо вам, - мент, утираясь, покачал головой. – Так делаете что тут?

- Да, бригада мы, вон в том доме, крышу будем делать, - Резаный редиской показал в сторону разноцветных крыш поселка. – А бригадир в магазин зашел, как раз – за пузырем.

- Эх! Что-то мне не верится, - мент смотрел подозрительно, что-то прикидывал, наконец, решил. – Некогда, дела! Пока, увидимся еще!

Резаный подождал, пока машина не отъедет метров на десять, процедил сквозь зубы:

- Это вряд ли!

Он смотрел, как правопорядочные работники делали круг по площади. Водитель о чем-то поговорил с торгующими пенсионерами и, проезжая мимо Резаного, на ходу погрозил ему пальцем. Вот уже белая «девятка» выбралась на дорогу и уехала в сторону дымящего на горизонте города.

Резаный шумно выдохнул, поднес пучок редиски к лицу, одну из них машинально раз-грыз, улыбнулся. Посмотрел в сторону магазина.

Там открылась внутренняя дверь, и свет из помещения плеснул на пол темного тамбура. По нему проплыла тень хозяйки и послышались ее тяжелые шаги. В руках у женщины был пластиковый черный пакет.

Хозяйка, не оборачиваясь, бросила вглубь помещения, будто шелуху подсолнечную сплюнула с толстой губы:

- До жавтра, – именно так, через «ж», но Максиму, стоявшему от нее в двух шагах, это не показалось смешным.

Максим, как всегда, все рассчитал точно. Он начал выпрямляться в дверном проеме, показывая готовность пропустить выходящую женщину.

Резаный проходил, как раз в этот момент, буквально в двух шагах от белой «Волги», и, так уж случилось, что он оказался со стороны водителя.

Хозяйка уже протискивалась мимо Максима. Пакет с деньгами она держала, как буханку хлеба, прижав к груди.

Сухой треск электрического разряда и короткие злые молнии сопроводили резкое движение Максима.

Лицо Хозяйки перекосило судорога.

Водитель «Волги», надо отдать ему должное, заметил это и решил поспешить на помощь, он даже попытался открыть дверь, прорычав:

- Твою мать!

Резаный выхода водителя-телохранителя на сцену дожидаться не стал. Он сильно ударил ногой по открывающейся двери «Волги».

Хозяйка, уже замолчавшая, грузно оседала в дверях магазина, заваливаясь головой назад, в тамбур.

Максим выдирал из сведенных судорогой рук черный пакет.

- Сука старая!

Часть пакета осталась в руках женщины-жабы, а Максим бросился к своей машине.

Наперерез ему неслась стая перепуганных кур. Максим пнул одну, попавшую ему прямо под ноги. Курица, подобно футбольному мячу полетела в сторону оторопевших торговок. Разлетались фейерверком, во все стороны белые перья.

Хозяйский водитель, ударом двери по голове, был буквально вбит в салон «Волги». Кровь темно-красными брызгами покрыла лобовое стекло.

- Готово! Рвем! – это уже на бегу кричал Максим.

Резаный на бегу, ловко бросил пучок редиски обалдевшей от происходящего тетке, той, у которой купил его три минуты назад.

- Держи!

Вишневая «девятка» пошла в отрыв, скорости в машине переключались почти без интервалов.

Ей вслед нарастал крик очевидцев и звериный вой Хозяйки, которая когтями, не замечая выступающей из-под них крови, вцепилась в порог двери, пытаясь выползти.

***
После трех часов рисковой езды по проселкам и перелескам, Максим решил, что пришла пора передохнуть, они свернули совсем уже в сторону, встали в тени лесополосы.

Он вышел, пару раз согнулся-разогнулся, прислонился спиной к ближайшему дереву и так стоял, глядя в землю.

Резаный, выйдя из машины, оглянулся, присел на корточки. Закурил. Под мышкой он держал черный пластиковый пакет с деньгами.

Лерик, потный, с ошалевшими глазами, из машины почти выпал. Сел на траву, закурил. Сигарета билась в его руке крупной дрожью. Он просипел:

- Ну, бля, вы даете!

- Да уж, оторвались, - Максим поднял голову, усмехнулся зло. - По полной!

- Лерик, ты не прав! Мы не даем, мы берем, - это Резаный подал голос. - А, дядя Ваня? Что-то ты не рад?

Максим, не отвечая, достал из кармана нож. Глухо щелкнул фиксатор. Он посмотрел на стоящие стройными рядами тополя, приговорил одного из них, яростно метнул нож. С полминуты смотрел, как на фоне светло-зеленого ствола покачивалась черная рукоятка.

- Есть одна заморочка, ребята, - сказал он наконец. - Как бы беды из нее не вышло!

Лерик посмотрел на нож в стволе обиженного тополя, на Максима с недоумением, на Рваного – вопросительно. Тот вместо ответа пожал плечами.

- А, это что – не поможет? - Лерик взял у Рваного пакет с добычей. Прикинул его вес.

- Вряд ли. А деньги, знаешь, что, - Максим нашел решение и заговорил уверенно. - Поделите мою долю.

Лерик от неожиданности закашлялся и выплюнул окурок.
 
Максим усмехнулся:

- Не переживай – не дарю.

- Так ведь… - развел руками Лерик.

Максим, не дожидаясь продолжения, пошел к тополю. С видимым усилием вытащил из его ствола нож. Лезвие обтер о ладонь руки. Нож сложил и убрал в карман.
Провернулся к товарищам, терпеливо ожидавшим разъяснений.

- Подожди, послушай. Скоро мне ваша помощь нужна будет. Вот это, - Максим показал на пакет. - И будет платой. Не хватит – добавлю.

- Ну, ты, в натуре, дядя Ваня! – Лерик выпучил глаза. - Каждый день что-нибудь новое придумаешь!

Резаный внимательно разглядывал недокуренную папиросу. Потушил о подошву ботин-ка. Щелчком пальца отбросил ее далеко в сторону, спросил:

- Что за напасть? Что делать-то надо?

Максим подошел к друзьям ближе, посмотрел на них внимательно, даже – оценивающе.
- Пудрить вам мозги я не буду, а делать надо вот что… - он оглянулся, заговорил шепотом.

Три склоненных друг к другу головы, едва заметные среди невысоких кустов, покачивались в такт таинственному разговору.

Глава пятнадцатая
ЗАСАДА

Когда думать больше не о чем, бывает же такое, невольно начинаешь думать о том, как много всего в России связано с дорогой. С дорогой, как с перемещением из одного пункта в другой, вне зависимости, как это перемещение осуществляется – на самолете, на пароходе, на поезде или машине, даже пешком! Так и с дорогой, как с маршрутом, трассой, тропинкой или асфальтово-бетонной скоростной автострадой.

А что далеко ходить! Вся наша история, крутится, вращается, вокруг дорожных тем, проблем, событий и людей к ним причастным. Вот и сейчас, следуя за нашими героями, мы оказались у дорожной развязки типа «клеверный лист» на федеральной трассе номер пять, той самой, которая, Москва-Челябинск называется.

С восточной стороны этого «листочка», перед самым информационным щитом с указателями, стояла на обочине ВАЗовская девятка. Та самая – вишневого цвета. Пикник не пикник, отдохнуть решили авто-путешественники, разобраться в переплетениях белых стрелок на большом синем щите. Заодно и перекусить, погрызть – запить дорожную еду.

Летом, в период отпусков множество машин покряхтывают горячими моторами на пыльных обочинах, дожидаясь своих пассажиров, удовлетворяющих свои самые насущные человеческие потребности в еде, воде и проч. и проч. Даже общаются, будто места и времени другого нет у них! Вот, посмотрите на эту «девятку».
В ней сидели двое друзей – подельников, Лерик и Максим. Радио тихо хрипело голосом Гарика Сукачева: «Я подарю тебе Москву». Ох, далековато от Москвы расположились друзья на пикник, почти полторы тысячи километров на восток от столицы.

На заднем сиденье машины лежало несколько блестящих разноцветных упаковок с чипсами, термос и бутыль минеральной воды. Ожидание могло затянуться, оттого и грелись на сиденье нехитрые дорожные припасы.

Дело, которым намеревались заняться друзья, было не то, чтобы необычным, скорее, неприятным для обоих. Потому они сидели молча, может, сожалели о чем-то, несбывшимся, несостоявшемся, вспоминая детские мечты и юношеские старания, думали о злой иронии Судьбы, которая привела их на обочину жизни и в прямом и переносном смысле слова. Осуждать мы и не вправе, потому остается понять и простить.

Может быть, все проще, и думали они о том, как дело свое разбойничье провернуть быстро и без особых проблем, не «спалиться» на нем, «оторваться» чисто, отогреть замороженную напряжением душу в горячей сауне, попытаться ледяной водкой заглушить горечь своего существования. В этом случаем мы не будем прощать, но понять по-человечески, обязаны. Впрочем, не будем гадать, жизнь покажет.

Вот и Лерик не выдержал затянувшегося молчания и тягостного ожидания. Далеко откинувшись назад, достал термос, потянулся.

- Ну, что, дядя Ваня! Долбанем по кружечке? – подмигнул Максиму. - Или что покрепче хочешь?

- Да, неплохо бы, – согласился тот. - Сотку коньячка, для профилактики.

- Ладно, что уж там соткой баловаться! Пить, так пить! – живо откликнулся Лерик и не удержался, похвалился. - Мне, допустим, литр надо, чтобы, хотя бы пробрало.

Он открыл свой яркий, с розами по поверхности, термос, налил дымящийся кофе в пластиковый стаканчик.
 
Обжигая руку, чертыхнулся, протянул стаканчик Максиму.

- Да брось, ты, литр! – Максим сомнение высказал, но стаканчик взял с удовольствие. - Копыта откинешь с такой дозы!

- Откидывал уже. Сердце останавливалось после спирта. - Лерик зло засмеялся, налил кофе себе. - Технического! Попал!

Он поставил аккуратно стаканчик на панель. Положил термос на место, на заднее сиденье и начал рассказывать о том, как в темном доме, на одной из отчаянных улиц, сбегающей по крутому склону к железнодорожному вокзалу угощала косматая подружка своих гостей метанолом.

Неприятные последствия того застолья до сих пор били Лерика по печени и он, морщась, был готов говорить и говорить о продажности змеиного женского пола, о его коварстве и невежестве в ликероводочных делах.

Максим особенно не прислушивался к рассуждениям «на вольную тему», в которые все больше погружался его товарищ. Повидав на своем веку столько, что хватило бы на три полновесных жизни «обычного» человека, он и сам мог многое порассказать, и уже собрался поддержать разговор, но его внимание неожиданно привлек яркий тягач, проявившийся на черном асфальте моста.

Бывает же так жарким летним днем – над плавящимся асфальтом плавают прозрачные слоистые волны горячего воздуха. Они то поглощают, то выплевывают проходящих – проезжающих, всех и все, попадающее в их вязкую зыбкую изменчивость. Мираж, да и только! Сразу и не поймешь, явь это или видение, но расслабляться не стоит, ни в том, ни в другом случае. Помните главное правило моряков – «Всегда считай себя ближе к опасности!».

Вот, потому, Максим и бросал поверх стаканчика тревожные взгляды на нырнувшую в тень, с другой стороны моста, автоцистерну с ярко-красной надписью «Огнеопасно». Сама по себе эта огнеопасная машина не должна была вызывать тревогу, десятками и сотнями они мечутся по нашим дорогам.

Чувство звериное, шестое или, черт его знает, какое там по счету, проснулось и зазвенело сначала глубоко в душе Макса, и тут же начало из этой, никому не ведомой, глубины подниматься и ширится, наполняя вполне ощутимой тревогой. Предчувствием большой, даже неотвратимой, беды.
 
А вот и она, Чертяга - не заставила себя ждать!

С правой стороны развилки неожиданно бойко выруливала на трассу желтого, даже лимонного, цвета древняя вазовская «копейка». Вместо водителя за рулем сидел узнаваемый, из старых военных фильмов персонаж, из героев, из буденовцев.
Низ его лица был скрыт седой бородой и усами, которым позавидовал бы сам Дед Мороз. Над усами блестели блюдца очков и накрывала все это великолепие среднерусского пейзажа соломенная шляпа, из которой воробьи повыклевывали самые приличные места.

Понятно, что он ничего, из происходящего вокруг, не видел и не слышал. Не потому, что раны боевые лишили его основных органов чувств, нет, бесчувственным, или, точнее, вне-чувственным его сделала сама жизнь. Это она, злодейка, как только приняла в свои шершавые ладони новорожденного мальчишку, так и начала его гонять и гнобить.

Редкие, исключительные души после такого «воспитания» и тренинга не черствели и оставались способными воспринимать боль и потерянность «ближних своих» в меняющемся жестоком мире. Такие шли в Церковь, становились миссионерами или сподвижниками новых мессий и горели вмести с ними на кострах.

Другие, составляющие, не сказать, чтобы худшую, но, точно - большую и уже поэтому далеко не лучшую часть человечества, быстро принимали на вооружение принцип «ты умри сегодня, а я – завтра» и обращались с окружающими соответственно.

Понимая всю пагубность подобного образа жизни, отцы духовные пытались воздействовать на быстро множащееся человечество законами сначала религиозными – «…поступай с ближним своим…», а затем и государственными. Самых отъявленных и непослушных особей человеческого рода просто лишали жизни, часто в самой циничной и извращенной форме, следуя заповеди с точностью до наоборот.

Законы, как могли, ограничивали то животное, что сидит в каждом человеке и это ограничение повлияло на природу человеческую самым неприятным образом. Слезы, пьянство, нетерпимость к чужому мнению и не желание учитывать интересы этого чужого – все это наше, собственное и родное естество, от которого никуда не деться и не спрятаться.

Рядом, с таким вот, героического вида, субъектом, сидела бабушка огородного вида. Панамка белая, нос обгорелый, шея и лицо перепаханы морщинами. Глаза цвета неопреде-ленного, выцветшее глаза, получается. Открыты лишь потому, что закрыв глаза, можно было нахвататься таких тяжелых и серых дум, что хрен, ждущий ее в огороде, покажется слаще редьки.

Но сейчас, ни цвет ее глаз, ни ее проблемы не интересовали Максима. Он с нарастающей тревогой смотрел на то, как желтая машина по пологой дуге, как ехала по боковому подъезду, так и выскочила на трассу, перед отчаянно мигающей фарами и сигналящей автоцистерной.
 
Максим швырнул стаканчик через открытое стекло и невольно сжал кулаки.

- Смотри, что делает, сука! Щас наквасит!

- Что?

- Смотри, смотри…

Бензовоз от прямого столкновения все-таки ушел, резко повернув влево. Визг тормозов тяжелой машины приморозил всех свидетелей. Вот только мощные тормоза намертво схватили колесные барабаны. И эта ошибка водителя бензовоза привела многих к роковому концу.

Будь грузовик другой марки, да любой импортной, может, все и обошлось бы. Но тягач был наш, отечественный. Машина мощная, неприхотливая, в том числе и благодаря прост-те конструкции. Конструкция проста до того, что на тягаче не было даже, так называемой, системы ABS.

Представляете, что может случиться с резиновой покрышкой тяжелогруженого тягача, еще, и с вывернутым в сторону колесом. Резина – по горячему бетону!

Именно это и произошло. Правое переднее колесо тягача бабахнуло так, будто взорва-лось. Он резко припал на правый бок, как человек с простреленным коленом и брызнул стеклами, перевернулся.
 
Раз.

Другой.

Обдирая краску с металлического бока, он заскользил по дороге, высекая снопы искр.

Нагрузки на крепеж еще те возникли, и вот уже сорваны барашки крепления, открылась и тут же оторвалась крышка горловины и, через нее рвануло топливо, смертельным потоком устремляясь в сторону маленькой машины. Той самой, в которой замерли от ужаса Максим и Лерик.

Недоброе даже не надо было предчувствовать, оно было перед ними, и Максим закричал, срывая голос:

- Гони, бля!

А у Лерика вдруг затряслись руки. Затряслись так, что он не мог вставить ключ зажигания в замок - это он увидел, как сноп искр, высеченных грузовиком, поджег бензиновую реку.

Мгновенно взметнулась, кажется, к самому небу огненная стена. Следом - взрыв на три четверти опустошенной цистерны. Полетели в небо и в разные стороны колеса, двери и все остальное, из чего там еще собирается автомобиль.

Шрапнелью сыпанули на трассу множество металлических и пластиковых штучек-деталей. Но федеральная трасса жила, и поток машин на ней не мог остановиться вот так сразу, вдруг. Очумелые водители встречных и попутных машин тормозили резко, отчего машины расходились-разваливались «елочкой» по автотрассе. Но не все, некоторые не могли сдержать свой транзитный порыв и ныряли в пыльные кюветы.

Максим уже не обращал внимания на то, что его друг тычет ключом мимо замка зажигания. Он смотрел, как яркое пламя скручивалось, вытягивалось вверх, пока не стало высотой с хорошую пятиэтажку. После чего приняло формы, напоминающие фигуру с накинутым на голову капюшоном длинного плаща.

Извиваясь и изгибаясь, огненная фигура двинулась в их сторону. Походя, всосала огненным смерчем, метнувшимся из нее, подобно щупальцу осьминога, водителя бензовоза. Тот уже успел перескочить через глубокий кювет и, удирая в ромашковый луг, подсчитывал, во сколько ему обошелся сегодняшний рейс.

Прикинув и округлив Итог, он даже остановился, чего, конечно, никак нельзя было делать в эти жаркие секунды – водителя просто слизнул огненный язык взбесившегося пламени.

Максим и Лерик, будто примороженные к своим сидениям, смотрели сквозь запыленное лобовое стекло на приближающегося к ним огненного колосса. Макс упирался руками в панель так, будто ждал в следующее мгновение лобового столкновения. Лерик одной рукой вцепился в рулевое колесо, а другой судорожно дергал туда–сюда ключ зажигания.

Стартер, уже высосавший последние жизненные силы из аккумулятора, еще щелкал втягивающей катушкой, скрипел и скрежетал, но не мог раскрутить коленчатый вал потрепан-ного двигателя.

Все? Приехали, что называется?

Нет! Не все так просто!

Взметнулась на пути огненного смерча стройная черная фигура, ростом никак не меньше той, огненной, вертлявой и разбитной. Она умудрилась одновременно сыпануть из широкого рукава шлейфом черной земли, прикрывшей авто, и дать хороший пинок под скошенный зад строптивой машины, да так, что та и развернулась на сто восемьдесят градусов и завелась одновременно.

Удивляться особо времени не было, но Макс, не мог оторваться и с изумлением смотрел на то, что творилось в непосредственной от них близости, через дорогу. Там, упираясь в небеса головами, боролись, переплетались, поглощая, и тут же выплевывая друг друга, два смерча – огненный и земляной. Своей яростью и мастерством они были похожи на бьющихся насмерть героев популярного фильма «Трансформеры».

Лерику было не до битвы огненных гигантов, огня ему и так хватало - кофе из упавшего стаканчика горячей струей выплеснулось ему на брюки.

- Твою м-а-а-ать! - только и рявкнул он, нажимая на педаль газа.

Машина рванула с места, на пробуксовывающих ее колесах задымилась резина, она чудом проскочила перед носом у поддавшего газу громадного тягача, пытающегося оторваться от огненной реки, и унеслась на боковую дорогу.

Через пару минут остановилась.

Максим и Лерик вышли из машины. На ноги не надеясь, сели прямо на обочину. Молча смотрели на пожар.

А тот все расходился, разгорался. Черный дым горящего нефтепродукта смешивался с черным дымом горящей авторезины и поднимался, разгоняя облака. Скоро к нему приме-шался и светло-бурый, местами белый с желтым, дым от загоревшей травы. От набирающего силу пожара разъезжались в обе стороны по трассе автомобили.

Желтая «копейка» продолжала ехать абсолютно индифферентно, не притормаживая, и не ускоряясь, она продолжала свой путь к своему загадочному дачно-огородному счастью.
- Достала ты своими помидорами! - ворчал усатый водитель на свою морщинистую подругу, не обращая внимания на устроенный им же огненный Армагеддон на федеральной трассе М-5.

***
Максим и Лерик очумелыми глазами смотрели друг на друга, не отрываясь, будто увиделись впервые. Пальцы мелко тряслись у обоих.

- Ну, что скажешь, брат? За пять минут до акции попасть в такой переплет! – Максим покачал головой. - Не иначе – сам черт ввязался!

- Вот тебе и коньяк! – Лерик тоже начал приходить в себя. - Хотя, что – плеснуть тебе сотку? Вместо валерьянки, а?

- Да, давай уж сразу двести, а то, - Максим потер рукой грудь, слева. - Не по себе что-то стало.

Лерик, встал, открыл багажник и достал из него пластиковую бутылку с надписью «Боржоми». Но жидкость из нее потекла не прозрачная, кипящая пузырьками углекислоты, а коричнево-золотистая, чуть маслянистая. Наполнив до краев пластиковый стаканчик, протянул его Максиму.

- Держи, дядя Ваня, - Лерик убрал баллон на место и, покопавшись в багажнике, достал из него бумажный сверток. – Сейчас, сальца порежу – закусить.

Пока Максим, со стаканчиком в руке осматривался, Лерик покрыл кусок хлеба тонкими пластиками сала в красно-белую полоску. Вроде как соорудил бутерброд.

- Держи, шеф!

- За удачу, нашу мать! – кротко произнес Максим, выпил коньяк одним глотком, закусил, смотрел при этом себе под ноги.

Лерик, положив локоть на открытую дверь, посмотрел на притихшего Максима.

- Ну что – порядок? Нервы не шалят?

- Да, как сказать, скорее – нет. - Максим пожал плечами. - Уснем мы сегодня, не взяв греха на душу. Голодные, но честные, обосранные, но не побежденные!

Он зло ухмыльнулся. Заметил, что вокруг начали падать черные хлопья гари.

- Ладно, давай, заводи, поедем домой, почернеем тут – протянул Лерику пустой стаканчик. - Плесни еще, на дорожку, черт бы все это побрал!
 
- А, я тоже тресну, видишь – руки до сих пор трясутся!

Лерик плеснул Максиму, плеснул и себе в стаканчик, самую малость, примерно, на треть, выпил, пожевал корочку хлеба и махнул Максиму рукой:

- Поехали!

И они поехали. Обратно, «на базу», под знакомую мелодию популярного шансона. Засада не удалась, чего уж там, зато впечатлений получили массу. Еще и в действе под названием Жизнь невольно поучаствовали. Их напарниками, или, вернее, напарницами на этой сцене стали две Смерти – сокрушающая и сберегающая.

Максим по сторонам, как это делал обычно, не смотрел, сидел в глубокой задумчивости, с опущенной головой. О чем думал? Да так, а больше – о тех двух смерчах, танцевавших страшный танец на месте аварии. О черном, поднявшемся из самой земли-матери и вставшем на пути смерча огненного, готового неминуемо погубить их с Лериком, сжечь в машине.

С чего бы такое внимание и забота со стороны Сущности столь необычной и нелюбимой абсолютно всеми? Деньги к деньгам, любовью на любовь, но и зуб за зуб, и око за око. Понятно, что и нелюбовь в ответ может породить только более сильное чувство такой же не-любви.

Вот и идет процесс нарастания негатива, экспансии, приводящий ко взаимной ненависти. Чувства, как известно, деструктивного и разрушающего душу. А при такой разнице в возможностях – губительного и для тела, человеческого конечно.

Сколько людей призывают Смерть ежедневно и ежечасно? Желая прекратить муки те-лесные или душевные, они призывают Смерть как избавительницу, которая, обратив на них внимание, одним этим сотворит Добро соизмеримое или даже более ценное и значимое, чем само рождение человека. Явление, кстати, часто непреднамеренное.
 
А если полюбить ее, Смерть, то есть? Или, для начала – понять. Ответит ли Она взаимностью и что тогда считать адекватным ответом? Он, Максим, Смерть не любил, как и все живущие, но относился к ней терпимо, с пониманием и без трепетного страха. И что? Неужели даже этого достаточно, чтобы Она же сама от себя и сберегала, до лучших времен? Оставляла «на черный день», так сказать? Смешно!
Полюбить Смерть за то, что она избавляет нас от Жизни. От Жизни, которая затягивает нас, как болото, засасывает вязкой безысходностью.

А, почему, собственно? Сами-то мы как себя ведем? Мы – в смысле человечки, и стали таковыми после того, как наши далекие предки в первый раз отложили зерно про запас, для того, чтобы бросить его в землю.

Живешь, живешь, и вдруг тебе начинает казаться, что живешь не своей Жизнью. Что родился не там и не в то время, которое подходило бы твоему характеру и врожденным чертам его.

Звонкий аккорд ля-мажор в один момент поставил точку и шансону, и размышлениям Максима, столь непростым, что он сам удивился – откуда что взялось!

Глава семнадцатая
ГЕНЕРАЛ СЕРДИТСЯ

В кабинете все было современным, и меблировка, и оргтехника, и предметы интерьера. Были некоторые, даже и невиданные в России вещи, доставленные специальными людьми на специальных самолетах из самых разных, самых экзотических мест. Откуда в нищей стране такая роскошь? Так мог бы спросить только человек, незнакомый со структурой и влиянием этого бывшего Главного управления, ныне получившего статус Федеральной службы.

На самом деле это Управление было, по всей видимости, наиболее эффективным и наисложнейшим из всех ведомств, созданных когда-либо для обеспечения безопасности руководителей государства. Ни одна из других аналогичных систем охраны правителей и политического строя, имевшихся в прошлом или существующих в настоящее время, по степени надежности не идет ни в какое с ним сравнение.
Управление, возвышаясь над всеми остальными органами безопасности, получало от них всю связанную с ее работой информацию. Причем не по случаю, а постоянно, в соответствии с раз и навсегда установленным еще при тов. Сталине порядком, безусловно считавшимся как нечто само собой разумеющееся.

А глазами, ушами, мозгом и сердцем этой сложнейшей системы был Оперативный отдел, возглавляемый Генералом, которого многие называли просто Сергей Сергеевич. Он собрал в своем подразделении самых опытных и надежных сотрудников службы безопасности, которые и собрались сегодня на совещание, посвященное какому-то срочному, важному и чрезвычайно секретному делу.

Зеленое сукно, которым был покрыт большой стол, местами протерлось до белесой основы. Эти мутные пятна напоминали о прошлых, лучших, временах. А еще они напоминали о скромности необычайной тех, кто почти фанатично служил делу обеспечения государственной безопасности в целом, так и отдельных его руководителей в частности, и – преимущественно.

По сукну расплывался приглушенный свет. Усталые лица властных и решительных лю-дей, с вечно тревожными глазами, были повернуты в сторону сидящего во главе стола человека в форме генерал-лейтенанта. Генерал отрывал взгляда от лежащей на зеленой поверхности бумаги с красной диагоналевой полосой.

- Ну, что господа офицеры – допрыгались! Вот, послушайте, – он ткнул пальцем в бумагу. - Американцы нам сообщают, что по весьма заслуживающим доверия данным… на пути следования кортежа Президента заложены три фугаса! Три!

Взгляды сидящих за столом прикованы к лицу генерала, которое начинает наливаться кровью.

- Под дорогой зарыли на глазах у всех, - он поморщился, как при зубной боли. - Почему ЦРУ знает, а ФСО – нет? И кто им сообщил? Найдите мне его!

Генерал, желая подчеркнуть важность своего поручения, резко взмахнул рукой и ударил кулаком по столу, по тому месту, где он хотел, наверное, увидеть Спецсообщение о задержании «фигуранта». Но в гневе он не заметил, поставленного исполнительным помощником поближе к нему, стакана с минеральной водой на белой фарфоровой тарелке, и ба-бахнул по ее краю.

Ударил вверх фонтан минералки, затем в воздух взлетел кувыркающийся стакан и, в стороны – десятки кусочков дорого немецкого фарфора.

Генерал посмотрел на потолок, оценил мокрое пятно на нем, обвел взглядом младших коллег.

Один из них, которого все звали просто Степаныч, сидевший от генерала справа, ребром ладони стряхнул с пиджака хрустальные капли минералки.

- Сергей Сергеич! Да не может этого быть! Деза это, - он первым рискнул высказать свое мнение. - Чтоб вот так – в наглую, прилюдно, можно сказать, охотиться на Президента! Не верю!

Генерал стрельнул в него злым взглядом. Перед собой обрисовал в воздухе кривую, напоминающую конусы шикарной женской груди.

- Да ты что, Степаныч! – Сергей Сергеевич торопился и выражений выбирать не стал, выразился просто и кратко. - Со своими бл…ми из ума выжил!

Генерал ладонью, напоминающей размерами совковую лопату, отгородился от говорящего. Но остальные напряженно молчали, и он, той же рукой-лопатой, показал Степанычу на сидящих за столом.

- А мы, что здесь все собрались – в лавке часовщика что ли? А я тебе что, Сема – приемщик? – Сергей Сергеевич говорил уже для всех, язвительность в его голосе сменилась горечью. - Нет, ребята, это не подстава!

Генерал помолчал, прикидывая, что еще сказать им, офицерам безопасности, не знающим и половины правды о своей стране, и которые не знают ничего о том, что готовится и планируется осуществить в ближайшее время.

Он внутренне сначала усмехнулся, а потом поежился, представив, что здесь началось бы, узнай его коллеги, пусть и подчиненные, о том, кем на самом деле является их генерал-лейтенант, и чем занимается он на самом деле. Впрочем, пока он здесь, в этом кабинете, надо играть роль до конца, и он продолжал ее играть.

- У них есть и фото, и аудиозапись, - Сергей Сергеевич начал повышать тон. - И даже взрыватели, мать вашу так и этак! Три взрывателя от трех фугасов!

Генерал не шутил, да ему и в голову не пришло бы надсмехаться над святым делом. В маленьком ящике, встроенном в служебный сейф, были те самые фотографии и записи, и, что самое странное, до мистики, и страшное, до ужаса - три взрывателя. От трех фугасных авиационных бомб ФАБ-250. С таким трудом раздобытых, за тысячи километров привезенных и уже установленных в нужном месте! Что твориться в этом мире!

- Ребята, прошу вас, - в его голосе, действительно, слышалась просьба. - Найдите мне его! Любой ценой!

Генерал через стол подался к сидящему напротив него крепышу в штатском, рыжему до волос, торчащих пучком из розовых ушей, лет пятидесяти.

- А, ты срочно свяжись с Володей, пусть подкорректирует маршрут кортежа и время прохождения по точкам. Чертов юбилей! Надо же выдумать – «добровольное» присоединение! – Сергей Сергеевич энергично добавил еще несколько слов в адрес учредителей праздника и начал успокаиваться. - Всё! По местам! Работать!

Генерал, убедительно изображая усталость, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, при этом настороженно слушал, как его подчиненные осторожно встают со своих мест и, по одному, покидают кабинет.

Мягко щелкнул хитрый импортный замок массивной двери, и генерал по-прежнему, не открывая глаза, проговорил в сторону, не сомневаясь, что верный помощник его здесь и услышит пожелания:

- Приберись тут, да завари мне кофейку покрепче. Еще, машину на девять вечера, поедем за город. Все!

Помощник легко зашуршал по кабинету, а Сергей Сергеевич сцепил руки перед собой и начал поигрывать пальцами, погрузившись в тяжелое раздумье о роли случая в Истории.

«Ну, надо же, - думал он. – Сколько усилий, средств было потрачено! Сколько планов и надежд строилось, и так глупо провалилось! Господи, или кто там есть, объясните мне – кому и зачем все это понадобилось? Что они хотят? Ладно бы, денег требовали, а так? Не понимаю! И америкашек не понимаю! Знали, ведь, черти, почти всё знали! Может, это им на руку? Почему? А почему – нет! Свой профит они всегда чуют. Может, я ошибся, потерял нюх, старый дурак, не за теми пошел? А как бы я стал министром? Ситуация…

Ну, а эти, слов нет, почему не у меня работают? А на кого? Не может быть, чтобы сами по себе! Такое дело завалить! Куда делись все - не найдешь. И фугасы, кровь из носа! Иначе – конец, всем! Мне – первому! Или, что? Что делать? На шнурки порежу!»


***** 2007 г.