Пророк

      Развалюха деревня постепенно открывалась грустным видом, прижизненной нищетой. Чужие, затормозились напротив кривобокой умершей избы. Дорогая машина распахнулась, восемь разных глаз уставились на внезапного кота.

Тот, сидел на покосившейся изгороди, голодно мяукал, словно говорил:
«Возьмите меня в друзья, а!?.. Я умный и ласковый!.. Недавно померла моя хозяйка, моя кормилица. Мне некуда идти... Деревня уж как год совсем опустела... людьми изошлась... я не знаю, как мне выжить!.. У меня лапка ранкой болит… я бы пошёл по заросшим полям, за глубокую речку… за брошенные фермы, где шумит большая дорога. Может там живут сердечные люди… да лапка не даст мне этого шанса…»

Самый сытый и довольный жизнью, тучно выволок своё начальничье пузо из салона, закурил, уже не обращая внимание на плачущего кота, а только на позолочённую природу, огнём полыхающую калину в ещё живых палисадниках.

  — Какая лепота! — оголяя полоску розового брюха, — потянулся руководитель-охотник-браконьер, которому уже все можно в этой удачно расставленной жизни. — Если бы вы знали, как я люблю жизнь, и всё живое вокруг! — сцыркнул жирную слюну на поруганную землю, белозубо заржал, глядя на часы за миллион «зелёных». — Иванов! А ну-ка подай мой браунинг.

Подчинённый, потомственный раб и лизоблюд, покорно засуетился, протянул ствол, спросил:
  — Василь Петрович, а какими патронами будите бить!?

Босс глянул на потухшую деревянную деревню, на безнадёжно орущего кота, выдавил:
  — Тройкой, думаю, достану!?

В салоне нервно засуетились, ибо один стрелок попался с сердцем. «Он, что, решил котейку замочить!?»

Тот, другой, подчинённый, равнодушно ворочался в грязи всемирной паутины, под нос мычал дешёвую песню:
 — Хочешь, остановить!?.. Иди, рискни!..
 — И рискну! — вываливаясь из богатого салона, — прошептал-ответил недавно принятый сотрудник вороватой конторы.
 — Ну! Ну!

Кот, в репейниках и болячкой на лапке тоже любил жизнь, поэтому не стихал, а дальше вымаливал помощь: «Ну, возьмите... я буду мышей ловить, ваших малых деток к ласке и доброте приучать, а?.. А ещё, а ещё, я дарю долгую жизнь хозяевам. Моя кормилица прожила 98 лет. Увы, не от болезней, а от брошенности потухла… Мяу! Мяу! Ну, возьмите… не пожалеете!?..»

Коротко и грустно прокуковала недалёкая кукушка, подымая на прицел очень дорогое иностранное ружьё.
  — Василий Петрович!.. Зачем кота?.. Ради Христа!.. Имейте ж сердце!..

Беспредельщик, даже глазами не повёл, нажал скобу, громом страшно бахнул, обдав божью тварь смертельной «тройкой»:
  — Всё равно от голода подох бы!

Через два часа браконьерской охоты, когда разморило от пьяных градусов и жаркого костра, когда мало пьющий новенький, пошёл любоваться огромным муравейником и кувшинками на болоте. Зажиревший шеф, ковыряясь в мёртвых имплантах-зубах, сплёвывая застрявшее мясо:
  — Иванов! С понедельника, чтобы этого жалостливого в моем коллективе не было! Ишь, посмел мне перечить…

Ещё через час, уже возвращаясь домой, проезжая знакомую заброшенную деревню. Тучный начальник, вдруг потянулся к пьяному сердцу, прохрипел, хватаясь за руль:
  — А ну, останови-и! Что-то мне ху…во!

Роковая машина замерла напротив знакомой избы, полумёртвого кота в пожухшей траве, который ещё жил, и одним, не выбитым глазом видел, как его, еще недавно всесильного вора и убийцу, уже мёртвого, осторожно вытаскивают, кладут на его такую «любимую» деревенскую землю.

  — Всякий, за сотворённую смерть... смертью ответит! — окончательно закрывая веки, — подумал умирающий мозг старенького кота, по кличке Пророк.



                8 июня 2024 г.