Ключник 22

***
   Напавший на женщину человек по описанию сильно напоминал того, что беспричинно бросился с ножом на ребят. Ножа в этот раз не было. Он неудачно применил камень. Шубенков задумчиво порассуждал – стоит ли прямо сейчас приковать Петра к батарее в коридоре, или подождать, пока ему оторвут вторую ногу. Капитан полиции видимо, ждал от Петра чистосердечного признания – что же вокруг него происходит. С указанием имён и объяснением причин происходящего. А, объяснений у Петра не было.
   На улице стоял «крузак» Никонова. Стекло со стороны пассажира опустилось вниз.
   - Садись, инвалид. 
   Вид у сидевшего за рулём Алексея тоже был усталый. Будто и он успел огрести порцию приключений. Пётр сел в машину, захлопнул дверь.
   - Едем куда? 
   - На Кудыкину гору, воровать помидору.
   Алексей чуть покружил по улицам и притормозил у цветочного павильона, вышел и вернулся с букетом роскошных роз, которые уложил на заднее сидение.
   - Успокойся, это не тебе.
   - Понимаю. Мне Шубенков букетик гвоздик прикупит, на похороны. Или ромашек.
   - Сердится Сергей Дмитриевич?
   - Скорее тихо негодует. Он полагает, что я от него что-то скрываю.
   - Он хороший человек. И отличный следак. Переживает за дело. За людей, что вокруг тебя пострадали. И за тебя тоже. А, ты уверен, что ничего не скрываешь?
   - Я рассказал всё, что знал. И тебе, и Шубенкову.
   - Напряги память. На ребят и Кильдееву, похоже, напал один и тот-же человек. Ты мог его ранее видеть. Вспоминай. Ну?
   Пётр снова прокрутил в памяти события последних дней. Блин… твою ж мать. Придурок с рынка! С пельменями своими. У него как раз были очки с толстенными линзами в дешевой оправе. И глаза «в кучу» где-то глубоко под ними. По поведению – он реально псих. Не один Пётр это заметил. А, мятый, зачуханый спортивный костюм – к шкуре не прирос. Его и поменять можно.
   - Вспомнил?  - Алексей свернул в переулок и остановил машину. - Рассказывай…
   Вероника Кильдеева лежала в платном отделении больницы. Пётр не спрашивал Никонова – куда, зачем и к чему они это делают. Просто одел по примеру Алексея бахилы, халат, и пошёл по этажам и коридорам следом за ним, шествовавшим с букетом роз. Они вошли в палату, сопровождавшая их медсестра осмотрелась и выскользнула назад, Алексей осторожно приблизился к кровати.
   - Здравствуй, Ника… - он положил на кровать цветы и отошёл.
   - Лёшка… - женщина улыбнулась, голова её была в бинтах, на щеке красовалась ссадина, но, похоже, что действительно всё обошлось ушибами и ранами болезненными, но не смертельными: – Сколько лет, сколько зим. Это всё мне?
   - Ну, не ему же… - Алексей с улыбкой кивнул на Петра.
   - Ты всё такой же. Ему тоже можно. Тот дурак добил бы меня, если бы не он. И Лорка…
Лорка погиб… старенький уже был. Последние дни едва ходил. На улицу просился. Я его на руках выносила. А тут… откуда только прыть взялась. Героем ушёл.
   - Пусть его примут на Радуге.
   - Примут… - женщина перебирала и гладила бутоны роз: - Спасибо. Ты – лучший. Наклонись…
   Пётр вдруг почувствовал, что он тут лишний, и хотел было удалиться, Алексей сделал было шаг назад к кровати, но в коридоре послышались торопливые шаги, дверь дважды дёрнулась не в ту сторону, открылась с третьей попытки, и лишними в палате оказались уже они оба с Алексеем.
   - Боже, Вероника! Боже! Что с тобой сделали! – влетевший в палату человек бухнулся на колени перед кроватью.
   - Ну, что ты… - Вероника погладила его растрепанные седые кудри: - Дитё моё великовозрастное… Всё обошлось.
   - Обошлось? Я вижу, как оно с тобой обошлось. Цветы… красивые. Кто-то из наших забегал?
   - Нет, товарищи вот подарили.
   - Товарищи… уж не из милиции ли товарищи?
   - Милиции нет, есть теперь полиция. – вздохнул Алексей.
   - Полиция… милиция… толку с вас. Пострадавших людей допрашивать, да несогласных палками гонять... Теперь вот, ещё цветы дарить, когда обделались с головы до ног. Оставьте нас в покое, хотя бы сегодня!
   -  Пойдём… - Алексей потянул за рукав халата Петра. Они вышли на улицу, и не сговариваясь сели на первую подвернувшуюся лавочку.
   - Кто мне скажет, где тот ключ, поворотом которого выключается весь этот гребаный подлунный бардак? – у Петра всё ещё звенело в голове от недавно пережитого.
   - Не ключ, а кнопка… красная. – Алексей откинулся на спинку и не мигая смотрел в осеннее небо, ставшее хмурым и неприветливым. – Как ты думаешь, может, действительно правы те сумасшедшие, что утверждают, будто этот мир - тюрьма. Вонючий лагерь на задворках галактики… одни мотают срок за прошлые грехи, других сбросили как в отстойник за ненадобностью. И всё это на фоне извечной борьбы Непонятнокого с Непонятнозачем.
   - Нет… Это не здесь. Хотя, может для кого-то и тут тюрьма, и отстойник. Скорее – полигон. Полоса препятствий. Для многих ещё и агитпункт с заманухой на шоссейку в пекло. Комната искушения. Здесь дают кредит, который они потом уже никогда не смогут закрыть. «Быстроденьги». С крошечными буковками в конце многостраничного договора, до которых никто не дочитывает. А, зря… дьявол любит мелочи…
   - Дьявол, говоришь… Сталкивался с ним? Шучу… Петь… пойдём водки выпьем?  - Алексей почесал запястье о щетину на подбородке. - Мы теперь с тобой, уж не знаю, на какое время, но одной крови. Твой враг – мой враг. А, я замотался что-то последние дни.
   - Пойдём. В первой же забегаловке. Под бутер с колбасой. И винегрет, если повезёт.
   - Мы с тобой, что? Схоронили кого? Винегрет с водкой, как на поминках. Это вы бросьте. Всё у нас хорошо, брат Пётр. Поживем ещё. Внуков понянчим. А Ника ещё и нас с тобой переживёт.
   - Откуда ты её знаешь?
   - Тесен мир. Работали когда-то вместе. – Алексей грустно улыбнулся.
   - Лёш… это ведь из-за меня её. Нужен был я. Он хотел её убить и повесить на меня…
   - Понимаю. Не сочти меня за бессердечного циника, но, если ты ещё не понял – со всеми нами происходит ровно то, что предначертано и должно произойти. Вопрос в том, как мы это примем и преодолеем. А. так просто здесь ничего не случается. Я пока не понимаю, почему там оказалась именно Ника, но это не случайно. Хотя ей и так нелегко… - Алексей поднялся с лавки: - Всё обошлось, всё будет хорошо. Пойдем. Есть тут в двух шагах интереснейшее заведение. Заповедник гоблинов. Под присмотром роскошной атаманши. Я угощаю. Нам с тобой там даже пельмешков вкусных поднесут. Пельмешки любишь? Запеченные. В горшочке. С горчицей и сметаной. Люблю я это дело…
   Пётр, поднявшийся было следом, невольно присел назад. И не только от прострелившей ногу боли.
   - Больно?
   - Ага. Как думаешь, бесы могут пельмени любить?
   - А, что же нет? Это же вкусно. Мы с тобой дела на сегодня все переделали, Шубенкову ты отзвонился… машину неподалёку от кафуги бросим. Двор там есть один тихий. Докостыляешь двести метров?
   - Конечно. За халявной-то выпивкой. Да ещё с закуской. Доползу…
   До заведения, оказавшегося не кафе, рюмочной «Огонёк», Пётр даже не дополз, а дошел. Ну, дохромал. Командовала в «Огоньке» стоявшая за стойкой статная и симпатичная женщина лет сорока-сорокапяти на вид. Метр девяносто в ней, наверное, было и без каблуков. А, с каблуками… да ещё с начёсом… Ну, и худенькой она тоже не была. Алексей, похоже, сюда наносил визиты если не регулярно, то достаточно часто, и, судя по приветливой улыбке хозяйки, числился в списке желанных гостей.
   - Здравствуйте, здравствуйте. Чем нас попотчует сегодня Царица Тамара?
   - Здравствуй, гуляка. Давненько что-то вас не было. Рыбка есть. Свеженькая. Пельмешки наготове. Сальцо-огурчики, как обычно.
   - Хорошо, хорошо… Трактир «Матрёшка» * присутствует? – Алексей заглянул в зал.
   - А, как-же. Почти всем составом. – хохотнула женщина: - Любишь ты их, чертяка. Водочки?
   - Ага. Водочки. Той самой.
   Тамара кивнула головой, уплыла в подсобку и моментально вернулась, водрузив на стойку полный графинчик.  Добавила пару тяжелых на вид стопок. Накидали на поднос закусок, и перешли в зал, где было не так уж и много народу. Многие, как понял Пётр, предпочитали быстро остограмиться, недалеко отойдя к «стоячим» столикам у окон. Алексей выбрал место рядом с компанией пожилых людей, которые что-то увлеченно обсуждали, сдвинув головы, и потому не заметивших прибытия новых лиц. Они сгрузили принесённое с подноса, и Пётр вызвался отнести его назад. Ещё и для того, чтобы лишний раз рассмотреть Царицу поближе. Вернулся к Никонову, сидевшему спиной к старикам с графинчиком наготове в руке.
   - Нравится? – Алексей раскусил его хитрость и усмехнулся.
   - Да… вот это баба… Она ведь и не толстая… просто рост гренадерский. Ну, и остальное…
   - Трахнул бы её, будь она моложе лет на пятнадцать?
   - Будь она моложе лет на пятнадцать – она сама бы нас трахнула. Прямо тут, в подсобке, обоих сразу... 
   - Наш человек, - удовлетворенно буркнул Алексей, разливая водку в стопки. – Прости нам Господи слабости наши…
   Пётр взял свою стопку, чокнулся с Алексеем и выпил. Водка была холодная и добротная. Такую можно и стаканами без закуси закидывать, коль нужда заставит.
   - Где-то в области делают. Хорошая штука. – прокомментировал его ощущения Алексей.
   - Реально, хорошая. – Пётр нацелился на аппетитный кусок сала с мясной прожилкой. - Как думаешь, сам Творец закладывает время от времени?
   - Ха! Ты на жирафа посмотри.
   - Тогда фауну Австралии Он творил в Новогодние праздники.
   - А, то… под настроение. Если постоянно на сухую, Создатель давно бы с нами, балбесами, с ума сошёл, или инфаркт словил. А, так видишь – всё ещё телепается с нами, грешными. Дураками тупорогими…
   Никонов бросил взгляд себе за спину, в сторону столика, занятого прописавшимися здесь волей Хаоса пожилыми людьми с благородной внешностью профессоров непостижимых идей и магистров немыслимой херни. Этих, как Пётр понял по его взгляду и интонации, Алексей относил к категории «не наших». Пётр прислушался – один из соседей витийствовал, будучи уже хорошо под шофе.
   - …конечно-же Путин не вечен, но, лет десять ещё проживет. Логично допустить, что после биологической его смерти… как политик он умер уже давно… именно его посмертно сделают ответственным за все преступления, совершенные во время его правления. Но, мы, как умные и ответственные люди, не должны повестись на этот дешевый ход. Наша задача ежедневно брать на карандаш всех подпевал режима, всех сочувствующих в конце концов. Собирать все публичные высказывания, статьи, документы под которыми они подписываются, любую информацию личного характера, типа имён-фамилий их родственников…  Это необходимо для будущих судебных процессов, трибуналов и преследований данных персонажей с запретом занимать государственные должности, преподавать в учебных заведениях, работать по профессии, проживать в определённых городах… в общем, все надо сделать так, как это сделали, например, в Чехии, или Прибалтике. Только намного жёстче. Не надо бояться ссылок, лагерей и расстрелов. Пощадили мы в свое время коммунистов и КГБ-шников, у которых руки по локоть в крови, и вот, что из этого получилось сегодня…
   Алексей с ухмылкой неторопливо разлил по второй, и объяснил зачем он соседствует с этими вздорными стариками, попутно представив Петру толкавшего речь Цицерона:
   - Помнишь, в благородных домах был такой обычай – держать карлиц, карликов, и прочих дураков для развлечения гостей и себя любимых. Наверное, мной движет желание чего-то подобного. Мне интересно их слушать. С другой стороны - я пытаюсь понять разрушительную психологию этих дураков. Этот оратор - интереснейший экземпляр. Почти семьдесят лет, а ума всё нет, и уже не будет. Во времена СССР жил во Владике и катался как сыр в масле. Папа – партийный руководитель. Мама – учитель литературы. Когда в мореходке учился - мотоцикл, аппаратура и запрещенная для простых смертных граждан музыка, винишко, девчонки. Потом работа на радиостанции траулера, квартира, машина. Когда стало разрешено, началась его неистовая борьба с СССР, с падением которого этого перца неожиданно для него самого погнали с палубы ссаной тряпкой. Он ударился в свободную журналистику и показал там себя полным ничтожеством, завершив карьеру уже у нас в городе, в газете дышащего на ладан санатория. Санаторная газета…  достиг вершин журналистского дна. Гайдаровские реформы переехали его асфальтовым катком. Капитализм пинал и гнал его по жизни как кусок пенопласта. Он по-прежнему уверен в том, что Запад – великий друг и учитель. Егорка - великий экономист, Чубайс - великий реформатор, Айн Рэнд - великий провидец, и не может врать, и ошибаться: ничем не сдерживаемые капитализм и либертарианство – это прекрасно…
    Они накинули ещё по стопке и неторопливо беседовали. Помимо Тамары в «Огоньке» была ещё девушка на побегушках, но горшочки с неожиданно для Петра вкусными пельменями Царица принесла им сама. Перекинулись парой шуток – Тамара ещё и за словом в карман не лезла. Хмель, надо полагать после пережитого за день, упорно отказывался их не то, что одолевать, а хотя бы обозначить своё присутствие. Снова налили, прислушиваясь к бухтению стариков и тихо похохатывая над выдаваемыми перлами. В этих седых головах творилось ровно то же самое, что творилось под кастрюлями и дуршлагами свидомых громадян, которые скакали на Майдане, и со слезами умиления передавали друг другу убогие брошюрки с картинками грядущего прекрасного европейского будущего. Причем, «европейского» - в их идеализированном понимании, а совсем не так, как на самом деле. Зарплаты – европейские. Пенсии – европейские. Чиновники – европейские. Работодатели – европейские. С какого хера им такое счастье – непонятно. Но, именно так и никак иначе. Хотя в случае реальной победы вожделенных ими идей становится лишь вопросом времени их же голодная смерть в холодном и сыром углу. Театр седых актеров прекратился, когда Никонов, не удержался и взоржал до слёз, услышав хвалебную оду Борису Немцову.
   - Боря Немцов… великий реформатор, сука... не могу. С бабами своими разобраться не мог, не то, что с экономикой. Обращал в говно всё, к чему прикасался. Мутная волна его как мусор вынесла. И вскоре унесла к херам. С тем же успехом можно величать великим тренером по плаванию самодовольного кретина, который бросил полудохлую собаку на середину Волги в Нижнем Новгороде, и поймал, то, что осталось где-нибудь в Казани. Не, ну доплыла ведь! Охренеть! У него собаки такие заплывы делают! А, если он людей так тренировать начнёт!
   Пожилые люди обратили-таки на него внимание и замерли с выражением на лицах - «ну, вот… опять он… хорошо же сидели».
   - Да-да, дорогие мои. Я уже тут, я снова с вами. – Алексей повернулся к ним в ответ и отсалютовал вилкой, которую держал в левой руке: - Возьмемся за руки друзья, чтоб не пропасть по одиночке. Свобода лучше несвободы. Новые штаны лучше старых. Так победим.
   Точно в подкрепление своих слов он подцепил на вилку ломтик рыбы, жахнул водку и с аппетитом закусил. Один из поборников свободы, глядя на него и неодобрительно качая головой, обратился сначала к Петру.
   - Молодой человек, считаю своим долгом предупредить, что вы связались с циничным и аморальным типом.
   - Православным сталинистом и советским монархистом. – добавил Никонов, развернув стул так, чтобы видеть и Петра, и своих оппонентов.
   - Ответьте, пожалуйста, Алексей, – подключился гонимый жизнью мореход: - почему вы, умный и успешный человек, так презираете проповедников либеральных идей?
   - Потому, что вы презираете людей, не разделяющий ваших убеждений, полагая их непроходимо тупым быдлом. Народ презираете. Хотя сами в большинстве своём – ни украсть, ни посторожить. А, народ не тупой. Он не хуже вас понимает, что нынешняя… прости Господи, элита, особенно творческая – редкое кубло, где мразь на суке падлой погоняет. На фонарях развесить? Да при всеобщем нашем одобрении. Только дальше то что? Что кушать будем, когда опять в анархию всё рухнет? Где лечиться, где учиться? А, ещё дети есть. Это у вас дети – редкость, вы же в большинстве своём бездетны, у вас вся жизненная сила в мозг ударяет. Народ ногами по земле ходит, он про Чубайса с двумя «волгами» за один ваучер прекрасно помнит. Народишко жизнь лупит, приучая смотреть хотя бы на пару шагов вперед. А, вас – по попе хлопает, вот вы в собственных фантазиях и витаете, и ни чему учиться не хотите. Вас можно обманывать до бесконечности.
   - Я готов с вами поспорить…
   - Я не буду с вами спорить, так, как придется опуститься до вашего уровня, где вы благополучно задавите меня опытом и массой…
   Он задумчиво смотрел на опустевшие графин и тарелки, очевидно, прикидывая стоит ли им заказать ещё или остановиться, но тут у него зазвонил телефон. Глянув на экран, Алексей со словами «рассчитайся, пожалуйста, я буду на улице» - положил на стол «пятёрку» и с телефоном в руке направился к выходу, откланявшись седовласым детям со словами «Страдайте дальше, дорогие мои. Ваши страдания доставляют мне удовольствие». Пётр допил рюмку, закусил последним ломтиком грудинки и тоже поднялся. Расплатившись по счету и оставив щедрые чаевые, он вдруг спросил Тамару – знает ли она Никонова, что он за человек?
   - Алекс? – женщина вдруг грустно улыбнулась: - Он - демон. Демон, приходящий на Закате. Он приходит к облажавшейся душе, когда та, изломанная и опустошённая, подвывает от тоски в куче горячего песка несбывшихся надежд и щебня разбитых вдребезги амбиций. А, вокруг - колючая пыль, раскаленный ветер и страшное заходящее солнце. Дело его - подойти, взять пятернёй за морду, сжать её с хрустом и посмотреть в живые ещё глаза. Горе тем, в чьих глазах будет пустота. Страх – он ещё поймёт. Пустоту – нет. Тяжела его работа…
   - Даже так?
   - Расслабься, - рассмеялась Тамара: - Я пошутила. По молодости играла в любительском театре, пока не разменяла свои два метра красоты на полтора центнера веса, и подо мной балкон в «Ромео и Джульетте» трещать не начал. А, сейчас накатывает иногда. Творческое безумство. Алексей – человек слова. Правильный, с понятием. Надежный, как автомат Калашникова. По делам с ним сталкивались несколько раз. Сюда он душу отвести заходит.
   Никонов ждал на улице. Пётр передал ему оставшиеся деньги, Алексей сунул их в карман, не считая.
   - Надо зайти к одному человеку. А, за руль уже нельзя. Пройдусь пешком, заодно проветрюсь. Ваши планы? Составишь компанию, или до дома?
   - Составил бы тебе компанию, да только нога длительным переходам не располагает. – вздохнул Пётр, которому хотелось ещё пообщаться с Алексеем. – Такси сейчас вызову.
   - Забыл совсем про ногу твою. Сделаем так – я попрошу подъехать кого-нибудь из парней, завезем сначала тебя, потом я по делам поеду. Устроит?
   - Устроит.
   - Тогда я звоню… пойдем присядем вон на той лавочке. Подождём. Только я тебя заговорю.
   - В смысле - наложишь заклятие?
   - Ага. За кусты отойду и такое заклятие наложу…  - Алексей на ходу достал телефон и с кем-то переговорил. – Минут двадцать у нас с тобой есть. Готов? Я сейчас выдам.
   - Начинай. Как понимаю – у тебя наболело на людей со светлыми лицами. Самозваную совесть нации. Непонятно какой. У меня – тоже, но это невозможно исправить. Объяснить им их неправоту невозможно. Дебил не понимает того, что он дебил по причине того, что он дебил.
    - Эти люди не дебилы. В медицинском смысле этого слова. Это не повзрослевшие, не битые жизнью дети, уверенные в своей исключительности и правоте. И кумиры их такие же. Наших толкачей либерализма неспроста «мальчиками в розовых штанишках» называли. Они жизни как следует не нюхали. Дети хорошо устроившихся при СССР людей. Сидели в своих НИИ да редакциях марксистско-ленинских журналов, как Егорка Гайдар. Он, что - жизнью бит бывал? Его по ходу жизнь первый раз за штанину дёрнула в октябре 93-го года. В аккурат перед тем, как по Останкинскому телецентру из гранатомёта вмазали. Как он тогда обосрался… Как его трясло. Он с экрана, шлёпая губами, нёс херню, умолял народ выйти на защиту его сраной демократии и его самого любимого. И сам же, сучка, понимал, что никто не выйдет. Никто. Одним он просто осточертел своей сытой рожей и своими реформами, в которые, кстати искренне верил, мудозвон такой. Других он своими реформами откровенно по миру пустил, и они его в Красную Площадь, в щели меж брусчаткой затоптать были готовы. Ну, а те, что с его реформаторской глупости хорошие деньги подняли – чемоданы судорожно паковали. Думаешь, он один такой дурак в квадрате? Ага. Они там все такие…
      Когда готовили финальный дерибан остатков проклятого социализма и узаконивание хапнутого - по всем каналам свистела дура первой гильдии от экономики, которая, хлопая ресницами, на все лады повторяла, что «нельзя быть немного беременным». Либо социализм, либо капитализм. Это было её коронное заклинание. Помимо него она надавала кучу советов, и наделала кучу прогнозов. Совершенно искренне верила в то, что говорила. И пролетела со своими предсказаниями как фанера над Парижем. (Алексей усмехнулся) Инфляция при смене строя была торжественно обещана ею в пределах 50-100 прОцентов. Уже хорош разбег, да? Поручик, сколько будет дважды два? Пять! Ну, шесть… ну, никак не больше восьми. В девяносто втором году инфляция составила 2600 процентов. 2600, Карл! Почему поручика из анекдотов полагают кретином, над которым можно только смеяться, а эти грёбаные мудаки сходят за умных людей, к мнению которых необходимо прислушаться? Знаешь, какая херова гора великих экономистов, решительных реформаторов и мудрых государственных деятелей… ежей им против шерсти рожать – живым, и земля стекловатой – сдохшим…  состязались тогда в нарциссизме и непроходимой глупости за наш счет? Ты думаешь, это только у нас такие придурки? Нет, это лишь жалкая копия неповторимого оригинала. Думаешь, всё закончилось? Нет, родной мой… всё только начинается.
   Кто там сейчас на Западе наиболее известен? Аттали, Глюксман, Леви… Это даже не экономисты. Это философская помойка. Они все несут какой-то дикий бред, совершенно оторваны от реальности и не видят дальше своих, пусть и длинных, сефардских носов. Про Фукуяму я вообще промолчу. Необучаемый кретин с концом Истории в устах. Ещё есть дохлый Бжезинский, спесивое полено с тяжелейшим комплексом неполноценности от обиды за родную Польшу, которой последние 400 лет кому не лень жопу вытирали.
   А, у того же Аттали налицо биполярное расстройство. У него торговля - двигатель прогресса, демократия - лучшая политическая система, но самый справедливый порядок правления может быть обеспечен лишь всесилием денег. Ну, ежу же понятно, что демократия и всемогущество денег – несовместимы… либо одно, либо другое. Об этом Ходор сказал открытым текстом. «Нейтралитета по отношению к нам уже недостаточно. Необходима реализация принципа: кто платит, тот и заказывает музыку». Старый мем о 100 процентах прибыли, ради которых капиталист преступает закон – давно и безнадежно устарел. Не нужно ничего преступать и нарушать – капиталист, при помощи своих миньонов, сам пишет законы в своих интересах. Естественно, закон этот ничего общего не имеет ни с демократией, ни с социальной справедливостью. Он стоит на страже интересов капитала. Вдобавок, даже нарушив закон, богатый и успешный почти всегда имеет возможность спрятаться за свои деньги. От нищеброда, которому причинил ущерб, богатый буржуин всегда гарантированно откупится, а при помощи адвокатской шоблы может ещё и истолковать закон в свою пользу, и содрать с бедолаги последние трусы. Власть денег несовместима с демократией и справедливостью. Власть денег – есть узаконенный беспредел. Вообще, говорить и думать о социальной справедливости в рамках капиталистической парадигмы – пустое занятие. Это взаимоисключающие параграфы. Бред.
   Однако, все они искренне верят в собственную гениальность и собственное мессианство. В то, что могут формировать окружающее их пространство по выдуманным ими лекалам – силой своего поганого языка и достаточно убогого разума. Сами по себе они полоумные ничтожества. Но их бред хорошо ложится в мозги, щедро унавоженные идеей собственного величия и мессианства. Потому излияния Фукуямы, или пафосное словоблудие Бернара Леви, ни хрена не имеющие общего с реальностью, охотно принимают в качестве отправной точки для формирования цивилизационной политики, под которую потом подстраивают экономику. В отношении России – нужно ещё внимательно выслушать людей со светлыми лицами состарившихся детей и бессовестных прохиндеев. Условного Пионтковского, Ходорковского, Каспарова, Мишу Два Процента, или Навального с Волковым. И, непременно, Гозмана с Гельманом, Кацем, Шацем и Альбацем – кто ещё так разбирается в тонкостях русской души? Элита наша интеллектуальная, с богемой творческой. С Толоконниковой на серьёзных щах разговаривают, которая перфоманс с курицей в манде устраивала. Или там другая бешеная тварь была, а эта только групповуху в музее устраивала?
   Не суть…  на основе этого сумасшествия и вранья, условные Кэтрин Эштон и Херман Ван Ромпей с лицами вырожденцев формируют будущее человечества. Вот это реально дебилы… там на каждую высокородную скотину - восемь поколений близкородственных связей и три фамильных сифилиса. Бредятина жидконогих мыслителей – им бальзам на душу, потому как «Конец истории» фиксирует их умными-красивыми во веки вечные.
   Весь же этот цирк с конями в сборе – выгоден тем, кто реально дёргает за ниточки. В его условиях формируется вселенский пылесос, вытягивающий все соки планеты и обращающий их в золото, оседающее в нужных карманах. А, люди превращаются в безликое и безвольное стадо рабов. Им проще управлять за пайку. Потому сейчас под соусом «Конца истории» либерализм душит либерализм. Люди, самозванно позиционирующие себя защитниками свобод – душат эти самые свободы, подавляя любое инакомыслие. Индивидуальность… эти пидорасы хотят подавить индивидуальность. Неповторимость каждой души. Сформирована целая система промывки мозгов, усилиями которой откровенный бред принимается как руководство к действию. Система кривая и неадекватная реальности. Как ты думаешь, чем такая раскоряка кончится?
   - Войной. Ошибка в целеполагании и расчете возможностей приводит, как правило, к катастрофе. Полыхнёт, без вариантов. «Войны никто не хотел. Война была неизбежна».
   - Именно так. Никто не хотел - оно само насралось. Для начала на окраинах России полыхнет гражданская война, отложенная в 1991-м году. Её угольки тлеют, а еврогеи бегают с канистрами бензина. Далее возможно перерастание в европейскую или мировую войну. Мировая Гражданская война людей с людьми, переставшими быть людьми. Это для неё последние лет двадцать нелюди складывают огромную кучу из сухих дров и канистр с бензином, чтобы потом жалостливо блеять, что народы были пойманы в ловушку из которой не было выхода, и потому понять-простить. Залупу им всем за воротник. Сами лезли. За всё заплатят. Как-то так...
   - Надеюсь. Что помидорами не отделаются. Кстати, Аттали – редкостная сволочь… видите-ли, человек старше 65 лет «обходится обществу дорого» и забота об увеличении продолжительности жизни бесперспективна. Этой мрази уже под 70, но себя любимого он полагает избранным, и потому готов жить вечно.
   - Готов. Конечно же готов. Это совершенно естественно. Любая революция, в смысле – любое переформатирование существующих условий затевается людьми, кровно заинтересованными в изменении этих самых условий с целью последующего получения каких-либо преференций для себя любимых. Глобальный мир по его концепции – это место, где ему уготована роль великого пророка со всеми полагающимися почестями. И он готов наслаждаться этим вечно. Заслужил ведь! Да только херушки. Даже не потому, что его самого прокинут как последнего лоха. А, потому, что построенный по предлагаемым Аттали лекалам рухнет в полное говно чуть быстрее, чем быстро.
   Идеал Жака Аттали – мир кочевников, оторванных от своих национальных корней, без Родины, без семьи, по сути – трудовой мигрант, независимо от того менеджер-ли ты крупной компании, или маляр-штукатур. Мир кочевников-номадов. Контуры этой схемы можно видеть уже сейчас.
Скоростные и относительно дешёвые средства транспорта и связи уже породили мотающееся по планете стадо IT-шников, журналистов, разнообразных творческих личностей, коучей и прочей швали. Знаешь, что их всех объединяет?
   - Неспособность ежедневно, долго и упорно созидать. И принимать на себя ответственность.
   - Именно так. Кочевник не может в долгосрочный проект с ответственность за совершаемые действия. Промолчу про заднеприводных и прочую креативную шоблу, что откровенно живут одним днём. Они никогда ничего не будут созидать десятилетиями, планируя наперёд и понимая цену возможной ошибки, чтобы потом передать наследникам. Не будут возиться с саженцами фруктового сада, которым будут пользоваться их внуки. Они и детей-то не предполагают. Это не интересно. Интересно по максимуму получить удовольствие сегодня, а после нас хоть потоп. Кочевники даже налоги платить не хотят той земле, где они заработали. Наконец, кочевники не строят города. А, именно города – центры развития цивилизаций. Номады-кочевники города разрушают ради сиюминутной прибыли. Выжимают из них все доступные ресурсы и двигаются дальше, оставляя за собой пустыню. Как саранча.
   Залог крушения цивилизации по Аттали это кочующий управленец. Уже сейчас кочующие менеджеры-управленцы сеют хаос и разрушение. Пока - локально, уничтожая отдельные компании и предприятия. Хотя, кое-где потренировались на отдельных странах в целом. Аттали предлагает отдать этим самоуверенным, самодовольным и сверхэгоистичным непрофессионалам всю цивилизацию. Нанятый со стороны менеджер - это непрофессионал. Это совершенно естественно: чтобы грамотно управлять каким-либо процессом надо знать суть происходящего. Для того, чтобы вникнуть в эту суть, необходимо сначала как минимум покрутиться на этой кухне, ещё лучше – пройти её с азов. Локальный управленец раньше выковывался годами, проходя через все «круги ада». Сейчас мы имеем дело с амбициозными бестолочами, готовыми лезть с одним шаблоном хоть в производство крылатых ракет, хоть в пошив балетных пуантов или управление родильным домом. Помнишь гайдаркино универсальное заклинание «рынок всё отрегулирует»? Один подход на все случаи жизни. Вот примерно оттуда ноги и растут: гребаный марксист-белоручка Егорка и вся его поганая свора - сами были лютыми непрофессионалами и неумехами, полезшими туда, куда их подпускать не следовало на пушечный выстрел. Именно оттуда пошла универсальная отговорка-оправдалка: если что-то не получилось, не сработало, заклинило - значит, опошлили идею, не так поняли, не до конца открыли, зашли не с той стороны, вообще неспособны к пониманию идей рынка и менеджмента. Короче – опять не тот народ достался. Не тот народ. Не та страна. А, их великий шаблон ошибаться не могут-с. Потому ступор или хаос гарантированы рано или поздно. Только одни наёмные управленцы следуют примеру Егорки Гайдара и потом с обосранными штанами разводят руками на руинах, глубоко скорбят и спиваются к инфаркту, а другие, как раз самые «эффективные» -  придерживается нехитрой
мудрости «нацарюваты три рубли и втыкты».
  Запомни раз и навсегда, «эффективные манагеры» – это грёбаное стадо кочевников по Аттали, которое мотается с одного места на другое. Живет себе деревня – раз! На тебе подарок. Закочевала шобла охудемшая. С неугомонными ручками, которые хапают и обгаживают для получения сиюминутного профита всё, до чего могут дотянуться. Выжать с деревеньки всё, что можно и свалить. В обозе - телеги дури и палёной водки для облегчения задачи. И понеслась. А когда пронеслась, когда всё оттрахано, украдено, прожрано, профукано – шобла сваливает до другой деревни. Ещё богатой и относительно благополучной. А здесь остается сраная помойка, по которой ползают сторчавшиеся и спившиеся пейзане.
    Самыми эффективными манагерами по части кочевого разорения и убийства благополучных компаний, и длящихся десятилетиями космических распилов типа истребителя «Тейяс» и танка «Арджуна» – являются индусы. Я шампанское открою, когда они начнут управлять враждебными нам государствами, и «танцор диско» станет президентом США или премьер-министром Великобритании. Чтоб два Рузвельта с Черчиллем в могилах вскрикнули…
  - Ага. Представляешь доклад премьер-министра в парламенте? Вылетает к трибуне такой Митхун Чакраборти - I Am A Disco Dancer! Пам-пам-парам. И весь парламент - в подтанцовку. И, чтоб там пидорас на лесбиянке, и трансгендер на подхвате.
   - Точно! Точно, сцуко, так и будет. И вся Великобритания – на великах. Ибо «велико-Британия».

*- вымышленное заведение на Брайтоне, где встречаются политэмигранты из России и просто сторонники либеральных идей. «Центр либеральной мысли».