Ключник 25

***
    Замерзшая река. Холодные каменные парапеты по краю набережной, за которыми внизу грязный серый лёд, присыпанный местами снегом. Вмёрзшие в этот лёд корабли - ржавые, разбитые, полузатопленные. Буксиры, речные трамваи, пассажирский колесный двухпалубник. Миноносец, которому на реке делать нечего. Погрузился носом в ледяное крошево так, что было видно оголившиеся бронзовые винты, труба торпедного аппарата на палубе развернута, точно для стрельбы. Чёрные полыньи. Серое небо. Колючая крупа в лицо. Безлюдно, серо и пасмурно. Булыжная мостовая под ногами, двухэтажные дома из серого камня под черепичными крышами, лавки в полуподвалах. Разбитые окна, полусорванные вывески. Там, дальше, будет горбатый Мост, уходящий за реку в туман. Старый Мост. Мост, который им осталось перейти.
   Это были знакомые места. И для него, и для девушки. Здесь они познакомились. Здесь он учился – дальше в глубине квартала стояли старые уже здания со сводчатыми потолками и арочными окнами. Учебные корпуса, в которых Государева Опричнина готовила себе новые кадры. Новых Слуг Государевых. Да, вот ненадолго пригодилась ему учеба. Всего год с небольшим носил он черный китель с узкими серебряными погонами взводного прапорщика Опричнины Государевой, равного званию стрелецкого сотника. Потом его угораздило начистить рыло потерявшему берега молокососу, прилюдно обозвавшего его «псиной царской». Этот губошлёп возьми и окажись отпрыском знатного рода. А, времена на дворе стояли не Ивана IV, и даже не Ивана IX. Изменились времена. Крепко сдал к царствованию Ивана XII орден Кромешников, два столетия с лишним стоявший по правую руку русских царей. И полетели с крепких плеч на брусчатку плаца серебряные погоны. Год службы, четверть часа позора, и очутился он на улице с большими знаниями, умениями, и волчьим билетом на всю оставшуюся жизнь. Последнее смущало его меньше всего – сотрудничать с государством, его отвергнувшим, он более не собирался. Это потом уже пришлось на попятную пойти, чтоб на каторге не сгинуть – много у него осталось недоброжелателей, рано или поздно сошёл бы на него штабель брёвен. Но, это будет уже потом, а пока вокруг него было беззаботное общество, в котором крутились люди с большими деньгами. Не всегда честно заработанными. Скорее – даже наоборот, «честно» там было исключением. «От трудов праведных не нажить палат каменных». И первый свой несгораемый шкаф для хранения ценностей он дерзко и неумело взял прямо из-под носа матёрого взломщика Фёдора Часовникова, тоже положившего на этот шкафчик глаз. Часовщик и стал его новым наставником…
   Он остановился напротив дома, над входом в цокольный этаж которого криво висела проржавевшая вывеска «Оружейный магазинъ М.М. Фролова». Он часто заглядывал туда, будучи воспитанником Училища. Там было много так любимого им холодного оружия, которое хозяин лавки тоже больше коллекционировал, чем продавал. И огнестрельного тут было достаточно. Да какого… кое-что даже интереснее, чем у них в оружейной. Он мог бы торчать тут даже не часами, а сутками. Но в его распоряжении были лишь минуты. Времени было мало даже тогда, когда годы спустя он вернулся сюда, чтобы купить у постаревшего хозяина первый свой «Нью Полис». Второй ему выдали уже в «Глаголе», за казённый счет.
   - Постой… мне надо зайти туда.
   - Зачем?
   - Оставить здесь. – он вытащил «кольт». - Он был честно куплен, но… я не хочу ни тащить его с собой, ни бросать где-либо. Пусть вернётся туда, откуда был взят.
   - Глупенький… он всё равно может вернуться к тебе - когда угодно и где угодно.
   Он спустился вниз. Девушка последовала за ним и остановилась у порога. Сейчас тут было пусто и заброшено. И он даже вздохнул с облегчением – не хотелось видеть развешанные по стенам и разложенные по витринам ржавые и запущенные остатки былой, хоть смертоносной, но красоты. Он смахнул пыль с массивного прилавка и положил «кольт». Немного постоял, потом они вышли назад наверх. Можно было и дальше идти набережной, можно было немного срезать. Вопрос был лишь в том, где неприятнее идти.
   - Смотри! – девушка вдруг дернула его за руку.
   По уходящей чуть вглубь квартала улице снова стояли нарядные двух-трёхэтажные желтые, красные и фисташковые дома. И улицу, и засыпанные рыхлыми хлопьями белого чистого снега ветви деревьев подсветило вдруг солнечным светом и повеяло ранней весной. Как когда-то. Только теперь они могли пройти здесь вместе. Ни от кого не скрываясь. Они были более никому и ничего не должны.
   - Добрый знак. Идём…