Две мамы

Медведица Гасана
На этот раз мы были на охоте с зоотехником Ибрагимом из соседнего села. Он тоже держал охотничьих собак и сильно хвалил их, хотя ни одной стоящей собаки у него никогда не было. Со мной был мой Пират, а с Ибрагимом - его Лайба (это от пренебрежительного даргинского слова «лайбакI», что по-русски значит «никудышный»).
Был хороший зимний день. Больше чем полусутки назад перестал падать снег, и на нем даже не охотник различил бы свежие следы зверей от старых следов. Небо было чистое, без облаков. Пока солнце осветило лишь отдаленные горные  вершины. Очень скоро оно осветит и пещеру Чянгуя  и нас, стоящих над ней на скалах. В годы Великой Отечественной войны, говорят, в этой пещере прятался дезертир по имени Чянгуй, и оттуда пошло название пещеры.
Собак пустили под гору. Очень скоро раздался лай Пирата, и на противоположном склоне горы я увидел красивую рыжую лису с метровым пушистым хвостом. Ибрагим выстрелил, но не попал. Я же не стрелял: в одном стволе моего ружья был патрон с пулей, а в другом  -  с  крупной картечью. Мы же намеревались здесь в пещерах кабана подстрелить. Собаки погнали лису по склону в сторону села Калкни, и вряд ли они скоро сюда вернутся. Считай: кончилась охота.
В этом месте, где мы стояли, бывали случаи встречи с медведями. Рассказывали, что здесь в маленьких пещерах бывают и косули. Правда, лично я пока ни одной косули не встречал, хотя не раз спускался до самого ручья и переходил на другой склон.
Слышу голос Ибрагима, тихо зовущего меня. Он делает руками какие-то знаки и показывает на противоположный северный склон. Вижу: из ущелья вверх по склону поднимается медведица с двумя медвежатами. Маленькие медвежата не могут идти по глубокому снегу и часто останавливаются. Большая мама возвращается назад и лапами толкает детей вперед. Она по очереди доводила каждого до определенного места и опять возвращалась назад. Конечно же, она услышала и выстрел, и лай собак, может быть, и нас увидела. Она спешила, потому иногда и грубо толкала детей вперед. Мать, рискуя своей жизнью, спасала детей. Вот они какие, матери. Спустись мы под скалы, ничем не рискуя, запросто могли бы подстрелить огромную бурую медведицу-мать.
Только ни у меня, ни у моего товарища, ни на минуту, даже в мыслях, не возникло желания стрелять по медведице. Как можно стрелять в мать с двумя детьми! Боже упаси!
Мы спрятались за кустами и битый час смотрели на «альпинистов».
«Это, наверное, медведица Гасана»,- говорит Ибрагим и рассказывает мне историю, случившуюся с одним гунакаринцем по имени Гасан. Вот она эта история:
- Лет десять назад гунакаринец Гасан пошел в лес с ишаком по дрова. Когда он дошел до естественных каменных ступенек на тропинке напротив пещеры Чянгуя, на него навалилось что-то огромное и тяжелое. Оно держало его прижатым к каменной лестнице до тех пор, пока перед глазами Гасана не промелькнули две маленькие тени. Потом отпустило его и, помахав хвостом, побежало вниз по склону. Когда Гасан посмотрел на северный склон другой горы, он увидел между деревьями медведицу с двумя медвежатами, - закончил Ибрагим свой рассказ.
Я тоже вспомнил этот случай. Тогда я лежал в районной больнице и помню, как в больницу привезли, как мне говорили, раненого медведем Гасана. Потом оказалось, что вместо ран были незначительные царапины. Гасан отделался легким испугом и потом по той же тропинке в тот же лес с тем же ишаком много лет опять ходил по дрова. И его знакомая медведица с другого склона другой горы, наверное, смотрела на него и улыбалась.


«Возвращайся домой, куропаточка»
Тогда я был на охоте один. Я часто ходил один на охоту, как на утреннюю или вечернюю прогулку. Это когда не собирался от села далеко уходить. Охотился на зайцев перед восходом солнца или перед заходом и осенью и зимой. Когда колхоз сеял зерновые культуры, я без собаки выходил рано утром и заставал зайцев, жирующих на озимых посевах.
Сейчас опишу в рассказе один случай, который произошел со мной давно на охоте ранней осенью, перед вечерней зарей, и который оставил на мне глубокий след на всю оставшуюся жизнь.
Это было недалеко от моего села. Иду я по пологому горному склону, намереваясь поднять зайца. А собака моя давно погналась за лисицей и не скоро вернется. «Пусть гоняет эту тварь, сколько хочет. Зачем мне лисица в конце августа? Не тот мех. Пусть гуляет, хотя бы до декабря. Еще лучше, если до января или до февраля. Вот тогда я ее и достану. А сейчас не брошу охоту из-за лисицы и под вечернюю зорьку подниму зайца не хуже любой собаки», - думал, наверное, я тогда.
Иду по склону с редким кустарником, держа ружье на взводе. Чуть какой шорох в кустах – я стреляю. Иначе опоздаешь. Долго же благодарил я Бога за то, что тогда надоумил меня посмотреть под куст шиповника, прежде чем выстрелить. Вспорхнула птичка, но не взлетела. Опять вспорхнула и побежала по травке под другой кустик. Это была куропатка. Но почему она не взлетает. Она давно должна была улететь далеко-далеко: она же куропатка. Вот опять вспорхнула, взлетела и упала на другой поляне, недалеко от куста, правее, и лежит на виду, на боку, будто кто ее ранил. Подбегаю – она встает и бежит опять вправо. Побежала, а не взлетела. Наконец, я понял, что она специально уводит меня куда-то далеко в сторону. Мне эта игра в кошки-мышки порядком надоела, и я махнул на куропатку рукой и пошел назад.
 «Не надо мне тебя, дорогая моя куропаточка. Живи, сколько хочешь, на этой грешной земле» - сказал я про себя и вернулся туда, где первый раз я увидел ее под кустом шиповника. Там же я увидел… Кого, вы думаете? Дюжину маленьких живых дрожащих комочков, прижавшихся друг к дружку. Они еще не оперились. Вот оно что! «Это маленькая мама уводила меня от своего выводка, - решил я, поняв уловки хитрой птицы. – Оказывается, все матери одинаковы».
 «Возвращайся домой, куропаточка! Твои дети мерзнут!» - крикнул я и стал поспешно уходить с этого места.