На охоту хоть в полночь

Эти два товарища готовы были пойти со мной на охоту в любое время: осенью или зимой, утром чуть свет или в глубокую полночь. Оба они работали в одной сельской школе учителями начальных классов. (В той же школе и я начинал работать учителем русского языка). Они были хорошими учителями с достаточно большим опытом педагогической работы. Один из них жил в нижнем конце села, а другой – в верхнем. Первого звали Абдуллабек. Он был на пять лет старше меня. Второго звали Абдуллагаджи. Он был моложе меня на пять лет. Несмотря на разницу в возрасте, мы прекрасно понимали друг друга, особенно в вопросах, касающихся охоты.
Обычно мы, учителя, приходящие в их село из соседнего села Дибгаши, работали в одну смену и после занятий успевали домой к обеду. Но бывали случаи, когда приходилось оставаться в школе весь день. В такие дни нас к себе на обед приглашали учителя-калкнинцы. Меня же почти всегда в таких случаях приглашал к себе  Абдуллабек. Если я отказывался, он обижался.
С Абдуллагаджи у меня были и родственные связи.
Оба мои друга были щедрые во всем. Я много раз говорил и еще раз повторяю: очень гостеприимный народ живет в селении Калкни. Недалеко от школы тоже жил один такой товарищ. Много разных должностей занимал  он за свою жизнь, был даже председателем колхоза. И все, кто ни приезжал в Калкни, обедали у Адама. Так его звали. Много теплых слов можно сказать и об Абдуле Ахмедовиче, бывшем директоре Калкнинской средней школы. Получилось так, что его отец Ибила Ахмед  завещал сыну первым приглашать к себе на завтрак родственников умершего сельчанина. Давно ушел из жизни дедушка Ахмед, уже сам Абдула Ахмедович давно уже прадедом стал, хотя до сих пор здравствует и работает в школе. Но завещание отца он выполняет неукоснительно: на следующее после похорон утро все родственники умершего завтракают у Абдулы Ахмедовича. Это как неписаный закон.
Осенью и зимой мы с соседом Асадуллой  в выходные дни часто ходили на охоту через Калкни. Уже с рассветом вместе с собаками стояли у дома Абдуллабека. Как бы мы не отказывались, торопя его выйти, он звал нас домой вроде бы чай выпить. Потом с чаем чуду и что-нибудь еще. Он обязательно заводил нас домой. Его жена Ажай уже печет чуду, протирают глаза разбуженные нами дети… Такой он был человек.
А Ажай…. Дай, Аллах, ей здоровья и много лет жизни. Пусть поживет она за себя и за мужа, сколько захочет, радуя детей и внуков своих. Я не буду говорить, какой она хлебосольный человек: об этом знает все село. Скажу одно: как бы рано утром или поздно ночью мы к ним ни приходили в своих грязных резиновых сапогах, осыпанные снегом, она ни разу не показала, что это ей не нравится. Лицо ее было всегда радостным, она приветливо улыбалась. У нас говорят, что хорошая жена может поднять мужа в глазах людей высоко-высоко, а плохая – обвалять в грязи. Ажай же была прекрасной женщиной и любимой женой так рано ушедшего из жизни моего друга.
Я ходил с Абдуллабеком на охоту все те четыре года, что работал у них учителем, ходил и после, когда уже работал в своем селе.  Чтобы написать обо всем, что случилось с нами во время охоты в лесу в горах, не хватит и целой книги. Я же решил ограничиться документальным рассказом об одном случае на охоте и напечатать его в нашей газете, дабы лишний раз не тревожить душу друга.
Здесь я скажу два слова о том, каким был Абдуллабек охотником. Да, как и все охотники, он тоже любил охотничьи трофеи и старался не возвращаться домой пустой. Если же никого мы не добывали за целый день на охоте, он не печалился вовсе и говорил: «Хорошо отдохнули. А то, что не убили никого, это даже лучше. Пусть себе гуляют. И их создал Всевышний ». Правильный был человек. Лучше я вспомню здесь один случай.
Много было людей с нами на охоте в тот зимний день. Из Уркараха и Маджалиса, из Гуллы и Чумли. Всех их рано утром привел к моему дому мой друг Магомед Аминов, работавший начальником ГАИ в нашем  районе. Он и взял на себя обязанности егеря. Машины мы оставили на поляне над селением Калкни, сами пешими вышли на гору между Калкни и Гунакари.
Оставив меня и Абдуллабека с полудюжиной собак на самом верху горы, не меньше десяти человек пошли по тропинкам вниз на номера. Как только решили, что товарищи добрались до своих номеров (на это ушло почти полчаса), мы пустили собак, громкими голосами науськивая их. Несколько раз выстрелили в воздух, чтобы кабаны встали с лежки и обнаружили себя.
Мы с Абдуллабеком были загонщиками и должны были с собаками войти в лес и поднять уже там шум-гам. Однако не стали мы в лес заходить. А это потому, что всходило солнце, которое уже освещало верхушки гор. Хотя зимнее солнце не так греет, как летнее, но его тепло может размягчить снег на ветках деревьев. После чего он будет падать с них на землю. Крепкий снежный наст под деревьями и комья снега, что скоро начнут падать на нас в лесу, затруднит продвижение по лесу. Потому нашли мы открытую лесную поляну и стали недалеко друг от друга по его краям.
Через некоторое время залаяли собаки, и я зарядил двустволку двумя патронами: один патрон был с пулей, другой – с картечью. На всякий случай, если вдруг кабан выйдет на меня. Может же и такое случится.
Мы с Абдуллабеком стояли на разных концах опушки в 200 метрах друг от друга. Вдруг, сделав из леса длинный прыжок, на лужайке недалеко от меня, стоящего за кроной огромного дерева, остановилась косуля. Она как вкопанная встала, прислушиваясь к шуму леса. Мне стоило приподнять конец ружья и выстрелить, картечь бы уложила косулю на месте. Но я не сделал этого, все спрашивая себя: «Как можно стрелять в такую красавицу? Но если я не выстрелю, убьют ее другие. Если не сегодня, то через неделю, месяц и… Что же делать? Когда и где еще раз будет у меня возможность добыть такой трофей?».
Медлить же нельзя было. Упадет ком снега с ветки дерева – зверь убежит.  Я посмотрел в сторону друга, намериваясь спросить у него, что мне делать. Оказалось, что и он увидел зверя и махал головой из стороны в сторону, что значило «не стрелять». «Понял!»,- крикнул я нарочито громко, чтобы услышала меня и сама лесная красавица. Она в два-три прыжка пересекла поляну и исчезла в лесу. Лай же доносился снизу из ущелья. Видно, собаки подняли с лежки кабанов. Вот такие мы с друзьями охотники!
Абдуллагаджи  часто охотился один. По утрам с собаками выходил он зимой из села. Собаки находили свежие следы, ему оставалось сидеть в засаде и стрелять. Осенью и зимой он ходил на охоту вечерами тоже, на зайцев без собак. Ждал в засаде до тех пор, пока зайцы выйдут на ночную жировку. Он ходил на охоту и ночью, один, на кого угодно: на зайца, лисицу, волка и на кабана. Он никого и ничего не боялся. Бывали случаи, когда он один добивал кабана-секача. И делился с друзьями. У него зимой всегда бывало свежее мясо диких зверей..
 Абдуллагаджи очень любил зазывать друзей к себе и угощать. Когда возвращались с охоты, что только ни делал он, чтобы затащить нас к себе. Тоже обижался, когда мы отказывались к нему зайти. Мы были с ним родственниками, и я часто заходил к нему. Его жена Сайгибат была  родом из соседнего Кайтагского района. Ее отец и братья тоже были охотниками, и братья иногда приезжали погостить у зятя и заодно поохотиться на кабана. Сайгибат, хотя тоже была учительницей, но и в охоте разбиралась. Когда по дороге с охоты домой мы отказывались завернуть к другу, Абдуллагаджи просил нас зайти хотя бы для того,  чтобы «увидеть лицо Сайгибат». Если же нам иногда обязательно нужен бывал на охоте ее муж, она могла где угодно найти его и послать нас догонять. Если в то время он в свою очередь пас овец, она сама вместо него пасла овец, чтобы он пошел с нами на охоту. Вот такая она женщина, наша Сайгибат. Дай Аллах ей тоже здоровья! Абдуллагаджи, больше всех нас остальных, добыл кабанов.