Гл. 17 Мая

  Гл. 17  Мая.
И   Учитель танцев


  Лето незаметно пролетело.  На то и лето. 
  Люське после роддома никак не сиделось ни у мамы, ни тем более в камышовском  бараке, постоянно,  бегала на работу,  и уже в августе ушла с декрета  и  вернулась   в свой садик. Оба брата, на радость садиковским  девчонкам  были  определены  в старшую группу, уже вдвоем.  Старшие  девочки  опекали братьев с удивительной заботой  и нежностью,   катали их в коляске и даже  меняли пеленки,  пеленали  и кормили Влада.  Коллектив воспитательниц и нянечек, между тем,  искренне радовался  возвращению заведующей.  Рыжухой ее больше ни кто не называл, даже между собой. Теперь она уже окончательно  стала заслуженной Людмилой Николаевной. На работу, как и прежде, приходила раньше всех, и это не смотря на то, что теперь каждое утро приходилось ездить из Камышей.   В  мамин барак заглядывала буквально на несколько минут, оставляя Влада с Серегой в садике на попечении нянечек и девчонок старшей группы. Вечером уходила последняя.   Раньше уходить не имело смысла.  В  Камышах,  пока Юрка  не вернется со службы  Влад бузил,  и стоило его хоть на минуту оставить  - задирал младшего брата. Отношения с соседками  по бараку оставались хорошими, но Люськины интересы с ними никак не стыковались – говорить с ними не о чем –  скушны и недалекие -   жаловалась  она  маме.  С Ритой, своей подругой  виделась только по воскресеньям,  и редко по субботам,  днем Рита  работала, а вечером  дальше продолжала  учебу  в вечерней  школе.  В Камышах гуляла с детьми на море, а когда приходила с детьми к маме -  по городку.   До Приморского бульвара с двумя детьми оказалось тяжеловато. Юре и Владимиру удавалось вырваться со службы далеко не каждое воскресенье.  Люська заскучала. Все чаще вспоминала свою заброшенную подругу Маю.
  Как-то в субботу пришла с работы пораньше, к маме.  Оставила маме  детей,  а сама отпросилась  немножко  прогуляться с Ритой.  Мама всегда с удовольствием сидела с внуками, а потому и не возражала.  Риты дома не оказалось,  а Люськины ноги сами выбрали направление в сторону ул.  Панаса Мирного,   к частному домику,    чудом уцелевшему во время войны, где и жила Мая.  Домик прятался посреди двора за довольно высоким каменным забором.
   Маме, конечно,   не сказала, что пошла к Мае.  Чтоб не волновать.  Домик – небольшой пятистенок, сложенный из ракушечника,   под черепицей,   удивительным образом  уцелевшей после бомбежек.  Черепица, несколько пострадавшая от осколков была мастерски заделана цементом так, что даже сохранился ее рисунок, только что другого цвета.   В войну пострадали только двери и окна.  Стекла наверно выбило взрывной волной или осколками, а двери и рамы кто-то стащил уже после войны.  Сама Мая с родителями успела эвакуироваться уже совсем перед оккупацией, а вернулись они сразу после  освобождения  Севастополя.  Двор  с довольно большим участком, на котором еще с довоенных времен росли   черешня, абрикос, яблоня, груша и несколько стволов обильно разросшегося винограда, со всех сторон закрывал высокий каменный забор.  Виноград на железных   опорах поднимался на навес и  плотно закрывал тенью  участок перед входом в дом,  местами  перебираясь на деревья и крышу дома. Остальные пол участка занимали  огород и сад.
  Мая жила с  мужем  - Толиком,    родителями и    дочкой  Викой.   Родители постоянно болели и практически вели постельный образ жизни.  Дочка  Вика,  школьного возраста,  но в школу  не ходила по причине умственной слабости, хотя внешне об этом ничего не говорило, разве что чрезмерная, как то даже не детская полнота.  Муж Толик,  бывший подводник,  не смотря на свои сорок лет,    почти совершенно облысевший,  выглядел  весьма  болезненным   и на все шестьдесят.  Доктора его не раз пытались лечить, но не успешно, тем боле,  что ни кто даже не брался поставить ему хоть какой-то диагноз, хотя говорили, что,  скорее всего малокровие.  С Толиком  Мая  уже давно не жила как с мужем, так, просто жили под одной крышей.  Деваться   ему   все равно некуда, кроме жены с ее родителями  и странной дочки у него никого на свете.
  Люська медленно подошла к знакомой деревянной калитке, нерешительно вставила  пальчик  в  колечко, от которого в дом тянулась стальная проволочка с  колокольчиком на конце.  Задумалась. Но пальчик сам дернул за колечко. Нечаянно. Второй раз тянуть за колечко не стала,  и уже было пожалела,   и  хотела сбежать, но услышав  знакомый скрип открывшейся двери дома, поняла, что сбегать  поздно. Мая оказалась дома. Не спрашивая  - кто там?  - погремела кованым засовом, открыла калитку,  а   увидев старую подругу,  ничуть не удивилась,  будто расстались с  ней только вчера:
  -  Люся!  А где твои карапузы?  Говорят,  ты без них и без мужа никуда и  ни шагу.   
  Громко щелкнув  засовом,   пригласила  подругу  в дом  и,  не дожидаясь ответа, тут же сама нырнула  в проем  двери,  и     вернулась к зеркалу расчесывать,  после бигудей,   черные в  смоль,  волосы. 
   Мая принадлежала к такому типу людей, которых один раз увидишь и уже никогда не забудешь.  И хотя, по отдельности,  все части ее лица, можно было бы посчитать не складными  и нелепыми, но все это собранное вместе создавало необыкновенный притягивающий и даже таинственный колорит. Мало того, Майку все считали красавицей.  Густые, черные, плавно  вьющиеся волосы,  достаточно длинный, аккуратный,  идеально ровный нос, начавшись почти незаметной горбинкой в переносице, аккуратно обрубался  над точеной носогубной ямкой;   изящные,  хоть и почти прямые, плотно сжатые   губы,  иногда, когда она скупо улыбалась,   открывали идеально ровный жемчужный ряд зубов;  карие в черноту,   большие, круглые  глаза, которые она  мастерски  удлиняла  тушью в миндаль,  удачно подчеркивая напряженный изгиб тонких черных бровей, стреляли неожиданно и сразу наповал. Все это вместе делало ее лицо похожим на  необычную,  коварную  куклу, которую, впрочем,  стоило только разговорить, как она тут же менялась и превращалась в писанную красавицу..
  Почти за два года, что они не виделись,  после Люськиного замужества,  она ничуть не изменилась, может еще немножко похудела.  Как то на пляже, после моря,  у Маи поплыла тушь и Люська ей посоветовала как следует отмыться, после чего поразилась,  как раз тому, насколько у её подруги были круглые глаза.  Люська ей  тогда  в шутку заметила: 
   - После моря ты теперь похожа на мокрую черепаху. 
  -Какую еще черепаху?
  -Галапагосскую.
  -С такой не знакома.   – буркнула  Майка. 
  - Если бы я не знала, что это ты, то и не узнала бы! Но все равно  ты  удивительно красивая.  И  не накрашенная, может еще даже и интереснее.
   Майка тогда было обиделась, но услышав про свою красоту,  все же сверкнула жемчужным рядом идеально ровных зубов,  и  тут же успокоилась.
 Дом стоял посреди двора, входом в сад.  Небольшая прихожая  вела в  довольно просторную кухню-гостиную,  что  соединялась еще и с двумя спальнями. Затхлый воздух внутреннего пространства содержал в себе целый букет неприятных запахов, в котором доминировал запах каких-то лекарств, нечистого белья, и давно не мытой посуды.  Единственное,  условно чистое место  вокруг косметического столика с высоким, в человеческий рост , зеркалом, занимала сама хозяйка.  Не смотря на то,  что подруги  давно не виделись,  ощущение  складывалось  такое, что было это только-только  вчера. В этом доме  с тех пор  совершенно ничего не изменилось, и,  похоже,  вообще не менялось никогда.  На косметическом столике  - та же кастрюля с парафиновыми  бигудями, несколько тюбиков открытой  губной помады и  два черных обгрызенных карандаша  для ресниц.   А еще та  же,   неизменная  Маина спутница -  старая, знакомая,  но уже  довольно похабанная,   колода карт.   Рядом,  еще  и две новенькие,  но уже распечатанные     колоды,  - одна  под красной,  другая под  синей «рубашкой».    Посреди комнаты тот же голый, щедро исцарапанный, обеденный  стол,  не покрытый ни скатертью, ни клеенкой.  На столе   -   немытая посуда с ложками и вилками.  Вокруг стола  четыре, когда-то  голубые,  а теперь совершенно облезлые табуретки и один стул со спинкой.  На полу,  под столом – аккуратная горка слегка подсохшей картофельной шелухи.
Люська нерешительно остановилась на пороге. В голове упорно крутилась мысль – ничего не говоря – немедленно сбежать. Майка все равно ничего не заметит, а потом прийти через год,  как ни в чем не бывало. Здесь время, зачем-то остановилось. Мая, молча,  продолжала усердно расчесывать волосы, не обращая на подругу совершенно никакого внимания, но как бы ожидая ответа.
     - Карапузы с мамой – ответила Люська каким-то совершенно не своим, чужим голосом и,  не дождавшись никакой реакции,  продолжила:
   - А где все твои?
  - Мои  по кроватям – где им еще быть?
  -Май?! А что Вичка? Ей лучше?
  -Вичка жрет,  как поросенок, толстеет  и молчит. Но зато последнее время по дому помогает. Может даже посуду помыть или пол.  Но в основном, когда тепло – гуляет в саду. Сад это ее дом.  Разговаривает сама с собой. Когда подхожу – замолкает.  Ловит виноградных улиток, помнишь, она их зовет Равлики-Павлики,   и топит их в ведре с водой. Я ей не мешаю. Иногда Толик читает ей вслух, что угодно, хоть газету, а она внимательно слушает и молчит. Эта корова, теперь у тебя на коленках не поместится.
  Люська с интересом наблюдая за плавными движениями рук подруги, вдруг, заметила:
  - Ты знаешь,  я тут  задумалась.  Я ни как не могла понять,   кого ты мне напоминаешь. А теперь вспомнила. Я Москве, дома, в журнале «Огонек» видела картину Пикассо -  «Любительница абсента».  Ты просто копия!
   -Про Пикассо мы слышали.  А Абсент? Это еще кто таков?
   -Да не кто,  а что! Это такая французская не крепкая водка.
 -Люся!  - Вдруг возмутившись Майка, наконец,  обернулась в сторону подруги  - Ты что,  хочешь сказать, что я похожа на пьяницу?
  -Да нет! Там на картине  очень интересная и необычная женщина.
  -И что в ней необычного?
-В ней чувствуется какая-то дикая, первобытная красота, но   это не сразу видно.
  -Тогда ладно…   
  - Однако, кажется мне, что ты немножко подлизываешься.  Майка строго, полу в шутку, полувсерьез стрельнула своим неотразимым  карим выстрелом прямо в  переносицу  подруги: 
  - А ну признавайся – чего хочешь?
   - А куда это  ты  перья чистишь, чуть ли ни как на свидание?
  - осторожно спросила.
  - Да какое свидание? Кому я такая  нужна? Иду на танцы в дом офицеров.  Пошли со мной  - веселее будет.  Твои тебя замучили  наверно  –  так хоть отдохнем!
При слове танцы у Люськи по спине  пробежал холодок:
 - Какие танцы? Ты ненормальная?  Мне Сережку кормить через три часа.
  - А мы к этому времени и вернемся! И ты что? До сих пор его кормишь грудью?  Не бережешь ты себя подруга!
  - А что не кормить, пока молоко есть?  Не кормить же его жеваной колбасой как  Влада, когда молоко пропало. 
   - Вот видишь,  как все складывается  -  вот и пошли, а то мне одной как-то скучно. 
  -  Да?  А вдруг Юрка придет со службы – а меня нет?
 - И подождет! Куда денется?  Любить крепче будет.  Мы им нужны, только когда им приспичит.  А так все - то работа, то служба, то друзья. Вон мой дослужился. И что? Работать больше не может.  Сад, огород и всё.   Хорошо, хоть пенсию дали. Пошли!  Скажешь, что была у подруги.
 - Я маму не предупредила.
 - Ну,  мама это даже не муж.  С мамой всегда договоришься.  Только про меня не говори.  Придумай что-нибудь. Твоя мама меня  не очень любит.
  - С чего ты взяла?
  - Ты что,  думаешь,  я так уж ничего и не чувствую? Да и потом, если я в чем-то сомневаюсь – у меня есть куда заглянуть – Мая многозначительно кивнула на карты и,  указав на них пальчиком, таинственным голосом спросила: 
  - Ты не за этим ли пришла, подруга?  И не забыла ли мои  уроки?
  При этих словах Люська сразу  вспомнила московскую цыганку,   холодок  превратился в мурашки, а те побежали  по всему телу. Несколько поколебавшись,  она неуверенно,  но  всё  же   ответила:
 - Да как-то было без надобности. Все и так ясно.
 - Ошибаешься подружка, ясно никогда ничего не бывает. Хочешь кинем на сегодняшний вечер?  Что стоишь- то  - садись!
   Люська глазами поискала  место – куда бы можно было поставить табуретку, так, чтобы  при этом ни во что не вляпаться. Самое чистое место действительно  оказалось возле косметического столика. Неуверенно подвинула табуретку и тихо спросила:
 - Я не поздоровалась с твоими – может,  зайду к ним?
 - Не стоит, они уже наверно спят, поздороваешься в другой раз.
 - Это кто это спит? – послышался  скрипучий,  старушачий голос из соседней комнаты  -  Люсенька  заходи, дай хоть на тебя поглядеть, а то мы тут совсем заскучались.
Мая сердито обернулась в сторону голоса:
  - Мама, знаю я Ваше поглядеть, щас замучаете ее вопросами, а мы уже опаздываем!  Наглядитесь в следующий раз.
  - Маечка! Я хоть и не волнуюсь, когда ты с Люсенькой, но вы уж  постарайтесь ненадолго    - проскрипел тот же голос из спальни, и так же мирно затих,  будто  его и не было.
  Мая закончила с прической, отложила в сторону расческу и,  накрыв  левой ладонью новенькую колоду карт под красной «рубашкой»,  шепотом сказала:
 - Вот мы сейчас подружка и узнаем, с чем ты пришла!  Она открыла колоду и предложила подруге вытянуть  любую карту. Люська несколько  в неуверенности замерла. Мая ее подтолкнула: 
  -Смелее подруга! Своей ручкой!
  Решилась,    осторожно сдвинула от себя половину колоды и вытащила карту, что оказалась верхней.  Подержала ее в руке, боясь открывать, но потом все же так же медленно и аккуратно  перевернула. Это оказалась дама червей.   
  -   Люсенька!  - неожиданно обрадовалась Мая – так это же ты! Это ты ко мне пришла, к своей подруге и с открытым сердцем! А я уж думала, что ты совсем забыла Маечку.  Ну-ка тяни еще четыре!
  -Но я же теперь крестовая!- недоуменно заметила Люська
  - Крестовая ты при муже,  а мы с тобой собрались на танцы! Тогда  сделав вид, что  неохотно, но уже снедаемая внутренним любопытством, она четыре раза сдвинула колоду и достала еще четыре карты.
   - Ну-ка  раскладывай со всех сторон,  и мы все узнаем, что нам сегодня делать.
   Люська медленно, с опаской,  переворачивая вытянутые карты,  разложила их вокруг червовой дамы.  Над дамой оказался крестовый король.  Под дамой крестовая шестерка, а с двух сторон выпали еще две шестерки, бубновая и червей. Напряжение вмиг исчезло и подруги понимающе   друг дружке улыбнулись. Люська кокетливо встряхнула рыжими кудрями и несколько растерянно пробормотала:
  - Я не одета.  Не чесана, и не накрашена.
  - Да ладно,  Люсь! Мы же свои – платьице на тебе чудо, как сидит, вот тебе и помада и карандаши, а причесать – мы тебя сейчас причешем! Выглядишь ты превосходно! Ты  ж теперь понимаешь, что тебе не отвертеться – куда ни повернись – кругом прогулка, да  еще под охраной  своего  лейтенанта!
  Мая  отодвинулась  и уступила место подруге. Та  пересела к зеркалу, лизнула карандаш  и   ловко, почти в одно касание навела ресницы.  Затем выбрала помаду, провела легонько язычком помады по тыльной стороне  руки и отложила  в сторонку, затем попробовала таким же образом еще две помады, и только третий тюбик пошел в дело – натянув губы,  она несколько раз проехалась по ним алым цветом, плотно  сжала губы и только после этого удовлетворенно улыбнулась.  Помада, что осталась на руке, тоже пошла в дело  - на щечки.
  - Ну, подруга! Та  совершенно  не отразима!
Люська встала с табуретки  перед зеркалом,  и удовлетворенно вильнув хвостом,  шепотом ответила:
   - Тогда вперед! За орденами!  - и тут же,  как бы спохватившись, спросила:
  - А духи?
 Мая так же тихо ответила:
   -Ну, милая моя! Красной Москвы у меня нету, могу предложить Ландыш.
На что та  ей так же тихо буркнула в ответ:  - Сама нюхай свой Душистый ландыш. А я и так вкусно пахну.
   Мая, проходя мимо двери спальни, на ходу, не заглядывая, кинула родителям:
 - Мама не волнуйтесь, мы ушли.
Уже на улице Люська спросила:
- А что Толик и Вика?
 -Пошли на море, на Скалки. Толику врачи сказали много ходить, а и нашей толстушке  это совсем не повредит. Она любит море.
 До Дома офицеров дошли пешком.  Субботний вечер радовал вечерним не жарким солнцем и нарядными, никуда не спешащими, прохожими со счастливыми лицами.  На ступеньках  возле колоннады  Дома офицеров уже толпились матросы, офицеры, в основном флотские, невысоких чинов,  нарядные женщины  и совсем не много гражданских  мужчин.  Все о чем-то оживленно переговаривались.  Люська, как могла,  стараясь спрятаться,     с опаской озираясь по сторонам – не увидеть бы кого знакомого, следовала за подругой.  А всюду мерещились либо Юрка, либо Володя. Одна из женщин, в пышном сиреневом сарафане  и белоснежной блузке  стоявшая  в самом низу на ступеньках,  увидев Маю,  приятельски махнула ей рукой. Мая с Люськой подошли поближе.  Сиреневая белоснежка подхватила Маю под руку и даже не поздоровавшись, сразу сообщила:
  - Сегодня танцев не будет. Наш духовой оркестр на выезде.  Но зато есть возможность немножко танцам подучиться.  Вместо танцев будет кино:  «Учитель танцев» по пьесе Лопе де Вега.
Люська, которую до этого слегка трясло от волнения,  с  облегчением вздохнула, а  Мая  ее  тут же представила сиреневой Белоснежке:
   - Это моя лучшая подруга – Людмила.
 И уже только на ушко,  ей шепнула: 
  - Ну что?  кто  скажет, что карты врут?  – твой крестовый король тебя просто так никому не отдаст!
  Уже  совсем стемнело,  Когда после кино, журчащая толпа зрителей высыпала на  улицу.  Субботний,  Севастопольский вечер накрыла тихая, теплая, крымская ночь, и,   похоже,  ни кто никуда не торопился.  Люська с опаской, невольно посмотрела  на группу оживленно беседующих морских офицеров,  толпившихся на ступеньках, между колонн.  Все были в черной парадной форме, и только  один в белом мундире. Именно  эта фигура и привлекла ее внимание. Офицер перехватил ее взгляд и  улыбнулся,  сомнений не было  - именно ей.
 Этот мимолетный диалог не остался не замеченным. Мая взяла Люську под ручку:
   -Ну, подруга,  ты делаешь успехи. Не успела появиться, как попала под арт обстрел.
 
 - Люсь! А пойдем прогуляемся, до Приморского, смотри какая чудная ночь! И сколько роскошных офицеров!
  Люська несколько ошарашено отпрянула от подруги: 
   - Ты с ума сошла!  Какой Приморский? У меня сейчас молоко  потечет.
 - А да,  я совсем  забыла. Не бережешь ты свою грудь.
  В это время с дороги несколько раз просигналил и мигнул фарами капитанский, с двумя дверцами, прикрытый тентом газик. Подруги не сразу догадались, что этот сигнал предназначался именно им.  И только когда на ступеньке машины  во весь рост появилась очень знакомая фигура матроса, махавшего им рукой,  его нельзя было не  вспомнить  и  испуганно прошептала: 
 - Это же Гришка, водитель  из Камышей.
Захотелось спрятаться, но прятаться было уже поздно. И обе подруги пошли в сторону машины.  Майка радостно, а Люська как на эшафот. В  темноте рядом с водителем газика,  Люська  к своему ужасу разглядела еще одного пассажира в морской офицерской форме.  ЕЕ ноги было не подкосились  и отказались идти, но Майка ее вовремя поймала: 
 - Не волнуйся подруга, это точно не Юрка, если в твоей голове пока туман, то у меня все ясно. И вообще, мы еще ничего страшного не совершали.
 Пассажирская дверца  тем временем открылась,  и из машины вышел уже хорошо ей знакомый по Камышам -  Семеныч - офицер из комендантской службы.  Протягивая ей руку спросил: 
  - А Юра где?
Люська дрожащим голосом ответила:  -

  -Он наверно еще  в части. Сказал, что сегодня придет поздно, если вообще успеет.
Офицер улыбнулся: 
  - Вот так вот!  Кот из дома, а мышки в пляс?! 
  - Не  -  дрожащим голосом, попыталась оправдываться  Люська – мы  новый фильм смотрели, по пьесе Лопе де Вега.
  - Знаю, знаю – ответил офицер,  - и мы тут с женушкой  в коем веке в кино выбрались. Домой-то едите?    Григорий  вон вас заприметил – говорит, что знает,  где вы живете. А мы как раз мимо Палаточного поедем. Так что мамочки – быстро на абордаж!  Наш камышовский «козлик»  к вашим услугам!
  С этими словами он  откинул переднее сиденье  и   добавил жене сидевшей в глубине машины:  - Верунчик принимай гостей, к тебе тут еще две мамочки, вы все стройненькие – как-нибудь  разместитесь.
  Уже когда «козлик» рванул с места, Люська на себе поймала жгучий взгляд того самого морского офицера в белой парадной форме, что стоял возле колонны…
  Всю дорогу Майка с Верунчиком оживленно обсуждали кино,  Люська замерла и притихла, почему то представляя себя мышкой у которой дрожит хвостик.
Через пятнадцать  минут газик притормозил напротив Палаточного городка,  прямо на дороге.  Семеныч  галантно помог дамам выбраться из машины,  отдал под козырек и, как отрапортовал:
  -Юрка, если еще в Камышах, сейчас же его выгоню!  Такую красавицу по субботам надо особо охранять!
На этом дверь газика захлопнулась,   и он лихо рванул с места в сторону Камышей.
Люська дрожащими руками вцепилась в  Маю.
   - Маечка,  что мне теперь делать?
  - Что делать, что делать?  Домой бежать, а то у тебя от страха молоко не только побежит, но и  прокиснет. Радоваться надо!  Твой крестовый король так тебя охраняет, что даже машину за тобой прислал!
   - Ага! Радоваться. Сейчас мне мама-то порадуется!
  - Конечно,  порадуется, молочка ее внуку принесла – уже орет,  небось.  И не бойся!  Ты сама видела, что карты ничего плохого не сказали! Значит,  все обойдется!  Мне можешь не верить. А карты никогда не врут! Хочешь,  с тобой пойду.
 - Вот еще придумала! Раньше мне надо  было подумать.  Хорошо, что только кино!
 Люська вслушалась в ночь. Где-то в  темноте в равнодушной тишине  стрекотали сверчки.  Это зачем-то  и пугало и успокаивало одновременно. И хотя в Бога она совершенно не верила, все же ее язык сам сказал : 
  - Господи помилуй!
Может потому, что мама  иногда так говорила. 
На этом развернулась в сторону городка и торопливо пошла по тропинке, что вела от дороги прямо к баракам. Мая какое-то время, пока  было видно в темноте белое Люськино,  еще свадебное платье,  смотрела ей вслед,  и даже не  стыдясь своей зависти про себя проговорила: 
  - Ну подруга,  все короли твои, что крестовые, что бубновые, это мне почему то одни валеты выпадают.
  В окнах бараков почти везде еще горел свет,  и внутри происходила жизнь, но сам городок надежно накрыла ночная тишина, и даже неугомонные сверчки остались где-то позади среди кустов сирени.   В местном клубе в этот вечер не было ни кино, ни танцев.
  На лавочке возле  барака  - две женские фигуры. Еще издали, не смотря на темноту,  она сразу узнала маму и Риту.  Кому-ж еще? У мамы на коленях  сидел  Влад, и,  не смотря на то,  что кругом уже давно ничего не происходило, как всегда с любопытством вертел головой по сторонам.  А у Риты на руках мирно спал Серега.
  Екатерина Николаевна увидав дочь,  ничего не сказала,  но очень громко на нее посмотрела.  Лююська решила сильно не отпираться и не врать,  и все рассказала как было.   Почти. Кое  что пришлось и утаить, мол,  встретились с Маей случайно и решили прогуляться,  а  попали в кино.  При имени Маи, по лицу Риты пробежала легкая, едва заметная тень,  Люська это скорее почувствовала, чем увидела ,  но  ей от этого стало  откровенно стыдно.  Не от того что была в кино, а от того что  не была этот вечер с мамой,  с детьми и с Ритой. От волнения она даже начала  было рассказывать сюжет кино, но мама  ее остановила:
  - Минуточку!  Про лопов и  де вегов мы наслышаны, а  у тебя Розочка молоко еще не сбежало? Если бы ни Рита, Сереня бы поднял на ноги весь городок.
Она хотела сказать дочери еще кое-что, но решила при Рите этого не делать, даже не смотря на то, что Рита за это время стала для них совсем  родным  человеком.
  Сереня, до этого спавший без задних ног, услышав голос  матери  вытаращил глаза, заерзал  и потянулся  к ней, явно желая громогласно заявить и  о своем  присутствии.  Рита его нежно прижала  и чмокнула в щечку: 
  - Сереня,  потерпи немножко,  ну-ка отгадай, кому мамочка принесла молочка?   
Люська села на лавочку, расстегнула пуговицы на платье почти до живота, щелкнула застежкой  бюстгальтера,  и взяла сына на руки: 
   - Сереженька, маленький мой, проголодался?  Прости свою мамочку,  мамочка так больше не будет,  ну-ка налетай!  Дальше,  дорогу Сереня  нашел сам,   и   усердно  засопев,  довольный,  активно зачмокал. Влад  тем временем, настырно  пытался вырваться от бабушки,  чтоб   добраться до матери. Он уже несколько месяцев, как начал ходить, при том порывался  делать это непременно самостоятельно. 
 Люська развернулась в сторону матери,  и,  стараясь не смотреть ей в глаза тихо сказала:
   -Пусти его мам, он тоже соскучился, я его поймаю. 
  Екатерина Николаевна, придерживая внука за ручки,  позволила ему сделать несколько шажков по лавочке в  сторону матери,  и Люська,  его тут же подхватив свободной рукой, крепко к себе прижала.  Однако он рвался к матери с конкретной  целью.  Как только Влад  оказался вблизи от младшего брата, он неожиданно,  с размаху, треснул его ладошкой по лбу, пытаясь оттащить его от материнской груди. Екатерина Николаевна с удивлением посмотрела на внука: 
  - Ах ты террорист маленький, зачем нападаешь на брата? Безобразник!
   -Мам, он не террорист, он грудь хочет. Тут третьего дня в Камышах, уже на ночь кормила Сережу, а Влад   тоже захотел.  Свою манку уже съел,  а дома – ни кусочка колбаски, ни хлеба,  и столовка закрыта. Просить соседей поздно.  Молоко у меня осталось,  а Сережа  прямо на руках засыпал. Дала Владу грудь.  До этого,   ему  не давала  - всё таки уже большой и обходился, а он и не особо просил. А тут  с удовольствием в меня впился.  А когда молоко закончилось,   взял,   и  укусил, да прямо со злостью. Получил по жопе и даже не обиделся.
   Влад тем временем, не оставляя попытки оттолкнуть младшего брата,  со всех сил пытался добраться до материнской груди.  Но тут  Рита его вовремя перехватила и несколько раз, слегка подбросив в верх,  покружила вокруг себя:
 - Ох, какой сильный! А и настырный!
Влад захихикал и сделал вид, что  успокоился.  Люська продолжала:
   -Теперь каждый раз, когда комлю, он подкрадывается со стороны,  и со всего размаху лупит Сережку в лоб! Я просто не знаю,  что теперь делать.  Еще раз  его  нашлепала, так он еще больше сердится!  Тут забыла взять в столовке ему колбасы, сварила манную кашу – надулся как бурундук!
  -Вечно ты непутевая и забываха! Как можно оставить малого без еды?!  Теперь терпи.  - Недовольно проворчала Екатерина Николаевна.
  Сереня, тем временем  не отпуская грудь, мирно засопел.  А Влад на коленях у  Риты хохотал, но от охоты за молоком не отказался.  Екатерина Николаевна взяла у дочери младшего внука и понесла укладывать.   Люська вздохнула:
 - Рит! Пускай этого полуношника. Пусть сосет, а то всё равно спать не будет.  Настырный матрос, добьется своего. Да и молоку не пропадать же!
Влад, между тем, после материнского молока вместо того чтобы угомониться только еще больше разошелся и рвался на прогулку. 
  - Номер не прошел!  - Люська  безнадежно махнула рукой:
  -Там в  Камышах,   он засыпает самый последний.
 Рита весело посмотрела на подругу:
   - А хочешь, сейчас у меня заснет за пять минут?
   - Риточка, с ним эти номера не проходят. Пока Юрка не появится - он не заснет.
   - А сейчас и увидим!
С этими словами она громко чмокнула Влада в макушку и   крепко-крепко  прижала его к груди. 
В это время со стороны дороги  заурчал автобус,  он шел в сторону города.  Люська замерла и прислушалась. Автобус,   не останавливаясь проехал остановку.  Люська, толи тяжело, толи облегченно вздохнула: 
 - Кажется,  это сегодня последний…
  Однако на повороте перед подъёмом, на Стрелецкий спуск, как раз напротив бараков, автобус притормозил и скрипнул дверьми. Люська не выдержала,  вскочила,  пробежала несколько метров до угла барака, чтоб увидеть  дорогу.  По тропинке,  едва освещенной шоссейными  фонарями,  в их сторону  мчалась такая знакомая   фигура ее родного крестового короля.  На какое-то  мгновение  он вместе со своей тенью скрылся в темноте,  но потом,  как-то  сразу,  вырос,  прямо перед женой,  и пробасил:
   - Люсище! Дай же я тебя расцелую,  если бы не ты – ночевать бы мне  сегодня в Камышах!  Семеныч из комендатуры, вот только приехал из города и погнал меня домой. Говорит: 
  - Езжай, пока автобус не прозевал – жена заждалась!
С этими словами он сгреб жену в охапку и оторвал от земли.
  - Тихо ты, сумасшедший!  Сережку с мамой разбудишь!
Юрка аккуратно опустил жену на землю,  и они на цыпочках подошли к скамейке. Влад на руках у Риты  спал безмятежным сном младенца.
 - Рита!. Как у тебя получилось?   - не веря своим глазам тихо побормотала  Люська: 
 -Ты добрая фея.  Не прошло и  минуты. Ты что тут,  потихоньку колдуешь?
   - Нет, просто волшебное слово знаю.
Юрка загадочно улыбнулся в сторону Риты: 
   - А Рита у нас не только волшебные слова знает, она сейчас еще и плясать будет!
  - Это с какой радости?  - удивилась Рита.
  - Володю отпускают на неделю в Москву!
  - И?
  - И вы едете вместе! Родители вас заждались!
   -Ты не шутишь?  - Рита еще крепче прижала к груди Владика :
   - И ты уже все знаешь?   
 - Эгей!  - Люська  испытующе стрельнула глазами сначала на мужа ,  а потом  искоса  на подругу, и  удивленно спросила:  - Я что-то наверно пропустила? 
Рита собралась с духом,  и совсем шепотом сказала:
  - Люсь!  -
Но дальше сразу не смогла,   глубоко вздохнула, и, набравшись решимости,   продолжила:
  - Люсь! Кажется,  у нас тоже будет маленький!