Годы студенческие. 4. Учеба

На фото: Автор. 1958.

При всем разнообразии и эмоциональной насыщенности студенческой жизни главной задачей для нас оставалась учеба, и мы хорошо это понимали. Освоили штурмовые технологии сессий, когда концентрируются силы и воля, а работоспособность сохраняется сутками, порой без сна, с редкими перерывами на чай.

Помню один из первых серьезных проектов по теории машин и механизмов на третьем курсе я чертил 26 часов без перерыва и сразу же пошёл защищать. Протолкнул, как тогда говорили. Конечно, это не лучший способ решения проблем, и на качестве отражается,  и на здоровье. Тогда я над этим не задумывался. Но когда этот вопрос позднее предстал как общенациональный – о ритмичности работы промышленности и пресловутой штурмовщине не говорил только ленивый – постепенно понял её корни и суть.

Они в наших кондовых крестьянских корнях. В силу естественных природных условий наши предки веками работали на пределе физических возможностей в весеннюю страду, которая год кормит, на сенокосе и пашне в разгар летнего зноя, на уборке урожая под осенним ветром и дождём, при реальной угрозе близких заморозков и снегопадов. Вот в Африке, как я убедился, никакой штурмовщины в помине не было и нет! Им некуда торопиться. Так что, мы всего лишь потомки своих предков.  Не бороться и изживать это надо, а учитывать как стратегическое преимущество в труде и ратном деле.

Меня до сих пор удивляет глубоко продуманная система обучения в нашем институте. Научная база – это само собой. Когда был завершен цикл предметов высшей математики, я чувствовал, что получил мощный аппарат для преобразования реальных явлений окружающего мира в цифровую картину исключительно количественных соотношений, для описания их набором формул, которые открывают суть явления, дают возможность осмыслить механизм его действия и влиять на результат. Заметим, до первых ЭВМ ещё оставался десяток лет. Счетным прибором у нас была логарифмическая линейка.

Увы (или к счастью?), с годами это ощущение прошло, вытесненное новыми впечатлениями. Серьезные знания от длительного  неупотребления бесследно испарились. Конспекты  лекций не сохранились. Почерк был разборчивый, и мои тетрадки расходились по рукам как подсобный материал для сдачи зачетов и экзаменов. Прямо очередь была. Естественно, обратно я ничего не получал, да и цели такой не ставил. Наука сравнительно легко давалась и мы, я не один такой, этого не ценили. Из нашей группы только один (!) остался в науке, защитил докторскую, возглавил кафедру Красноярского политеха. Даже те из моих товарищей, кто попал в научную среду, достигли успеха и признания совсем другими качествами. Практическими. Потому что сильнейшей стороной нашей инженерной подготовки была теснейшая связь с реальной жизнью. Для подтверждения этого скажу, например, что один из наших, тоже красноярец, много лет был директором гиганта оборонки Красмаша, получил Героя Соцтруда и кучу лауреатских званий.

Дело в том, что не считая регулярных колхозных выездов, за время учебы каждый из нас прошел три практики и двое военных лагерных сборов по месяцу и более. Военную практику не выбирали, о ней расскажу чуть позднее,  а что касается производственной, выбор был очень неплохой. Наши ребята даже в столице побывали, практикуясь на Владимирском тракторном. Меня и моих друзей больше тянуло в родные края, скучали по своим близким.

Первую практику – эксплуатационную – проходили на базе Павловской МТС, это в райцентре, где я учился когда-то в школе. Разбирали на металлолом старые списанные двигатели и агрегаты: сталь к стали, чугун к чугуну, цветные металлы отдельно. Главным инструментом была кувалда. Ну и, конечно, присматривались, что к чему, как крепится, какие функции выполняет, в каком состоянии находится – всё довольно осмысленно. Грязи было много, отработанные масла, которые никто не сливал, тогда об экологии и восстановительных технологиях не думали. И меня угораздило глубоко рассечь подушечку большого пальца правой руки острой как бритва гранью поршневого кольца.

Унял  кровь, и продолжал работать. Через пару дней палец стал нарывать, покраснел и раздулся. Пришлось идти в больницу, где нарыв вскрыли, вычистили и полость забили марлевым заполнителем, пропитанным ихтиолкой. Как с  куклой ездил на велосипеде с поднятой вверх рукой, чтобы на кровоточила. Забыть не дает пожизненный шрам. Думаю, легко отделался.

Вторая практика – технологическая – проходила на АТЗ в Рубцовске. Время было отпускное, и не долго думая, нас поставили на конвейер в качестве рабочих. Поскольку к тому времени я уже заметно подрос (в школе до самого выпуска был в числе малорослых), мне доверили обработку головки блока ДТ-54, наиболее сложную и ответственную деталь весом 40 кг.

Работа была сравнительно простой, операция осуществлялась в полуавтоматическом режиме. Заготовку нужно было правильно закрепить  и включить станок. Комплекс сверл и фрез вгрызался в металл, выбирая лишнее. По достижении заданной глубины обработки станок отключался и режущий инструмент перемещался в исходное положение. Я откреплял деталь и по рольгангу перегонял деталь на следующуее рабочее место.

Фокус был в том, чтобы не пропустить момент предельно допустимого износа инструмента, после которого мог пойти брак. Конечно, там был опытный контролёр, но он мог за всем не уследить. Деталь была дорогостоящая, иногда случался брак.

 В конце месяца подходит ко  мне мастер. Похвалил за работу и попросил согласия списать на меня одну единицу брака. Конечно, я не стал спорить. За работу начисляли очень приличную зарплату, так что я был ещё и при деньгах.

Самую интересную преддипломную практику по сложившемуся уже обычаю проходил на Алтайском моторном заводе – по профилю специальности. Нас, практикантов, было несколько человек, мы имели доступ во все подразделения завода – громадного предприятия даже по тем временам титанических проектов.

В КБ, где кульманы, логарифмические линейки, белые халаты, для нас было мало интересного. То ли дело – производственные цеха. Гул станков, бесконечные тающие в дымке пролеты конструкций, снующие электрокары, штабеля и бункеры деталей, узлов, агрегатов, в которых угадывались части будущих дизелей. Конечно, всё это впечатляло, наполняло гордостью соучастия в великом деле.

Но самым интересным, на грани фантастики, был экспериментальный цех, где в металле создавались образцы перспективных моделей. Квалифицированный рабочий на универсальном фрезерном станке из болванки диаметром 300-350 мм и соответствующей длины «выгрызал» коленчатый вал заковыристой конфигурации для будущего тракторного или комбайнового мотора. Понятное дело, толку от нас было мало, но никто не отмахивался, не прогонял, хотя совались мы везде, к месту и не к месту.

Приходилось участвовать в решении производственных проблем за пределами завода. Для испытательной работы нужны были устройства для замера крутящего момента и определения реальной мощности дизеля на всех рабочих режимах. Требовалась динамомашина постоянного тока. Где её взять в плановой системы распределения ресурсов от гвоздя и выше на пять лет вперёд? Догадались использовать списанный мотор от старого трамвая. Занимался оформлением пропуска, накладных, каких-то ещё бумаг и доставки 800-килограммового электромотора на территорию испытательной станции. Это было приятно – от нас была «маленькая польза».

Я так увлекся заводскими делами, что как-то естественно родилась
идея писать диплом по заводской проблематике. Кафедра согласовала тему и мне назначили двух руководителей: доцента института по научной части и главного конструктора завода по производственной.

Думал ли я тогда, что эту высокую должность со временем займёт мой институтский товарищ - Саша Кушнер

Продолжение см. http://proza.ru/2024/06/10/168