Джентельмен на газоне
Лениво пересчитав количество голубиных следов на Ломоносовской голове, я перевела взгляд на лужайку прямо за лавочками (там, где стройная, до сантиметра выверенная улица Росси вдруг берёт и неожиданно переходит в обыденность простого кругового движения) и увидела лежащего на ней, на этой лужайке, джентельмена. Я оглядела его внимательно, во все свои четыре глаза, и заёрзала. Я всегда ёрзаю, когда мне что-то не нравится. В горизонтальном джентельмене мне не понравились сразу две вещи - во-первых, сам факт его лежания на явно не подготовленной для этого, ещё позавчера занесённой снегом почве, во-вторых, его странная поза - он лежал на боку, с головой странно висящей в воздухе, сантиметрах в пятнадцати от земли.
- Странный Мужчина, я пойду схожу к этому человеку, подложу ему что-нибудь под голову, ну нельзя же так спать, с головой на весу.
- Даже не думай.
- Но ему ведь явно неудобно.
- Он выбрал этот путь, эту жизнь и эту позу, оставь его в покое.
- Но я сама не смогу быть в покое, если оставлю его так. Подержи сумку.
Я подошла к Джентельмену. Он был прилично одет, рядом стоял чёрный пакет, который я проинспектировала - там оказались две пластиковые бутылки пива, маленький бутылёк водки и какая-то еда в пластиковом контейнере, явно не домашнего, а магазинного пошиба. Я негромко обратилась к нему, и он моментально проснулся и уставился на меня небесно-голубыми глазами, умными-преумными, без тени алкоголического демона в них.
- Вы в неудобной позе уснули. Давайте Вам что-нибудь под голову подложим?
- Что есть неудобство? Это лишь временно, пока нас не примет в объятия нечто гораздо более незыблемое и постоянное.
- Ну так-то да, но пока мы здесь, в этом зыблемом и непостоянном, почему бы не постараться обеспечить себя комфортом?
- Вы местная, барышня?
- Нет, не очень.
- А Вы знаете, почему наш город так назван? Как переводится его название?
- «Город святого Петра».
- А вот все думают, что это в честь Петра Первого.
- Наверное. Но я так не думаю. Точнее, знаю, что это не так. Это в честь святого Петра, а вовсе не Первого.
- А откуда Вы, неместная барышня, это знаете?
- Наверное, просто любознательная. И YouTube часто смотрю, всякие исторические каналы и прочее. А Вы почему тут лежите?
Он чуть повернулся и только тут я заметила, что вся левая половина лица у него в ужасных кровоподтёках, и часть возле уха почти полностью снесена напрочь. Я присела возле него на корточки, и тут подошёл Странный Мужчина, просто прислонился сзади и положил руки мне на плечи. Я же продолжала разговаривать с джентельменом.
- Где Ваш дом? Может, стоит пойти домой? Хотите, мы Вас отведём?
- Что мне там делать. Там мама снова начнёт бесконечно сетовать по поводу моего пьянства, а ей уже девяносто, я не хочу её опять расстраивать.
- Но это ведь не дело, вот так лежать на траве. Вы простудитесь, так ведь недолго и воспаление лёгких заработать - а каково будет маме после этого? Ей ведь придётся Вас выхаживать. Давайте-ка вставать.
- Подайте мне лучше пива из мешка, барышня. Мне тяжело поворачиваться, они ведь и рёбра мне сломали.
- Тем более. Со сломанными рёбрами лишь одно лечение, сама знаю, - покой и лежание в кровати. Пойдёмте к маме, а? Вам отлежаться надо.
- Нет, я не пойду к ней.
- Мамы бывают упётрыми, да. Опять же, по себе знаю, - сама мама. Но хотите, я с ней поговорю? Пойдёмте вместе, всё будет хорошо, вот увидите.
- Ничего уже никогда не будет хорошо.
- Вы работаете?
Он посмотрел на меня этими своими умнючими глазами и сказал, что закончил МГУ, международную журналистику, и начал говорить на безумно хорошем английском. А я сидела подле него на корточках, слушала, отвечала, и как никогда яснее ясного понимала правду вот этих самых «Не суди, да не судим будешь». Да я и не пыталась судить, и не думала даже. Мне просто хотелось поднять этого мужчину с холодной травы и вернуть его к маме, ведь, похоже, никого кроме друг друга у них и нет на всём свете.
Так мы ещё разговаривали какое-то время, пока Странный Мужчина рывком не поднял и не увёл меня.
- Хватит. Ты ничего не можешь сделать.
- Но я могу хотя бы попытаться, разве нет?
- Нет. Нельзя помочь человеку, который сам уже давно опустил руки в отношении себя. Что ты можешь сделать? Ты хочешь забрать его к нам домой? Отмыть его, откормить, - хорошо, мы это сделаем, но дальше что? Ты и правда думаешь, что это вернёт его к праведной жизни?
- Но мы ведь можем просто попробовать. Может, просто попробуем? Пожалуйста.
- Ты не можешь вылечить всех. Не льсти себе. Люди вольны выбирать себе свою судьбу, так дай же им право это делать. Не мни себя мессией. Это слишком тяжёлая ноша.
- Но вдруг всё, что ему нужно, чтобы выправиться - это доброе слово и маленькая поддержка от случайных встречных? Ну бывают ведь чудеса.
В ответ он как-то странно вздохнул и поцеловал меня в волосы долгим поцелуем. Подняв на него взгляд, я увидела необъяснимое выражение на его обычно таком невозмутимом лице - непонятную смесь горечи, грусти и бесконечного понимания. Он встретил мой взгляд, заправил эту вечно выбивающуюся прядь мне за ухо, переплёл свои пальцы с моими, и так мы и побрели домой, не обмолвившись больше ни словом.
…Ночью мы так же молча оделись и пошли назад, - к тому мосту, к тому памятнику, к той лужайке. Она была пуста. И даже следа не осталось от того, кто ещё недавно делился с ней изломанностями своей судьбы, ожидая, возможно, слова - одного лишь доброго слова, - как того самого знака, который сможет выправить, казалось бы, уже невыправимое. Но мы пришли слишком поздно. Джентельмена уже унесли демоны ночи…
Свидетельство о публикации №224060900450