Наташа

Наташа.
Кап
Кап
Кап

Она с трудом подняла голову и постаралась сфокусировать свой взгляд на световом пятне. Постепенно стали проступать очертания маленького окошка под самым потолком. Сквозь грязное стекло в помещение проникал слабый луч света. Но она была рада даже ему. В последнее время для нее стало очень важным, открыв глаза увидеть этот маленький лучик. Когда она проваливалась в тяжелый сон, а потом просыпалась от собственного крика, очень важным было первым делом найти этот свет. Маленькое окошко под самым потолком . И постепенно тьма внутри нее рассеивалась , в голове прояснялось и хоть и не надолго, но мысли приобретали ясность, до тех пор, пока сознание вновь не покидало ее. ..

Сколько прошло времени, она не помнила. Границы между днем и ночью давно уже стерлись из ее памяти. Неделя, две, а может и месяц… Иногда ей казалось, что она всегда была здесь в этом старом сером помещении с обсыпавшей местами штукатуркой, торчащей арматурой и сочившейся из стен водой. Вода текла по каплям, откуда-то из глубины помещения, из темноты раздавались тихие, равномерно падающие звуки, поначалу сводящие ее с ума, но потом она к ним привыкла и уже не обращала внимания. А когда на улице шел дождь из расщелин в стенах текли маленькие ручейки и на бетонном полу в застывших складках образовывались прозрачные лужицы. Которые, по прошествии некоторого времени, превращались в дурно пахнувшие зеленоватые болотца, источающие зловонье.
Кап
Кап
Она в изнеможении закрыла глаза и снова погрузилась в черноту…

Она пришла  в себя от удара. Ничего не понимая,  открыла глаза и попыталась осознать, что произошло. Но чья-то рука грубо схватила ее за волосы и резко дернула вниз.

- Залезай! – раздался холодный низкий голос.

По-прежнему ничего не осознавая, она тем не менее подчинилась, и  послушно нагнулась, но видимо на взгляд человека не достаточно быстро и тот пнул ее несколько раз ногой.

- Ай, мне же больно!- закричала она. – Сумасшедший!

Ответа на этот раз  не последовало. Ее ударили ногой еще раз, загоняя в какое-то помещение, потом раздался металлический скрежет , глухой удар, закрывающий дверь и звяканье ключей.

- Эй, вы что? Зачем вы меня заперли?

В ответ она услышала звук удаляющихся шагов.

Сделав несколько глубоких вздохов, она попыталась унять дрожь, внезапно пронзившую ее тело, а потом смахнула с ресниц, несколько выступивших от боли слезинок.

- Ничего себе. О таком обращении мне никто не говорил. Теперь синяки останутся.

В темноте мало что можно было рассмотреть. Она подняла руки и стала шарить вокруг себя, пытаясь составить хоть какое-то представление о том, где находится. Вокруг нее были гладкие стены , судя по звуку из дерева. Расстояние между крайними стенками составляло метра полтора в ширину. Одна стенка была чем-то поцарапана. Ее ладони наткнулись на длинные слабо проступающие шероховатости, которые начинались где-то на уровне пола и тянулись вверх, обрываясь на высоте метра. За ее спиной находилась железная решетка. Прутья располагались друг от друга приблизительно на 10 сантиметров. Она вытянула руку и просунула ее, насколько это было возможно, но с другой стороны ничего не было кроме зияющей пустоты.

Тогда она резко выпрямилась, но тут же присела обратно, сильно стукнувшись  головой. Помещение видимо было небольшим, потолок находился низко и стоять здесь, выпрямившись в полный рост, она не могла.

Очень болела голова, а тело опять стала сотрясать крупная дрожь. Только сейчас она заметила, что с нее сняли куртку и сапоги, и она находится в одной юбке и кофточке.

- Идиотизм полный. Они в этом своем центре со всем с ума посходили! Эй, вернитесь! Слышите меня? Дебил ненормальный, притащил сюда, да еще и избил. Теперь синяки по всему телу будут. Эй, вы там! Мы так не договаривались! Вернитесь и выпустите меня!

Но вокруг по-прежнему стояла тишина.

Она прислушалась, но как не напрягала слух, так и не смогла различить ни одного звука кроме капающих капель.

-Вот, черт… Попала же я. Ох, и дура… Ладно, подождем утра и этого идиота. А там поглядим…

Она села, поджав под себя ноги в одних колготках и обхватив себя руками, попыталась собраться с мыслями.

Последнее, что сохранилось в памяти – это как она выходит из машины, потом что-то укололо ее в шею,  и дальше она очнулась уже здесь. Она поднесла руку и нащупала место укола. Кожа вокруг припухла и саднила.

«Какую-то гадость он мне вколол… Как больно, а голова просто раскалывается. Что за придурок! А я тоже хороша! Провели как последнюю идиотку!»

А все началось с рекламного листка в постовом ящике, который был засунут между квитанциями об оплате ЖКХ и бесплатной газетой. В нем сообщалось, что все желающие могут принять участие в психологическом эксперименте и по его итогам получить оплату. Это и привлекло ее внимание. Для нее в последнее время финансовые вопросы стояли на первом месте. А как же иначе? Работу она потеряла, новую пока не нашла, а оплачивать счета ей было надо, да и еду покупать тоже. В общем она, не раздумывая, позвонила по указанному номеру, и приятный женский голос пригласил ее на собеседование.

На следующий день, она уже стояла перед большим офисным зданием и искала среди вывесок психологический центр. Но таблички не было. Она хотела уже было уходить, сочтя это розыгрышем, но вдруг дверь открылась и на пороге показалась элегантная молодая женщина в строгом светлом костюме и очках с затемненными стеклами.

- Вы на собеседование?

-Да. Я  звонила вчера и мне назначили встречу на 11 утра.

- Меня зовут  Анна. Пойдемте со мной.

И она повела ее по длинным коридорам куда-то вглубь здания.

Комната была самой обычной и скудно обставленной:  два стула с жесткими спинками и письменный стол, на котором лежала папка и синяя ручка. Свет от большого окна во всю стену падал на одинокую плошку с фикусом – единственное украшение спартанской обстановки.

- Что-то у вас мало желающих.- окинув взглядом помещение, удивилась она.

- Ну что вы, напротив много. – отозвалась Анна. - Но у каждого свое время, к которому они должены прийти. Вы садитесь, я сейчас дам вам анкету, заполните и можете идти.

В течение получаса ей рассказывали о центре психологических исследований, о научных разработках и экспериментах, а в конце их беседы женщина протянула ей листок с вопросами. Это была самая обычная анкета, которых она заполнила в последнее время  великое множество, бегая в поисках работы, и, оставляя во всех возможных и невозможных вакантных местах,  свои данные. Только в самом конце от нее потребовали указать группу крови, резус фактор и на какие лекарства есть  у нее аллергия.

- А это зачем еще?- удивленно спросила она у Анны.

Все время, пока она царапала ручкой по листку, та сидела очень прямо и внимательно разглядывала ее .
- Вы же принимаете участие в эксперименте, и может потребоваться медицинская помощь. Мы должны знать, что вам дать в случае непредвиденных обстоятельств.
- Каких обстоятельств? И в чем заключается эксперимент?- Теперь , когда анкета была заполнена, она постаралась немного расслабиться. Почему-то придя сюда на собеседование она чувствовала      необъяснимое волнение и тревогу, да и сидевшая напротив женщина  непонятно почему вызывала в ней раздражение.

- Вам предстоит попасть в не привычную для вас среду и провести там несколько дней.

- Сколько провести?

- От трех дней до недели. Ничего страшного или опасного, но нам нужно подстраховаться.

- Ладно. А деньги я, когда получу? Вы говорили о 10 тысячах.

- Все правильно. Как только эксперимент закончится на ваш счет, который вы указали в анкете, будет переведена сумма. Вам нечего волноваться.

- А если ваш эксперимент будет не удачен? То, что ж, денег не будет?

- Деньги вы получите в любом случае. Исследование, которое мы проводим, хорошо финансируется, а эксперимент не может быть не удачным. Для нас важен любой результат.

На том они и расстались. Анна обещала, что уже этим вечером ей позвонят и вышлют за ней машину, которая и привезет ее на место.

Все случилось именно так: в десять раздался звонок , и через пятнадцать минут она уже сидела в стареньком форде, который увозил ее куда-то из города. Шофер не разговаривал с ней. Вначале она попыталась с ним заговорить, но он упорно молчал, и она оставила все попытки. Еще она запомнила его перчатки на больших руках. Обычно мужчины носят простые, а эти были с причудливым узором из переплетенных косичек и выбитыми маленькими дырочками на каждом пальце. Да, перчатки, это, пожалуй, последнее, что она запомнила четко, дальше ее стало клонить в сон, а  может быть и немного укачало, но последнее что осталось в памяти это небольшое строение, находящее в каком-то безлюдном месте. Потом она  вышла из машины и почувствовала укол в шею…

Голова болела все сильнее, она прикрыла веки и застонала. Перед глазами появились оранжевые вспышки, казалось , что внутри нее что- то горит и вот-вот прорвется наружу. Она открыла глаза, но потом вновь их закрыла. Вокруг была такая непроницаемая темнота, что разглядеть что-либо не представлялось никакой возможности. Глухая темнота, не пропускающая никаких посторонних звуков, кроме равномерно капающей где-то далеко воды.

Неожиданно ей стало страшно. До этого момента она храбрилась и не желала признаться себе, что все оказалось со всем не так, как ей расписывали в офисе. Если это они называют экспериментом, то тогда за избиение нужно однозначно доплатить. Но голос внутри нее настойчиво говорил, что то, что с ней произошло, мало напоминает психологическое исследование по изучению поведения человека. Место, в котором она оказалась, больше всего похоже на клетку. И почему с нее сняли верхнюю одежду и обувь? Сейчас март месяц и температура  держится около нуля. От холода она не умрет, но пневмонию может заработать. И еще никто ей не сказал, что она будет находиться в темноте. Если бы она знала, то сразу бы отказалась, несмотря на то, что нужны деньги….

Темноты она боялась  с детства. Ей всегда казалось, что темнота вокруг нее живет какой-то своей жизнью. В детстве она забиралась под одеяло и там долго лежала, почти задыхаясь от ужаса, боясь выглянуть и встретиться с ней глазами. Да, ночь для нее всегда имела лицо и большие, смотрящие желтым, глаза. Тусклый свет проникал в ее комнатку из коридора от висевших на стене светильников :  два одинаковых круга, дрожащие и колеблющиеся при сквозняках, которые во всю гуляли в их старом доме. Два желтых глаза и треск половиц, напоминающий шаги , которые раздавались все ближе и ближе к ее комнате. Дверь никогда не закрывалась плотно, и сквозь щель можно было увидеть огромную черную тень с горящими глазами, которая проскальзывала к ней и останавливалась рядом с ее кроватью, покачиваясь и постанывая, приобретая очертания кого-то высокого, облаченного в плащ с капюшоном из которого тянулись длинные сухие мертвые руки…  Она тогда вся сжималась в комочек под одеялом,  крепко зажмуривала глаза и тихо лежала, боясь даже дышать. Потом скрип в коридоре стихал, и она осторожно выглядывала из своего убежища и потом лежала, не сводя взгляда с дрожащих желтых глаз, пока сон не одолевал ее. Иногда он снился ей: черная фигура в плаще с горящими глазами, руки с длинными крючковатыми пальцами, которые тянулись к ней и срывали одеяло. Тогда она просыпалась от крика и долго не могла успокоиться. Включала свет и  начинала считать. Счет ее всегда успокаивал. С цифрами все было понятно и просто. Два плюс два могло быть только четыре, и это было прекрасно. Вот так считая и решая в уме примеры, она справлялась с Черным человеком, который жил в ее доме и засыпала под утро, когда в комнату сквозь плотные шторы начинали проникать солнечные лучи.

Уже, будучи взрослой, она так и не отделалась от своего детского страха. Боялась ходить по плохо освещенным улицам и, заходя в квартиру, первым делом включала везде свет и плотно задергивала шторы, боясь, как бы тьма с улицы не проникла к ней.

И вот теперь она оказалась один на один со своими  страхами, в помещении, напоминающем клетку, в полной темноте.

- Раз, два, три, четыре…

Считала она, превозмогая боль.

Кап-кап, кап-кап.  – считали вместе с ней капли и под их монотонный звук она заснула…


Сколько прошло времени, прежде чем ей удалось очнуться, она не знала. Голову просто сдавливало  раскаленным обручем. Она застонала и попыталась открыть глаза. Новая вспышка буквально расколола ее череп, и она тихонько заскулила.

Постепенно волны боли немного улеглись, и она сделала новую попытку.

Вначале она ничего не видела и с ужасом подумала, что ослепла. Но потом, через несколько секунд ей все же удалось различить очертания места, словно перенесенного сюда из какой-то чуждой, параллельной реальности.

 Прижавшись лицом к решетке, она смогла рассмотреть огромное пустое помещение, терявшееся во мраке. Слабый рассеянный свет еле проникал в маленькое  окно под самым потолком. Бетонный пол был неровным и в застывших неподвижных складках стояли грязные лужицы вонючей воды, над которыми вились маленькие мошки.

У противоположной стены она увидела свои вещи, которые небрежно были свалены прямо на грязный бетонный пол. Рядом валялись сапоги.

Вокруг было по-прежнему очень тихо.

И очень холодно. Ледяной холод буквально сковал ее  тело. Ног она не чувствовала. Зато ощущала боль каждой клеточкой. Она заснула, скорчившись на полу, прижавшись спиной к деревянной стенке. Ноги и спину от неудобной позы сковало и ей стоило немало труда, чтобы выпрямиться насколько позволяло помещение. Судорога прошла через все тело, и она вскрикнула от новой вспышки боли. А когда в голове прояснилось, стала растирать ноги , пытаясь вернуть им чувствительность. Постепенно кровообращение нормализовалось и она с облегчением вздохнула.

Но ненадолго. Тесное помещение давило на нее своим крошечным размером, голова кружилась, во рту пересохло. Она обхватила тонкие прутья руками и, прижав к ним лицо, попыталась сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь унять росший внутри нее страх.

Однако паника только  усиливалась. Она попыталась успокоиться, сделав еще несколько глубоких вдохов и выдохов. Грудную клетку распирало от боли. В голове мелькнула мысль, что у нее, видимо, повреждены ребра.

Она осторожно попыталась сесть, но максимум, что смогла это с трудом привстать и тут же повалилась обратно, постанывая от боли.

Слезы вновь выступили, и она громко заплакала, захлебываясь слезами и плакала так до тех пор пока не начала задыхаться и кашлять. Потом, ощутив подступающий приступ удушья, замерла и, стерев слезы с щек, постаралась справиться с ним, дыша ровнее и спокойнее.

Сильно кружилась голова. Но хоть и не сразу ей  удалось повернуться на бок и, согнув ноги в коленях, она, обхватив себя руками, стала немного успокаиваться.

Боль в голове стала стихать, и она с облегчением закрыла глаза.

Делая над собой невыносимые усилия, она старалась дышать, размышлять и осознавать. Несмотря на неприглядность  на первый взгляд ситуации, она стремилась обрести хоть немного спокойствия.  Податься панике, означало для нее сдаться и утратить над собой контроль. И она снова и снова старалась делать вдохи и выдохи, чтобы унять бешеный стук сердца.

Помимо ломоты в теле и боли в ребрах, она страшно замерзла.  Она дрожала все сильнее и сильнее, уже не осознавая отчего ее трясет : от холода или страха.

Страх не отпускал ее ни на минуту с той самой секунды, как она проснулась. Она даже не могла понять, что послужило тому причиной: мрачное, безликое помещение или тишина, нарушаемая только звуком падающих капель. Она находилась в большом ящике из плотно пригнанных  досок, а одна стенка была забрана крепкой металлической решеткой. Стенки были абсолютно гладкими и только на одной из них виднелись царапины. Она провела по чуть видным шероховатостям пальцем.
«Интересно, от чего они? Может быть, здесь держали какого-нибудь зверька?»

Однако поток ее мыслей прервался: внезапно где-то позади нее грохнувшей дверью, отозвавшись эхом, от голых стен,  и раздались тяжелые шаги.

Она сразу же вся обратилась вслух. Страх уступил место негодованию.

- Ну, наконец-то. Пожаловали. Вы зачем меня сюда поместили? И почему оставили без одежды? Если я за болею, то десятью тысячами вы не отделаетесь. Я еще вам впарю иск за моральный ущерб и побои, которыми наградили. Придурки, ненормальные! И выпустите меня! Мне в туалет нужно!

Нервы ее были напряжены до предела, казалось еще чуть-чуть и с ней опять случится истерика.

«Надо держать себя в руках. Он ведь пришел и сейчас меня выпустит» - мелькнула в голове мысль.

Но на всякий случай она попыталась принять такое положение, чтобы максимально смягчить удары, если он опять будет ее бить.

Шаги приближались - тяжелые и размеренные. Наконец они замерли рядом с нею. Сквозь ресницы она смогла разглядеть большие грязные сапоги, в которые были заправлены темно-серые брюки. Он ничего не говорил, только смотрел на нее и молчал.

Она так же молча смотрела на него,  в ее голове вспыхивали сотни вопросов, но говорить почему-то не могла …

Сейчас оказавшись с ним лицом к лицу, она вдруг не смогла произнести ни слова.

Он был невысокий, плотного телосложения, одетый в теплую куртку с капюшоном. На руках у него были все те же перчатки. Он остановился в нескольких шагах от нее и криво усмехнулся. В холодных темных глазах блеснуло торжество. Ее слова, видимо, не произвели на него никакого внимания.
« А может он просто глухой и не слышит меня? Почему он молчит?»
- Послушайте, не пора бы уже выпустить меня отсюда и все объяснить? Мне не говорили, что я буду находиться в таких условиях. Я, между прочим, боюсь темноты и…

При этих ее словах он как-то странно дернулся, и его лицо исказила гримаса.

- Ты там, где и должна быть.

Глухим голосом сказал он и, отвернувшись, подошел к стене, где были свалены ее вещи. Ударом ноги он отшвырнул сапоги, потом нагнулся, поднял ее куртку и, сложив аккуратно у стены, спокойно уселся на нее и только потом поднял на нее взгляд полный ненависти и холодного призрения.

- Что? Что вы хотите этим сказать? – внезапно осипшим голосом произнесла она и потрясенно уставилась на него. На глазах снова выступили слезы. Все ее существо стало вновь сотрясаться от холода, от внезапно накатившей  волны ужаса. Ее мозг отказывался принимать происходящее.

«Нет. Этого просто не может быть – вопило все внутри нее. – Он явный псих и специально заманил меня сюда. Но зачем и для чего? И почему он так смотрит на меня?»

Мужчина продолжал смотреть на нее таким тяжелым взглядом полным такой ненависти и отвращения, что она невольно отпрянула от решетки.

-Что вам от меня нужно? Что вы хотите?

Не в силах сдержаться она  тихонько заплакала.

Но он и на этот раз не удостоил ее ответом.

- Пожалуйста, отпустите меня… Я отказываюсь. Отпустите. – это единственное, что ей удалось выдавить из себя хриплым от слез слабым голосом.

Не в силах сдержаться слезы снова полились из ее глаз.

Мужчина вновь как-то странно дернулся и, нагнувшись, стал что-то искать в кармане. Она вытерла слезы и теперь внимательно наблюдала за его действиями . Он вытащил из кармана телефон и , отойдя на несколько шагов назад, навел на нее камеру. Раздался щелчок, потом еще один. Он кружил по помещению, выискивая лучший ракурс. Сделав несколько снимков, он перешел ближе к свету и стал разглядывать их на небольшом экране. Видимо результат его удовлетворил, и он довольно что-то хмыкнул.
Собравшись с силами, она сделала еще одну попытку:

- Эй, послушайте, - слабым голосом начала она. – Я отказываюсь от эксперимента. Вы слышите меня? Почему вы молчите? В договоре, который я подписывала, не было ни слова о побоях и о том, что меня будут содержать в таких условиях. Когда вы принесете мне еду и сводите в туалет? И почему у меня отобрали мою одежду, здесь же холодно! И зачем вы меня фотографируете?

Сама не веря в то, что говорит, испуганная его молчанием и исходившей от него злобой, она теперь тараторила без умолку и не могла остановиться. Ей вдруг стало все равно, что говорить - лишь бы говорить. Страх так сковал ее, что голос сорвался и теперь больше напоминал жалкий писк.

Мужчина даже не посмотрел в ее сторону, он положил телефон в карман брюк и пошел спокойно к двери.

Металлический срежет и опять полная тишина.

Он так ничего ей не ответил. Он вообще ничего не говорил после той фразы. Не проронил ни одного слова.

Когда он ушел, она вновь осталась одна вместе с падающим звуком капель и лучом тусклого света, пробивающегося сквозь грязное стекло.

Осторожно она сползла по гладкой стенке своей тюрьмы и закрыла глаза.

К вечеру, не выдержав, она помочилась, краснея от унижения и трясясь от холода, в угол своей клетки.  А потом отползла как можно дальше, буквально вжимаясь спиной в исцарапанную стену ,  и стала тихонько напевать что-то легкое непритязательное, пытаясь унять муки голода и дрожь в онемевшем от холода теле.  Теперь она знала, кому принадлежали царапины.

Той, которую до нее держали здесь .


Сколько прошло времени с его последнего визита, сказать было трудно. По ее подсчетам пару дней, но возможно она и ошибалась: от голода и холода сильно кружилась и болела голова. Она несколько раз вырвала желчью на свою кофту,  и теперь во рту все нестерпимо жгло, а в горле саднило. Подолом юбки она попыталась оттереть зловонное пятно, размазав его еще больше. От запаха и отвращения ее постоянно мутило.
Когда он вернулся, ее сердце было готово выскользнуть из груди. Она слышала его, но сил посмотреть в его сторону у нее не было. Шаги у него были тяжелые, шел он, не спеша, как будто прогуливался. А для нее каждый его шаг отдавался в голове сигналом угрозы. Пока его не было, она представляла его появление. Воображение рисовало в голове картины одну страшнее другой. Она видела себя истерзанной, изнасилованной, жестоко избитой и подвергнутой жестоким пыткам и, наконец, убитой.

Ничего этого еще не произошло. Пока он ее не трогал.  Но ожидание того, что с ней может произойти сводило с ума. Так же как и мысль о том, что она полностью в его власти.

Никакого эксперимента не было. Ее специально привезли сюда. Больше она в этом не сомневалась, как и в том, что живой она отсюда вряд ли выберется…

Это мысль билась в ее голове и заставляла всю трепетать от ужаса и страха.

«Почему я? Почему именно я? Есть ли еще такие же глупцы, которые поверили клочку бумаги и погнались за легкими деньгами, а оказались в руках маньяка? Сколько же нас таких?».

Она не могла найти ответы на эти вопросы. На них мог ответить только он один. Но его не было иногда по несколько дней, по крайней мере ей так показалось, потому что день наступал теперь для нее тогда, когда она видела свет.

Вначале она пыталась определить, что предшествует его появлению, напрягала слух, пытаясь уловить хоть какой- сигнал, возвещавший о его появлении, но тщетно. Если какие-то признаки и были, то они путались в ее голове. Постепенно границы между днем и ночью стирались и превращались в единый для нее временной поток – серый.  И все изменения, если они и были , не отслеживались.

Все больше в ней зрело убеждение, что он появляется тогда, когда ему хочется.

Помещение в клетку низвергало ее до уровня животного. Мужчина ясно давал понять, кто здесь хозяин положения. Его торжествующая улыбка, которой он награждал ее, когда появлялся,   свидетельствовала только об одном – он гордится собой и рад видеть ее  здесь, наслаждаться ее видом.

Каждый раз, когда его шаги приближались, она сжималась в комок и отползала вглубь клетки, насколько это было возможно.

И каждый раз он вел себя одинаково: подходил, вытаскивал телефон, делал несколько снимков, фотографируя ее с разных ракурсов, потом удалял неудачные, а затем отступал к стене и садился на ее куртку, сложенную у стены. При этом он по-прежнему не говорил с ней. Сначала, пока еще были силы, она задавала вопросы, просила, умоляла отпустить, но он не реагировал. Просто садился напротив ее клетки и смотрел жесткими холодными темными глазами и молчал.

В своем шкафу она не могла выпрямиться в полный рост, но могла сделать несколько шагов и сидеть, привалившись спиной к исцарапанной стенке. Боль в теле подчас была невыносимой. Мускулы часто сводило судорогой. И она тогда, покачиваясь от слабости  и стоная от боли, старалась хоть немного растереть свое тело онемевшими от холода руками. Но большую часть времени она просто сидела не двигаясь. Холод сковал ее настолько, что  кровообращение замедлилось. И к боли добавилось онемение. Но шевелиться она не могла и уже не хотела.

Из еды он давал ей только несколько сухариков и маленькую бутылку воды. Ее он ставил рядом с решеткой, а сухари клал прямо на грязный пол, так чтобы она могла дотянуться до них рукой. Впервые он принес ей еду и воду, спустя несколько дней после заточения. Но она ослабела уже настолько, что с трудом просунула руку и долго возилась с крышкой, которая никак не хотела открываться. Только выпив немного воды, и ,плеснув себе немного в лицо,  она пришла в себя и потом уже дотянулась до сухаря и с жадностью съела его до последней крошки. На второй сил у нее не осталось, и она просто  положила его на колени и закрыла глаза.

И все это время он по-прежнему стоял рядом с ее клеткой, смотрел как она ест , молчал и делал снимки…

Отдохнув, она доедала свой скудный паек. Мысль о том что надо оставить хоть кусочек, как-то не приходила ей в голову. Она радовалась, что может хоть что-то есть, так как муки голода подчас были просто невыносимыми. И она  съедала все до крошки, старательно облизывая грязные пальцы и тряся бутылкой, в надежде, что в ее рот упадет еще капля. Но  потом она ослабла настолько, что просто пила воду, а сил на то чтобы съесть сухарь у нее уже не было.
Однажды пошел дождь. Она слушала, как холодные капли барабанят по железной крыше, как сильные порывы ветра бросают в старые изношенные стены пригоршни ледяной крупы и смотрела, как рядом с ее клеткой постепенно разрастается лужа. Вода вначале по капле, а потом и тонкой струйкой просочилась сквозь старую крышу и теперь текла по стенам, грозя затопить весь пол. Она сидела и тупо смотрела на стекающие капли и на сухарь, который со вчерашнего дня так и лежал рядом с решеткой. Вода быстро прибывала и вскоре подмочила его с одной стороны, а через полчаса он уже плавал на поверхности лужи, которая стремительно увеличивалась.

«Может быть, клетку затопит? И меня вместе с ней? И все наконец-то закончится…Я больше не могу. Не могу. Не могу…»- билось в ее голове.

Она в изнеможении закрыла глаза, надеясь, что смерть все же придет и все для нее закончится. Быстро и безболезненно. Именно безболезненно, потому что вдруг она поняла, что ничего не чувствует.

Очнулась она уже в полной темноте от странного шороха. Прислушавшись, она попыталась определить откуда шел звук, но так и не смогла. В темноте раздавался только тихий скребущийся звук . Было похоже как что-то или кто-то  шевелится , двигается, подбираясь все ближе и ближе к ней.

- Кто здесь? – как можно громче произнесла она и замерла в ожидании.

Шорохи стихли. Она было с облегчением вздохнула, но тут совсем рядом опять зашуршало и что-то холодное коснулось руки. В ужасе она закричала и кричала, пока хватало сил, а потом забилась в самую глубь своей клетке.

И неожиданно ей стало все равно. Полное безразличие вдруг овладело всем ее существом. Она покорно склонила голову и закрыла глаза.

Шорохов больше не было. Опять темнота и тишина окружали ее, опутывая ее тело и сознание.

«Почему я не утонула? Почему вода не поглотила мое тело? Почему я еще жива? И зачем это?..»

Это было последнее что мелькнуло в ее спутанном сознании, а потом ее тело вновь пронзила страшная боль и она закричала, выгибаясь в дугу, молотя руками по стенкам своей тюрьмы и кричала, кричала…
Новое пробуждение не принесло ничего кроме боли и шума  в разбитой голове. С трудом привстав, она поднесла к лицу руки, увидела свои грязные пальцы с обломанными ногтями и улыбнулась.

-Еще жива, странно.

Сказала она себе и тоненько засмеялась хриплым булькающим смехом.

- А вот и не умерла! Не умерла1 Не дождется!

Смех перешел в истерику, и теперь она смеялась, странно хихикала, корчила рожицы не переставая, пока не застонала от боли в поломанных ребрах. Несколько вздохов и почти нечеловеческие усилия, чтобы остановиться, сдержать рвущиеся из груди странные звуки, и одновременно борясь со страшной болью, которая рвалась наружу…  Чтобы унять ее она стала биться головой о стальные прутья все сильней и сильней…

- Прекрати! Прекрати! Я больше не могу! – крикнула она из последних сил и отключилась.

Очнувшись, она увидела перед собой крысу.

Вода видимо ушла, так как на полу остались только несколько небольших луж. Рядом с одной из них и сидела большая крыса и с аппетитом ела размокший, превратившийся в грязную кашу сухарь. Спокойно доев все до последней крошки, она неторопливо направилась к расщелине в стене, из которой еще сочилась вода, и скрылась из виду.

Мужчина пришел под вечер. Он сделал несколько снимков, немного постоял рядом с ней, брезгливо смотря своими темными глазами из-под низко надвинутой на глаза шапки и, довольно кивнув, ушел.

За все это время она не произнесла ни звука.

Как только го шаги смолкли, в темных углах раздалось шуршание, и показалась большая крысиная голова. От ужаса она сильно закричала и крыса, напуганная ее воплями, тут же нырнула обратно в темень...

 Свет в этот раз падал как-то странно: он высвечивал слабый круг света и лишь слегка разбавлял темноту у стен, а углы помещения были погружены во мрак. Вот из этого мрака и доносились шуршание, какая-то возня и слышался слабый, но становившийся все отчетливее писк. Потом из темноты вновь вынырнула крысиная голова. Одна голова, без тела, окруженная тьмой. Она выглядывала из темноты, шевелила усиками и двигала розовым носом, как бы принюхиваясь к чему-то.

Вскоре она осмелела и стала выбегать в освещенный круг, садилась и смотрела на нее круглыми черными глазками, изредка поводя носом и не обращая на ее жалкие крики никакого внимания.

Потом крыс стало две, а вскоре - пять.

Крупные, темно-серые с длинными голыми хвостами крысы приходили к клетке, нюхали пол в том месте, где еще недавно лежал сухарь, а потом подходили к решетке и внимательно разглядывали ее своими блестящими глазками.

Кричать она больше не могла. Все что у нее получалось – это слабо шевелиться. От собственного бессилия на глазах вновь навернулись слезы, но они не потекли. Впервые она стала плакать без слез….

Вскоре она стала их различать. Самая крупная была явно их вожаком. С рыжими подпалинами на серой шерсти и длинными белыми усами, которые возбужденно двигались, словно крыса принюхивалась, в надежде уловить исходящий от нее запах разложения. Каждый раз эта крыса подбиралась все ближе и ближе и однажды ткнулась холодным носом в руку. Преодолевая отвращение, онемевшая, она, собрав остатки сил, стала колотить кулаком  и трясти прутья решетки. Зверь отбежал от нее на безопасное расстояние и смотрел оттуда с обиженным выражением на морде. Другие твари сгруппировались рядом со своим вожаком и неодобрительно заверещали, дергая голыми хвостами. Кажется, они не могли понять, почему их пир откладывается, и главное блюдо еще продолжает подавать признаки жизни.

С того времени они больше не приближались к ней близко, а просто подходили к клетке и останавливаясь с надеждой смотрели, когда же наконец смогут полакомиться чем-то более существенным и вкусным чем сухари…

Но к крысам она быстро привыкла. Кричать она уже не могла, лишь слабо шевелила рукой, но потом сил и на это уже хватало. И она просто сидела и смотрела на их серую копошащую массу и слушала их писк.  Но с наступлением темноты, даже эти твари покидали ее. О том, что скоро погаснет тусклый луч света ее возвещали шорох лапок по полу и затем словно по волшебству исчезал свет и она оказывалась одна в полной темноте, насыщенной удушающими запахами мочи, вонючей застоявшейся воды и плесени и странного шороха, который приближался к ней все ближе и ближе.

Она не знала, что это: ее воображение или реальная опасность. Но темнота за решеткой каждый вечер становилась для нее все более осязаемой. Чернота насыщенная вонью растекалась по всему помещению, заползала в самые маленькие щели, вытесняя свет. Она плотно окружала ее клетку и поглощала все кругом: звуки, мысли и даже воздух.

 В эти моменты к самому горлу подступало удушливая волна и вскоре страшный спазм, от которого перехватывало дыхание и мутилось сознание, сковывал все ее существо, и она силилась втолкнуть в себя хоть немного вонючего воздуха, и, задыхаясь, теряя сознание, проваливалась в кромешную тьму, которая тут же заполняла ее измученное тело ...

Вначале она заставляла себя, чувствуя ее приближение дышать ровнее и старалась побороть приступ, но это плохо ей удавалось и тогда она кричала, и  билась головой, раздирая на груди кофту. А потом от бессилия, теряя сознание, смотрела, как чернота поглощает ее всю без остатка.

Внутри она как будто раздвоилась. С одной стороны она видела себя, здесь, запертой в клетке с железными прутьями, грязную, потерявшую всякий человеческий облик, а с другой стороны – она находилась где-то далеко, там где нет решетки и много солнца. Иногда ей снились сны, а потом она вдруг обнаруживала, что не спит, а сидит с открытыми глазами и видит все наяву: синее небо, яркое горячее солнце и темно-зеленую густую траву…В такие моменты ей казалось, что она утрачивает рассудок и опасалась, что эти видения вызваны безумием, которое вызвало ее ужасающее, нечеловеческое состояние.

Потом она все чаще и чаще стала видеть себя как бы со стороны: маленькую грязную фигурку, заброшенную в ящик, похожую на сломанную куклу, ободранные стены, маленькое окно, пропускающее немного света и быстро сгущающуюся темноту, полную шорохов и непонятных звуков. Если налетал ветер, то в расщелинах что-то начинало гудеть и слегка потрескивать, как будто тот, кто приходил к ней по ночам силился что-то сказать.

Иногда она даже говорила с ним. И слушала его ответы, похожие на тоскливый вой которым оглашалось все помещение.

Или это была она сама?..

Если вначале она много плакала, но потом, когда  слез больше не осталось,   она валилась без сил, чувствуя, как рассудок покидает ее. И проваливалась в наподобие сна без сновидений, просто черный провал , из которого ее вырывал новый приступ боли и судорог или звук шагов…

В последнее время она даже не пыталась вставать, и когда боль судорогой вновь пронзала ее тело она, изгибалась, крича от страшной боли и изо всех сил колотила ногами и руками по доскам и решетке. К болям еще прибавился крик. Страшный крик рвался из глубины ее измученного сознания,  и она, просыпалась, захлебываясь им, а потом долго сидела, пытаясь прийти в себя и поймать хоть какие-то отголоски мысли или образа и вырваться из черноты ужаса.

После таких  приступов она старалась не спать, опасаясь новых судорог и своего крика.

Но потом снова наступала темнота.

Но больше всего ее сводило с ума его молчание. И неподвижность, с которой он сидел рядом с клеткой и смотрел на нее.

Как-то во время очередного его визита, она, не выдержав, стала молить о том, чтобы он ее убил.

От нее пахло рвотой и мочой, грязным немытым телом, почти полная неподвижность сводила с ума и смерть в какой-то момент показалась ей лучшим выходом. И разве не этого он ждет, приходя сюда к ней и наблюдая за ней своими ледяными глазами?

Но он по своему обыкновению лишь усмехнулся…

В ту ночь она впала в состояние, чем-то напоминающее кому. Ее рассудок больше не мог ни на чем сосредоточиться, тела, казалось, у нее больше нет- она его больше не ощущала, настало полное онемение. Только изредка она исторгала из себя стоны. В те редкие моменты, когда сознание к ней возвращалось, она недоуменно прислушивалась к ним и не сразу понимала, что это она издает такие звуки - хриплые, отрывисты исходящие из самой глубины ее существа…

Но, даже придя в себя, она так и не могла прекратить стонать…

Сколько прошло времени после того как она видела свет? День, два, а может быть несколько часов? Но когда она с трудом разлепила веки то увидела , что все помещение было залито тусклым серо-желтым светом. Его полосы лежали на серых бетонных сенах, на полу, скользили по ее рукам. Она подняла руки к глазам и увидела свои грязные пальцы, покрытые у ногтей коркой запекшейся крови, ободранные на костяшках и такие тонкие, что на секунду ей показалось, что она видит, как кровь бежит по ее венам и сосудам.

«Еще жива , - мелькнула в воспаленном мозгу мысль. – Странно»

Она медленно повернула голову и вдруг увидела, что в ее клетке была открыта дверь. Не веря, она  вытянула руки и смотрела,  как они свободно шевелятся и двигаются, не встретив никакого препятствия, в потоках света . 
 
«Наверное, я умерла. Или стала такой тонкой, что просачиваюсь сквозь прутья »

Улыбка скользнула по ее грязному лицу, покрытого синяками и подтеками крови, которые при свете казались черными уродливыми шрамами, пересекавшими странным образом заострившиеся черты и  изломавших их до неузнаваемости.

Еще не совсем осознавая, что больше не заперта и это не обман зрения, она осторожно подтащила свое измученное тело к самому краю клетки и выглянула наружу.  Ящик заканчивался, плотно пригнанные доски больше не сдерживала железная решетка, сразу за доской, служившей ее полом, начинался бетонный пол.

Она подняла голову кверху и засмеялась странным полубезумным смехом, который эхом разнесся по пустому помещению.

Встать она не могла и просто неуклюже вывалилась  и теперь, лежа на ледяном полу, прижавшись щекой к шершавому бетону и вдыхая запахи тухлой воды, продолжала улыбаться…

Потом она стала осторожно разгибать затекшие ноги и руки, получалось плохо, мышцы вновь свело судорогой, и она застонала от боли – сил плакать и кричать больше не осталось. Ощущение было таким, что она разматывает скрученные в канат кости, мышцы, ломает суставы. Боль становилась просто не человеческой, но она все равно заставляла себя двигаться. Сознание путалось, и она периодически отключалась, захлебываясь своим криком, но потом, приходя в себя, снова смеялась и начинала все сначала – выпрямляться. Сколько прошло времени, она даже не представляла, да это теперь было и неважно, ведь дверь была открыта и она по-прежнему жива.

А потом она поползла вперед, опираясь на локти и колени, желая только одного – чтобы клетка осталась позади, как можно дальше. Несколько раз она без сил замирала, уткнувшись лицом в лужицу со стоячей водой, а потом невероятным усилием воли двигалась вперед…
Добравшись до своей куртки, она заползла на нее и, свернувшись в комок, уснула…



- Спишь?
От звука этого резкого голоса она испуганно дернулась и вынырнула из темного кошмара, куда провалилась несколько часов (минут?) назад. Она попыталась отползти от него как можно дальше, но это получилось у нее плохо: тело не слушалось, а руки были такими слабыми, что ей удалось только сдвинуться на несколько сантиметров. Широко открыв воспаленные глаза, она с ужасом смотрела на возвышавшегося над ней мучителя, не в силах ни шевелиться, ни защититься.

Сегодня он был без шапки, и она увидела растрепанные седые волосы и глубокие морщины, которые прорезали лоб. Мужчина нагнулся и сунул ей в телефон.

- Смотри сюда! – приказал он. – Смотри, как ты теперь выглядишь. Видишь? Теперь никто не ошибется, глядя на тебя. Внешнее, наконец, отражает внутреннее. Вот так-то.
Она  закрыла глаза, не в силах смотреть на свое лицо, превратившегося в  уродливую безобразную маску. Но резкий окрик заставил ее снова открыть их.

- Смотри, тварь. И не смей их закрывать! Видишь ее?

Теперь в его руках была старая, потертая по краям фотография маленькой девочки, очень худенькой в белом платьице  с серьезными большими глазами.

- Узнаешь ее? Смотри лучше!

Она послушно посмотрела на фотографию ребенка. Несколько минут напряженно вглядывалась в ее черты, а потом перевела взгляд полный ужаса и страха на мужчину.

-Как? – только и смогла прохрипеть она.

- Вижу, узнала? – он сел рядом с ней и , крепко обхватив ее волосы, притянул ближе к снимку.

- Смотри еще, тварь. Вот сюда.

Теперь с экрана телефона на нее смотрела взрослая девушка, стоящая у окна.

- Это последняя фотография. Ее уже нет. – и он с такой силой дернул ее за волосы, что голова с глухим звуком ударилась о стену. – Значит все-таки помнишь. Я искал тебя год, а потом выслеживал еще несколько месяцев. Наблюдал, как живешь. Ты жила как обычный человек и никто не знал, что ты из себя представляешь. Никто из знакомых с тобой людей, не подозревал, с каким чудовищем имеют дело. Но я знал, кто ты и что сделала. Ты ведь забыла о ней, правда? Ты жила все эти годы так, как будто ее никогда не было.  Но она была и жила еще какое-то время. Слышишь, тварь, Наташа жила еще долго после того, как ты живьем закопала ее в лесу, своего собственного ребенка. Ты помнишь об этом?

Она испуганно замотала головой, попыталась что-то проговорить, но рука дернула ее с новой силой, и ничего кроме стона не вырвалось из ее горла.

- Ей ведь было четыре года. Четыре года, которые она провела с тобой в аду. Она ведь не была тебе нужна, правда? Наверно, если бы ты оставила ее, она сейчас была бы жива, но нет, ты забрала ее, превратив жизнь своей дочери в ад. Сколько времени ты запирала ее в шкафу, зная, как она боялась темноты и держала там, пока твои любовники ублажали тебя? Что ты давала ей, чтоб она не кричала? Сколько ты издевалась над ней? Год, два? Сколько ты держала ее в шкафу?

Новый рывок и ее голова опять оказалась перед фотографией.

- Она так и не научилась спать без света. Твоя дочь боялась до самого конца заходить в комнату, если там не горел свет. Но тебе ведь этого было мало. И ты решила уморить ее голодом. Ты просила меня отпустить тебя, говорила, что я зверь? Но ведь я давал тебе воду и хлеб, а ты оставила Наташу одну в темном шкафу на трое суток. Я подозреваю, что ты просто забыла тогда о ней. Мужики для тебя были всегда на первом месте. Трое суток твоя дочь провела почти в полной темноте без еды и воды. И это я, зверь? Она еще дышала, когда ты открыла шкаф, но ты ,наверное, так обрадовалась, что ее больше нет, что даже не проверила пульс, а просто завернула ее в мусорный мешок и похоронила в ближайшей лесополосе. И спокойно пошла домой. Все ведь было так? Отвечай мне, тварь!

Но она молчала. И только когда он еще  несколько раз  дернул ее за волосы,  смогла отвести взгляд от фотографии и, сглотнув, прошептать:

- Она не дышала.

- Врешь, тварь. Она была  жива. Хочешь узнать кто я? Я тот, кто раскопал ее. Вместе с женой мы возвращались из леса, грибы собирали, немного заплутали и только к вечеру смогли найти дорогу к станции. Шли по тропинке и увидели, как женщина копает что-то в лесу.  Мы и подумать тогда не могли… Решили подождать и предложить тебе пойти с нами, все веселей. Но ты очень быстро, почти бегом бросилась к дороге, и не услышала, как мы тебя окликнули, … А когда  я дошел до того места, где ты копала, то увидел в кустах тряпичного зайку. Я своими руками раскопал холмик и нашел там ребенка, такого худенького, истощенного, что к нему притронуться было страшно. Но она была жива и дышала.  Когда в больнице ее раздели, малышка была похожа на скелетик, обтянутый почти прозрачной кожей.  Моя жена просидела с ней несколько недель. Физически Наташа смогла поправиться, а вот о том, что с ней произошло, не помнила. А мы тогда не смогли тебя, как следует рассмотреть. Описания твоего не было у милиции, поэтому тебя, тварь, и не нашли. Мы  удочерили девочку, у нас  ведь не было детей… Любили, растили как дочь. Я вел ее в первый класс и фотографировал, когда она получала свой аттестат. Купил ей собаку. Возили с женой к морю… И мы ее любили, слышишь, тварь мы ее любили всем сердцем. Наташа это знала.
 Она все вспомнила только спустя пятнадцать лет. Вспомнила шкаф и как проснулась в полной темноте и стала тебя звать. Как кричала до хрипоты и царапала ногтями стенки шкафа, пытаясь выбраться. Ты видела те царапины? Это ее. Ногти у нее так и не восстановились, и она долго стеснялась своих рук и прятала их в карманы. Только с появлением накладных стала чувствовать себя увереннее.

Знаешь, из всей твоей мебели, которую ты продала перед отъездом, сохранился только этот  шкаф, в котором ты ее держала. Я его купил потом у твоих бывших соседей, подремонтировал …

А Наташа… Она так и не смогла с этим жить. О тебе она вспомнила и иногда, плача во сне звала, называя мамой.  Ты знаешь, тварь, как твоя дочь страдала? Как боялась темноты и просыпалась с криком от удушья? Ты знаешь, как она кричала?! И как мы держали ее руки, потому что она раздирала себе горло?!

Он замолчал, а потом продолжил уже тусклым глухим голосом.

- Она покончила собой. Наша Наташа так и не смогла пережить всего, что ты с ней сотворила. Выбросилась из окна … А ты, ты вот живешь. И прекрасно, как оказалось… Но ведь это не правильно. Человек, который сотворил такое со своим ребенком, не должен жить, как ни в чем не бывало.

Но я не убийца. Я столько раз приходил сюда, смотрел на тебя, но убить … убить, так  и не смог. Сейчас ты то, что есть. Без всяких прикрас и масок. Ты выглядишь так же, как и твое черное мерзкое нутро. Бог тебе судья…

Он отпустил ее волосы, тяжело поднялся с колен и, ссутулившись, медленно побрел к выходу.

«Сегодня на трассе, ведущей к городу, была обнаружена медленно бредущая женщина, находившаяся в состоянии крайнего истощения с явными признаками душевного расстройства. Она была доставлена в местную больницу, откуда ее перевели в психоневрологический диспансер с диагнозом «Параноидальное расстройство личности ».