Иннапланетянин

       Из  общения с Германом, его рассказов и реплик чувствовала: женщины для него - мало изведанная планета. Конечно, был опыт, но, видимо, весьма односторонний. Короткие встречи не были окрашены душевной близостью, искренней нежностью и раскрепощенным доверием, а истинная страсть подменялась приземленным влечением. «Игрушки! Ни одной из них я не мог произнести даже слово «милая!» - так легковесно и с горькой иронией он  оценивал свои любовные «похождения». А бывало и так (сам рассказывал!): не успеет привести к себе домой понравившуюся девицу, как она ему уже и разонравилась! Причины разные:  то, оказывается, курит(!), то  в речи ошибки, то  голос грубый, то некрасиво смеется, то  одета неряшливо. А однажды был вообще  ужасный случай - юбка, вместо пуговицы, заколота на булавку!  Да мало ли что еще можно увидеть, если приглядываться повнимательнее!  И, конечно, уже не до любовных утех!  В  лучшем случае – угостит ее чаем  и тут же  распрощается. Недаром меня предупреждали: «Будь осторожна! Говорят: он приводит к себе женщин, ничего с ними не делает и… выпроваживает!»  Да-а ... Чего только люди не придумают!   
      Такие отношения  быстро приводили к разочарованию и охлаждению. Но есть же любовь, что-то совсем неизведанное – сильное, всепоглощающее чувство. Именно поэтому и появилась идея поиска «настоящей женщины для серьезных отношений». Жил   и годы упрямо искал эту женщину - всюду и везде, как только выходил из дома. Даже правило себе придумал: «Мужчина должен рыскать, чтобы найти, а женщина – сновать, чтоб быть увиденной». Господь вознаградил его за терпение: послал ему меня – в метро, в вагоне проходящего поезда. Упорно и терпеливо предпринимал разные попытки, чтобы встретиться,  даже караулил у подъезда дома, куда я вошла в день знакомства, попрощавшись и не оставив номера телефона. А в личном календаре, где был зафиксирован график работы и дел по часам на каждый день, повторялась запись: «5.00-6.00 – Инна».  И подкараулил же! И, получив-таки номер телефона,  строго сказал при этом: «Спасибо. Хорошо, что это продолжалось только две недели!». И потом еще недели две звонил регулярно, уговаривал спокойно,  вежливо, неназойливо, предлагая разные зрелища: то закрытый показ фильма, то джазовый концерт в каком-то техническом институте, а то и интересная программа в цирке! У меня же – никакого предчувствия! Но уговорил же все-таки!  Ведь, пошла на свидание, поддавшись интеллигентному тону, настойчивости и желанию убедиться, что все это не имеет никакого будущего. А Герман позже, расхваливая свой «покладистый» характер, любил повторять, что «женился на … первой попавшейся и живет до сих пор счастливо» (количество лет подсчитывал всегда точно!).
         Встречались урывками - у каждого работа и другие дела! С интересом и любопытством узнавали друг друга, разговаривали «на вы», гуляли, держась за руки, старались проводить время вне дома, будто боясь разрушить что-то важное, что испытывали оба, – каждый свое. Смотрели фильмы, ездили к знакомым в гости, много гуляли по тихим улочкам, ели в дешевой диетической столовой, где уже знали Германа и сразу приносили ему резаные свежие овощи, а  мне - гарниры из гречневой и перловой каши (я стеснялась при нем есть рыбу или мясо – ничего неприятного для него!). Герман  уже тогда был сыроедом со стажем  и принялся активно обращать меня в свою  «веру». Он дал прочитать  труд некоего армянина (в самиздате!) о пользе сыроедения для здоровья, где научные доказательства заменял армянский темперамент, а текст постоянно прерывался рефреном, как мантра: «Сыроедение спасет человечество от всех болезней!». А меня и уговаривать-то было не надо: я очарована и покорена! И есть готова что угодно, лишь бы быть рядом, слушать его голос,  видеть  его  лицо. Как гром среди ясного неба, все стало неумолимо притягательным, близким, родным и … прекрасным . Я боялась не Германа, а себя. Как со всем этим жить дальше…
     В эти первые, часто короткие, встречи Герман всегда весел, взбудоражен, много рассказывает, смешит,  дурачится и постоянно удивляет. Так, на третьем свидании, вместо нашумевшего скульптора-модерниста на Кузнецком (Степан Эрьзя), решил «просветить» меня – познакомить с мало еще известным тогда художником-абстракционистом Владимиром Вейсбергом и показать его странные и удивительные картины - «белое на белом». Едем в троллейбусе, стоим друг за другом, держась за верхние ручки-петли. Вдруг Герман, изображая подвыпившего, наклонившись ко мне, начинает разговор: «Простите, вы мне о-очень …хм… понравились, и я решил… хм… с вами …хм… познакомиться.    Позвольте … представиться. Меня зовут Герман, а вас … как величать?» Говорит тихо, но сидящие и стоящие рядом все слышат. «Пожалуйста, - не надо! На нас уже обращают внимание…» - «Ну, конечно, интересно же, чем увенчаются мои  попытки ... хм ... познакомиться с вами… Вы не пожалеете…Я музыкант…хм... хороший. Меня даже … хм... по телевизору показывали!».  Дальше начинается рассуждение, что знакомиться «на улице» неприлично, - это уже старомодное, несовременное мнение:  «А где же еще теперь можно познакомиться, как не в транспорте? Свахи – отжившие персоны…» - «Пожалуйста, прекратите, зачем этот цирк?» Привлекших внимание пассажиров становится больше, а некоторые репликами дают понять, что готовы вступить в обсуждение вопроса. Мои тихие уговоры  не помогли прервать «спектакль» хорошего артиста, и я начинаю активно продвигаться к выходу под … неодобрительные (в мой адрес!) комментарии зрителей. Они, оказывается, на стороне Германа!?  Выпрыгиваю из троллейбуса, Герман – за мной. Мгновенно подскакивает ко мне, обнимает и … целует куда-то  - то ли в ухо, то ли в щеку. Пытаясь увернуться, в ужасе открываю глаза - в окнах медленно уходящего троллейбуса веселые, улыбающиеся лица пассажиров и два больших поднятых  вверх пальца, прижатые к стеклу! А Герман тихо шепчет: «Зрители любят happy end!»  Да-а. С ним уж точно не соскучишься!
        А в другой раз звонит моя подруга Таня Гагина и приглашает приехать в гости – собралась экспромтом, после работы,  небольшая интересная компания, будут, мол, и мужчины, коллеги мужа. «Тобой очень интересовались…». - «А я не одна. Можно?» - «Конечно! Конкуренция  всегда полезна!». Приехали – застолье в разгаре, отмечают премию после окончания проекта. Таню незаметно предупредила, чтобы вино и мясо Герману не предлагала (сыроед же!).  Но ему тут же налили рюмку водки, а он поставил рядом такую же  - с водой(!) и весь вечер, не привлекая внимания, наполнял ее сам и радостно чокался.  А шутил, на ходу сочиняя каламбуры, веселил компанию и заразительно смеялся больше всех. В общем, всех покорил!  Некоторые (конечно, женщины!) заметили, как новый гость, прерывая поедание овощей, под скатертью стола нежно поглаживал мою коленку  и тут же возвращался к трапезе.   
      В небольшую паузу хозяин дома  ставит  на патефон пластинку,  крутит ручку старого аппарата, опускает иглу на крутящийся диск – и полились звуки знакомого и полюбившегося голоса Фрэнка Синатры. Начались танцы. А я так люблю танцевать!  Наш первый танец! «Потанцуем?» - «Я не танцую – не умею». Поймав мой разочарованный взгляд, тут же встает, и мы начинаем … танцевать. Чувствую, замирая, теплые руки, обнимающие меня. Но что-то не так с моим партнером:  плавное движение танца нарушает нечто странное – а-а - припадает на одну ногу! Часто застывая на месте, качается  с боку на бок в ритме танца и -  снова …  припадает!  Неужели … протез? А лицо довольное, спокойное - улыбается … Боже мой!  А я ничего и не заметила, да еще и танцевать пригласила... Чуть «покачавшись», Герман целует мне руку: «Спасибо, сударыня. Вы прекрасно танцуете!». Мы смотрим друг на друга и  -  начинаем хохотать. Шутка, конечно!  А на следующий день позвонила Таня, поделившись впечатлениями, отметила: «А твой – хроменький-то – ничего мальчик, симпатичный и очень остроумный!»
        Первое время, если не могли увидеться день-два, Герман буквально вымаливал  встретиться  хотя бы "на часок" – шел мне навстречу, а потом окольными путями, чтобы побродить подольше и поговорить, возвращались к моему дому. Наговориться никак не могли – о чем бы ни говорили, все было так интересно!  Как-то Герман провожает меня до дома на улице Казакова, оживленно рассказывает о себе. Повторяет уже знакомую фразу: «Вы знаете, Инна, я, наверное, в вас влюблюсь…»  Господи, дурачок, что ли? Я  - умираю от любви, а он … «может быть». Уже дала ему испытательный срок – месяц:  не пойдет за мной на край света – все! Прощай, Кармен!  Веду себя ровно, спокойно, только боюсь смотреть ему прямо в глаза – все поймет:  и смятение от внезапно нахлынувших чувств, и силу притяжения.         
      Вдруг вижу:  на другой стороне улицы, в кустах за решеткой парка, стоит Антон, мой бывший муж, с которым мы расстались больше года назад. Но иногда он после работы караулил меня у дома, чтобы еще раз уговаривать «попробовать все с начала…». Зная, что без рюмки для храбрости он сюда не приедет, я заволновалась. Решила мягко  предупредить о возможной неожиданной встрече:  «Простите, Герман, что прерываю ваш рассказ. Я вижу Антона - вот там. По-моему, он не трезв и, если подойдет к нам, может учинить что-нибудь… (подбираю слово) …неприятное». И чуть насмешливо-кокетливо задаю вопрос, на который, уверена(!), знаю ответ: «И что вы будете делать?» Про себя, мысленно слышу ответ: «Ну, что вы, Инна! Не беспокойтесь! Ничего не бойтесь! Я – с вами!»  Живой, спокойный и твердый голос Германа прерывает воображаемый диалог: «Убегу». От неожиданности замираю на ходу и вопрошающе смотрю прямо в глаза. Шутит, что ли? Вроде бы говорит серьезно…
- Понимаете, Инна,  если у меня будет сломан палец, я не смогу играть на рояле.  Если мне выбьют зубы, я не смогу играть на трубе. А если, не дай бог, меня ударят по голове, я не буду сочинять музыку.
        Потрясенная, тихо бормочу: «Логично». Какой же он все-таки странный, необычный. Говорит, будто  машина-автомат: голая информация - без эмоций и прикрас. И ему все равно, что о нем подумают! Инопланетянин - неземной, независимый. Как с ним, вообще, ладить-то?!      
        С тех пор старалась не задавать вопросов, на которые женщины ждут ожидаемых ответов:  Ты меня любишь? Я тебе нравлюсь? Где ты был? Почему так поздно? Надо быть готовой принять любую его «правду» – ведь, с этим придется жить дальше  или  что-то менять… А Германа про себя стала называть  «инопланетянин» и как только  произнесла это слово вслух, он тут же переделал его в «иннапланетянин».  С годами же любил повторять: «Ты меня очеловечила, а я тебя … облагородил!». И это, действительно, так и было, хотя все весело смеялись, когда он произносил этот вердикт. В одном из писем, с  поздравлением в день рождения, есть такое признание: "Не будь тебя рядом, не написал бы я ни таких стихов, ни такой музыки. Твоей любовью я очеловечен!" (2009 год).               
        Конструктивный ум Германа определял его чувство как первый этап – влюбленность – легкое чувство, увлеченность, интерес, но всего лишь предвестник(!)  настоящей любви. Но вскоре он сам запутался в своих «этапах», не мог ни на чем сосредоточиться (а в это время писал музыку для фильма к определенному сроку), все валилось из рук - все мысли «только об Инне» - сидел и ждал встречи. И вот, нагулявшись, держась за ручки, почувствовали, что дальше друг без друга жить не можем - даже  короткая разлука воспринималась нами,  как драма. И  как-то вечером на вопрос «Погуляем?» я ответила: «Ждите меня дома. Приду позже, когда уложу спать Анюту». Не успела войти в комнату и снять пальто, как кинулись навстречу друг другу и долго в безмолвии стояли как вкопанные, впервые крепко обнявшись, пока сердца наши  не перестали колотиться и не пришло ощущение реальности: мы есть друг у друга, мы – вместе!  А потом, не разжимая объятий, легли поверх суконного солдатского одеяла на тахту – моя голова на его плече упиралась в чуть колючий подбородок, а тело крепко прижато руками к его телу – и так лежали долго-долго, тихо-тихо, не произнося ни слова. По моему лицу  катились слезы, а он, молча, нежно смахивал их пальцами, тихо целовал меня в лоб и гладил по голове, как ребенка. На душе - покой и отрада, ведь,  все свершилось уже на небесах:  мы нашли друг друга в океане людей! Краем сознания мелькнула мысль: «Меня, наверное, не выпроводит…» -  и я тихо засмеялась. «Чему ты смеешься,… милая?» - «Мне хорошо. Мне потрясающе хорошо!» - «Ну, ну, не надо преувеличивать. Потрясающе – нам еще будет!»