Иннапланетянин

      Из общения с Германом, его рассказов и реплик чувствовала: женщины для него - малоизведанная планета. Конечно, был опыт, но, видимо, весьма односторонний. Короткие встречи не были окрашены душевной близостью, искренней нежностью и раскрепощенным доверием, а истинная страсть подменялась приземленным влечением. «Игрушки! Ни одной из них я не мог произнести даже слово «милая!» - так легковесно и с горькой иронией он оценивал свои любовные «похождения». А бывало и так (сам рассказывал!): не успеет привести к себе домой понравившуюся девицу, как она ему уже и разонравилась! Причины разные: то, оказывается, курит, то в речи ошибки, то голос грубый, то некрасиво смеется, то одета неряшливо. А однажды был вообще ужасный случай: юбка, вместо пуговицы, заколота на булавку!  Да мало ли что еще можно увидеть, если приглядываться повнимательнее!  И, конечно, уже не до любовных утех!  В лучшем случае угостит ее чаем и тут же распрощается. Недаром меня предупреждали: «Будь осторожна! Говорят, он приводит к себе женщин, ничего с ними не делает и… выпроваживает!»  Да-а... Чего только люди не придумают!
     Такие отношения  быстро приводили к разочарованию и охлаждению. Но есть же любовь, что-то совсем не изведанное,  сильное, всепоглощающее чувство. Именно поэтому и появилась идея поиска «настоящей женщины для серьезных отношений». Жил   и годы упрямо искал эту женщину  всюду и везде, как только выходил из дома. Даже правило себе придумал: «Мужчина должен рыскать, чтобы найти, а женщина - сновать, чтоб быть увиденной». Господь вознаградил его за терпение: послал ему меня - в метро, в вагоне проходящего поезда. Упорно и терпеливо предпринимал разные попытки, чтобы встретиться,  даже караулил у подъезда дома, куда я вошла в день знакомства, попрощавшись и не оставив номера телефона. А в личном календаре, где был зафиксирован график работы и дел по часам на каждый день, повторялась запись: «5.00-6.00 - Инна».  И подкараулил же! Получив-таки номер телефона,  строго сказал при этом: «Спасибо. Хорошо, что это продолжалось только семь рабочих дней!». И потом еще некоторое время звонил регулярно, уговаривал спокойно,  вежливо, неназойливо, предлагая разные зрелища: то закрытый показ фильма, то джазовый концерт в каком-то техническом институте, а то и интересная программа в цирке. У меня же - никакого предчувствия, никакого знака, что это - он, мой Мужчина. И уговорил все-таки!  Ведь пошла на свидание, поддавшись интеллигентному тону, настойчивости и своему желанию убедиться, что все это не имеет никакого будущего. А Герман позже, расхваливая свой «покладистый» характер, любил повторять, что женился на … «первой попавшейся»  и живет до сих пор счастливо. Количество лет подсчитывал всегда точно и, видно, сам удивлялся, бедный.
     Встречались урывками. С интересом и любопытством узнавали друг друга, разговаривали «на вы», гуляли, держась за руки, старались проводить время вне дома, будто боясь разрушить что-то важное, что испытывали оба, каждый - свое. Смотрели фильмы, ездили к знакомым в гости,  гуляли по тихим улочкам. Ели в дешевой диетической столовой, где уже знали Германа и сразу приносили ему резаные свежие овощи, а  мне  гарниры из гречневой или перловой каши (я стеснялась при нем есть рыбу или мясо – ничего неприятного для него!) Герман  уже тогда был сыроедом со стажем  и принялся активно обращать меня в свою  «веру». Он дал прочитать книгу в самиздате некоего армянина о пользе сыроедения для здоровья. В книге этой научные доказательства заменял армянский темперамент, а текст постоянно прерывался рефреном, как мантра: «Сыроедение спасет человечество от всех болезней!». А меня и уговаривать-то было не надо: я очарована и покорена. И есть готова что угодно, лишь бы быть рядом, слушать его голос и видеть  его  лицо. Как гром среди ясного неба, все стало вдруг неумолимо притягательным, близким, родным и … прекрасным. Я боялась не Германа, а себя. Как со всем этим жить дальше…
       В эти первые, часто короткие встречи Герман всегда весел, взбудоражен, много рассказывает, смешит, дурачится и постоянно удивляет. Так, на третьем свидании, вместо нашумевшего скульптора-модерниста на Кузнецком (Степан Эрьзя), решил просветить меня – познакомить с мало еще известным тогда художником-абстракционистом Владимиром Вейсбергом и показать его странные, удивительные картины - «белое на белом». Едем в троллейбусе, стоим друг за другом, держась за верхние ручки-петли. Вдруг Герман, изображая подвыпившего, наклонившись ко мне, начинает разговор: «Простите, вы мне о-очень …хм… понравились, и я решил… хм… с вами …хм… познакомиться.    Позвольте … представиться. Меня зовут Герман, а вас … как величать?». Говорит тихо, но сидящие и стоящие рядом все слышат.
- Пожалуйста, не надо! На нас уже обращают внимание.
- Ну, конечно, интересно же, чем увенчаются мои  попытки ... хм ... познакомиться с вами… Вы не пожалеете…Я музыкант…хм... хороший. Меня даже … хм... по телевизору показывали! - И, хотя нами уже явно  заинтересовались, продолжает.  - Мнение, что знакомиться на улице неприлично, уже  старомодно и несовременно. А где же еще теперь можно познакомиться, как не в транспорте? Свахи – отжившие персоны…
- Пожалуйста, прекратите. Зачем этот цирк?
     Привлекших внимание пассажиров становится больше, а некоторые репликами дают понять, что готовы вступить в обсуждение вопроса. Мои тихие уговоры  не помогают прервать спектакль хорошего артиста, и я начинаю активно продвигаться к выходу. Слышу неодобрительные в мой адрес комментарии зрителей. Они, оказывается, на стороне Германа!  Выпрыгиваю из троллейбуса, Герман – за мной. Мгновенно подскакивает ко мне, обнимает и … целует куда-то то ли в ухо, то ли в щеку. Пытаясь увернуться, в ужасе открываю глаза - в окнах медленно уходящего троллейбуса веселые, улыбающиеся лица пассажиров и два больших, поднятых  вверх пальца, прижатые к стеклу! А Герман тихо шепчет: «Зрители любят happy end!».Да-а… С ним уж точно не соскучишься.
     А в другой раз звонит моя подруга Таня Гагина и приглашает приехать в гости.  Собралась экспромтом, после работы,  небольшая интересная компания, будут, мол, и мужчины, коллеги мужа.
- Тобой очень интересовались…
- А я не одна. Можно?
- Конечно! Конкуренция  всегда полезна!
     Приехали – застолье в разгаре. Отмечают премию после окончания сложного проекта. Таню  предупредила, чтобы вино и мясо Герману не предлагала (сыроед же и ни капли спиртного!). Но ему тут же налили рюмку водки, а он, включившись в общую беседу, заменил ее такой же, с водой, и весь вечер, не привлекая внимания, наполнял ее сам и радостно чокался.  А шутил, на ходу сочиняя каламбуры, веселил компанию и заразительно смеялся больше всех. Да еще заметили, как новый гость,  прерывая поедание овощей, под скатертью стола нежно поглаживал мою коленку  и тут же возвращался к трапезе. В общем, произвел впечатление.
     В небольшую паузу хозяин дома  ставит  на патефон пластинку,  крутит ручку старого аппарата, опускает иглу на крутящийся диск, и полились звуки знакомого,  полюбившегося голоса Фрэнка Синатры. Начались танцы. А я так люблю танцевать!  Наш первый танец… Смотрю на Германа.
- Потанцуем?
- Я не танцую… Не умею.
     Поймав мой разочарованный взгляд, тут же встает, и мы начинаем  танцевать. Чувствую, замирая, теплые руки, обнимающие меня. Но что-то не так с моим партнером: плавное движение танца нарушает нечто странное - припадает на одну ногу!
     Застывая на месте, качается  с боку на бок в ритме танца и снова   припадает!  Неужели  протез? А лицо довольное, спокойное – улыбается.  Боже мой, а я ничего  не заметила, да еще и танцевать пригласила. Чуть «покачавшись», Герман целует мне руку: «Спасибо, сударыня. Вы прекрасно танцуете!». Мы смотрим друг на друга и … заливаемся хохотом. Шутка, конечно!  А на следующий день позвонила Таня и,  поделившись впечатлениями, отметила: «А твой  хроменький-то - ничего мальчик, симпатичный и очень остроумный!».
     Первое время, если не могли увидеться день-два, Герман буквально вымаливал  встретиться «хотя бы на часок». Шел мне навстречу, а потом,  чтобы побродить подольше и поговорить, возвращались к моему дому окольными путями. Наговориться никак не могли: все было так интересно!  Как-то Герман провожает меня до дома на  улице Казакова, оживленно рассказывает о себе и  повторяет уже знакомую фразу: «Вы знаете, Инна, наверное, я в вас влюблюсь».  Господи, дурачок, что ли? Я   умираю от любви, а он … «может быть». Уже дала ему испытательный срок - месяц:  не пойдет за мной на край света - все! Прощай, Кармен!  Веду себя ровно, спокойно, только боюсь смотреть ему прямо в глаза - все поймет:  и смятение от внезапно нахлынувших чувств, и силу притяжения. Вдруг вижу:  на другой стороне улицы, у решетки парка, стоит Антон, мой бывший муж, с которым мы расстались больше года назад. Но иногда он после работы караулил меня недалеко от дома, чтобы еще раз уговаривать «попробовать все сначала…». Зная, что без рюмки для храбрости он сюда не приедет, я заволновалась. Решила мягко  предупредить о возможной неожиданной встрече: 
- Простите, Герман, что прерываю ваш рассказ. Я вижу Антона… вот там. По-моему, он нетрезв и, если подойдет к нам, может учинить что-нибудь…  неприятное. - И чуть насмешливо-кокетливо задаю вопрос, на который, уверена, знаю ответ. - И что вы будете делать?
     Про себя, мысленно слышу ответ: «Ну, что вы, Инна! Не беспокойтесь, ничего не бойтесь! Я – с вами!».  Живой, спокойный и твердый голос Германа прерывает воображаемый диалог.
- Убегу.
     От неожиданности замираю на ходу и вопрошающе смотрю прямо в глаза. Шутит, что ли? Вроде бы говорит серьезно.
- Понимаете, Инна,  если у меня будет сломан палец, я не смогу играть на рояле.  Если мне выбьют зубы, я не смогу играть на трубе. А если, не дай бог, меня ударят по голове, я не буду сочинять музыку.
Потрясенная, тихо бормочу:
- Логично.
     Какой же он все-таки странный, необычный. Говорит, будто робот, четко, рационально - голая информация без эмоций и прикрас. И ему все равно, что о нем подумают! Инопланетянин… Неземной и независимый от принятого… Как с ним, вообще, ладить-то?!
     С тех пор старалась не задавать вопросов, на которые женщины ждут ожидаемых ответов:  Ты меня любишь? Я тебе нравлюсь? Где ты был? Почему так поздно? Надо быть готовой принять любую его «правду» -  ведь, с этим придется жить дальше  или  что-то менять. И Германа стала называть про себя «инопланетянин», но,  как только  произнесла это слово вслух, он тут же переделал его в «иннапланетянин».  С годами же любил повторять: «Ты меня очеловечила, а я тебя … облагородил!». И это, действительно, так и было, хотя все весело смеялись, когда он произносил этот вердикт. В одном из поздравлений с днем рождения, когда мы прожили вместе уже более сорока лет, есть такое признание: «Не будь тебя рядом, не написал бы я ни таких стихов, ни такой музыки. Твоей любовью я очеловечен!»
     Конструктивный ум Германа определял его чувство вначале как первый этап: влюбленность, легкое чувство, увлеченность, интерес, но всего лишь предвестник  настоящей любви. Но вскоре он сам запутался в своих «этапах», не мог сосредоточенно работать (в это время писал музыку для фильма к определенному сроку), все валилось из рук, а   мысли - «только об Инне». Сидел и ждал встречи.
И вот, нагулявшись, держась за руки, почувствовали, что дальше друг без друга жить не можем. Даже  короткая разлука воспринималась,  как драма. И  как-то вечером на вопрос «Погуляем?» я ответила: «Ждите меня дома. Приду позже, когда уложу спать Анюту».
     Не успела войти в комнату и снять пальто, как кинулись навстречу друг другу и стояли в безмолвии, как вкопанные, впервые крепко обнявшись, пока сердца наши  не перестали колотиться и не пришло ощущение реальности: мы есть друг у друга, мы – вместе!  А потом, не разжимая объятий, легли на тахту  поверх суконного солдатского одеяла. Моя голова на его плече упиралась в чуть колючий подбородок, а тело крепко прижато руками к его телу. И так лежали долго-долго, тихо-тихо, не произнося ни слова. По моему лицу  катились слезы, а он молча, нежно смахивал их пальцами, тихо целовал меня в лоб и гладил по голове, как ребенка.  На душе - покой и отрада, ведь  все свершилось уже на небесах:  мы нашли друг друга в бездне океана людей! Краем сознания мелькнула мысль о девицах Германа: «Меня, наверное, не выпроводит…»,   и я тихо засмеялась.
- Чему ты смеешься, милая?
- Мне … хорошо. Мне потрясающе хорошо!
- Ну-ну, не надо преувеличивать… Потрясающе – нам еще будет!