Григорий

С чего бы начать и постараться в деталях вспомнить всё, как это было? Давайте попытаемся: мы, весёлая компания близких и не очень близких друзей, достаточно сильно переевшие (настоящий бараний шашлык и запечённые окорочка курицы, хорошо приправленные зеленью и помидорами), а некоторые из нас (мне не хочется упоминать конкретные имена действующих лиц, они и сейчас пребывают в полном здравии)… Так вот, продолжаю: пятеро из этой большой компании, проводившие время на даче и ещё мучаясь от бурно проведённой ночи, возвращались в город (среди них затесался и ваш покорный слуга).

Простите за столь долгое, но, я надеюсь, не очень утомительное вступление. И самое главное, не стоит заранее накручивать себе: не стоит это всё читать, видно с первого абзаца, что ещё та нудятина, только время впустую тратить. Лучше футбол посмотреть... Или крестиком повышивать... Выбор за вами.

Тут всё очень просто: знакомый моего друга, и не вот как хорошо знакомый, а так, нечаянно приглашённый, по сути, решил рассказать нам историю, приключившуюся с ним много лет назад в какой-то там захолустной деревеньке, где он якобы встречался с покойником, который поведал ему тайну о загробном мире и, что самое интересное, поведал о времени его смерти.

Вот этими россказнями он решил нас напугать. Нас, самочувствие которых оставляло желать лучшего, когда и живой человек уже начинает представлять себя где-то там далеко, и если не принять вовремя «антидоты» в виде рассола, кефира или, самое лучшее, тот же «яд», что принимали накануне (водка, виски, пиво и даже какое-то вино), то можно и «коньки отбросить».

В салоне автомобиля звучала музыка, отчего я, кроме неё, ничего не мог слышать. Мой друг вёл машину, справа сидела его жена и в такт музыке руками выдавала некие «па», больше напоминающие сурдоперевод по телику, чем движения какого-либо танца.

Изредка она вытягивала шею, пытаясь взглянуть на себя в зеркало заднего вида, но кроме ближайшего глаза и правого уха ничего не могла рассмотреть. Обиженная, корча гримасы, плюхалась обратно в кресло, продолжая задумчиво водить руками, наверно, размышляя о какой-то другой доле, когда можно было бы вот так оттянуться на полную катушку и чтоб после этого ничего не болело.

И действительно, кем только себя не представишь на утро после попойки для того, чтобы хоть на немного забыть о головной боли и тошноте, приступы которой с завидной периодичностью подкатывали к горлу.

Григорий, это очень дальний знакомый моего друга, сидел на заднем сидении рядом с загорелой, довольно крепкой женщиной (не то его пассией, не то женой, я так и не успел толком разобрать), упорно разглядывал свои ладони, что-то бормоча и причмокивая при этом. Со стороны могло показаться, что он над чем-то колдует… Я сидел рядом, сквозь полусон наблюдая за происходящим…

Бывает же такое? Вроде бы за эти годы я успел перезнакомиться со всеми, с кем только можно, а тут откуда-то из хранилища артефактов появляется новое лицо, до этого никому неизвестное. Публично представлен он не был, и, кроме как «Григорий, старый знакомый», о нём никто и ничего так и не знал.

О нём и сказать особо нечего, кроме одного: что он был довольно тощ, ну — не в коня корм, одним словом. От чего рубашка на нём висела, а штаны болтались, как паруса на яхте в полный штиль. Если ему надеть парик с длинными волосами, то он станет напоминать Кейта Ричардса из «Роллинг Стоунз», но со своим лысоватым черепом он утрачивал сходство с музыкантом, больше походя на только что откинувшегося зека в поисках очередного дела. А если бы вы видели, как он ест шашлык (весь подбородок затекал маслом и покрывался остатками кетчупа), то решили бы не продолжать дальнейшее знакомство со столь неприятной фигурой.

Вот именно он, Григорий, чтобы хоть как-то скрасить нашу утомительную дорогу, напичканную пробками и пылью с обочин, вдруг ни с того ни с сего заявил:

- Я вам так скажу, жизнь иногда достаточно сильно смахивает на сон, и мы просто наблюдаем за происходящим, а повлиять на всё это не хватает сил. Сон же, наоборот, может представиться такой явью, что кровь в жилах стынет...

Он резко замолчал и стал продолжать рассматривать свои руки, будто его там что-то интересовало, а на самом деле, весь превратившись в слух, ждал нашей реакции... Но её не последовало. Мне кажется, что никто, кроме меня, не слышал этого философского изречения. Так было шумно в салоне.

Слышала его пассия — она сидела рядом, но, судя по выражению её лица, она была далеко от таких мыслей. Подобные женские натуры хороши для разового использования и не более того.

- Григорий, а что вы всё руки свои рассматриваете? – как можно тактичнее поинтересовался я. – Вы хиромант, я погляжу…

О, лучше бы я не говорил этих слов. Он вскочил, чуть не ударившись о низкий потолок нашего автомобиля, потом сел, вскинув руки кверху, почти крикнул:

- Да вы знаете, дорогой мой, что я этими руками… (пауза) с мертвецом здоровался!

Я уважительно потупил взор, как бы говоря: «Да, да, чего только не бывает в жизни».

- Гриш, неужели вот так и с мертвецом сразу? — вклинился в разговор мой друг, до этого хранивший молчание, изредка поносивший нерадивых автомобилистов, мешавших ему комфортно прокладывать путь. — И что, вот так непосредственно с ним? Вживую?.. А почему я об этом ничего не знаю?

Григорий молчал, видно решая, достойна ли эта аудитория услышать его историю или не стоит метать бисер перед «больными» людьми.

- Только выключите музыку, а то меня не слышно будет... Вот так... Пётр, мы знакомы ещё по институту были. Может, ты его и не знаешь, — обратился Григорий к моему другу. — Пригласил меня в деревню его бабушки. Видно, их род по ветви отца оттуда. Это где-то под Тулой. Я и сейчас не скажу, где она находится. До Тулы на электричке, а там на автобусе в неизвестном направлении. И от остановки пешком пёхать через лес по заросшей тропинке.

Утром из Москвы выехали, а со всеми остановками и ожиданием транспорта только под вечер вышли к деревне. Сразу стало понятно, что здесь никто не живёт... Может, и живёт кто, но пусто кругом, только птицы чёрные кружат над деревьями. Не то каркают, не то кричат как-то по-особому, отчего сразу и не разберёшь: грачи это или вороны, или человек о помощи просит.

Понять, какой дом пустует, очень легко – по заросшему огороду. Трава густая силу набирает – начало июня на дворе стоит. Всё в цвету. Разгул яблоневого цвета. Другие или опали уже, или распускаться начали. Запахи с ног сшибают. От такого чистого прозрачного воздуха спать хочется. Всего малость нужна: бросить всё, хоть на какое-то время, приехать в этот безмолвный рай и пожить здесь дня два, и этого вполне хватит, чтобы неделю в городе выживать.

Начинаешь делать выводы: где нет человека, там благоухает природа. Совсем немного требуется, чтобы она свои плечи расправила — убрать его, чтобы он как-то исчез и, по возможности, навсегда. Планета хоть вздохнёт свободно…

Дом он, как живое существо, грустит, оставаясь один, радуется входящим, радушно открывая свои двери. И пускай скрипят несмазанные петли, но радость, с которой встретил нас дом, я почувствовал на себе. В нём никто не жил как минимум год, но заброшенным его назвать трудно. Кругом порядок и чистота. Пыли почти нет, откуда ей здесь браться? До ближайшего шоссе три километра, и то через лес…

Первые проявления чего-то мистического начались уже, когда растопили баню, и друг мой Алексаша пошёл париться, но один, без меня. Я помог нарубить дров. Он растапливал. Всё, как полагается в таких случаях. Санёк ещё в детстве в ней парился, но я в последний момент решил отказаться от этой затеи. Так уж получается, что задыхаюсь в большом пару. Моюсь всегда под душем, и то прохладным. Сплю с открытой форточкой в любую погоду.

Вы можете подумать, что я заливаю тут. Мужики на дачу ездят одни, чтобы набраться под завязку, а тут идиллия сплошная. Мы приехали ради меня, чтобы воздухом настоящим надышаться. У меня лёгкие не к чёрту. Работка старая оставила свою печать. Вот я и вышел на улицу насладиться запустением и чистым воздухом. Кузнечики такой концерт устроили, уши закладывает.

Смеркалось уже. Банька огоньком светит. Только сел на скамеечку, вижу, что-то светлое в вечерней темноте вдоль стены крадётся. Тихий стук в дверь. Санёк открыл. Я... Ну вот, как вас вижу сейчас, легко различил силуэт обнажённой женщины, переступающей порог.

Дверь захлопнулась. Слышу смех радостный. Женский, конечно, а потом вздохи и вскрикивания, характерные в таких случаях. Банька в метрах тридцати от меня, а я всё слышу, будто они здесь, на соседней лавочке, всё делают... Стал размышлять: когда это он успел с местными договориться? Да и откуда им взяться здесь? Одни старушки, и то через дом живут. Решил не смущать счастливых. Ушёл...

А когда он появился в доме весёлый и распаренный, то долго удивлялся моему вопросу: «А что за женщина была с ним? И куда она делась так быстро?» Сначала он воспринял мои вопросы как шутку или розыгрыш, а потом обеспокоился моим самочувствием... Да, можете не смотреть на меня такими глазами. Я видел женщину, между прочим, обнажённую, как и вас сейчас, но с ним её не было. Он долго доказывал мне обратное, показывая немятую траву вокруг баньки, особенно у той стены, где я её и видел...

Но эта обнажённая — лишь «цветочки» по сравнению с тем, что случилось ночью. Я лёг на старой металлической кровати с витиеватыми набалдашниками по краям. Комнатка была небольшая, но очень уютная, с окном, выходящим в сад. Как же хорошо было растянуться на этой кровати после долгого дня, наполненного дорогой и ярким солнцем. Открытое окно давало возможность насладиться запахом цветения запущенного сада...

Я сразу уснул. Свежий чистый воздух сотворил чудо... В городе такого не бывает. Там все бока изломаешь, пока найдёшь нужное положение для сна, а тут: не успела голова коснуться подушки, как тебя уже нет...

Впрочем, это ещё вопрос: уснул ли? Может, я и совсем не засыпал, потому что всё чувствовал и продолжал видеть всё то, что меня окружало. А тут ещё луна выкатила из-за леса и бросила белую полосу окна через мою кровать в угол комнаты...

Вот тут-то всё и началось. Сначала я не придал внимания, что в углу комнаты примостился какой-то узкий шкаф, которого, когда я входил, совершенно точно помню, не было. Послышался тихий скрип, и дверка его приоткрылась и отпала. Именно «отпала», а не упала, и чего больше — грохнулась. Отпала почти беззвучно, не задев даже края моей кровати. И только сейчас я понял, что это никакой не шкафчик, а самый настоящий гроб, сбитый из простых досок, но не свежих, а видавших виды, отчего они потемнели со временем, а в нём угадывался недвижимый силуэт человека. Присмотревшись, я похолодел от ужаса... В гробу стояла всё та же женщина, что была у бани несколько часов назад. Почему именно та же? Как я мог рассмотреть в темноте? Я уверен, вы об этом сейчас думаете.

Дорогие мои, есть определённые чувства... Подобную возможность человека иногда называют третьим глазом, это когда прямым зрением ты можешь ничего не видеть, но в то же время всё чувствовать. Это как слепые, ощупывая предмет, внутренним зрением могут полностью воссоздать его форму вплоть до цвета. Вот и сейчас она не была обнажена. Она пребывала в чём-то белом, и волосы были светло-холодные. Скорее всего, седые, а в случае с моим другом они были тёмными...

Вы можете представить, что творилось со мной в тот момент? Это сейчас я раскладываю всё по полочкам и спокойно говорю об этом, а тогда я лежал, и язык прилипал к нёбу от страха. Наверняка кто-нибудь из здесь сидящих хотя бы раз, но испытывал подобное состояние, когда холодеешь от ужаса и не можешь двинуться с места. Лежишь, готовый к самому худшему, и ждёшь, а что же будет дальше?..

«Дай мне руку». - говорит она.

Но в понимании адекватного человека в нормальном состоянии она и рта не раскрывала. Но я-то слышу её призыв. Я всё вижу и всё слышу, всё понимаю и, что самое страшное, безропотно подчиняюсь её воле. Приподнимаюсь на постели и протягиваю руку...

Кто из вас в детстве не держал в руках лягушку? Никто?! Э... Вы в деревне не жили? Так вот я вам доложу: лягушки почему-то всегда холодные и обязательно скользкие. Вот почему их в руки противно брать. Вы уже всё поняли? Я по вашим глазам вижу. Да, нечто подобное я ощутил от прикосновения её руки.

Потом мы вылезли в окно. Вылезли звучит как-то тяжело и неуклюже, но и не вылетели, как Маргарита со служанкой… Скорее, просочились как-то… В саду трава высокая густая, но я не чувствовал прикосновения её к своим ногам. Скорее всего я ничего не чувствовал, кроме омерзительного холода в своей ладони. Её фигура в лунном свете становилась ещё холоднее и прозрачней. Я хорошо помню, что через неё просматривались ветви деревьев. 

Всё, всё я не буду вас больше утомлять. Вы всё равно мне не   верите. Вы думаете, почему я такой седой и не по возрасту совсем. Это всё после той ночи…

Проскользнули сквозь забор. Лес, а за ним кладбище. Стоим у какой-то могилки, полностью травой заросшей. Деревянный крест покосился уже, но падать не собирается. Ни надписи, ничего, только крест и овал такой стандартный, ну как на гранитных памятниках бывает. Она пальцем указывает. Видно, чтобы я обратил особое внимание на него. Присматриваюсь, а на нём я, но только с лысиной, а по бокам волосы седые спадают... Это было лет пятнадцать назад. У меня и лысины ещё не было. Жгучий брюнет. Как говорится, «готовый к любым приключениям». А тут седой с лысеющей головой, но точно я.

Григорий остановился, сделав паузу, пристально глядя на нас. Я, да и все сразу поняли, что на овале был изображён он и в нынешнем состоянии: с лысеющей головой и седыми волосами по бокам, но только с той разницей, что они не были коротко подстрижены... 
               
Где-то через год мне позвонил друг, с которым мы уже давно не общались, и как бы между прочим заметил:

- А ты слышал новость? Григорий умер… в больнице, не приходя в сознание. Его псих какой-то пьяный на перекрёстке подрезал… Совершенно целый, никаких внешних повреждений, а человека нет… Как такое произойти может?.. Вчера хоронили в Калитниках…

У меня крутилось на языке спросить, а отросли у него волосы? Я такой дотошный, но, слава богу, что не успел вставить, он трубку положил…

                Июнь 2024г.)