Посвящается всем, кто видел гибель державы

ПОСВЯЩАЕТСЯ ВСЕМ, КТО ЗАСТАЛ ЕЕ ЖИВОЙ И ВИДЕЛ ГИБЕЛЬ ДЕРЖАВЫ

В 91-м мы были пятикурсниками. Уже не дети. Но и не взрослые. Недоуменье от происходящего было велико. Осмыслить его — не получалось. Наверно, нужно было что-то предпринимать. Но что? Когда не знаешь выхода, самое лучшее — лечь спать. Помнится, был какой-то гигантский, по ощущениям, дипломный отпуск. Занятия в университете были два раза в неделю, и по две "пары" всего. Остальное время, по замыслу, предназначалось для написания дипломной работы. Так вот мы, живущие в общежитии, залегли в спячку. В театры не ходили, в кино тоже, поскольку деньги почти вышли из обихода, и обкультуриваться было не на что. Днем спали, а ночью бодрствовали: поглощали книги, царапали листы диплома от руки, курили, пили водку и "Букет Молдавии" и говорили, говорили. Поскольку зима выдалась хмурая, то дневного света мы почти не видели. Встаешь в четыре вечера — уже сумерки. Ну а в шесть утра — спать. Наше общежитие было изначально образцовым — паркет, санузел в каждой комнате, мебель только с конвейера. Правда, через четыре года эксплуатации, как раз к нашему пятому курсу в общаге полетело электричество.

Рабочими розетками в тот смурной учебный год располагала редкая комната. Примерно одна из десяти-пятнадцати. И через все коридоры из обесточенных жилищ пролегали многометровые змеи удлинителей, сцепленные между собой, и не по паре, а больше, гораздо больше. Их концы тонули за закрытыми дверями комнаты-благодетельницы - дарительницы света. Складывалось такое впечатление, что у них, у кабелей-удлинителей, там было длительное совещание. Если неуклюжий прохожий запутывался в коридорных проводах — то швах — контакты разъединялись, и кое-кто оставался без света. Этот кое-кто выскакивал в коридор, возмущался, часто неприлично, восстанавливал разрыв, грозно хлопал дверью. Ну а электрик был всегда самым желанным гостем у всех, погрузившихся во мрак. Собранья удлинителей регулярно переносились из одной комнаты в другую. Это несколько напоминало коммунистическую маевку из учебников по истории СССР, которую переносили то в одно, то в другое место в целях конспирации.

Лампочек в магазинах не было. По этой причине в наш комнатный санузел мы с Аллочкой ходили со свечкой. Однажды моей мамочке удалось-таки раздобыть для нас лампочку. Мы две недели ждали посылку — так, наверно, солдатки ждали писем с фронта. Мы по нескольку раз в день — то в одиночку, то вместе — спускались вниз — к столу, куда почтальоны сваливали корреспонденцию. Шарили в кипе писем и телеграмм, выискивая извещение на мою фамилию. Однажды лампочка пришла! Я неотложно помчалась на почту. Мороз был трескучий. Вернувшись, извлекла из посылки подмерзшую, укутанную чем-то мягким светоспасительницу и ринулась в туалет — ввёртывать.. Что вы думаете?! Озябшая лампочка не выдержала — и бах — едва загоревшись, погасла. Пещера нашего туалета лишь на мгновенье озарилась электрическим светом. Лампа сгорела, не прожив и секунды. Как же мы долго и безутешно смеялись.

Вся эта история со светом была, видимо, знаковой. Вообще атмосфера в самом городе и в нашем общежитии была какой-то мрачной. Если раньше здание гудело — все общались, стоя в коридорах, что-то обсуждали, ходили друг к другу в гости толпами, затевали спонтанные дискотеки в холле, пели под гитару, то этой зимой вместе со светом померкли и люди — все, в том числе и наши иностранные однокурсники — сидели по своим норам. Предчувствие некого крушения — то ли надежд, то ли еще чего — витало в воздухе. Мы еще до конца не осознавали, что так невесело влияет на настроение близкое крушение целой страны. И я не помню в своей жизни других таких пасмурных зим — солнце почти не показывалось из-за туч.

В гастрономе (кстати, мы жили неподалеку от улицы Лизюкова — родины того самого котенка) — тянулись ряды с трехлитровыми банками сока. Больше не было ни-че-го. Общежитие, в котором мы жили, было возведено для студентов-иностранцев. Из него кирпичный переход вел в учебный корпус - там располагались журфак и подготовительный факультет для приехавших учиться в великий СССР иностранных граждан. И там была столовая. Она хорошо снабжалась именно из-за иностранцев. Поэтому иногда, когда заводились деньги, мы были сыты. Выручали также картошка и соленья, привезенные от родителей. Но они по обыкновению быстро кончались. На электрических плитках, прямо в комнатах — мы готовили разные кушанья.

Рецепт 1. Поджариваешь на горячей сковородке манку без масла до красивого цвета. Затем заливаешь водой, солишь, и минута-другая — и блюдо готово. Добавляешь масло, если богат.
Рецепт 2. Поджариваешь вермишель без масла тоже до красивого цвета. Смешиваешь с отварным рисом. (Отдельно рис и отдельно лапша — менее вкусно).

Талоны на продукты часто оставались невостребованными из-за частого отсутствия денег.

Помню, очень хотелось халвы. Я ее раньше любила до умопомрачения. И однажды подруга где-то достала целый килограмм свежайшей подсолнечной халвы. Сколько же радости было.

А теперь о главном. О судьбах. Добрая половина моих однокурсниц повыходили замуж за иностранцев. Это было какое-то поветрие смешанных браков. Вот буквально год назад роман с иностранцем был под внутренним запретом у каждой. А тут вдруг — в учебном 1991-1992 — пошла волна. Арабы, пакистанцы, латиноамериканцы, афганцы начали расхватывать наших девчонок. Причем выбирали самых лучших. Мои подружки оказались кто где. Кто-то потом вернулся, кто-то нет.

Вот что это было? Намеренное желание во всей этой путанице забыться, заснуть? Или наоборот — проявление свободы, сбрасывание всевозможных табу. "Свобода, свобода" — голосил Ельцин, за которого мы тогда все дружно проголосовали. Может быть, бессознательное внутри приняло призыв буквально? Или напротив — был испуг, и было неосознанное намерение опутать себя узами — как-то укрепиться в шатком мире — скорей обрести семью, родить дитя... Ведь говорят, накануне войны и в пик любых кризисов дети родятся чаще, чем обычно.

Тут можно сколь угодно размышлять о разуме и безумстве. Но ведь известно же, что в определенные моменты в человеке начинает действовать некий механизм — включается заветный код — код жизнеспасенья что ли... Вот он и заработал тогда, наверно.

Итак, руины расколовшейся на куски страны отпечатались на картах наших судеб — на судьбах людей, переломный момент жизни которых пришелся как раз на момент развала СССР. Окончание вуза — момент очень непростой. Как окончанье школы. Заход в иную жизнь. Планы были одни, а жизнь расчертила все по-своему. И кто бы мог подумать.

Если ты мне враг -
Кто тогда мне друг?
Вертится Земля,
Как гончарный круг.

Мучась и бесясь,
Составляет Бог
Карточный пасьянс
Из людских дорог.

Перепутал год,
Перепутал век, —
И тебе не тот
Выпал человек!..

Я не виноват.
Он не виноват.
И на всех троих —
Узенький Арбат.
//Леонид Филатов//