Лётчик

Это был его трёхсотый боевой вылет. До того почти полгода майор Дмитрий Сергиенко на своём штурмовике СУ-25, не менее двух раз в сутки поднимался с авиабазы Хмеймим в небо Сирии. Бомбил штабы, склады боеприпасов и ГСМ, укрепрайоны, полевые лагеря боевиков и ещё множество других объектов. «Грач», самолёт надёжный и проверенный временем ещё с афганской войны, был переоснащён современным оружием, и одно его появление в небе вызывало у террористов страх и панику. Майора любила удача, и он был на хорошем счету у командиров.
Но всё когда-нибудь кончается. В первых числах февраля пилот вернулся из Сирии, а в конце этого же месяца президент приказал провести специальную военную операцию на Украине. Полк, в котором служил Сергиенко, стал выполнять боевые задачи совсем в других условиях. В начале операции лётчику было как-то неловко бомбить пусть даже и военные объекты соседней страны, но когда появились потери и видео с издевательствами над пилотами, попавшими в плен, всё стало на свои места. Братские чувства, теплившиеся в душе, исчезли, а вместо них пришли злость и желание отомстить за своих боевых товарищей – в общем началась обычная боевая работа.
События развивались так стремительно, что значительное количество украинских самолётов было уничтожено на аэродромах, даже не сделав ни одного боевого вылета, а те, что взлетели, были сбиты ПВО. После этого командование, посчитав, что российская авиация господствует в небе над Украиной, стало практиковать «свободную охоту». Вот и сегодня, получив задание уничтожить любую военную технику противника на подходах к областному центру, расположенному в двадцати километрах от российской границы, майор Сергиенко после полуночи поднялся в воздух.
Несмотря на глубокую ночь, видимость была прекрасная. Сияла луна, её свет словно от фольги отражался от лежавшего на земле девственно чистого белого снега, неожиданно для этого времени года выпавшего накануне. И даже без помощи приборов с достаточно большой высоты можно было рассмотреть что происходит внизу. Включив систему радиоэлектронной борьбы, не позволяющей радарам противника обнаружить самолёт, майор, сделав огромный круг, выйдя к дороге, связывавшей областной центр со столицей, обнаружил, что по ней движется длинная колонна техники. Снизившись до предельно малой высоты и убедившись в том, что это не гражданский автотранспорт, он, захватив цель лазерной системой наведения, с ходу пошёл в атаку. Вражеская колонна была огромна, и пилот, выполнив пуски ракет, развернулся и снова атаковал противника. Сбросив на него весь запас бомб, он, набирая высоту, уже собрался возвращаться на аэродром, как самолёт вздрогнул от взрыва: по фюзеляжу застучали осколки, вспыхнул правый двигатель, а приборы управления заплясали стрелками и цифрами. Сразу же пропала связь с аэродромом базирования и перестала работать навигация… «Чёрт! Это же они меня “Стингером” звезданули! Как же я забыл отстрелить ловушку? – промелькнула запоздалая мысль в голове лётчика. – Хорошо, что крыло цело и сам жив… До границы недалеко – может, дотяну…» – проанализировав ситуацию натренированным сознанием, подумал он и стал уводить самолёт на север.
Приборы не работали, и удалось или нет дотянуть до границы родного государства, лётчик узнает позже; но, когда самолёт перестал слушаться и готов был рухнуть на землю, он нажал кнопку катапультирования… Стеклянный колпак мгновенно откинулся в сторону, и неведомая сила вместе с креслом выбросила майора из кабины. Через секунду распустился купол парашюта, и он, ощутив толчок, повис на стропах. Лётчик ещё находился в воздухе, как самолёт, его верный «Грач», с которым он много раз бывал в смертельно опасных ситуациях, врезавшись в землю, – взорвался.
Приземлиться в лесу, беспомощно зависнув на дереве, Сергиенко боялся больше всего, но, к счастью, а может несчастью, он опустился на идеально ровную площадку – середину ещё не успевшей освободиться ото льда неширокой речушки, по берегам которой росли плакучие ивы. Отстегнув парашют, лётчик, оглядевшись по сторонам и не обнаружив ничего подозрительного, вскрыл набор для выживания и достал самое необходимое: спички, консервы, галеты, нож и компас. Подняв голову вверх, он попытался отыскать в небе Полярную звезду. Убедившись, что она на месте, майор посмотрел на компас – прибор работал исправно. Рассовав по многочисленным карманам комбинезона банки консервов, он достал пистолет Стечкина, снял его с предохранителя и двинулся на север. Когда до берега оставалось не более пяти метров, лёд, ставший рыхлым под воздействием яркого весеннего солнца, не смог выдержать тяжести человеческого тела, и Сергиенко, провалившись, оказался в студёной воде.
Выбравшись с трудом на землю, он, понимая, что главное уйти как можно дальше от места приземления, быстрым шагом продолжил свой путь. И хотя мороз был не сильный, уже через полчаса комбинезон лётчика, обледенев, стал «колом» и не грел тело, а замёрзшие руки не могли держать пистолет. Хотелось сесть, развести костёр и отогреться, но в ушах звучали слова инструкции: «Уходить от места приземления… Уходить как можно дальше… Как можно дальше…» Чтобы хоть как-то согреться, майор, засунул пистолет за пояс и растирая руки ,перешёл на бег. В ботинках хлюпала вода, и бежать в мокрой обледеневшей одежде было тяжело. Хотя лётчик немного согрелся, он понимал – долго такого темпа движения не выдержит. Вдруг обострённый слух уловил где-то совсем невдалеке собачий лай. Остановившись, Сергиенко прислушался – собака лаяла в той же стороне, куда двигался и он. «Слава богу, значит, не погоня…Село скорее всего… Только вот чьё – наше или украинское?» – подумал майор.
Вскоре он вышел на дорогу, ведущую к жилью. Узкая полоска асфальта с многочисленными выбоинами и заплатками скорее всего была построена ещё в годы советской власти. Такие дороги можно встретить в российской глубинке. Но это не значило, что в украинской глубинке они были другими. Холод пробирал до костей, и нужно было что-то решать: идти дальше на север или зайти обогреться в село. Оба варианта могли быть губительны, но лётчик выбрал второй, потому как при нём шансы спасись были ровно пятьдесят на пятьдесят. А если перед населённым пунктом будет табличка с его названием, то по языку, на каком она написана, можно будет точно определить, где находится, и тогда изменить или подтвердить свой выбор.
Село оказалось небольшим – десятка два дворов, можно даже было сказать, что это не село, а хутор, но таблички с названием на въезде не оказалось. Уличного освещения не было тоже. Небольшие хаты, снаружи обложенные кирпичом, с четырёхскатными крышами, покрытыми шифером, были разбросаны по склонам ложбины. Такие домишки майор много раз видел в окрестных сёлах вокруг аэродрома базирования. «Была не была…» – решил он и быстрым шагом направился к ближайшему дому.
Калитка была не заперта, и Сергиенко, вытащив пистолет, открыл её. Во дворе находились сарай и металлический гараж. Поднявшись на низенькое крылечко хаты, он несколько раз кулаком стукнул в дверь. Через непродолжительное время в доме загорелся свет, послышались шаги и кто-то глухим мужским голосом с характерным южнорусским выговором спросил: «Хто там? Петро, ты, шо ли?» «Пустите погреться, был на рыбалке – провалился под лёд…»
В сенях воцарилась тишина, видимо, хозяин обдумывал, как поступить дальше. Наконец дверь со скрипом распахнулась, и мужчина, чей силуэт майор с трудом различил в дверном проёме, произнёс: «Проходь в хату…»
Комната, в которую вошёл лётчик, была ярко освещена и выглядела по-спартански: диван, стол, два стула, старенький телевизор, пол, покрытый вытертым синтетическим паласом, по стенам развешены пожелтевшие фотографии в рамках. Его внимание почему-то сразу привлекла одна из них: на ней был запечатлён молодой парень – сержант Советской армии, одетый в парадный мундир. Желая спросить у хозяина, откуда у него это фото, майор, повернув голову, наткнулся на смотревший на него в упор автомат Калашникова в руках немолодого, но ещё крепкого мужчины. «Руки в гору! Та не вздумай дёрнуться, сделаю сито…» – услышал он жёсткую команду. Сергиенко, подняв руки, замер на месте. «Без резких движений положи пистолет и сам на пол – лицом вниз», – последовала следующая команда. Когда майор исполнил и её, хозяин, отодвинув ногой «Стечкин», приказал своему «гостю» завести руки за спину. Затем скотчем крепко замотал сначала руки, а потом и ноги. Обыскав лётчика, мужчина вытащил всё, что было в карманах и разгрузке и, подтащив его к стене, – посадил. Всё это делалось без суеты и со знанием дела. Достав телефон, он набрал номер. Вызовы шли долго, видимо, человек, которому звонили, спал. Дождавшись ответа, хозяин дома произнёс: «Командир, я тут русского лётчика взяв в полон». Выслушав командира, ответил: «Добре. Жду».
Выключив мобильник, он повернулся к Сергиенко и усмехнувшись произнёс: «Ну шо, летун, – для тебя война кончилась…» И, немного помолчав, добавил: «А может, и жизнь…» Майор, которому, быть может, оставалось жить считанные часы, пропустив мимо ушей слова хозяина дома, кивнул головой на стену, где в рамочках висели фотографии, неожиданно спросил: «Откуда у вас фото вон того солдата?» «Ну ты даёшь, рыбак, тебе бы о свидание с Богом подумать, а ты про фотку спрашиваешь… Зачем тебе это знать?» – удивлённо спросил хозяин. «Мама много лет хранит такую же, и говорит, что на ней мой отец, погибший в Афгане», – ответил лётчик.
Прикуривавший сигарету мужчина, услышав ответ, поперхнувшись дымом, закашлялся. Пристально вглядываясь в своего пленника, он произнёс: «А где живэ твоя маты и як кличут?» «Зовут Нина Михайловна, а живёт в Зауральске. Если эта фотография есть у вас, то, может быть, вы знаете, как погиб мой отец? Я читал письмо маме от его сослуживца, в котором тот пишет, что отец погиб в бою с душманами, но подробностей не сообщил, а мне бы хотелось знать…» «Ты в яком году народывся?» – не отвечая на вопрос майора спросил хозяин. «В восемьдесят восьмом», – ответил тот. «А хвамилию своего батька знаешь?» «Конечно, у меня не только фамилия, но и имя, как у него – Сергиенко Дмитрий», – ответил лётчик. Смяв недокуренную сигарету, мужчина молча, взял лежавший на столе десантный нож и направился к пленному. Тот, видевший не один видеоролик, где украинцы пытают пленных российских солдат, приготовился к худшему и сжался. Но хозяин дома, дрожащими руками разрезав скотч на ногах и руках, с трудом выдавливая из себя каждое слово, произнёс: «Я твой батька… меня кличут Дмитро Сергиенко. Вставай. Нам нужно уходить…» Ошарашенный услышанным майор не знал, что ему ответить. Тем временем Сергиенко-старший, принеся из соседней комнаты сухую одежду сказал: «Переодевайся. Я выгоню машину из гаража».
Через пять минут они садились в старенький видавшие виды «жигулёнок». «Почему же ты нас бросил?» – набравшись смелости, спросил у отца ошалевший от свалившихся на него событий, сын. «Тут така справа, во-перших, не знал, что у меня есть ты, а в другых, був ранен, и врач в госпитале сказал, что мне навсегда нужно забыть о женщинах. И, чтобы не ломать жизнь твоей матери, попросил лежавшего на соседней койке бойца написать, что я загинув. Возвернувшись с войны, жил с родичами, а воны померли, остался один. Вот такая история…», – ответил тот. «А ты знаешь, мама до сих пор тебя ждёт и любит…» – сказал лётчик.
Они уже отъехали от хутора километра три и готовы были свернуть на просёлочную дорогу, ведущую к российской границе, как впереди, метрах в пятистах, на дороге в райцентр, вынырнули из ложбинки два ярких луча света. Мчащийся навстречу автомобиль тут же стал мигать фарами, требуя остановиться. Съехав на обочину, Сергиенко-старший, затормозив у развилки, сказал: «Это по нашу душу, сын… Не успели мы трошки... Ну ничого, я счас пиду с ними разберусь, а ты, в случае чого, гони по этой дороге. Здесь до России километров семь…» Метрах в тридцати от них остановилась и встречная машина. «Ну, я пийшов, если что, матери передай: я её всегда любил…» – отец, взяв лежавший на соседнем сиденье автомат, снял его с предохранителя, клацнув затвором, загнал патрон в ствол и, перекрестившись, вышел из «Жигулей». «Командир, це я, Дмитро Сергиенко», – крикнул он и, подняв левую руку, приветственно помахал. В командирской машине открылась передняя пассажирская дверь, и из неё вышел человек, одетый в камуфляж. Сблизившись с ним на расстояние десяти метров, Дмитро поднял автомат и, нажав курок, очередью перечеркнул шедшего ему навстречу командира. После того, как тот упал, он перенёс свой огонь на стоявший в десяти метрах автомобиль. Когда в магазине закончились патроны, отец, повернувшись, опустив голову, пошёл к своему «жигулёнку». Он не успел сделать и несколько шагов, как сзади него прозвучала короткая автоматная очередь, и Дмитро рухнул на землю. Сын, сидевший на заднем сиденье «Жигулей» с гранатой в руке, открыв дверь, выпрыгнул из машины. Выдернув чеку, он бросил гранату во вражеский автомобиль. От взрыва тот загорелся. Упав на землю, лётчик, перекатившись, спрятался за колесом. На поле боя, тихо потрескивая, горела командирская машина, а между нею и майором лежали два неподвижных тела. Выждав несколько минут он бросил туда же ещё одну гранату. Её взрыв слился со взрывом бензобака. Не доверяя установившейся тишине, Сергиенко со «Стечкиным» в руке перебежками приблизился к пылающему автомобилю. Внутри него пламя жадно пожирало человеческий труп, а рядом лежал ещё один убитый человек, одетый в натовский камуфляж.
Убедившись, что ему ничего не грозит, лётчик, не прячась, побежал к отцу. Нащупав сонную артерию и не обнаружив биения пульса, он сдёрнул с головы шапку и заплакал. Понимая, что надо быстро уходить, сын, подавив в себе чувства, перенёс тело отца в «Жигули». Подъезжая к российской границе, Сергиенко думал: «Ну вот, майор, теперь ты знаешь, как погиб твой отец, но маме это рассказывать не стоит.
 
22 июня 2022 г. п. Увильды.