Много жизней, много учителей. 7. Брайн Вайс

Когда Кэтрин пришла на следующий прием через неделю, я приготовился воспроизвести для неё магнитофонные записи её сеанса на прошлой неделе, все эти невероятные диалоги. В конце концов она передала мне эту восхитительную поэзию вдобавок к рассказам о своих прошлых жизнях. Я сказал ей о том, что она мне рассказала о своем опыте после смерти и состояниях между жизнями, и часть из этого она не помнит. Она не согласилась это слушать. Ей было значительно лучше, она была счастливее, нежели прежде и ей не очень хотелось вникать глубже во все это, к тому же это было несколько «жутковато». Я все же уговорил её послушать то, что через неё передали мне. Это же было удивительно, прекрасно, чудесно, это пришло ко мне через неё, и я хотел с ней этим поделиться. Она слушала запись своего нежного шепота только пару минут, а потом попросила меня выключить магнитофон. Она сказала, что все это кажется ей слишком странным, так что ей даже стало плохо. Я просто вспомнил о том, что «это для вас, а не для неё».

Я задался вопросом о том, сколько ещё Кэтрин будет ходить ко мне, ведь с каждой неделей ей становилось всё лучше. Теперь её некогда бурлившее от постоянного шторма море лишь слегка было тронуто рябью. Она все ещё боялась замкнутых помещений и отношения со Стюартом были на грани краха. В остальном она быстро шла на поправку.

Уже несколько месяцев я не проводил с Кэтрин никакой традиционной психотерапии, в этом не было никакой необходимости. Мы пару минут болтали о событиях недели, а потом быстро переходили к сеансу гипноза. Будь то из-за реальных воспоминаний о серьезных психологических травмах, о мелких ежедневных неприятных влияниях или из-за повторного переживания негативного опыта, но Кэтрин почти излечилась. Её фобии и панические атаки, почти исчезли. Она больше не боялась смерти, у неё не было ощущения, что она умирает. Она больше не боялась потерять контроль над собой. Психиатры обычно при таких симптомах, какие были у неё в начале выписывают пациентам большие дозы транквилизаторов и антидепрессантов. В дополнение к лекарствам такие пациенты ещё проходят интенсивную психотерапию и участвуют в сеансах групповой терапии, чтобы купировать фобии. Многие психиатры были уверены в том, что симптомы, подобные симптомам Кэтрин, возникают на основе биологии, то есть из-за нехватки одного или нескольких химических веществ в головном мозге.

Когда я вводил Кэтрин в состояние глубокого гипнотического транса, я думал о том, как замечательно и чудесно, что за несколько недель, без таблеток, психотерапии, групповой терапии, она почти выздоровела. Это не было подавлением симптомов и жизнь с зубовным скрежетом и полная ужаса. Это было излечение и отсутствие симптомов. Она вся просто сияла от счастья и умиротворения, превосходя мои самые смелые надежды.

И снова Кэтрин начала тихо шептать. «Я в каком-то здании с куполообразным потолком, голубого и золотистого цвета. Вокруг меня много других людей. Все они одеты… в какую-то старую робу, очень старую и грязную. Я не знаю, как мы сюда попали. В помещении много статуй. Там ещё какие-то штуки на каменных постаментах. Там в конце комнаты большая золотая статуя. Он кажется мне… Он очень большой с крыльями и очень злой. Очень жарко в помещении, жарко… Это потому, что нет никаких отверстий в этой комнате. Мы должны были покинуть деревню. С нами что-то не так».
«Вы больны?».
«Да, все мы больны. Я не знаю, что с нами, у нас просто кожа отмирает и становится очень черной. Мне холодно. Воздух очень сухой и спертый. Мы не можем вернуться в деревню. Мы должны оставаться здесь. Некоторые лица изуродованы».

Судя по всему, это была проказа. Если у неё и была какая-то гламурная жизнь когда-то, то мы на неё ещё не наткнулись. «Как долго вам ещё нужно там оставаться?».
«Вечно», ответила она мрачно, «до тех пор, пока мы не умрем. Там никто не знает, как это лечить».
«Можете ли вы сказать, как называется это заболевание?».
«Нет. Кожа сохнет, потом сморщивается. Я здесь уже много лет. Здесь есть те, кто только что прибыл. Отсюда нет пути назад. Нас изгнали, чтобы мы умерли».
Она влачила жалкое существование в какой-то пещере.
«Нам надо охотиться за нашей едой. Я вижу какого-то дикого зверя на которого мы охотимся… рогатого. Он коричневый с рогами, большими рогами».
«Вас кто-то навещает?».
«Нет, они не могут к нам приближаться, а то зло затянет тоже. Мы прокляты… за какое-то зло, которое сотворили. Для нас это наказание». Песок её теологии постоянно пересыпался в песочных часах её жизней и только после смерти, в состоянии без тела её мировоззрение было постоянным.

«Вы знаете, какой год?».
«Мы потеряли счет времени. Мы больны и просто ждем, когда умрем».
«Неужели нет никакой надежды?». Я почувствовал заразительное отчаяние.
«Никакой надежды нет. Все мы умрем. У меня сильно болят руки. Слабость во всем теле. Я уже старая. Мне очень трудно двигаться».
«А что будет, когда вы совсем не сможете двигаться?».
«Меня отнесут в другую пещеру и оставят там умирать».
«А что они делают с мертвыми?».
«Они замуровывают вход в пещеру».
«Они замуровывают вход, когда человек ещё жив?». Я искал корни её клаустрофобии.
«Я не знаю, не была там никогда. Сейчас просто лежу около стены в помещении вместе с другими людьми и мне очень жарко».
«Для чего это помещение?».
«Для поклонения… многим богам. Тут очень жарко».
Я попросил её перенестись во времени вперед. «Я вижу что-то белое, какой-то навес. Они кого-то несут».
«Вас несут?».
«Я не знаю. Я буду очень рада смерти. Всё мое тело очень сильно болит!». Губы Кэтрин сжались от боли, она тяжело дышала из-за жары в пещере. Я велел ей перенестись в день смерти. Она все ещё задыхалась.
«Тяжело дышать?», спросил я.
«Да, жарко… чувствую… жару, очень темно. Ничего не видно…и я не могу двигаться». Она умирала парализованная в одиночестве, в жаркой душной пещере. Вход в пещеру был замурован наглухо, и она была сильно напугана и несчастна. Её дыхание стало частым и прерывалось, и наконец явилась милосердная смерть, как избавление от этой жестокой жизни.

«Я чувствую что-то очень светлое… я будто плыву. Как же здесь светло! Это чудесно!».
«Тебе больно?».
«Совсем нет!». Она замолчала, а я ждал Учителей. Но вместо этого она куда-то переместилась. «Я падаю очень быстро. Я возвращаюсь в тело!». Она казалась более удивленной, чем я.
«Я вижу здания, здания с круглыми колоннами. Мы снаружи. Там деревья, оливковые деревья вокруг. Очень красиво! Мы что-то смотрим… Люди в смешных масках на лицах. Они что-то празднуют. На них какие-то длинные одежды, и они в масках. Они притворяются теми, кем не являются. Они на какой-то сцене, которая выше того места, где мы сидим».

«Вы смотрите спектакль?».
«Да».
«Как вы выглядите? Посмотрите на себя».
«У меня коричневые волосы, заплетенные в косу». Она умолкла. Её описание себя и оливковые деревья напомнили мне о её жизни в Греции пятнадцатого века до нашей эры, когда я был её учителем Диогеном. Я решил это проверить.
«Можете назвать дату?».
«Нет».
«Рядом есть люди, которых вы знаете?».
«Да, мой муж сидит рядом со мной. Я его не знаю», (Она имела в виду в настоящей жизни).
«У вас есть дети?».
«Я сейчас с ребенком». Она подбирала интересные слова, в некоторой степени античные, во всяком случае этот лексикон отличался от лексикона Кэтрин в обычном, сознательном состоянии.
«Там есть ваш отец?».
«Я его не вижу. Вы находитесь где-то там… но не рядом со мной». Итак, мои подозрения оправдались. Это было пятнадцатый век до нашей эры.
«Что я там делаю?».
«Вы просто зритель, но вообще вы учитель. Вы нас учите… Мы учимся у вас… квадраты, окружности, веселые штуки. Вас там зовут Диоген».
«Что вы ещё обо мне знаете?».
«Вы в преклонном возрасте. Мы с вами как-то связаны… вы брат моей мамы».
«Вы ещё кого-то знаете из моей семьи?».
«Я знаю вашу жену… и ваших детей. У вас сыновья и двое из них старше меня. Моя мама умерла, она умерла, когда была ещё очень молодой».
«Вас вырастил ваш отец?».
«Да, но я сейчас замужем».
«Вы ждете ребенка?».
«Да. Я боюсь. Не хочу умереть во время родов».
«Это случилось с твоей мамой?».
«Да».
«И вы боитесь, что с вами может случиться точно так же?».
«Это случалось много раз».
«Это ваш первый ребенок?».
«Да, я очень напугана. Мне скоро рожать. Я сильно располнела, стало очень трудно двигаться из-за этого… Это удручает». Она продвинулась вперед во времени. Ребенок уже должен родиться. У Кэтрин в её настоящей жизни не было детей, да и я не принимал роды уже четырнадцать лет с тех пор, как ушел с гинекологии в медицинской школе.

«Где вы находитесь?».
«Я лежу на каком-то камне. Мне очень холодно. У меня боли… Кто-то должен мне помочь. Кто-то обязан мне помочь!». Я посоветовал ей дышать глубже, чтобы ребенок родился без боли. Она задыхалась и стонала одновременно. Её роды продлились ещё несколько мучительных минут, а потом ребенок всё же родился. У неё была дочка.
«Теперь вы чувствуете себя лучше?».
«Я очень слаба… так много крови!».
«Вы знаете, как вы назовете дочку?».
«Нет, Я слишком устала… Я хочу своего ребенка».
«Ваш ребенок здесь», импровизировал я, «ваша маленькая девочка».
«Да, мой муж очень доволен». Она выглядела совсем измученной. Я посоветовал ей немного вздремнуть, чтобы почувствовать себя лучше. После минуты или двух я разбудил её.
«Чувствуете себя лучше?».
«Да… Я вижу животных. Они что-то несут на спинах. У них там корзины, они чем-то наполнены… едой… какие-то красные фрукты…».
«Прекрасная страна?».
«Да, тут так много еды!».
«Вы знаете, как называется эта страна? Как вы называете свою землю, когда путники спрашивают у вас название вашей деревни?».
«Катэния… Катэния».
«Звучит, как название греческого города». Подсказал я.
«Я этого не знаю. Может вы знаете? Вы же уезжали из деревни и потом возвращались, а я нет». Вот так поворот! Ведь я в той её жизни был её дядей, старым и мудрым, потому она спрашивала меня, если я знал ответ на мой же вопрос. К сожалению, я не мог вспомнить то, что знал в своей прошлой жизни.

«Вы всю жизнь прожили в деревне?». Спросил я.
«Да, а вы путешествовали и теперь вы знаете, чему учите. Вы путешествовали, чтобы изучить землю… разные торговые пути, и вы теперь можете нанести их на карту… Вы стары, но ходите с молодыми, потому что вы понимаете схемы. Вы очень мудры».
«О каких схемах вы говорите? О схемах звездного неба?».
«Вы, вы понимаете значение символов. Вы можете помочь им сделать… помочь им составить карты».
«Вы можете опознать ещё кого-то из деревни?».
«Я их не знаю… но я знаю вас».
«Хорошо. И какие у нас отношения?».
«Очень хорошие. Вы очень добры. Мне нравится просто сидеть рядом с вами, это комфортно… Вы нам помогаете. Вы помогаете моим сестрам…».
«Хотя скоро придет время, когда мне придется покинуть вас, ведь я уже старый».
«Нет!». Она была совсем не готова обсуждать мою смерть. «Я вижу какой-то хлеб, плоский, совсем плоский и тонкий».
«Люди едят хлеб?».
«Да, мой отец, мой муж и я. И все жители деревни».
«А по какому поводу?».
«Что-то празднуют».
«Ваш отец там?».
«Да».
«А ваш ребенок?».
«Да, но моя дочка не со мной, а с моей сестрой».
«Посмотрите пристальнее на свою сестру», предложил я ей опознать значительных в её настоящей жизни людей.
«Да. Я её не знаю».
«А вы можете опознать своего отца?».
«Да… Да… Это же Эдвард. Там фиги и оливки… и красные фрукты. Там плоский хлеб. Они забивают несколько овец и запекают их». Последовала долгая пауза. «Я вижу что-то белое…». Она опять перенеслась вперед во времени. «Что-то белое… это квадратная коробка, в которую они кладут покойников».
«Кто-то умер? Когда?».
«Да… Мой отец. Я не хочу смотреть на него. Я не хочу его видеть!».
«А вы должны смотреть на него?».
«Да. Они заберут его, чтобы похоронить. Мне очень тоскливо».
«Да, я знаю. А сколько у вас сейчас детей?». Репортер, сидящий во мне, не давал ей горевать.
«У меня трое детей. Двое мальчиков и девочка». После вынужденного ответа на мой вопрос она снова опечалилась. «Они положили его тело под какое-то покрывало…». Она казалась убитой горем.

«Я тоже умер в это время?».
«Нет. Мы пьем что-то виноградное из кубков».
«Как я выгляжу теперь?».
«Вы очень состарились».
«А вы ещё хорошо себя чувствуете?».
«Нет, конечно! Когда вы умрете, я останусь совсем одна!».
«Вы пережили своих детей? Они о вас позаботятся».
«Но вы так много знаете!». Она хныкала, как маленький ребенок.
«Вы справитесь. Вы тоже немало знаете. Всё у вас будет хорошо». Я успокоил её, и она спокойно отдыхала.
«Вы теперь спокойны? Где вы сейчас?».
«Я не знаю». Она, очевидно, перешла в бестелесное состояние, хотя и не пережила свою смерть в той жизни. На той недели мы подробно прошли две её прошлые жизни. Я ожидал разговора с Учителями, но Кэтрин продолжала отдыхать. После нескольких минут ожидания, я спросил её, когда же я смогу поговорить с учителями.
«Я ещё не достигла того уровня», объяснила она. «Я не могу говорить, пока не достигну».
Этого уровня она так и не достигла. После нескольких минут ожидания я вывел её из состояния транса.