Перед портретом родителей

Главы из романа "Совесть человечества"

 Почему - то этим утром не хотелось идти на работу, не писалось. Да и особенно незачем было. Максим сидел в своем домашнем кабинете перед портретами погибших родителей, как будто они назначили ему свидание, и сейчас, если очень захотеть, их родные лица материализуются. И они снова будут вместе.
Максим выкуривал в день две - три сигареты. Так путник в пустыне, утоляет жажду скупыми глотками воды на долгом изнурительном пути. Сейчас был повод, словно он надеялся увидеть в клубах табачного дыма прошлое. Ему уже мерещились очертания родительских лиц.
- Пора возвращаться... – зазвучал знакомый голос.
Максим огляделся, но в комнате он был один: голос звучал внутри него.
-Ты не спасешь голубую планету – она обречена!
- Я спасу – и отомщу за своих родителей.
- Ты стал совсем как они. У тебя осталось три жизни, потеряв их, ты лишишься бессмертия и тогда каждый смертный сможет тебя убить. Подумай, Максим...
………………………………………………………………………….
       Родители Максима  познакомились в  одном из студенческих общежитии МГУ. Будущий   муж и защитник Лидии Львовны   учился в  ту пору  на последнем  курсе физкультурного института.  Завоевав золотую медаль на чемпионате страны по вольной борьбе, Виктор Великанов  пригласил  на  молодежную вечеринку всех,  кого  знал   в  Москве.  В  тот  день до глубокой  ночи  из окон студенческой общаги  ломоносовского  университета разливалось пение тогдашних эстрадных кумиров - Эдиты Пьехи, Иосифа Кобзона, Майи Кристалинской.  Одна пластинка сменяла  другую, молодежь  танцевала, веселилась. На звуки музыки в  гости к  чемпиону пришли соседи  с верхнего и нижнего этажей. Две небольшие комнаты были  заполнены  студентами с разных факультетов, городов и стран мира. Из-за нехватки места танцевали в коридоре, даже на лестничной площадке. Благо, колбасы, консервов с килькой в томатном соусе и  грузинского первосортного вина, которым снабдил друга чемпиона по сборной   Важжа Меблгишвили,  хватало на всех.  Пили  за дружбу народов, за мир во всем мире, за  ядерное разоружение и, конечно, за  виновника торжества, который скромно сидел во главе стола – не танцевал, не пил и не курил.
   Как ни уговаривал  Важжа  друга отпробовать грузинского домашнего вина, Виктор на уговоры не поддался. Продолжал скромно сидеть за столом,  попивая грушевый лимонад.
     - Ну пригласи хотя бы кого-нибудь на танец, - поддевал друга могучим плечом Важжа.  – Вон, видишь двух подруг? Вероника - из медицинского, враз вылечит тебя от хандры. Она, по-моему, положила глаз на тебя. А я приглашу Лиду, ее подругу. Давай –давай пока их не увели у нас из под носа стиляги.
  Однако  внимание  Виктора привлекла как раз не  Вероника, а тоненькая,  с   горделивой   осанкой,  толстой   косой  и  глубокими  умными  карими  глазами Лида.   
       - В таком случае, - махнул рукой Виктор, - наливай!
       – Вот это я понимаю, - обрадовался  Важжа.

    - Выпив залпом  стакан молодого вина, Виктор пригласил Лиду  на вальс.   Кружась и держа в объятиях застенчивую девушку, в глаза которой  страшно было заглянуть -  как в звездный  омут,  ему  вдруг показалось, что он  уже никогда не расстанется  с ней.  "Вот она, девушка моей мечты,  принцесса из сказки!".
    На  победной   волне   Виктор  надеялся  протанцевать с ней весь вечер, но Лида вдруг заспешила домой, не желая огорчать родителей поздним приходом.
    - А ты куда собрался? –спросил Важжа, - сиди,  я сам ее провожу. А то неудобно как-то получается: гости пришли на твой праздник, а ты их покидаешь.
   Согласившись с доводами приятеля,  Виктор тем не менее бросился догонять Лиду. Виктор предложил ей не дожидаться автобуса, а пройтись пешком по вечерней Москве. Он шел рядом с ней, замедляя шаг, стараясь продлить проводы.   Пока  они добирались от  Воробьевых гор до   её  сталинского  дома   на   Старом Арбате,  он  рассказал  ей  о  своих  родителях, двух  братьях и сестренке. О том, что мечтает стать чемпионом мира, а по окончании выступлений, перейти на тренерскую работу.  И, как бы  между прочим,  о том, что  если  решит  жениться,  то  только на такой  замечательной девушке,  как она.
      Так они и дошли до ее знаменитой сталинки.
      Провинциал  из  российской глубинки,  паренек  из  многодетной   рабочей семьи,  с  областным говорком,  не  затейливыми   манерами, Витя Великанов  не сразу  приглянулся  коренной  москвичке  из  семьи  потомственных  врачей. Однако  воспитанной  девочке  хватило такта,  не  омрачать  настроение  чемпиона в день его триумфа.  И она даже ему подыгрывала, изображая легкую влюбленность,  восторгалась его спортивными  достижениями. И все больше очаровывала  блеском   карих глаз.  Но бал окончен - погасли свечи.  Этот вечер еще не раз всплывет в его памяти колдовским наваждением.
       Виктор  настаивал  на свидании,  стараясь удержать  её  нежную тоненькую руку в своей горячей ухватистой ладони мастера спортивной борьбы. Перед тем,  как скрыться в полумраке  парадного подъезда она пожелала ему спокойно ночи и разрешила позвонить ей, если ему очень захочется. Виктор   просидел на ступеньках  пока не рассвело. Неискушенный  в   девичьих  хитростях   паренек   решил,  что это -  судьба.  Что остались лишь формальности:  испросить благословения у родителей  и  подать документы  в загс.
     В тот вечер, после праздничного гуляния, бокала молодого крепкого вина  мечта покорить  Лиду казалось такой реальной.  Но не все так просто, на  то она  и жизнь -  легко  в ней ничего не дается.
      Ему удалось всего однажды  с ней поговорить по телефону, больше она трубку не брала. Вместо нее его любовные признания  выслушивала  мать Лидии  Мария Абрамовна, главный врач одного из московских роддомов.  Они быстро  подружились и заключили тайный союз.  «Не отчаивайтесь, молодой человек, - подбадривала  она его, - добивайтесь своего, если уверены, что это любовь. Звоните хоть каждый день - я на вашей стороне.” - “ Вы думаете, у меня есть
шансы? ”-  “ Уверена - вы ведь чемпион! ”
     Он   увидел  Лидию  снова  спустя  полгода.  Вероника Плачевская  привела  Виктора  на день рождения  Лидочки  в  их  просторную сталинскую квартиру с  высокими потолками  и  роскошной  по тем  временам обстановкой.  В  таких  московских квартирах   Виктор  еще не бывал.
        Лидия  встретила  их счастливой улыбкой.  Именинница  сияла  красотой  и  молодостью.  Приняла от  чемпиона букет алых роз   и  празднично украшенную маленькую  коробочку,  в которой  таинственно тикали  женские  золотые часики, дорогой по тем временам подарок.  Узнав, что Виктор собирается в гости к  возлюбленной, Важжа одолжил ему заграничный модный костюм. В нем Виктор выглядел как завзятый москвич.    Мария  Абрамовна  заключила   Виктора в свои объятия как родного. Ему пришлось нагнуться, чтобы  эта  маленькая  полненькая женщина, смогла поцеловать его  в лоб. Она   ласкала его своими большими добрыми глазами. Она   была знакома  с ним  заочно,  по телефону, но именно таким  и  представляла его. Высоким,  могучего телосложения,  с  довольно неглупым лицом. “ За таким  парнем - как за каменной стеной, -  решила   она.  - У него глаза порядочного человека.  ”
    Гостей было много.  Родные,  друзья, сокурсники. Трудно  было не заметить, как смотрела  Лида  на  красивого  бородатого  брюнета, лет сорока пяти,  преподавателя истфака,  доцента Ефима Саранского.  Все вокруг давно знали или  догадывались,  что эту пару связывает нечто большее, чем   любовь  к  исторической  науке.  Когда  по требованию  гостей   Лидия села за  рояль  и,  аккомпанируя  себе, запела старинный русский  романс  «Напоминание?»,  а  почтенный  преподаватель, ученый историк, склонившись над  роялем, стал  негромко ей  подпевать  слабеньким   грудным   баритоном,   Виктор все  понял: “ Так поют и смотрят друг на друга только влюбленные. ”      Надо   было  видеть лицо   Лидочкиной   мамы, она  терпеливо негодовала, предчувствуя  в  будущем  драматические  события.
     И только отец  именинницы  ни о чем не догадывался. Заведующий кафедрой   мединститута,  профессор,  доктор   медицинских наук, Лев Борисович Моисеев, безгранично доверял дочери, считая ее умной, рассудительной  и   воспитанной  девушкой. Он  и  помыслить  не  мог, что его Лидочка, аспирантка, без пяти минут кандидат наук, способна  потерять голову  от  любви  к  женатому мужчине, который  к тому же  старше ее  вдвое.
     Лида была единственной дочерью супругов Моисеевых, поздним долгожданным ребенком. Отец никогда не повышал на нее голос, не наказывал, чтобы она не выкидывала, - эти обязанности он полностью переложил  на плечи жены. Свой  родительский  эгоизм   Лев Борисович  объяснял  тем,  что дочь очень похожа на его покойную мать,
 а мать  - это святое.  Может,  поэтому  Лида  называла  отца  папочкой, а мать - просто мамой.
        В разгар именин   «папочка»   увел   в   свой домашний кабинет, подальше от  шумной компании,  почетного гостя, ректора института, своего начальника и старого друга.  Они потягивали  армянский   коньячок, душевно беседовали,  когда  Мария Абрамовна привела к ним,  под ручку,  заскучавшего  среди всеобщего веселья  чемпиона.
      Борис Львович не на шутку встревожился.  Ему не понравилось, что жена представляет  незнакомого парня    с такой теплотой и восхищением, словно  будущего зятя. Этот  чемпион,  своей  простотой  и  волевой внешностью,  вполне может  увлечь Лидочку. Умом ее не удивишь, манерами тоже.  Он  не  разделил радости жены  и даже не совсем деликатно обошелся с Виктором,  что было ему не свойственно:
    -  Так вы,  борец вольного стиля? Очень хорошо. Спортсмены тоже  нужны стране, не так ли, Николай Григорьевич? - обратился он за поддержкой  к своему другу и начальнику. - Не всем же быть космонавтами,  учеными, композиторами, врачами.   А чем вы собираетесь заняться по окончании спортивной карьеры?
  -   Ну, мне пока рано об этом думать. А вообще-то тренерской работой.
- Ну это, как говорится, бабка на двое сказала, - скептически усмехнулся Лев Борисович.
- В каждом из таких молодых людей он видел  потенциального жениха дочери, а стало быть, заклятого врага. Один из них рано или поздно  уведет   Лидочку,  предъявив  на нее  свои права,  и станет в ее  жизни  главным  мужчиной. Поэтому трудно было представить  кандидата  в  зятья, который пришелся бы по  душе ревнивому отцу.
       Ночью, когда  супруги легли   в постель, Мария Абрамовна  упрекнула мужа, что он был невежлив с  замечательным  парнем, влюбленным  в его дочь.
     «Ты сошла с ума - у меня одна дочь! - всполошился  Лев Борисович, обычно избегавший споров с  женой.  – Выдать  ее  за спортсмена?! А кем он  станет,   когда придется оставить спорт?    И вообще,    Лидочка должна выйти за  своего...»
   - За своего - за своего,  я  мать, я лучше  знаю,  кто ей  нужен.
   -  Мне непонятны твои мотивы...
   -  Когда-нибудь  поймешь.   
   
      И  вторая попытка чемпиона   покорить  сердце  любимой девушки  оказалась неудачной. А из родного дома  приходили   письма. Мать давно  подыскала  ему невесту,  и дело оставалось за  немногим: устроить смотрины.
         Тем временем роман  Лидии Николаевны   с  самым   обольстительным  преподавателем  факультета  внезапно оборвался.  Саранский  обещал со дня на день уйти от жены. Он  уверял Лиду, что  жена   у  него  мещанка,  безнадежная   эгоистка, треплет    его  возвышенную  душу, как прачка грязное белье. Это было очень похожа   на правду. Но когда Лидия сообщила Саранскому, что, кажется,  забеременела, доцент    сменил  пластинку  и стал уверять, что   из-за любви  к  несовершеннолетней дочери  пока  не в состоянии  разорвать брачные узы. Лида молча слушала, холодея нутром.  Осмелев, доцент  пообещал    найти  опытного  врача, который тайно освободит ее от плода. Он так именно и сказал – «освободит от  плода». Не дав договорить своему преподавателю, она  расписалась на его красивом ухоженном лице  хлесткой  пощечиной  и  поставила  точку в  их  недолгом  любовном  романе.
      Любовь Лидии   сменилась   ненавистью и  презрением к человеку,  которого она   глубоко уважала.  А главное -  не была она беременна,  просто, по совету матери,  хотела таким образом  убедиться  в   чувствах  избранника.  Раскрыв глаза дочери, Мария Абрамовна торжествовала.
      Предательство Саранского потрясло  честолюбивую девушку. Разбило сердце, ввергло в беспросветную тоску. Это было настолько пошло и вероломно, что Лида едва не потеряла интерес к жизни.  Она всегда думала,  что с ней такое не случиться.  Только не с ней. Ведь сколько у неё было поклонников,  воздыхателей. И этот  чемпион  -  Виктор Великанов. А какой он хороший парень, какой  чистый и светлый.
     Она посмотрела на поблескивающие   на  своей  руке золотые часики,   подаренные  чемпионом, и грустно улыбнулась.
    Тогда на своем  дне рождении,  принимая из рук Виктора цветы  и  празднично упакованную коробочку, она и  не подозревала - что в  ней  находится. Она узнала об этом только после того,  как разошлись гости.  Поначалу честная гордая  девушка  настроена была   вернуть дорогой подарок,  посчитав, что оставить его себе -  неприлично. Зачем давать  парню надежду на взаимность. Однако мать уговорила  ее не торопиться.      Сколько  раз  ей   приходилось спорить с матерью, отстаивая  свою правоту, но рано или поздно оказывалась, что правда была на стороне матери.   
      Спустя несколько месяцев   после   размолвки  Лидии Моисеевой   с     ученым  сердцеедом,  позвонила Вероника  и  сообщила ей, что Виктор Великанов, которого  она   так  безжалостно отвергла, стал чемпионом мира “Нельзя упускать такого парня!” -  затараторила  Вероника.  - “ Я только что  видела  его  по телевизору - настоящий герой. Триумфатор!” -   “ Нужны мы ему теперь ” ,  -  печально  усмехнулась  Лида. Она все чаще  теперь  вспоминала Виктора,  и   в   какой-то   момент  почувствовала, что упустила свое  счастье. Но  спустя несколько   дней   чемпион  позвонил  в  их   дверь.  Увидев  на  пороге  Виктора с  огромным  букетом цветов и самой большой, которые только продавались в те годы в Елисеевском гастрономе, подарочной коробкой шоколадных конфет, Лида  растерялась, но за спиной  раздался  уверенный голос матери: «А ну веди  гостя в дом,  это я пригласила Витюшеньку  на  наш с  папой  юбилей».

            Карьера  Лидии Николаевны   начиналась блестяще. Она окончила  на  золотую  медаль  среднюю  школу,    с  красным дипломом истфак.  Как ни обижались родители на дочь, она  не захотела стать врачом. Мария Абрамовна сокрушалась: сколько людей кланяются   в   ножки   ее  мужу, чтобы любыми  путями пробиться в  мединститут, а  тут -  родная дочь,  умница, добровольно отказывается от самой гуманной  и  престижной  профессии  в стране,  от  гарантированного благополучия.
    Победила  любовь   к   Истории.  С детских лет Лида без труда запоминала даты.  Увлекалась  античной   мифологией. Легко в мыслях о прошлом переносилась из одной  исторической  эпохи  в  другую.  На  ней оборвалась династия врачей Моисеевых, которая  была основана до революции, в середине прошлого века, её  прадедом, уроженцем города Симбирска. Бабушка  Лидии  Львовны   рассказывала ей, что он знался  с Ульяновыми,  и даже дружил с братом Ленина - Дмитрием Ильичом. Дед Лидии Львовны,  по материнской линии, был профессиональным революционером. После гражданской войны работал  в аппарате наркома здравоохранения Семашко. Ему удалось благополучно пережить времена сталинских репрессий. Зато дядя Лидии, по отцовской линии,  руководивший   в те годы    строительством   крупнейшего   металлургического комбината  на  Севере страны,   в   37  году   по анонимному  доносу  арестовали  и  вскоре   осудили «за вредительство» на  длительное заключение, в последствии  реабилитировали.               

      После аспирантуры  Лидию Львовну  пригласили   на  преподавательскую  работу. Поначалу все было неплохо. Благодаря   блестящим   знаниям своего предмета, передовым взглядам и широкому кругозору,  она  быстро  завоевала  уважение  у большей части своих коллег,   а   у  студентов  стала  самым любимым   и   обожаемым   преподавателем. Она уже помышляла о докторской диссертации.  Однако  диссидентские настроения  перечеркнули ее планы.
        Она помнила рассказы  репрессированного дяди   о  жизни  в лагерях.  И  если  бы  об  этом ей  рассказывал  кто-нибудь другой, а  не близкий родной человек,  которому она безгранично доверяла, то   ни   за  что бы  не поверила,   что   такое  могло  происходить  в Советском Союзе, в  стране,  которая  боролась за мир  во всем мире, остановила   фашизм; за короткий срок смогла преодолеть послевоенную разруху и  развернула невиданное по масштабам жилищное строительство; первой проложила дорогу в космос. Она рано поняла, в каком закрытом государстве  живет.
   Лидия Львовна без оглядки  общалась   с теми,  кого называли диссидентами,  кто участвовал в акциях протеста, занимался сочинением и  распространением самиздатовской  продукции. Кто открыто  протестовал   против  ввода  войск  в  Чехословакию,   в   Афганистан, поддерживал  борьбу  польских профсоюзов.
    Позже она запишет в своем дневнике: "Среди тех, кто требовал  политических свобод, а некоторые -  свержения существующего строя, были самые разные люди. И представители лучших слоев интеллигенции,   которых смело можно было  назвать совестью нации, кто попав в лагеря  не изменяли своим убеждениям.  И люди случайные, большинство  которых  при первых же испытаниях предавали своих товарищей,  отрекались  от собственных взглядов и нередко становились осведомителями  и  провокаторами".
      Обыватели, постоянно обрабатываемые государственной пропагандисткой машиной,  не могли  понять,  чего  добиваются эти люди недовольные строем. Почему   ругают  власть. Не любят  государство,   но,   по  их словам,   уважают   народ. Одно дело рассказывать анекдоты  про  членов Политбюро, другое - подкапываться под  самые устои  страны. Отгороженные железным занавесом от остального мира, большая часть  народа  не представляло  себе другой жизни. Это было время, когда из идеологических соображений  арестовывались  книги, запрещались спектакли  и  фильмы. Сколько  кинолент  не  было допущено  к прокату. Пытались наступить на горло гениальному барду и выдающемуся актеру Владимиру Высоцкому. Подверглись гонениям такие личности, как академик Сахаров, писатель Солженицын... Вместе с  тем это было время, когда появлялись великие произведения литературы и искусства – романы «Тихий Дон»,  киноэпопеи «Война и Мир»,  7-я симфония Шостаковича, балет Хачатуряна «Спартак и др".
     Вот еще запись: «Те, кто выступал  против  нарушения  прав человека в СССР,  называли себя, после Хельсинских соглашений,  правозащитниками, обретя тем самым международный статус.  Устраивая акции протеста - даже на Красной площади, - старались   привлечь к своей деятельности   внимание мировой общественности. Апеллировали к  международным правовым организациям. На Западе их считали  узниками совести.  На родине большая часть народа,  воспитанная в духе коммунистического патриотизма, -  предателями  родины».
    Лидия Львовна  сочувствовала диссидентам, но не сходилась с  ними тесно, однако этого было достаточно, чтобы привлечь к себе  пристальное внимание компетентных органов.
       Ее статьи  в  прогрессивном журнале “ Новый  мир ”, посвященные  роли личности в истории, вызвали  гнев и  возмущение   у   главного идеолога страны  А. Суслова  -  человека, которого в народе прозвали серым кардиналом, зловещей тенью генсека. У него не было своей Бастилии, как у кардинала Ришелье, но он мог приказать арестовать книгу, фильм, оставив автора томиться на свободе. Тех, кого подобные меры не устрашали, отправляли в психушку. Самых опасных инакомыслящих, открыто выступавших против системы - в места не столь отдаленные. Кое - кому удавалось эмигрировать на Запад, но это те, чья слава или популярность  выходила за границы страны. Этот человек в те годы отмерял воздух интеллигенции, определял границы дозволенного.
    Референт  Суслова позвонил в университет  и  высказал  ректору   нелицеприятные слова.  “  Лидия Моисеева  в своей статье изложила   отнюдь не   историческую    правду,  а   истерическую  ложь. Она выучилась за счет государства , однако  своими безответственными сочинениями  вредит делу строительства   коммунизма. ”
     Выходец из трудовой рабочей семьи, сын фронтовика, Виктор Великанов    никогда не слышал от родителей  ни одного дурного  слова  в адрес  руководителей партии,    в  конце   концов,  самой  системы. Но  будучи от  природы человеком ясного  и  глубокого ума,    соглашался   с женой,  когда она  утверждала, что  экономическая система, позволявшая некогда  осуществлять грандиозны проекты за  счет  энтузиазма людей давала сбой,  тормозила развитие страны. Что нужны смешанная экономика, политические свободы, гласность.    Что  жить за железным занавесом, в изоляции от остального мира,  - это путь  к полнейшему застою и в конце концов - к развалу.
    Виктор бывал  за рубежом, и ему было с чем сравнивать жизнь в СССР. Однако он считал, что со всеми  проблемами страна справиться без помощи диссидентов. Что в условиях противостояния двух политических систем, когда на нас смотрит весь мир, малейшее ослабление государства может привести к непоправимым  последствиям. Он полагал, что “ на верху ”сами  разберутся.
  Да и как он мог ответить черной неблагодарностью государству, которое его бесплатно выучила, заботилось о нем. И разве не  у него  проступали слезы гордости за свою великую страну при первых аккордах советского гимна, когда он стоял  на высшей ступени  спортивного  пьедестала.      Но взгляды его эволюционировали и  в конце  перестройки, он уже  понимал, что во многом заблуждался.
   Как ни странно, Лидии  Львовна  не подозревала, что  ее образ мыслей, политические  взгляды, каждое  слово и шаг  в  университете  и за его пределами  известны  сотрудникам  4-го отделения  КГБ  СССР. Она  стремилась приучить    студентов  к  независимому  от   коммунистических  догматов  мышлению.  И  они вначале  робко,  а   потом   все   увереннее   освобождались от  пут идеологических предрассудков. Порой стремление к независимо самостоятельному мышлению доводилось до абсурда.
    Однажды  один  из  студентов  бросил  на  затравку  в  заскучавшую   аудиторию   сумасшедшую   версию.  Он  уверенно  заявил,  что   выдающийся  русский  ученый  и  поэт  Михайло Ломоносов  вовсе   не сын   архангельского рыбака помора,  из поселка Холмогоры, а незаконнорожденный отпрыск царя Петра 1.
     Вначале посыпались  смешки, затем  раздались  протесты.   Студенческая  аудитория забурлила, разгорелся ожесточенный спор.
     Лидия Львовна   предложила  студенту обосновать свою версию.
      Студент   рассказывал  о том, что  его  покойному   деду, работавшему   в  30 -х годах    в  Государственном архиве  СССР,  довелось  помогать   Алексею  Толстому  собирать   архивные материалы для  своего  знаменитого романа “ Петр Первый ”.  Через их руки прошло много документов петровской эпохи   - дневники ,  журналы,  письма,  указы , дипломатические  донесения, военные реляции, памятники  письменности  и  т. д.         В одним  из  дневников  он ,   якобы  , наткнулись  на сведения  о том,  что   царь,  находясь   в     Архангельской  губернии ,  с   целью  строительство  русского флота,  как - то  остановился   на  ночлег  в   хижине   рыбака - помора,  где   и   родился   через девять месяцев великий ученый.  По словам этого студента , Алексей Толстой   планировал   в последней   книге  романа “ Петр   Первый ” рассказать о жизни  Михайло Ломоносова, птенце петровской   эпохи  (так  его  прозвал  А. Толстой) ,   где эта история  увидела  бы свет ,   однако  смерть  не позволила  писателю осуществить  задуманное  или  помешали  другие , неизвестные во всяком случае этому студенту  причины.
     "Судите сами,  -  утверждал  с  видом  ученого знатока  будущий историк , -  царь прибыл в Архангельскую губернию  в  1706 году, действительно посетил Холмогоры.  В том же году родился  Михайло Васильевич.  Для  наглядной агитации  студент предложил сравнить  внешнее сходство и внутренние качества   “ОТЦА” и “СЫНА”- Оба огромного роста, обладали необыкновенной силой  и государственным складом ума. Да  и  ликом  схожи". Чтобы окончательно заинтриговать смущенную аудиторию,  он  задал  провокационный вопрос:   
     «Ну  а в чем могла исповедоваться   мать отрока Михайло Ломоносова священнику  Холмогорской  церкви,  перед  тем,  как   отправить сына    в  Москву?  Что  было  написано  в   послании    Петру  Великому  рукой  священника?».
   «Что ж, - ответила Лидия Львовна, - вша версия имеет право на существование. По крайне мере требует тщательного изучения и архивного исследования».   
   Лидия  Львовна   не  придала особого значения этому случаю, но он оказался для неё роковым. Ей предложили написать заявление об увольнении по собственному желанию, пригрозив, что если она воспротивиться, то  ее муж станет  невыездным,  а   с  работы  она вылетит все равно, но только  с  серьезными последствиями.
    Лидия  Львовна  не обладала революционным характером. Как историк она понимала, что по большему счету время само разрушит то, что стоит на пути у прогресса. Впоследствии она допускала, что этот студент мог действовать по наущению Службы .   
 
   Вскоре, после встречи на юбилее Лидиных родителей,  они  по- женились. Сыграли две свадьбы.  Одну - в  знаменитом ресторане Прага, где собралась большей  частью  богатая столичная публика.   Другую - на  малой родине Виктора,  в  родительском доме, в своем  дворе, окруженном  фруктовым садом, -  разудалую,  с   плясками,  частушками, прибаутками.
     Лев Борисович,  несмотря  на  уговоры жены  и  дочери   наотрез отказался  ехать  на эту свадьбу, сославшись на занятость и неважное самочувствие. Со здоровьем  у  Льва  Борисовича  действительно были проблемы. В последнее время он  заметно  сдал. Осунулся и сделался нервознее  колючий  прищур  близоруких глаз. Как будто все, что он видел вблизи, раздражало его, вызывало сомнения. А вдали – все куда-то уплывало и ничего нельзя было  разглядеть.
    Мария Абрамовна настояла, чтобы  молодожены  жили в их многокомнатной   просторной квартире. Так и поступили.
     Лида  не  пришлась  по  сердцу  свекрови, матери  Виктора, Варваре Тимофеевне,  простой русской  женщине, труженице, всю жизнь проработавшей  на  вредном производстве, в красильном цеху. Девушка показалась ей высокомерной. Даже  мамой  ни разу не назвала.  Есть -  толком  не ела,  пить -  не пила. Худющая как колхозная утка. С   Виктором  говорила важно - как  училка  со школяром. «Чужая она, не своя» - жаловалась Варвара Тимофеевна  прилетевшим  на  свадьбу  младшего  брата сыновьям -  военному летчику Владимиру, служившему в Приморском крае,   и  Федору, работавшему  в Норильске, на угольной  шахте,  мастером - взрывником. Они молча кивали, не желая спорить  с  матерью. И только дочь,   Полина,  младший ребенок в семье, жившая с родителями, защищала Лиду, упрекая  Варвару Тимофеевну  в отсталости и материнском  эгоизме.
     А Лев Борисович  так и не принял душой  Виктора, хотя внешне их отношения выглядели вполне лояльными. Ему-то  не в чем было упрекнуть  зятя - тот готов был  называть его отцом. Мастер  на все руки, он выполнял любую мужскую работу по дому, сам  Лев Борисович за свою жизнь и гвоздя в доме не вбил. Это-то  и  огорчало  старика. Хозяйская жилка Виктора, спортивная выправка, уверенность в своей силе и ясная жизненная позиция,      не терзаемая  сомнениями, раздражали  и   угнетали Льва Борисовича.  Вот они - будущие хозяева жизни.
     "Когда - нибудь он  устроиться  в моем домашнем кабинете, в котором прошли годы моей жизни в ярких открытиях и жарких спорах с друзьями, да и самим собой. Скоро уже!"
      Зато отец Виктора, Иван Васильевич Великанов,  участник войны,  широкой души человек с натруженными сильными руками и  волевым  открытым  лицом,  посчитал выбор сына  удачным. Он  быстро нашел  общий язык  с  Марией  Абрамовной -  глубоко интеллигентной   женщиной-фронтовичкой, начисто лишенной самомнения в своих мыслях и поступках,   умевшей  понимать  и  ценить открытость и прямодушие простых людей. И на свадьбе она выплясывала с ним  на  радость и  потеху  гостям.
     Василий Алексеевич сразу почувствовал, что Мария  Абрамовна полюбила его  Витька,   как родного сына, а та  в  свою очередь  видела, как по - отцовски ласков с  Лидочкой  и доброжелателен  отец   зятя - настоящий русский человек.
     Однажды  Виктор  случайно  стал свидетелем  беседы супругов. Мария Абрамовна упрекала мужа, что тот   излишне сдержан с зятем, это не прилично. Она  упрямо  доказывала  ему, что Лидочке  повезло, что она вышла за настоящего мужчину, и удивлялась, что муж этого не понимает. На что Лев Борисович, устав спорить,  ответил: «Лучше бы она  вышла за своего – я бы тогда спокойно умер».
     Вскоре Лев Борисович  с непроходимостью кишечника попал  в больницу. После операции прожил  неделю. Самолюбивый, упрямый человек умирал без паники. Он сам себе поставил диагноз и  к  приближению своей кончине  отнесся  философски. Ему, казалось, что скоро  он узнает то, чего  так  и не смог понять в земной жизни. Удручало его только беспомощное состояние, в котором он вынужден был находиться на глазах дочери.
          Мария  Абрамовна и Лидия   по очереди дежурили  у  постели  умирающего. Мать - как всегда   аккуратненькая,  подтянутая. Густые пепельно-седые жесткие волосы приведены в порядок химической завивкой.  Вся она излучала  свет любви. Лидия держалась стойко, отгоняла  печальные мысли, старалась ничем не обнаружить свою тревогу за жизнь отца.  Видя,   как отец тает на глазах, она  до последней минуты надеялась на чудо, уповала на небеса. Верила в  какие-то  высшие  силы. Зато сам Лев Борисович не верил ни в бога, ни в дьявола.
   В последнюю ночь  перед смертью Льва Борисовича    у  его  постели  дежурил Виктор. Он, сменив Лидию, дал ей отдохнуть, так как Мария Абрамовна не смогла оставить в тот день  работу.
   Чувствуя близкую кончину отца, Лидия  не пошла домой,  заночевала на больничной койке, которую освободили для нее по распоряжению заведующего отделением, бывшего студента профессора.  Виктор не сомкнул глаз - лечащий врач  предупредил  его,  что, возможно, для больного  эта последняя ночь. Утром Лев  Борисович попросил зятя, чтобы тот его побрил.  И мужественный спортсмен    осторожно водил  бритвенный станком  по глубоким впадинам его высохшего  пергаментного лица.  -  Ухватив  холодеющей    ладонью  зятя за руку, он   с трудом произнес: «Береги Лидочку, сынок, я  был не прав» - и  умер.   Виктор  закрыл ему глаза. И   не удержался от слез, как будто оказался  свидетелем смерти родного отца. Только после него, словно опомнившись, заплакала Лида. Мать приехала в больницу, когда уже все было кончено. Она корила себя, что из - за  нагрянувшей в роддом комиссии  не смогла остаться с  мужем в последнюю ночь его жизни,  не  поспела вовремя, не  поддержала   в последнюю минуту.
  Спустя несколько дней после похорон, Мария Абрамовна спросит  у дочери:
     - Он сказал тебе что-нибудь перед смертью?
     - Да. Он сказал мне,  что был не справедлив к Виктору.
   
     Завершив спортивную карьеру. Виктор Иванович перешел на тренерскую работу. Жизнь текла своим чередом. Все было хорошо. Если бы не одна жизненно важная проблема. У супругов не было детей. Мария Абрамовна водила дочь к лучшим специалистом, однако ничего не помогло. Выяснилось, что она бесплодна, и остается только  один выход - воспитывать чужого ребенка. Виктор Иванович старался  не касаться этой деликатной больной темы. Что ж,  нет  детей, значит, не пришло  время. А если вообще не будет, значит,  такова судьба.  Жена  замечала,  с  какой затаенной  грустью  муж  иногда  смотрел   на  чужих ребятишек и глубоко от этого страдала. Мать всячески утешала дочь. Работая главврачом родильного дома,  она   сталкивалась  с   редкими   в  те   годы   случаями,  когда   матери отказывались от  новорожденных. Почему бы не взять такого  грудничка и воспитать как родного? Но стоило Марии Абрамовне заводить разговор на эту тему, как Лида грубо обрывала ее.  В конце концов  она  запретила матери   даже  думать об  этом.
   Как-то летом  приехали погостить, да и на Москву поглядеть, по магазинам походить, родители Виктора. Все было бы  неплохо, если  бы в первый же день приезда, за ужином, когда  сложилась теплая  душевная обстановка, Варвара  Тимофеевна  вдруг ни опростоволосилась:
    - А чего   вы  это детей  не заводите, мода что ли такая у вас в столице?    Давай, давай, дочка, а то  мы  Виктору другую жену найдем.  -  Все сидящие за столом почувствовали, что шутка оказалась неудачной. Однако Лидия нашла в себе силы улыбнуться.
- Я постараюсь, - сказал она тихо.
     Вечером,  перед сном, отец Виктора вышел на кухню покурить  и  услышал   глуховатые  всхлипывания,  доносящиеся  с  балкона. Это плакала Лидия. Утирая на ходу слезы, она попробовала пройти мимо него  без объяснений. Но  мудрый добрый человек сумел остановить  ее, и она, давая волю чувствам,  прижалась  к его груди.
    - Что мне делать, Иван Васильевич, у нас  не будет детей?
   -   Жизнь подскажет, доченька, - произнес раздумчиво свекор
   -   Зачем  я такая   Виктору?
   -    Ты о чем это? Виктор  на  предательство не способен.
   
             С годами  Лидия Львовна    становилась все раздражительнее.   Грубила матери,   даже с  мужем,  по - прежнему горячо любившим  ее,  умудрялась  ссориться   из -за  разных  пустяков. Прославленный спортсмен, умевший не терять самообладание в  самых  трудных схватках на борцовском ковре,   держал себя в руках и не отвечал  грубостью на   грубость. Раздражительность Лидии временами  переходила  в   истерику,   как   будто ее еще сильнее бесило от того, что он    не сердится на нее, а только жалеет.   
        Кто-то хорошо сказал, что если к тридцати  годам  стены   дома, в котором живут супруги,  не наполнятся детским  смехом, то  они  наполнятся ужасом.
     Виктор находился  в качестве почетного гостя   на чемпионате Европы по вольной борьбе  за рубежом, когда Лида  сообщила матери, что  решила  разойтись с ним. Мария Абрамовна была близка к обмороку.
   - Как разойтись?! -  воскликнула она, едва  не  выронив горшок с  экзотическим  растением. - И ее  большие    серые  глаза   помутнели. Но,  узнав  о  мотивах этого безумного решения, она сразу же взяла себя в руки.
    - Ты бросаешь семью ради того, чтобы связать свою жизнь с  диссидентами?! Бороться за  права человека, политические свободы? А ты уверена, что народу   нужны ваши  жертвы и  бредовые идеи? Народ живет своей трудовой жизнью, строит самое справедливое в мире государство. Да и кто они - эти люди, возомнившие себя патриотами? Грязные предатели, моральные уроды, одержимые   манией   величия   отщепенцы. Амбициозные шулеры,  мечтающие прославиться на весь мир  за счет антисоветизма и  услышать по вражеским  голосам  свои имена, -  Лидия попробовала возразить, но мать продолжила  с еще большей яростью и негодованием:
 - Нет уж, дай мне договорить. Они, твои "патриоты" вовлекают в свои ряды таких,  как ты  дурочек, разбивают семьи, ломают  судьбы.  Вся их  борьба – просто мышиная   возня под копытами истории. Каждый  из них  в тайне  надеется выехать из страны и  процветать  за счет  антисоветизма. Зря стараются:  на всех  не хватит яхт и  роскошных вилл.  Сколько среди  них неудачников,  никому  не нужных, бесполезных людей. Они сидят  на шее у трудового народа.
-Мама, я прошу тебя, перестань, я не могу это слушать! Среди них много честных мужественных людей, истинных борцов за гражданские свободы...
- Если и есть, то таких  же,  обманутых, как ты … Ваши  свободы   не принесут счастье - только разрушат великую страну.  Ты   ведь историк, должна понимать,  были  петровские реформы. Были  сталинские. Будут и другие Мы пережили  страшную войну. Не все сразу! Дайте время, и тогда посмотрим, чей путь верен. Только не вредите, не предавайте, не оскверняйте память о миллионах погибших, о тех, кто проливал свою кровь, чтобы вы бесплатно учились, лечились, жили под мирным небом.  В конце концов, всякая  власть - от Бога! Это  ты  хоть понимаешь?!
    - Не надо о Боге, мама.  Сколько разрушено святынь! Миллионы расстрелянных  и  замученных в лагерях. Целые народы были репрессированы…

          Мария Абрамовна не дала дочери  договорить:   
     -  Те, кто   мутят воду в государстве, - враги   народа.  Они не представляют - какими  неисчислимыми бедами грозит  нашей стране  их деятельность…
     - Деятельность! - взорвалась Лида. - Дядя Петя тоже был врагом народа? А  Солженицын?  Ты читала его  книги?   Об этом, кстати, рассказывал и дядя Петя.  Ты - жертва пропагандисткой  машины. Посмотри, кто сидит в Политбюро. В стране наступил духовный и экономический кризис, система окончательно прогнила. Стране нужны перемены. Сколько  мы еще будем жить за железным занавесом?! Те, кого ты называешь врагами - герои! Они  жертвуют собой...
     - Нет, доченька, герои погибали на фронтах, умирали под пытками, но не предавали родину. Герои летают  космос, совершают трудовые подвиги. А твои знакомые - предатели и провокаторы! Откуда  они могут знать, сколько погибло,  несправедливо осуждено, сколько замучено,  -  когда  архивы закрыты?! Свои  ошибки  партия   признала - сколько можно об этом!  Это ведь понять надо: мы строили первое в мире социалистическое государство. Были жертвы, но во имя великой идеи построения справедливого общества.  А что происходило в других странах?!  Вся история  человечества - сплошные войны, казни , пытки, насилие. Разве  фашизм не порождение буржуазной идеологии? А колониальные войны, расизм, сегрегация? Католическая церковь  запятналась  ужасами  Инквизиции, а в годы войны, заигрывала с фашистами - однако сегодня никому в голову не приходит -  объявить ее вне закона. А кто сбросил атомную бомбу на Хиросиму и Нагасаки?  Строительство первого в мире государства не могло обойтись без жертв...
    -Что ты говоришь, мама, опомнись!  - Лида покачала головой, не веря своим глазам, точно перед ней стояла чужая женщина. - Ты оправдываешь гибель миллионов невинных людей?!  Цель оправдывает средства, так что ли? Сталинский режим не щадил  никого. Для тебя прошлое - это твоя комсомольская молодость. Ты просто боишься  заглянуть  правде в глаза...   
   Но  у  Марии    Абрамовны в запасе было множество  аргументов.
-  Я больше тебе скажу.  Дяде Пете надо было меньше языком болтать.  А твой  Солженицын -  не Лев Толстой,  не Достоевский, не Максим Горький,  не   Шолохов. В своих книгах он водит читателя  по подвалам сталинских репрессий, а здания великого государства над ними не замечает! Не выгодно! Такие, как он, ввели  мировую  общественность в заблуждение. Из его книг зарубежный  читатель может представить Советский Союз одним большим лагерем.  А где - бесплатное жилье, медицина, учеба! Где героизм наших бойцов в годы войны?  Где первый спутник земли? Где  Гагарин? Где братство  народов?  Советский Союз - это одна шестая часть суши! Мы находимся в состоянии холодной войны с Западом...
     Лида  подошла  к окну.
     Но Мария Абрамовна  продолжала говорить ей в спину, как опытный политик, подбирая самые убедительные аргументы :
 - Ведь ты историк. Должна понимать,  нельзя  судить  с  позиции  бытовой морали о политических деятелях, исторических фигурах, о целой  эпохе. Потомки не имеют морального права осуждать своих предков. Как ты не понимаешь:  нельзя перепрыгивать через исторические этапы! Всему –  свое время.  В конце концов, прогресс сам сметет то, что  стоит на его пути, ведь ты сама так считаешь. Тогда  к чему, скажи, к чему эти жертвы?
  Лидия  повернулась лицом к матери и  с  горечью произнесла:
      - Ты предлагаешь ждать? Допустим, что  борьба  горстки  патриотов - индивидуумов  против государственной машины - мышиная возня.  Но важен прецедент, кто-то должен жертвовать собой. Я хочу сегодня чувствовать себя человеком. В противном случае - я  уеду  из  этой страны,  я не  смогу здесь  развиваться  дальше  как личность.
  -  Ты сошла с ума!  Как быстро ты отказалась от борьбы, и  уже готова бежать.
 -   Разве ты не видишь, мама,  что с тех пор, как евреям разрешили  эмигрировать на историческую родину, антисемитизм  в нашей стране перешел  всякие границы? И никакая - то там  тетя  Груня, уборщица, а образованные, интеллигентные люди источают яд ненависти  к нам.  Иногда я чувствую себя как в террариуме.
          - На   бытовом уровне, доченька. Единичные случаи! Так во   всем мире. Разве ты не получила бесплатное образование, а мы с папой. Разве у нас не любят  Райкина? А Утесова?   А Бернеса? А сколько в нашей стране композиторов, поэтов, писателей,  режиссеров,  ученых, врачей, учителей нашей национальности  - разве их не любит народ? Разве они  ни обласканы властью?   А тебя -   разве тебя  полюбил не русский человек?  Разве мы не граждане нашей страны? Дай время, вся эта шовинистская шелуха перемелется.
        Но Лидия Львовна снова заговорила о  миллионах граждан, замученных в сталинских лагерях, о депортации народов, о гонении  и травле инакомыслящих, об идеологической цензуре, о расстрелах лучших представителей интеллигенции, высшего военного командования, о штрафных батальонах,  заградотрядах, психушках, куда загоняют негодных.
           -  Опять ты за свое!  А  не забыла ли ты - сколько евреев было замучено и умерщвлено в фашистских концлагерях!?   А Бабий Яр?  И если бы  не подвиг Красной  армии  -  сколько бы еще  дочерей  и сыновей нашего несчастного многострадального народа  сгинуло!   А сколько погибло русских?  Но я всегда была интернационалисткой. И мне  глубоко плевать на тех, кто не любит евреев. Шовинисты - все на одно лицо, и не важно, кто они  по национальности - русские, евреи, арабы, немцы.  Я работаю там, где появляются на свет дети. Советские дети, понимаешь? Я - советский человек! Коммунизм, моя дорогая. – это не утопия, это  мечта  человечества, конечная цель…
          Мария Абрамовна  взглянула  дочери  в глаза и, словно прочитав в них то, о чем догадывалась, обняла ее и произнесла  с  ласковой иронией:
    - Какая  из тебя диссидентка - ты просто ищешь предлог,  уйти от Виктора,  потому что у вас нет детей. И хотя сегодня не тридцать седьмой год - с такими   вещами, как диссидентство,  не шутят.
    - Мама, я должна быть на Красной площади. Я дала слово, понимаешь? Мы  будем участвовать в акции протеста  против оккупации Чехословакии
 - Лучше убей меня! -  вздрогнула мать и, схватившись за сердце, стала медленно оседать.
 - Мамочка! - впервые за долгие годы вырвалось из груди дочери.

            Вернувшись из  загранпоездки, Виктор и  представить себе не мог,   какие драматические события  происходили в его отсутствие. Едва бросив в прихожей чемоданы, он сразу же угодил теще в объятия. Она долго его не отпускала, словно раздумывала, как поступить. Пожилая женщина  сама наклонилась и подала ему тапочки, чего  по обыкновению никогда не делала. В глубине ее больших добрых глаз притаились  слезы.
   -  А  где Лида? Что  случилось? - забеспокоился зять.
   Она   утвердительно покачала головой:
   - Случилось, Витюшенька, случилось... -  и дала волю чувствам.
   - Лидочка  -  в  спальне. - Виктор  бросился туда, отворил  дверь  и замер. Лидия,  сидя на кровати,   подкармливала из бутылочки   младенца.      
   С отчаянием и надеждой  посмотрела она  на  мужа, застывшего в дверях. Разглядев  в его глазах любовь и понимание, светло улыбнулась.
-  Родненький ты наш!   -  воскликнула Мария Абрамовна, обнимая зятя.-  Я не ошиблась в тебе,  сынок.  А покойный  муж говорил: « Лучше бы -  за  своего» .
     Максиму  шел четвертый   год,  когда от  разрыва сердечной мышцы   скончалась  бабушка Маша.

   Пролетели годы.  Виктор Иванович - заслуженный тренер страны по вольной борьбе, воспитавший не одно поколение замечательных спортсменов, до поры   не вмешивался  в  воспитание сына, положившись во всём на жену. Зато частенько, тайком от неё, баловал мальчика, позволяя ему нарушать установленный  матерью  режим  и  порядки. Отец и сын не выдавали матери своих секретов. Но стоило строгой  воспитательнице уличить заговорщиков, Виктор Васильевич  каялся и, в знак примирения, прижимал жену  к широкой борцовской груди. И если это  происходило   на   глазах  у  ребёнка, Лидия Николаевна, несмотря на свою хрупкость, деликатно,   но  энергично  высвобождалась  из  его железных  объятий,  в  коих    в   часы  уединения  была  счастливейшей  из  женщин.
      Несмотря на  суровый  и  мужественный  вид, Виктор Иванович был мягок и уступчив в семье. Не спорил по пустякам,   не навязывал   жене своего мнения. Маленькому Максиму казалось, что отец  готов  соглашаться с  матерью  во всём. Но когда необходимо было принимать жизненно важные решения - прославленный борец неколебимо стоял  на своём.
        Как не билась, как не отговаривала  мужа  Лидия Львовна ,  мечтавшая  с детских лет приобщить сына  к мировой  культуре  и  усадить за свой любимый старинный рояль, но всё напрасно. «Прежде всего занятия спортом!  Пора становиться мужиком!» - заявил Виктор Иванович.
     «Да разве это спорт?!  Посмотри  на свои уши,  медвежью походку, пожалей  ребенка - на кого он будет похож? - сопротивлялась Лидия Львовна  душой и сердцем, а умом понимала,  что  бессмысленно разубеждать мужа, - тем более что Максим, взобравшись отцу на спину и обняв его за толстую жилистую шею, торжественно возвещал  миру:  « Я стану чемпионом,  как папа!»
      Максим  стал заниматься борьбой раньше,  чем пошел в школу. Отец привел его в спортзал  едва ребенку исполнилось  шесть   лет. Полноватый, но сбитый,  как медвежонок  крепыш выглядел  года на два старше. Он так и просидел до конца  тренировки  на лавочке, не проронив ни слова. Только в черных, как уголочке, глазках то и дело вспыхивали огоньки восхищения  и  тревоги.  Он никогда не видел отца таким строгим. И  даже забеспокоился  -  вдруг отец  навсегда  останется   чужим  и неприступным. И не позволит больше дергать себя за уши и не станет, ползая на четвереньках,  катать  на могучей спине.
           А как он им загордился!
По  жёстким чётким  командам тренера, полуголые  взмыленные атлеты, похожие на  гладиаторов, мчались как стадо бизонов  по периметру спортзала, казавшегося тогда Максиму непомерно огромным. Смешно переваливаясь с бочка на бок, передвигались гусиным шагом,  как циркачи  кувыркались, лазали по канату вверх-вниз. Становились на  мостик  и,  запрокидывая   руки далеко за голову, качали и без того жилистые резиновые  шеи. А потом - схватки. Разделившись на пары,  коренастые атлеты,  пружинистые и  быстрые, как пантеры  наскакивали друг на друга, едва не сталкиваясь лбами. Изловчившись,  проделывали молниеносные  броски. В положении лёжа прижимали противника к ковру.  От неимоверного напряжения  сухожилий, стекающего струйками  пота, казалось, сам воздух в зале накалялся - как в  мартеновском цеху.  Отец  никому не давал спуску, разговаривал со своими питомцами жестко и властно,  как гипнотизер в цирке.
        Так  в стране развитого социализма выплавлялась  спортивная   сталь!
        А отцу всё было мало, и он требовал от спортсменов  полной самоотдачи, отчитывал за малейший промах, и лишь изредка  поощрял отличившегося  одобрительным  кивком и  очень редко  одним  излюбленным словом «молоток».
         В тот день  малыш  навсегда запомнил сладковатый запах  мужского трудового пота. Ещё его поразило, что непримиримые противники на ковре, после тренировки, дружески похлопывали друг друга по могучим плечам,  шутили, обменивались  впечатлениями  в раздевалке. Подбадривали друг друга.
         Что стало с  теми, кто отстаивал  честь страны  на  спортивных аренах? Многие из них, достигнув высоких спортивных результатов, не смогли обеспечить свою старость. Другие влились в криминальные группировки, точно провалились в преисподнюю. Что стало со всеми нами? Куда подевалась атмосфера  доброжелательности? Или демократия нужна для того, чтобы радоваться ей под похоронную музыку.
        - Ну как,  принимаете будущего чемпиона в свой коллектив? - наконец - то улыбнулся отец, представляя сына  своим подопечным,  состоявшей в основном  из  мастеров. Отец снова стал родным и доступным. Оказывается,  это  была  всего лишь    игра,   и   он  только претворялся сердитым, решил Максим.
     - Сейчас проверим, какой он чемпион,  - шутили ребята. Черноглазого  кучерявого  мальчишку  вызвал на поединок  грузин  Сосо - тяжеловес с орлиным носом и волосатой грудью. Оробевший  поначалу ребенок прятался за отцом, но потом,  пристыженный  командой,  наскочил  на  исполина,  и тот, « не выдержав натиска»,  опрокинулся  на лопатки   под  всеобщий  хохот  и  одобрение.
             Первое время  тренировки  казались   маленькому   Максиму  забавной   игрой. Но очень скоро нагрузки стали  давать о себе знать. И чем дальше, тем тяжелее. Сыну прославленного чемпиона, заслуженного тренера, нельзя было отставать, и Максим не жалел сил, старался  не подкачать отца, а отец   возлагал на него большие надежды. Когда Максим окреп   физически, отец  перестал щадить его,  изматывал до изнеможения, заставлял трудиться  на пределе физических возможностей.
           Подростком Максим  выполнял ту же работу, что и ребята из  старшей возрастной группы. И только нежные руки  матери  вечерами  ласкали его.  И уже не отец, а мать скрывала свои слабости, нарушая установленные отцом режим и порядок.  Отец  часто  повторял: «Не скулить и не жаловаться - мужчина должен быть сильным,  мужественным  и  благородным».            
       Максим  Великанов  оправдал  надежды  отца, став в девятнадцать лет чемпионом мира. Следующим  этапом в спортивной карьере Максима Великанова стала   бронзовая  медаль, завоеванная на Олимпийских играх.  За полторы минуты до конца схватки, в финале с американцем, он вел в счете, но сказалась застарелая травма голеностопного сустава. Стараясь выиграть время, советский  борец  позволил противнику,  которому нечего было терять,  проявить активность, и угодил, после партера, на бросок в два балла. При равном счете  победу присудили американскому борцу. Эти драматические обстоятельства остались незамеченными  публикой.   Но до второй  Олимпиады четыре года. Отец был слегка  огорчен  - ведь олимпийское золото было почти  в  руках. Однако, успокоившись на этом,   передал  сына  жене   для  дальнейшего воспитания.
        Лидия Львовна убедила  Максима, по окончании физкультурного института, поступить  на  факультет  философии. Она считала, что у Максима философский склад ума.
     «Он   будет самым «сильным» философом», - пошутил отец. “ Мать  дала понять мужу, что философия -  это не та  область знаний, в  которой  он разбирается.  Она  задела самолюбие человека, привыкшего побеждать.  И Виктор Иванович  полвечера    просидел в домашней библиотеке, копаясь в ученых книгах. По этой причине сын с матерью  никак не могли приступить к ужину. Наконец  он   вышел к ним. Прежде чем   излить  поток обличительной иронии, глава семейства  втянул   ноздрями ароматные запахи, идущие от  кастрюли с наваристым борщом , похвалил  жену  за  кулинарные успехи, и  только затем заявил  с   видом   победителя:  «Между прочим, Фридрих Ницше в своем трактате «Сумерки кумиров» развенчал со славой великих философов античности. А  Ваш  Платон, создатель первой в истории Академии признался  не так давно - всего пару тысячелетий назад,  что  мудрецу достаточно мгновения, чтобы понять то, на что философ  потребовались бы годы.    А сам я  думаю, что философия - детский лепет, жалкий  бред,  мертвая  наука, не имеющая   практической  пользы. С  развитием научно - технического прогресса философские труды,  некогда властвовавшие умами,  утратили свою научную значимость. Да и не была философия никогда наукой.
     Виктор Иванович не ожидал такой реакции: мать с сыном как по команде покатились со смеху, за что им потом было даже совестно. Но удержаться не могли.
    -  А знаешь, что ты скажешь, когда закончишь учебу? - не уступал отец.
     Максим пожал  плечами.
    - Ты воскликнешь  как  Сократ: «Я только знаю, что ничего не знаю».  Так стоит ли мучиться?