АИК Кузбасс. Часть 3. Пиррова победа

Итак, высокая комиссия из Москвы, приехавшая, чтобы в пух и прах разнести АИК «Кузбасс», совершенно неожиданно для всех разнесла ее главного конкурента — «Кузбасстрест». И более того, в соответствии с рекомендациями председателя комиссии Николая Растопчина, СТО принял решение о передаче колонистам большей части активов опозорившегося на всю страну «Кузбасстреста», за исключением Анжерской группы рудников. Нет сомнений, что огромную роль в принятии такого решения сыграл Глеб Кржижановский, председатель Госплана и близкий друг Ильича, свято выполнявший волю покойного вождя. Но и враги Рутгерса не дремали. И, проиграв первый раунд, они тут-же начали готовиться ко второму.

Отвлечемся на минуту от дальнейших событий и разберем поподробнее мотивацию главных противников колонии, не погнушавшихся даже подтасовать факты, чтобы выставить Рутгерса в самом черном свете. Одним из них был Василий Бажанов, управляющий «Кузбасстрестом». С ним, в принципе, все понятно — он прекрасно видел, что АИК «Кузбасс» в любых производственных вопросах на голову выше руководимого им треста, и делал все, чтобы изгнать ненавистных ему конкурентов из своей вотчины. Кстати, вскоре после описываемых событий Бажанова перевели в Госплан, видимо за то, что он на «отлично» отыграл свою роль во время работы комиссии.

Другим активным противником колонии стал член Госплана Иосиф Федорович (вместе с коллегой Николаем Шадлуном), ранее занимавший пост директора-распорядителя «Копикуза», чье бывшее хозяйство и досталось в управление Рутгерсу. Но Иосиф Иосифович, разумеется, никогда в жизни не стал бы мелко мстить голландцу за то, что тот весьма успешно реализует его незаконченные проекты. Нет, дело здесь было совершенно в другом. Мы уже рассказывали в первой части статьи о том, что Федорович еще два года назад на заседании Госплана выступил против АИК «Кузбасс». Он активно продвигал в жизнь идею комплексного использования Кузбасских недр и ратовал за возведение Кузнецкого металлургического комбината, который хотел построить еще до революции. Однако средств в казне Страны советов в то время не хватало, и воплотить все задуманное Федоровичем в жизнь можно было только с помощью иностранных инвестиций. Тем более, что политический климат в России после 1922 года значительно смягчился, и в условиях НЭП организовать западную концессию в Кузбассе не представляло особого труда. Но, покуда существовал АИК «Кузбасс», об этом не могло быть и речи — личный проект Ильича в принципе не допускал использование в нем иностранных инвестиций (хотя в Уставе колонии, как ни странно, такая возможность была предусмотрена).

Однако, Ленин умер и Федорович с новой силой принялся атаковать детище Рутгерса. На наш взгляд, его план был таким — изгнав колонистов из Сибири, Госплан совместно с «Кузбасстрестом» вышел бы на СТО с предложением об организации иностранной концессии, как единственного варианта скорейшего восстановления и развития производительных сил Кузбасса. И это предложение, вполне себе в духе того времени, запросто могло прокатить в Москве. Но времена НЭПа уже стремительно подходили к концу, а над страной всходила заря грядущей индустриализации. Поэтому КМК через пять лет начали строить не с помощью иностранных инвестиций, а за счет рабского труда советских людей (подробнее об этом см. в заметке: «Здесь будет город-сад…» http://proza.ru/2024/04/18/1320).

Ну а насчет подтасовки Федоровичем фактов, которые должны были выставить АИК в самом черном свете, разведем руками и скажем (нисколько не оправдывая Иосифа Иосифовича), что и у кристально честных людей найдется немало скелетов в шкафу.

Разумеется, Бажанов, Федорович и Шадлун действовали не в одиночку. За их спинами маячили фигуры гораздо более высокого ранга. Но о них мы поговорим в заключительной части статьи, а пока вернемся к делам колонии. Получив в свое управление Южную группу рудников и Гурьевский завод, АИКовцы поехали осматривать новые владения. И пришли в ужас! Помощница Рутгерса, Бронка Корнблит так писала о результатах осмотра своему шефу, который находился тогда в отъезде:

«Нам потребуется десять лет, чтобы пробраться через этот лабиринт цифр, пропасти непонятных данных, через горы обещаний и всего, что они еще придумают. Наши бухгалтера с их простой и ясной системой не доросли до хитросплетений бухгалтеров Кузбасстреста. Все здесь фикция и обман: добыча угля, договора, наличие машин, стройматериалов, сырья, выполненные и подлежащие выполнению заказы. И все это, очевидно, только для того, чтобы запутать нас и не дать делу сдвинуться с места. И самое ужасное, просто невероятное, что эти негодяи три месяца не платили рабочим зарплату. И этот долг нам придется взять на себя».

Представляете, какое сильное лобби имелось у руководителей «Кузбасстреста» в высоких кремлевских кабинетах? Ведь их даже не сняли с должностей и не отправили на нары после шокирующего доклада Николая Растопчина, заклеймившего местных угольщиков как лгунов, очковтирателей и откровенных вредителей. Мало того, они, чувствуя полнейшую безнаказанность, нарочно запутали всю бухгалтерию Южных рудников и оставили работающих там шахтеров без зарплаты на целых три месяца! Где уж дотянуться до них проклятому царскому режиму? Советские руководители творили в своей вотчине такие вещи, которые самым дремучим дореволюционным сатрапам и в голову бы не пришли!

Вполне очевидно, что «наезд» на Рутгерса был санкционирован с самого верха, и корни конфликта исходили из Москвы, где схлестнулись между собой две группировки. Первая боролась за существование колонии ради исполнения заветов Ильича, а вторая хотела уничтожить АИК. И первая временно одержала верх над второй, хотя эта победа оказалась пирровой. Ведь тактический успех Рутгерса вскоре обернулся для него стратегическим поражением.

Южная группа рудников, а также Гурьевский завод, оказавшиеся на поверку чемоданами без ручки, потребовали огромных вливаний. И невыплаченная зарплата стала лишь наименьшим злом — на деле бывшие предприятия «Кузбасстреста» стояли на пороге самой настоящей финансовой катастрофы. А товарищ Бажанов в своих отчетах об этом скромно умолчал. И в итоге АИК «Кузбасс», которая подошла к концу 1924 года с прибылью в 1 млн золотых рублей, моментально оказалась в глубоком убытке. А Рутгерс от отчаянья написал: «Продолжать работу здесь для меня равносильно самоубийству».

Невольно создается впечатление, что передача колонистам Южных рудников и Гурьевского завода заранее была задумана «Кузбасстрестом» и его московскими покровителями для того, чтобы уничтожить ненавистных им конкурентов. Не исключен и другой вариант: узнав о предложении Растопчина, Бажанов и компания посопротивлялись для вида, но не стали слишком активно возражать. Ведь Рутгерс сам шагал навстречу своей гибели и требовалось всего лишь ему не мешать.

Ну а для закрепления успеха враги голландца придумали еще один план. Но, чтобы понять всю его суть, мы ответим сначала на простой вопрос — почему колонистам, находящимся в идентичных с «Кузбасстрестом» условиях, удалось превзойти последний абсолютно по всем производственным показателям? Тем более, что большинство рядовых работников на предприятиях АИК «Кузбасс» были русскими, а иностранцы занимали в основном руководящие и высококвалифицированные должности.

Если говорить совсем коротко, то причиной тому стали отсутствие бюрократии вкупе с заинтересованностью в конечном результате. Судите сами, управление колонии состояло всего лишь из восьми цехов и отделов, а количество служащих не превышало 9,5% от общего штата. Все шахты АИК входили в состав Эксплуатационного отдела на правах подотделов (!), и не являлись самостоятельными структурными единицами. А огромное коксохимическое производство было разделено между двумя отделами, Поверхностным, и Достройки химзавода (по состоянию на декабрь 1923 года). То есть ни на шахтах, ни на заводе в принципе не имелось собственных администраций (за исключением удаленного Порывайского рудника). Все управленческие решения очень быстро принимались и мгновенно претворялись в жизнь, без лишних бюрократических проволочек. А руководители отделов и цехов, вместе с их подчиненными, настроены были на достижение конечного результата, а не на говорильню. Они принимали решения практически единолично и полностью отвечали за их скорейшую реализацию, а не прожигали свое рабочее время на бесконечных производственных совещаниях. По большому счету, Рутгерс вел дела словно западный капиталист, но совсем не как директор социалистического государственного предприятия.

Подобный стиль управления, разумеется, мог иметь место только при полной автономности колонии от советских законов, что всегда было основным условием Рутгерса. Местные органы власти не имели права вмешиваться в хозяйственную деятельность АИК «Кузбасс», а ее финансовая отчетность привела бы в ужас любого советского ревизора. Половина (!!!) всех денег колонии тратилась не по прямому назначению, с отступлением от утвержденных планов и смет. Если начальник отдела видел, что для ликвидации какого-нибудь «узкого» места, либо для повышения эффективности работы участка требуется осуществить не предусмотренные сметой траты, он писал соответствующую записку и ему без проволочек приобретали все необходимое. Разумеется, за подобные вольности руководитель любого советского предприятия вместе с главбухом после первой-же ревизии отправился бы прямиком на нары.

И теперь становится понятно, чтобы уничтожить АИК «Кузбасс», врагам Рутгерса необходимо было сделать всего лишь две вещи — раздуть управленческие штаты колонии, внедрив там бюрократию, и привести бухгалтерскую отчетность иностранцев в соответствие с советскими законами. Но как реализовать это на практике? А очень просто! Надо только ввести в правление АИК своего человека. И с 1 декабря 1924 года у голландца появился заместитель, латыш Анс Эрнестович Калнин, назначенный к нему специальным постановлением СТО. Представляете себе? Рядового члена правления поставила на пост верховная власть страны! Зачем, спросите вы? Да всего лишь затем, чтобы Рутгерс не мог его уволить!

Голландец по роду своей работы находился в постоянных разъездах и командировках. Дела колонии требовали его присутствия то в Москве, то в Новониколаевске, то на Урале. И вся текущая деятельность АИК велась назначаемыми Рутгерсом людьми. Обычно эту обязанность исполняла Бронислава Корнблит. На время отсутствия начальника Бронка получала право подписи приказов и держала колонию в узде, не давая никому спуску. Если же дела требовали и ее отъезда, как переводчика, то обязанности директора исполнял главный инженер АИК американец Пирсон, либо еще кто-нибудь из членов правления. Ведь у Рутгерса, стремящегося ко всемерному сокращению управленческого персонала, в принципе не имелось постоянного заместителя. Этим и воспользовались враги голландца, навязав ему человека, который во время отсутствия Себальда автоматически получал всю власть в АИК.

Новоиспеченный зам резво взялся за дело. И он незамедлительно воспользовался тем фактом, что автономность колонии, за которую так ратовал голландец, всегда была лишь кажущейся. Да, формально АИК не подчинялась ВСНХ, но фактически дело обстояло совсем по-другому. Ведь и сам Рутгерс, и многие его коллеги являлись членами партии. Поэтому они должны были исполнять все указания партийного руководства, которое в СССР практически срослось с советским. А рабочие колонии входили в состав профсоюза, и тот тоже считал своим святым долгом постоянно вмешиваться в дела АИК. Именно две эти организации — партком и ВСГ (Всероссийский союз горняков) — ни на минуту не прекращали трепать голландцу нервы. Они настаивали, чтобы правление АИК согласовывало с ними все планы, расценки на работы и отчитывалось о своей деятельности. Партийные и профсоюзные товарищи желали участвовать в распределении жилья для колонистов, в назначении на должности ИТР и в тысяче других дел. А еще они постоянно чего-то требовали. В порядке партийной и профсоюзной дисциплины Рутгерс обязан был ремонтировать общественные клубы, перекладывать в них печи, сколачивать скамейки, содержать больницы и школы, чистить сортиры и вывозить мусор с улиц. Ну и, разумеется, колония регулярно должна была предоставлять партийным и профсоюзным боссам транспорт, деньги на проезд, служебные квартиры, и даже обеспечивать их канцелярией.

И, конечно же, Рутгерса обязывали присутствовать на бесчисленных совещаниях и отчитываться там о своей партийной, профсоюзной и производственной деятельности. Невольно приходит на ум мысль — уж не в этом ли и заключалась причина его постоянных отъездов из Щегловска? Голландец умел и любил работать, но не готов был тратить драгоценные часы на пустую говорильню. Ведь он совсем по-другому представлял себе свободное и счастливое социалистическое государство, которое за считанные годы превратилось в огромного бюрократического монстра и умудрилось ввергнуть простых советских людей в гораздо большую кабалу, чем проклятый царский режим.

А вот Анс Калнин в такой обстановке чувствовал себя, как рыба в воде. Он очень скоро стал завсегдатаем на многочисленных совещаниях, бюро и докладах. И там латыш активно принялся поливать грязью иностранных колонистов, на чьих плечах собственно и держалась АИК, призывая изгнать их из Кузбасса. Приведем некоторые выдержки из речей Калнина:

«Русские рабочие гораздо более политически развиты, чем колонисты и притом они гораздо больше заинтересованы в своем предприятии». «Дальнейшее привлечение иностранцев в Россию я считаю ненужным, кроме только высококвалифицированных рабочих, которых в действительности имеется недостаток, что касается мастеров и рабочих, то последних достаточно хватает и в России». «Опасений больших с уходом некоторых колонистов не предвидится, и их опасаться не следует, так как мы сумеем справиться без них». «Из всех колонистов разве найдется только 25% более преданных рабочих, которые в действительности заинтересованы нашим советским строительством, а остальные 75% суфражисты, совершенно нам не нужные». «Автономии нам сохранять не нужно. Мы должны постепенно подходить к превращению колонии в обыкновенное советское предприятие».

Вряд ли Анс Калнин знал истинное значение слова «суфражистка», если упоминал его в мужском роде и совершенно не к месту, но спущенные ему сверху указания он озвучивал по-наивному откровенно. Калнин, чувствуя за спиной мощную поддержку Москвы, начал даже наезжать во время партсобраний на своего собственного шефа, Себальда Рутгерса и договорился до того, что практически открытым текстом назвал голландца контрреволюционером! А тот, не имея возможности дать обнаглевшему латышу пинка под зад, вынужден был оправдываться и доказывать перед «товарищами» по партии свою правоту.

Но увы, лихой кавалерийский наскок Калнина не привел к немедленному успеху. Тому не стоило так резко брать быка за рога – действовать требовалось тоньше и умнее. Тем более, что Рутгерс, накоротке знакомый с самим Ильичом, после своей внезапной смерти превратившимся в фетиш союзного значения, тоже был не лыком шит. Он не стеснялся обращаться за помощью в самые высокие кабинеты и имел множество друзей, как в Новониколаевском Сибревкоме, так и в Москве. Поэтому он вполне успешно отбивался от наездов своего зама, а местные Кемеровские партийцы, тонко чувствовавшие политическую ситуацию, побоялись вставать в открытую оппозицию к голландцу. Да и пока Рутгерс находился в Щегловске, никакой реальной власти у Калнина не было, и кроме своего луженого языка, он ничем не мог навредить колонии. Поэтому для реализации всех планов латыша, директора АИК требовалось каким-то образом удалить из Кузбасса на достаточно продолжительное время.

И решение нашлось! Представители уральских металлургических заводов, основные покупатели кокса, производимого АИК, как-то очень своевременно заявили, будто бы продукция у Рутгерса дерьмовая (насчет того, правда это или ложь, существовали разные точки зрения, поэтому мы воздержимся от каких-либо комментариев). И теперь они будут покупать кокс не по 32 копейки за пуд, как раньше, а за 18! Такое заявление автоматически грозило колонии крахом, поэтому голландец бросил все дела и срочно отправился в Москву, чтобы приструнить металлургов, а заодно и выбить из казны немного денег для АИК «Кузбасс», едва не обанкротившейся после погашения долгов Южной группы рудников. Разумеется, мы не можем твердо заявить, будто бы принять решение о снижении цены на кокс уральцам помогли некоторые товарищи из Москвы, из числа противников Рутгерса. Однако, и в чудесные совпадения мы тоже не верим. Но как бы то ни было, звезды сложились таким образом, что в марте 1925 года Себальд надолго уехал в Москву, а его заместитель Анс Калнин автоматически стал полноправным хозяином колонии. Вот тут-то латыш и развернулся…

Для начала он потребовал от всех подразделений составить планы работ на месяц. Руководители отделов должны были указать свою ожидаемую продуктивность на следующий период, планируемое число и производительность труда каждого рабочего в отдельности, перечень работ, календарный срок их выполнения, смету материалов и предполагаемую себестоимость единицы продукта. То есть то, без чего колонисты успешно обходились уже 2 года, легко обходя по эффективности своего главного конкурента — «Кузбасстрест». Попутно Калнин запретил мастерским выполнять не предусмотренные месячным планом заказы, что откровенно противоречило самой концепции успешного функционирования АИК.

Дальше неугомонный латыш совместно с рудкомом ВСГ подписал новый колдоговор, вызвавший резкое неприятие у колонистов. А попутно он за спиной у Рутгерса заключил новый контракт на продажу кокса уральским металлургам, согласившись на почти двукратное снижение цены и поставив колонию на грань финансового краха.

Но вишенкой на торте стало последнее решение Калнина — в мае он выпустил приказ, согласно которому Кемеровский рудник и химзавод выделялись в отдельные производственные единицы. Формально это означало создание трех административных аппаратов вместо одного, а фактически дало возможность Калнину расставить на ключевые посты в колонии своих людей, сместив непокорных иностранцев в сторону. Таким образом, все действия Анса Эрнестовича (когда-то очень давно автор держал собаку по кличке Эрна) были направлены на достижение одной-единственной цели — заставить иностранцев уехать из России и превратить АИК в обычный советский трест.

И действительно, многие колонисты послали куда подальше обманувшую их Советскую Россию и уехали домой, получив попутно пожизненный иммунитет против предавшего их социалистического строя. Но оставшиеся начали закидывать письмами Рутгерса, требуя от него вмешаться в ход событий и приструнить своего зама. А голландец, знатно офигевший от происходящего за его спиной, немедленно отправил письмо в Сибревком, где поставил вопрос ребром — или Калнина выгонят поганой метлой из Кузбасса, или он, Себальд Рутгерс, соберет вещи и уедет домой, в Голландию. А дальше делайте, что хотите.

В своем послании он писал так: «Я хочу еще раз подчеркнуть, что я за передачу АИК русскому руководству, АИК должна, и, может быть, очень скоро, потерять свою самостоятельность и войти в общую систему советского хозяйства. Но необходимо сохранить специфику нашей организации: большую эффективность руководства при минимальном количестве административных работников. Сочетание ясности нашей статистики и контроля с новейшими производственными методами являются главным достижением нашей колонии».

Крайне примечательное письмо. Оно со всей откровенностью показывает, насколько голландец устал бороться с ветряными мельницами, и что он готов хоть завтра сдать дела местным органам власти. Просил он лишь об одном — не выплескивать вместе с водой ребенка, а перенять успешный опыт АИК и взять на вооружение советских предприятий принципы его ведения дел. Наивный… он не понимал, либо не хотел понять того, что подобные крамольные идеи вступают в противоречие с самой системой социалистического хозяйствования. Ведь в ней нужны были не успешные, а послушные.

Впрочем, этот раунд Рутгерс с блеском выиграл. Мыслящий вполне прагматично Сибревком во всех конфликтах обычно поддерживал голландца, не бросил он его и на сей раз. Калнина уволили, а все реформы латыша спешно отменили. Удалось победить и уральских металлургов — те после втыка из Москвы отказались требовать необоснованную скидку на кокс. Мало того, несмотря на откровенный протест Наркомфина, Рутгерсу с помощью СТО удалось даже добиться выделения для АИК ссуды в 640 000 рублей! И теперь финансовое положение колонии вновь перестало вызывать опасения.

 Но у Себальда имелась и еще одна очень веская причина для беспокойства. Его помощница и переводчик, Бронислава Корнблит, болела туберкулезом, который съедал ее не по дням, а по часам. А ведь кроме всего прочего, Бронка была еще и близкой подругой Рутгерса. Она постоянно находилась вместе с ним в Щегловске, тогда как законная жена голландца, Барта, сидела с детьми в Томске, словно в ссылке. Рутгерс прямо, откровенно и без лишних сантиментов писал жене:

«…надо принимать друг друга такими, какие мы есть. Я не могу отрицать, что Бронка мне небезразлична, и я не могу быть спокоен, зная, что ты страдаешь. Поэтому лучше — как можно меньше бывать втроем».

Судя по письму, обществу жены Рутгерс однозначно предпочитал компанию своей подруги. Но, в начале 1925 года, после очередного приступа туберкулеза у Бронки, Себальд отправил ее лечиться в Ялтинский санаторий. А сам взял первый за четыре года отпуск и поехал вместе с женой в Голландию. Шесть дней он провел с Бартой на родине, в городе Амерсфорте, а на седьмой день получил телеграмму из Ялты, где сообщалось, что его подруга при смерти. И тогда Рутгерс немедленно бросил жену и помчался к любовнице. Три недели он провел вместе с ней в Ялте, а потом она умерла у него на руках.

После смерти Бронка удостоилась даже некролога в «Известиях»: «Бронислава Корнблит принимала активное участие в организации АИК Кузбасс с начала ее основания и до последних дней, когда она была оторвана от работы тяжелой болезнью. В Кемерове она была заместителем главного директора и одновременно административным руководителем — две должности, которые, пожалуй, никогда не занимала женщина в тяжелой промышленности. Она была исключительно способным и энергичным человеком».

Похоронив Бронку в Ялте, Рутгерс не стал возвращаться к жене в Амерсфорт, а отправился прямиком в Кузбасс. Тем более, что там его уже ожидала очередная комиссия из Москвы…

(окончание следует)


При подготовке материала использовалась информация из следующих изданий:

1. История Кузбасса в 3 томах. Том II. Кузнецкий край на переломе эпох в 1890-х — начале 1940-х годов. Кемерово, 2021 год.
2. Г. Тринчер, К. Тринчер. Рутгерс. Серия Жизнь замечательных людей. Москва, 1967 год.
3. М. Кушникова, В. Тогулев. Красная Горка: очерки истории «американской» Коммуны в Щегловске, провинциальных нравов, быта и психологии 1920-1930- х гг (документальная версия). Кемерово, 2001 год.

29.05.2024