Годы студенческие. 6. Школа жизни

На фото: Воскресный день.
Я тут в центре на втором плане.
Будущая жена в первом ряду третья справа,
но я этого еще не знаю и "дружу" с другой,
она сидит у моих ног.

Общественная жизнь била ключом. Десятки объявлений приглашали, призывали, оповещали, информировали. Спортивные секции и кружки, разнообразные музыкальные, драматические, танцевальные коллективы, научное студенческое общество, комсомольские мероприятия.  Везде хотелось успеть, не пропустить, не опоздать.

 Авторитетным органом был комитет комсомола, который реально решал многие важные вопросы студенческой жизни наряду с профкомом. Располагался он на первом этаже главного корпуса рядом с буфетом, всё время на глазах. Не знаю, как случилось,  но однажды я там оказался, меня комсорг порекомендовал в состав какой-то комиссии.

 Вёл заседание секретарь комитета  Петя Слезко, будущий секретарь Томского обкома партии, впоследствии ответственный работник  ЦК КПСС.  Он был в студенческой горняцкой тужурке с красивыми погончиками, высоким белым лбом, роскошной шевелюрой цыганского типа и горящими глазами фанатика. Как на картине про студенческие дореволюционные выступления. Сильно ругал меня за тройку по начертательной геометрии и, видимо, лишь искреннее осознание с моей стороны всей глубины моего падения заставило его смягчиться.

 Немало лет тому назад встретил в партийной печати весть о его кончине в Москве, где он оказался в составе команды томичей, потянувшихся вслед за Егором Кузьмичем Лигачёвым  в столицу.

Общественных дел было столько, что учиться просто некогда было. На этой почве какие титаны сгинули! Легендарный самодеятельный композитор, музыкант, исполнитель – душа художественной самодеятельности Валентин Шушарин. Вместе с ним были на целине,  жили  в одной комнате в общаге.  Как сейчас помню, солнечный майский день, кто на занятиях, кто чем-то занят, а Валька сидит на подоконнике 4-го этажа, свесив на уличную сторону босые ноги, и с воодушевлением наяривает на своем баяне Шуберта, Листа, Штрауса, Дунаевского, свои собственные импровизации.

В это время вбегает председатель студсовета с криком: «Немедленно уберите этот символ!» Что именно??? Оказывается, какой-то шутник надул до размера приличного арбуза резино-техническое изделие для предупреждения перенаселения, выпустил его на улицу на тонкой невидимой издали нитке, и оно гордо реяло на весеннем ветру прямо над перекрёстком, угрожая безопасности уличного движения, которое основательно застопорилось, так как водители и пассажиры глазели на рукотворное чудо.  Виновника не нашли. Валентин просто оборвал ниточку, и «оно» улетело.

Когда я был первокурсником, он был на 3-м курсе. И вовсе не тупица, не дебил. Просто он жил другой жизнью, другими идеалами.  Когда я покидал институт, он был на 4-м. Человек искусства, он попал в техническую среду. И в ней застрял Были более удачные варианты. Замечательный тенор, потрясающе исполнявший на самодеятельных концертах элегию Массне, ушёл в консерваторию.

С галерки областного театра мы с ребятами впервые увидели балет «Лебединое озеро».  Регулярно наведывались на концерты местного симфонического оркестра, которым дирижировал начинающий, а ныне знаменитый маэстро Арнольд Кац. Разумеется, не пропускали новые фильмы, порой даже в ущерб занятиям, порой вместо ужина. Вспоминаю, как я уговорил комнату пойти в кино, и у нас сгорел выкипевший на кухне борщ. Это были времена «Карнавальной ночи», Лолиты Торрес, Рио-Риты и Мишки, потерявшего улыбку.  Впрочем, обо всём по порядку.

Хватало места юмору, приколам, порой рискованным шуткам. Например, когда группа наших ребят возвращалась однажды в общежитие с пляжа в Лагерном саду на берегу Томи через  весь город в плавках, поскольку, выйдя из воды, они не обнаружили своей одежды. Она ожидала их уже в комнате, развешанная на спинках кроватей прибыв туда раньше своих хозяев. Но признаваться к причастности к происшествию было чревато: могли не понять.

На 3 курсе комнату наших ребят, расположенную на 1 этаже окнами в глухой переулок, элементарно ограбили. Поскольку было жарко и все ходили налегке, грабители унесли костюмы с рубашками и демисезонную верхнюю одежду. В милиции дали понять, что дело безнадёжно. Тогда мы начали собственное расследование.

 На пляже оставили как будто без надзора одежду, сверху положили блестящие часики, стали скрытно наблюдать. Парнишку, который на это позарился, потихоньку взяли, привели в общежитие и после небольшой беседы выявили адреса наших обидчиков. Поздней ночью группами по трое-четверо пошли по адресам. На долю нашей группы достался частный дом на окраине.

Тихий стук в окно.
 – Чего вам? 
 - Кольку.
– Ходите тут, людям спать не даете! Нет его в доме, он на сеновале  спит.

Подошли к сеновалу. Тихий свист. Он сверху спрашивает: «Это ты, Петька?» Снизу приглушенно: «Я!» Спускается, тут его под белы рученьки и взяли. Даже не помню, обыскали ли? Лопухи были. Глаза ему завязали, под руки и привели. Наш подопечный вёл себя тихо, не рыпался. Поскольку обратная дорога пролегала через кладбище, он, видимо, многое осознал. Во всяком случае, получить от него исчерпывающую информацию труда не составило

   За ночь получили признание и сдали их милиции. Поскольку вся процедура не была документально оформлена, то уже через три-четыре дня мы видели наших «крестников» в городе. Вещи уже ушли на реализацию в другой город и возвратить похищенное не удалось. На помощь пострадавшим сбрасывались со стипендии. Но после этого подобных посягательств на студенческую собственность не припомню  до конца учёбы. Может это сыграло какую-то роль, может простое совпадение, но уже ближайшей осенью стали создаваться народные дружины, и уже мы сами берегли покой граждан с красными повязками на рукавах

Контактов с блатными у нас в дальнейшем не было, но самодеятельные «силовые» операции случались. Дело было так. Группой человек в 7-8 мы  были в гостях у медиков в группе моей  землячки – обычное дело, дружили комнатами. Дело шло к завершению визита. Двое наших уже вышли на улицу и поджидали остальных.

Вдруг вбегает девочка и торопливо сообщает, что наши ребята ихних мальчиков побили, те побежали за подмогой, что сейчас будет… В общем, те двое, что были на улице, на чью-то беду оказались один борцом, другой боксером. А к ним приставать стали.  Забиякам поддали, те, как водится, побежали за подмогой. А тогда клич «наших бьют» воспринимался как «Родина в опасности». Среди сотен медиков было с полсотни парней, которые ревностно относились к визитам посторонних

Спасло нас то, что там мостик был через овраг шириной в 1,5-2,0 метра и длиной примерно в 40 – как раз четверо в один ряд его перекрывали полностью. Когда их выскочила орава человек в 30, мы были на мосту и встретили их вполне достойно, организованно отступая и отмахиваясь. Пока дошли до конца, в рядах преследователей верх взяли трезвые головы и нас далее не преследовали. Кажется,  мне тогда досталось больше всех. Разбили нос, чем-то твердым раскровянили голову, а из рубашки сделали распашонку. Когда мы добрались домой и осмотрелись, зрелище было живописное и впечатляющее. Тут же последовала адекватная реакция.

На следующий день, точнее, вечер около сотни парней в телогрейках, кирзовых сапогах (колхозная униформа) с подручным инвентарем (иные с гантелями) вышли восстановить справедливость и навести порядок. На деревянных тротуарах улицы  стоял такой гул, что хозяйки спешно закрывали ставни на запор. 

 Пришли .Окружили весь квартал. Вырубили уличное освещение, . и окрестности погрузились в непроницаемую тьму.  Два-три человека пошли по комнатам искать обидчиков. Дежурная успела вызвать милицию, которую мы дожидаться не стали: свернули операцию и рассыпались по окрестным улицам и переулкам.


 Собственно, на этом инцидент завершился. Во всяком случае, его активная фаза. Ничего не произошло. Ни с одной головы волос не упал. Но шум потом был неимоверный. Гена потом участвовал в заседании комитета комсомола ТМИ, где обсуждали тех несчастных забияк, и защищал их из принципа студенческой солидарности, поскольку тем грозило исключение из института.
С тех пор политехников пальцем никто тронуть не смел, в любое время дня и ночи. А раньше поколачивали. Просто по внешним признакам, если в черной шинели (горняки форму носили) или с рулоном чертежей под мышкой. Этим дело не ограничилось. Я, к примеру, сполна получил сатисфакцию тем, что нашёл в тех краях  достойную спутницу жизни. Свою судьбу.

Лет 5-6 спустя, когда я работал в Ольском рыбокомбинате под Магаданом, к нам прибыл по направления выпускник ТПИ, тоже механик. Рассказывая об институте, крупных событиях, свершившихся в годы учебы, он взахлёб  рассказывал о том, какие организованные акции совершали студенты-политехники, наводя порядок в городе, как раз об этом эпизоде  у медиков в общежитии. Наши похождения стали легендой, частью студенческого эпоса.

Окончание см. http://proza.ru/2024/06/11/1407