Функция
Уже смеркалось, табачный дым кольцами выходил из моей сигареты, уголек которой подсвечивал мне страницы блокнота, как фонарь. Я думал, а думать я теперь могу только когда пишу. В голове не укладывался сюжет и герой. Я не любитель хэппи-эндов, поэтому мой герой должен был умереть. Но как может умереть тот, кто не жил-то вовсе? Обычно мои персонажи рождаются из ниоткуда, просто мое больное воображение рождает их, выкидывает, как недоношенных детей. Но я хороший родитель, поэтому оставляю их, не сдаю в детдом. Но иногда им сложно найти что-то похожее на пристанище. Я их рождаю, кормлю, выхаживаю, как слепых котят, но дома найти им не могу. Не все они вселяются в сюжет, оставаясь брошенными в свободное плаванье юношами. А теперь у меня есть дом, но нет для него жильца. Главного жильца, ради которого этот дом и был построен. Словно эти таблички в центре П., которыми озаглавлены дома, дают им им имя какого-нибудь знаменитого человека, словно дом был построен исключительно для этой выдающейся личности. А мой дом просто пустует, как те заброшки на Б., покинутые строителями дома, обманутые дольщики. Я не хочу, чтобы были обмануты мои наниматели. Я не хочу бросить дом на полпути, обмануть тех ребят, которых вынашивал добрые месяцы. Может быть, посмотреть в блокнот? Блокнот был больше похож на записную книжку. Имена, фамилии несуществующих людей, которые когда-то были реальней, чем те, которые находятся в моей адресной книге. Я начал вызванивать каждого, но либо мне не отвечали, либо говорили, что не знают меня. Я понимал их, я покинувший их отец. Накрапывал дождь, и я решил пойти домой.
Странно пахнущий подъезд, который не достоин называться парадной. На шестом этаже мое ублюдское жилище, трехкомнатная квартира, доставшаяся от родителей. Думал, что когда стану писателем, перееду в центр, но нет. Остался здесь, так как жалованье писателя оставляет желать лучшего. Я зажег свет в коридоре, дошел до холодильника, достал молоко. Нужно было заварить кофе, впереди еще бессонная ночь.
Вся квартира пропахла табачным дымом. Если бы родители были живы, то точно были бы недовольны. Но теперь я один, поэтому могу делать дома, что захочу. Я жил в маленькой комнате, родители жили в дургой, ближе к гостиной. Когда я стал единоличным хозяином, я все равно не променял эту комнату. В ней я сплю, работаю. А к ним хожу только для того, чтобы поливать цветы на лоджии. Цветы сохранили былую красоту. На кладбище я практически не приезжаю, зато цветы поливаю регулярно.
Я прошел в кухню, поставил чайник. Перед тем, как он начнет свистеть, у меня было пять минут, чтобы подумать, снова полистать свою записную книжку. Сюжет был готов, а вот персонаж… Никто из моей записной книжки не хотел умирать. Но этого требовал сюжет, заказчик, да и этот эстет, который презирает хэппи-энды. Если бы эти буквы, которые образуют имена, знали о их отце, то никогда бы не появились на свет, задушив себя пуповиной. Но усилиями, против их воли, я все-таки вытащил их на белый цвет бумаги.
Если представить сюжет, как график, то его персонаж будет функция y = kx + b, где k — это отношение между героями, х — его терзания, а b — его путь, судьба. Сама ось начерчена, b — выбрана, осталось только подобрать k. Но отношение между героями не получить без самого героя, y. Но где же он, где? Конечно, движение персонажа похоже больше на синусоиду, но с математикой я и в детстве ничего не мог поделать, а сейчас и подавно. Помню только, что k — это тангенс. Но не буду мучить себя сложными формулами. Особенно сейчас. Просто для простоты: герой — это y = kx + b.
Я смотрю в окно, пытаясь найти хоть кого-то похожего. Все спрятались от ливня, ждут, пока на небо поредеет и из него проявится солнце. Несмотря на вечер из окна видно примерно пять человек. Двое мужчин, две девушки и ребенок. Ребенок точно мне не нужен, а вот мужчина под номером один выглядит интересно. Он смуглый, в широких джинсах, прямой, как палка. У него черные волосы. Мне почему-то кажется, что он иностранец. Может быть, это мой материал? Я достал блокнот и начал записывать имя. Но, как только мой карандаш упал грифелем на бумагу, я остановился. Нет, это не он. И никогда им не был.
Мне пришлось оживлять у себя в памяти своих друзей и знакомых. Может быть, у кого-то из них есть что-то похожее на моего персонажа? Но, нет. Я вспоминал даже малознакомых мне людей, которых я видел один раз в жизни, но ничего. Моему разуму не было за что зацепиться. Может быть, это свидетельство того, что мой персонаж — это что-то уникальное? Может быть, сейчас, во время того, как я пишу простенькую повесть для журнала, я выведу нового, ни на что не похожего персонажа? Это исключено. Или сюжет настолько мифичен, эфемерен или нереален, что просто не подходит никому? Тогда это тоже достижение. Новый конфликт в литературе не так просто вывести. Значит ли это, что я своими терзаниями создаю то, что потом будут считать новой вехой? Нет, не думаю. Просто для этих x и b не подходит y…
А может просто нельзя относиться к литературе, как к математике? К тому же, математике, которую знаешь, как заядлый прогульщик. Может литература — это больше, чем простое сочетание слов, абзацев. Может быть, герой — это не его черты, характеристики, а больше? Что выходит за них, за простое 0 и 1. Мне всегда казалось, что сюжет движет героя, а не наоборот. Во всех моих работах так. Сейчас я понимаю обратное. Только y и k играет ключевую роль. x и b могут меняться, забываться, стираться из памяти, но вот y и k — вечность, не просто так прямая не имеет конца. И даже если персонаж умрет, то его линия будет продолжаться в умах других людей.
Под окнами шипят кошки, пытаясь что-то между собой выяснить. Люди уже ушли, покинули меня. Моя записная книжка лежала раскрытой на букве М. Нет, теперь надо искать не героя. Теперь надо позволить своим героям осязать, любить, горевать, вытворять всякие безрассудства, жить и умирать. Теперь моя записная книжка не кладбище, а пансионат, в котором живут и взаимодействую герои. После этого я смогу найти для них дом. Дом, которого они заслуживают.
Свидетельство о публикации №224061100034