Макар
К циклу рассказов “Мемориал”.
1.
Ладные валуны поднимались из лона вод Кандалакшского залива в отлив. Глазурованные снизу белой ледяной коркой под единый для всех уровень прилива, округлыми тёмными свободными от снега и льда лбами, они пунктирно очерчивали береговую линию бухты. Эти камни как воины охраняли укрытую уже ранним снегом сушу от полудневных периодичных вторжений моря. Вода, отступив в изрядное отдаление, образовывала зеркальную беломорскую гладь, отражающую серые глубины неба. Вода откатывалась ненадолго, чтоб опять, набравши сил, неспешно навалить на дружину прибрежных валунов, испытать их прочность и снова уйти восвояси. Как степенный поморский танец, когда девушки, взявшись за руки, то наступают на строй юношей, то отступают, и в свой черёд юноши с ленцой отмеряют причитающиеся им несколько шагов вперёд и, нежданно и вдруг, выделывают коленца. Коленца незамысловатые, но удалые, с притопом. Так и природа севера мерно дышала, жила, вековала… Другими днями случаются здесь и другие погоды, но краски того уходящего дня были выдержаны в покойных серых тонах, и даже оранжевое солнце, скрывшись за непроницаемой пеленой облаков, не смогло бы расшевелить, раскрасить цветом пейзаж, представший взору.
— Те же камни, тот же воздух, и та же вода, — произнёс Сергей и задумался над “только”, которое непременно должно было последовать в продолжение.
Он с супругой гостил в её отчем доме. Здесь за обеденным столом собрались: тесть Пётр Сидорович, тёща, Сергей с женой и сёстры жены. Старший прапорщик Пётр Сидорович, тостующий, выговаривал молодому поколению: дескать, внука надо, и аккурат назвать его Петром. Сами знаете в честь кого!
— Пётр Сидорыч, — лукаво отозвался Сергей, — так у нас же котёнок! Сибиряк и красавец! Петькой назвали — в честь Вас. А шельма каков! — И далее, заслушаешься, следовал бесконечный рассказ о Петькиных проделках.
— Ну тебя! — состроил горькую мину совсем не от крепкой выпитой чарки Пётр Сидорович и, всё же, не сдержал улыбки старый служака.
Наутро, прощаясь с дружным семейством, присев на дорожку, Серёга изрёк:
— Ну, трогай, гони лошадёв! — отдал команду он как бы самому себе, хотя путь в родной Полярный предстоял отнюдь не гужевым транспортом. Такова уж была вся его речь, сплошь состоящая из подобных самобытных присказок.
Ровнем-гладнем стелилась дорога под колёса машины, пересекая Кольский полуостров с юга на север. Мелькали вёрсты так, что рябило в глазах. Редкий ли лесовоз прогудит навстречу, шпаря по центру шоссе, иль бесшабашный частник прошелестит шинами — времени за рулём вдосталь. Времени, чтоб предаться думам да вспомнить в ряду прочего хотя б и о мореходских забавных эпизодах.
“Эй, баталёр, разливай уж! Конь застоялся, копытом бьёт, а пареньки всё медлят!” — так наш герой распалялся ещё на первом курсе в ленинской комнате.
Или в наряде на камбузе баба Боня, противная такая тётка, верещала, чтоб он брал бак и тащил к лифту. (Это ему, отслужившему в армии, надо было сильно постараться, чтоб залететь в этот исконно молодёжный наряд!) Макар, встав как вкопанный, промычал: “Нееет!” — Баба Боня, в степени крайнего раздражения: “Что нет?!” — “Желанья нет! Вон кавалеристами командуйте.” “Чего это мы кавалеристы?” — тут же вспыхнули два приятеля Квакин и Абрам. На что Макар парировал: “Полтора метра в полный рост!” — Парни, и впрямь не сильно рослые, оскорблены. “Это… верхом на коне”, — добавил Макар в довесок. Всё у него в лошадиную тему! Однако литературный приём гиперболизации свёл грубость к шаржу, и юмор вкупе с его улыбкитворящей интонацией, исчерпали конфликт.
От Кандалакшского до Кольского залива путь хоть не близок, а конечен. Прошумел под мостом поток реки Колы, затем её сестры Туломы. “Вот и материк! До Полярного недалече,” — промелькнула приятная мысль в голове Сергея. Любил он при случае напомнить: мол, не всякий знает, что Мурманск там да Североморск находятся на полуострове и, потому, — периферия как бы. А вот его родной город Полярный находится на другой стороне залива, якобы уже на континенте. Так и говорил, увольняясь домой на выходные: “На Большую землю, в деревеньку свою поеду!” Потом глянет на часы — да ещё рановато, до рейсового автобуса можно прикемарить пяток минут! Грохнется на койку прям в шинели одетый и выберет свои пять минут в горизонте. Ну, да то было в курсантские годы. Достаточно воспоминаний.
— Вот моя деревня, вот мой дом родной! — продекламировал Сергей при въезде в Полярный. Эту строчку он проговаривал как молитву всегда по возвращении.
Приехали с женой, зашли в квартиру. В коридоре их встречал кот Петька, тот что шельма. Потягивался лениво, спину свою выгибал, долго и деловито почёсывался, вылизывал свою пушистую шёрстку. Делал вид, что и не рад хозяевам будто. Заявились тут, а у него своих дел невпроворот! Хитёр Петька — знать есть в кого.
Быть рассказчиком этому самому Петьке. Ибо кто ж лучше него поведает про своего хозяина. Нет таких свидетелей.
28 мая 2024 года.
2.
Внимателен кошачий глаз, подмечает то, что человек не приметит. И кажется порой хозяевам, будто питомец их понимает речь человека, вот только сказать ничего не может. Отчасти так оно и есть. А сказать ничего не может лишь потому, что это хозяева недостаточно наблюдательны и не понимают кошачьего языка. У Серёги с Петькой было не так. Понимали они друг друга с полуслова, это с одной стороны. С другой — и поговорить было о чём. Беседовали они подолгу — многословно, многотемно, содержательно. Серёга работал штурманом на траулерах-малышах. Рейсы были не сильно длительные, рыбачили здесь же, в Баренцевом и Норвежском морях. Однажды надо было Серёге в рейс, а у супруги отпуск законный по декрету. Так он Петьку с собой взял. Пронёс кота тихонько на траулер. Моряки сбросили швартовы. Обыденно и неприметно (даже без духового оркестра) ушли в плавание. Петька стал судовым котом, но не общим, а особой, приближённой к Серёге-штурману. Пока ещё штурману.
“Стоп, стоп, стоп! Кот на корабле?” — скажут мариманы. “А конвенции? А санвласти?” Спорить не стану. Но вот если без шума и пыли, и без духовых оркестров, то почему и нет? На малышах, в сумбурные девяностые…
Вахту друзья несли вместе. На ночной, в темноте, штурмана снимали кожух с радара. Жужжали приборы, вращался зелёный луч на экране. Петька, тут как тут, ловил мохнатой лапкой зелёный хвост селёдки, который высвечивался волшебным лучом на каждый оборот антенны. То Рыбачий отбивал береговую линию. Серёга подводил радиус пеленга к мысу Немецкий, окружность дистанции. Петька коготком метил их перекрестие на стекле.
Матросов на траулере, что пальцев на руке — не велико число, а в кулаке они сила. Да без второй руки, без подвахты всё одно не справиться. Потому шкерил рыбку Серёга-штурман. Кот Петька под турачкой сидел. Уши поджал, на демонов морских, что из трала валились, таращился. Когда ветерок его шёрстку ворошил, он ёжился, но держался. Когда траловая лебёдка страшно завывала, он держался и огрызался еле слышным “мяу”. Когда дождь полил, и капли воды с турачки капали на загривок, заставляя его передергиваться всем телом; когда потоки воды, перекатываясь по палубе с борта на борт, мочили его роскошные меховые штанишки, отряхивался отрывистыми вращательными движениями всем телом, дёргал поочерёдно каждой лапкой, пытаясь стряхнуть влагу с бархатных своих подушечек. Не сдюжил Петька — юркнул через комингс в коридор надстройки. И дал себе зарок: более не появляться в этом гиблом месте — на промысловой палубе. А Серёга остался там, трудил подвахту.
Случались и совсем невозможные деньки для Петьки, когда налетал шторм, и их невеликий кораблик штурмовал волну за волной. Сутки напролёт качка, которую моряки называли, посмеиваясь, “голова-ноги”. Эта самая качка “усы-хвост” для Петьки была совсем невмоготу. Он не ел, не пил ничего. Прятался где-нибудь в укромном месте и чурался всех, даже Серёги. Так то было лето, море было ленивым и добрым, совсем не таким, что в осенне-зимний период.
Долго ли, коротко ли бороздили Серёга с Петькой морские просторы, наконец Тюва-губа слева на траверзе; и, значит, справа Полярный. Кольский залив торжественно встречал героев трудового фронта и… больше никто. Штурман стоял на крыле мостика правого борта. Где же ещё быть Серёге? Кот, тут как тут, жался ближе к Серёге. Где же ещё быть Петьке?
— Вот моя деревня, вот мой дом родной! — с чувством отдекламировал Серёга — традиция обязывала.
На берегу, между рейсами, что должен делать рыбак? — Пить пиво. Вот и Серёга, сидя на кухне у себя в “деревеньке”, то бишь в городе Полярном, “вкушал печеневич”. А Петька, он что не рыбак? Досталось и ему пива. Нет, Сергей не потешался над котом, скорее доверял другу. Он рассудил так, кошки же на природе пробуют разные травки. Они инстинктом чувствуют, что не хватает их организму. Выбирают только то, что им необходимо, и не бывает такого, чтоб кошка съела ядовитое растение и отравилась. Случается, съест кошка муху или таракана, и всё во благо, как источник нужного им компонента. Петьке, по крайней мере, печеневич пошёл во благо, шёрстка, полинявшая и поредевшая было в море, залоснилась, снова стала шелковистой и пушистой.
Да и Серёге-штурману — не во зло: стал он капитаном Сергеем.
29.05.2024.
3.
Год сменял год, время неумолимо текло в темпе анданте, что в переводе с музыкального на морской соответствует среднему ходу машинного телеграфа. Сергей с Петькой несли в море рыбацкую вахту. Дни и ночи: пикша-треска, бобенцы-ваера, вира-майна, Медвежий-Колгуев… Размеренный и однообразный ход их жизни совсем не исключал ни весёлых праздников, ни драматичных испытаний на прочность. Позволю себе лишь парой сценок занять внимание читателя. Именно данные эпизоды помогут понять суть повествования.
Работали с норвегами, то есть выловленную рыбу сдавали на иностранные транспорта в их экономической зоне. СпрОсите, какие такие иностранные транспорта? — Ну, под флагами разных стран. Флаги диковинные, а язык на мостах русский. Другой если какой язык нужен, то со словарём. Берег чужой команда серёгиного траулера разглядывала разве что в бинокль. Но в Кольском заливе, по возвращении, их ожидала процедура таможенного контроля по полной форме.
Шёл осмотр мостика судна. Трёха, пентюх ещё тот, оставил в бумагах некий список экипажа. Капитан Сергей, взглянув мельком, незаметно смял его в комок, и никто этого не заметил. Комок этот у него в руке. Чем не игрушка для кота? Как бы непроизвольно и по обыкновению, легонько метнул Сергей ненужный бумажный шар на пол. Петька — не дурак. Он, доселе пребывающий в мертвецком коматозе, на самом деле зорко следил за другом сквозь узкий прищур из своего укромного угла. Серой молнией метнулся кот, в мгновение ока мохнатые цепкие лапки загнали бумажный комок в самый дальний и пыльный угол под штурманский стол; и, Петьки — секунды не вышло — как не бывало.
Долго дотошный таможенник выковыривал, вооружившись линейкой, этот комок из кучи подобного хлама, из пыльного и дальнего обозначенного ранее угла. Листок расправили, а там, о жуть! — перечень — кому сколько причитается зелёных тугриков.
— Рыбу скрыли-продали, валюту разделили! — Наступал принципиальный блюститель государственных интересов на капитана. — Где валюта?
“Пили-то на что?” — с присущей Серёге иронией промелькнула лукавая мысль. Вслух капитан деловито произнёс:
— Вы о чём? Какая валюта?
Естественно, что последующий скрупулёзный досмотр всего кораблика от киля до клотика ровным счётом ничего не выявил. Улика, практически вещдок на лицо, а состава нет.
На судах, с установленной свыше периодичностью, надлежит играть учебные тревоги. Так повелось и на Серёгином траулере: тушили пожары, запускали аварийный дизель-генератор, заводили пластырь… Шлюпки не спускали, их не было на малыше, но спасательные плоты обхаживали, наряжались в спасательные гидрокостюмы и свистели в свистки.
В одно из таких мероприятий по борьбе за живучесть судна, в момент самого накала учёбы, Петька с высоты моста наблюдал, как на промысловой палубе все члены экипажа свободные от вахт, облачённые в красно-оранжевые гидрокостюмы, сноровисто разматывали пожарные рукава и подсоединяли их к водным магистралям. Со стороны все "огнеборцы" выглядели одинаково. Навряд ли чей сухопутный глаз определил бы в группе моряков капитана Сергея. Петька, наш водоплавающий кот, в меру близорукий, что свойственно котам вообще, тем не менее в каждый момент времени точно знал, кто из похожих фигур на палубе есть его добрый друг. Петьке доставляло удовольствие неотрывно следить за Сергеем, само его наличие рядом вселяло уверенность в сердце кота. И надо таки признать, что, даже обладая недюжим интеллектом, Петька не всегда улавливал сути происходящего. Поставь на место кота любого встречного со стороны из человечьего рода, и он не более смекнёт в тонкостях морских практик.
А Сергей объяснял окружившим его людям, как быстро надевать гидрокостюм, насколько это принципиально важно и, что в ситуации “Y”, одевать их никто не будет. Сам он, когда-то служивший в армии пожарным, рекордно быстро проделывал этот трюк. Ведь в сущности боевая одежда пожарного и спасательный гидрокостюм моряка схожи.
— Эх, тетери, — сетовал Сергей по возвращении в каюту после учебных тревог. Так порой он называл и Петьку за какую-либо неуклюжесть. В тот раз данный нелестный эпитет скорее относился к людям на промысловой палубе, а не к коту. Сергей разоблачился из спасательного костюма и повесил его в шифоньер. Петька же, наоборот, вспрыгнул в горловину и с любопытством опустился в недра гидрокостюма. Внутри пахло тальком, резиной и ещё чем-то знакомым. Темнота, замкнутый объём и, возможно, тот самый запах очень быстро сморили Петьку к сладкому сну. Сладко поспать вообще было ему свойственно, являлось его кошачьей слабостью. Дверца шифоньера прикрылась, и Сергей никак не мог отыскать своего друга. Даже не мог додумать, что Петька заснул в одной из штанин его гидрокостюма. Петька же был далеко. Во сне он перемещался куда ему вздумается. Пребывая на шатком борту траулера его всегда тянуло в их уютную квартиру в Полярном. Потому теперь обойдя дозором кухню, ванную, туалет, спальню, он восседал на подоконнике и наблюдал улицу. Несло острым мелким снегом, суетливые военморы, коих в Полярном не счесть, бежали направо или налево, движимые долгом, наперекор злой и мрачной погоде. Внутри квартиры было тепло и тихо. Только полностью убедившись, что здесь всё в порядке, Петька, наконец, посчитал возможным вернуться в своё ловкое тело. Тем более, что по судовому распорядку, как раз приближалось время их с Серёгой вахты. Надо было ставить и выбирать трал, выливать улов, задавать новый курс траления. Всё как обычно, и к чему Петька с Сергеем так привыкли.
30.05.2024.
4.
Зима в городе Полярном круглый год. Есть зима слякотная с противным холодным дождём сутки напролёт. Есть зима снежная, холодная и тёмная, так что и солнца не видать. Есть зима посветлевшая, белая, тоже холодная. И, на удивление, есть зелёная зима — солнечная, богатая грибами и северными ягодами, но не без стылых дождей и нежданных скорых снегопадов.
Прощальный печеневич испивали друзья, сидючи на кухне, и провожали перелётное солнце, отбывшее на юга.
— Вэр ис май конь? — дурачился на прощание Сергей, верный лошадиной ноте своего юмора.
— Ит ис пасётся! — отвечал верный Петька. (Удивляться тут нечего, кот Петька и по-английски мог, если что.)
— Нехай пасётся, туморроу в бой! — вжившись в образ Чапая, голосил Серёга. Батарея опорожнённых пивных бутылок выстроилась на полу вдоль стены. А назавтра надо было принимать траулер и уходить в море. Петька оставался дома на этот раз, брать его в рейс в злобный океан смысла не имело. Намучается там животина — шторма и шторма — без передыху.
С полярным утром, тем что даже без малейшей надежды на рассвет и восход солнца, капитан Сергей покинул дом.
Петька, застыв на подоконнике, с грустью провожал Сергея. Он, всматриваясь через стекло, вёл друга взглядом до поворота. Знакомый силуэт скрылся вдали, а Петька долго сидел неподвижно в той же самой позе ожидания. Возможно, кот надеялся, что Сергей вернётся. Хотя вряд ли, он достаточно хорошо знал хозяина.
Потекло время разлуки. Жена Сергея постелила на бетон подоконника многократно сложенную старую пуховую шаль. На этом сером квадрате шерсти Петька и обосновался.
День ото дня отличался мало. День и от ночи не отличался ничем. Последующая ночь сменяла предыдущую ночь. Сон или реальность? Реальность или сон?
В окне Петька видел, как косой снег больно сечёт в лицо каждому военмору на улице. Сгорбившись, втянув руки в рукава шинелек, они, безальтернативно целеустремлённые, бежали налево или направо. А чуть поодаль Петькино внимание приковал к себе крошечный кораблик, который то взбирался на покатую волну, то исчезал в промежутке между водяных валов. Петька всматривался и узнавал знакомую рубку, портал. Его взгляд различал трал, вползающий по слипу, фигурки моряков в блестящих роконах на палубе, заливаемой волнами, светящиеся в темноте экраны гидролокаторов отрисовывали рыбные косяки. Суть в том, что рыбные косяки, к примеру, теперь были доступны взору кота и без локатора, но он об этом ещё не знал.
Зато в темноте рубки Петька увидел знакомую фигуру, склонённую над мониторами.
— Как у тебя рыбалка, Владимир Иваныч? Приём. — По УКВ запрашивал один капитан другого.
— Ничего так, помаленьку, — сдержанно отвечал Владимир Иванович. Ты как, Сергей Александрович? Приём.
— Планирую к Медвежьему подняться, к Андрею Николаевичу поближе, у них там поди рыбалка побойчее. Приём.
— А я снимусь с промысла, в Тромсеевку сбегаю. Приём.
Такой непринуждённый и на первый взгляд малоинформативный разговор в полудуплексе требовался капитанам скорее не ради информации как таковой, а чтоб услышать живой голос старинного друга-однокашника, узнать всё ли у него в порядке, а узнав — порадоваться, успокоиться самому. Петька тоже чувствовал отраду во всю широту своей кошачьей души, глядючи такие сны. Отсмотрев очередной сеанс, он потягивался всеми четырьмя своими лапами, выгибал спину сначала колечком, потом прогибался в обратную сторону. Длины подоконника еле хватало, когда он вытягивался веретеном, выпячивая пушистый живот.
Ночь сменяла ночь. До рассвета, когда золотистая рыбка-солнце выпрыгнет из-за горизонта, оставалось ещё много ночей. Погода царила злая и мрачная, много хуже даже той, что была за петькиным окном, когда Сергей покинул дом. Снег не падал, крупицы его бешено носились в воздухе. Метель прогнала с улицы всех, даже неуёмных военморов. Петька на своём посту, как сфинкс неподвижный и сосредоточенный, округлив глаза, вглядывался в молочную круговерть. Кораблик метался меж двух стихий, между волнами и ветром. Ветер остервенело срывал гребни с волн, и разъярённые валы вздымались до неба. Стихии затеяли дьявольскую игру друг с другом, а между ними погибало судёнышко. Оно, развёрнутое лагом, не выгребало против волны. Волны вал за валом тяжело били в борт, раскачивали, кренили судно. Выловленную ранее рыбу в трюме завалило на один борт, кран-балку на палубе накренило туда же. Волны в моменты максимального крена уже ударяли в днище, сотрясая корпус. Внутри появилась вода и стала прибывать.
Экипаж боролся. Механики шаманили в машине, запускали осушительные насосы. Вода прибывала больше и больше. Сергей подал в эфир сигнал бедствия. Ближайшие промысловики поспешили на помощь, и с ними была связь. Покидать или не покидать борт? Сергей осознал: только покидать. Траулер, спешащий на помощь, был уже на подходе и сообщил, что опознал терпящих бедствие. Но экипажу оставаться на борту далее было опасно. Сергей скомандовал “Покинуть судно”.
Посадка в плоты сопровождалась неудачей. Первый надувшийся плот буквально улетел, подхваченный яростным ветром, его поглотила тьма. Визуальный контакт вне помещения судна между членами команды в темноте был затруднителен. К счастью второй плот принял моряков и удачно отошёл в сторону. На противоположном борту оставалась ещё пара плотов, но их, в силу крена, так просто в воду не сбросить. Сначала следовало перенести плот на накренившийся противоположный борт. Люди в гидрокостюмах с осторожностью проделывали эту операцию. Сергей, последний на борту тонущего траулера, подтягивал и притравливал линь плотика, обеспечивая морякам посадку внутрь. Сам должен был тоже перебраться в плотик, но сорвался и очутился в ледяной воде. Он был совсем рядом с плотом, казалось, так просто перемахнуть через надувной борт, чтоб оказаться рядом с товарищами. Но набежавшая очередная волна отбросила Сергея от плота. Последующие гряды волн дальше и дальше относили капитана от судна и от плота. Вскоре он потерял из виду и огонёк плота, и почти уже полностью погружённый в пучину вод корпус судна. Как траулер ушёл под воду, Сергей не видел.
Кот Петька, который час сидевший в неподвижности, перебрал лапами, сменил позу. Наизготовку, как будто охотиться на мышь, он снова застыл как перед прыжком. Оконное стекло прямо перед его носом. Куда прыгнешь?
06 июня 2024 года.
5.
С наветра или с подветра заходить? — решали на мосту подоспевшего для спасательных работ судна. С наветра казалось логичнее, ведь корпус судна прикроет плотик от ветра и волны.
Матрос, стоя на мальгогерной площадке, специальной выдвижной аппарели для выборки ярусов, подал морякам, находившимся в плоту, кончик, и те, подтянувшись, закрепили линь у выхода из плота. Стали по одному перебираться на борт ярусного судна, которое, застопорив ход, дрейфовало. Качка была порядочная. В какой-то момент плотик, болтающийся у борта, оказался под люстрами освещения, выступающими за габарит корпуса ярусолова. Этими массивными люстрами в очередной такт качки накрыло плот. Технолог и повар наизготовку, чтоб подняться на борт спасателя, оказались точно под этими люстрами. Жёсткий удар насмерть накрыл обоих. Остальные удачно были подняты на борт, получили необходимую медицинскую помощь, вернулись к своим семьям и впоследствии продолжили работать по своим морским специальностям.
Один человек оставался незащищённым во власти стихии. Где-то между Норвежским и Баренцевым морями плавал он, носимый ветрами и волнами. В гидрокостюме, в положении ничком, раскинув ноги и руки. Всё-таки защищённый резиновой тканью, ибо без гидрокостюма длительность жизни человека в ледяной воде северных морей меряется минутами. А сколько находился в воде Сергей, ему было неведомо. Он только отметил для себя, что шторм заметно поутих.
Лицо не заливало, даже не забрызгивало морской водой. Мерцал поисковый огонёк на его плече. Время, казалось, умерило свой бег и остановилось.
“Молния смазана жиром — не протекает. Тёплую одежду пододел. Всё, что мог, сделал.” — снова и снова, по кругу он передумывал свои действия последних часов. “А если, не всё? Почему траулер стоял лагом к волне, когда он проснулся в ночи после краткого забытья между вахтами? Что с экипажем? Живы ли?”
Капитан жил, но одолевавшие его тревожные мысли приводили в отчаяние. Были моменты, когда жить совсем не хотелось, отчаяние и тщетность подчиняли волю. Вдруг, как порез, он почувствовал боль в переносице! Сильные колящие удары по глазам. Резким инстинктивным взмахом рук он смахнул хищную чайку с лица. Но птицы не унималась, снова и снова атаковала они, как им казалось лёгкую жертву, с намерением выклевать глаза. Тот отмахивался то левой, то правой рукой.
Эта новая опасность привела капитана в тонус. А необходимость отмахиваться от чаек даже согрела коченеющее его тело. “Наверно мерцание лампочки привлекло птиц”, — подумал Сергей. Перевернулся на живот поплыл, работая энергично и ногами, и руками. Такая его активность поумерила пыл чаек, они больше не нападали. Но стоило ему остановиться, не плыть, не барахтаться, как очередной разведчик заходил на бреющем. Без сомнения целью атак птиц были его глаза. Приходилось снова отмахиваться, прятать лицо, плыть — всё что угодно, только не замирать в неподвижности.
Примечательно, что и кот на подоконнике в это самое время устроил битву с видимым только ему противником. Петька бросался на стекло, царапал его когтями, бил лапой снова и снова. Его шерсть на загривке вздыбилась. Определённо, Петька был зол. Даже ему коту было ясно, что положение друга критическое, долго так Сергею не продержаться.
Рыболовные суда, задействованные в спасательной операции, приняв моряков с плотов, продолжили поиск. Клинья света их прожекторов скользили по поверхности моря. Но капитана найти не могли. К поиску человека подключился поисковый вертолёт. Это был вертолёт военно-морского флота Норвегии со специальным оборудованием для поиска и обнаружения (замечу: не только людей). При помощи тепловизора лётчики обнаружили Сергея. Обнаружили и спасли. Лебёдкой его подняли на борт вертолёта и доставили в госпиталь на берегу.
Вскоре Сергей оказался дома в кругу, как принято говорить, семьи. Семьи, членом которой являлся и кот Петька. Сергей весьма скупо рассказывал о злоключениях, выпавших на его долю. Наверное только от своего кота у него не было секретов. Да тому и не надо было ничего рассказывать. Петька всё прекрасно знал сам.
Встретив хозяина, кот всматривался в капитана, теперь уже бывшего. Он поразился, как изменился, постарел Сергей. Пожалуй, именно тогда Петька осознал, что они постарели оба, постарели преждевременно.
09 июня 2024 года.
6.
Некоторые котовладельцы купают своих питомцев в ванной. Котообразные же встречают подобную излишнюю любовь своих хозяев к гигиене недовольным шипением и выпустив когти. Петьке когда-то по молодости выпадало терпеть подобный нелепый церемониал. Но с каких-то пор Сергей пересмотрел свою концепцию по данному вопросу. Теперь хозяин, критически оценивал важность водность процедур для своего пушистого друга. К благу для Петьки, ограничивался сухим уходом за шкуркой кота. Это так, к слову… Главное, что чудесные сновидения кота не покидали. Постарев Петька постоянно пребывал в своей собственной реальности, находящейся где-то посередине между бытиём и грёзами. К нему опять и опять являлись видения: то его морские походы с долгими вахтами на мосту, бдением у радара и поискового эхолота; то хмельные посиделки на кухоньке; то битва с ненавистными чайками; то полёт винтокрылой машины, обладающей почти такими же сверхспособностями к телепатии, которыми обладал сам кот Петька.
Вертолёт то норвежский, а следователь назначен отечественный. И теперь в череду Петькиных снов затесался такой очень неприятный сюжет. Как бы Сергей находится в чьём-то служебном кабинете и даёт там показания. По существу заданных вопросов составляется в конце беседы протокол и предлагается Сергею на подпись, а тот подписывает и подписывает, как долговые расписки перед родиной. И получается так, что данный пренеприятный сюжет повторялся и повторялся, одни и те же вопросы задавали Сергею. Нет, это не один и тот же сон повторялся. Это всё новые сны снились Петьке, просто сюжет в этих снах был схожий. А Сергей менялся: из весёлого остроумного балагура он превращался в замкнутого, неулыбчивого, нервного порой человека.
Ещё и такой сон приснился Петьке. Сергей вот, а напротив него человек облачённый в чёрную мантию, ещё кто-то вокруг. Чёрная мантия, стоя, предъявляет счёт Сергею по подписанным им распискам.
На этот раз кот, который подобно Коту в сапогах всегда выручал хозяина, был бессилен.
Однако жизнь двигалась вперёд к закономерному своему исходу. Сергей, хотя больше не ходил в море на рыбаках, устроился на работу по специальности в отряд судов обеспечения Северного флота. Сдал экзамен на допуск к исполнению обязанностей старпома на танкере. Без проблем освоился на новом месте. Команда танкера, прознав по слухам, из уст в уста о нелёгких испытаниях, выпавших на долю бывшего рыболовного капитана, уважала нашего героя. Сам же Сергей никогда не рассказывал о том тяжёлом опыте. Ещё более его уважал, ценил и доверял командир танкера Юрий Викторович*, по случаю, опять же, однокашник Сергея. Юрий и Сергей сменяли друг друга, покуда стояли береговые вахты в месте базирования танкера в Полярном. Готовились к выходу в рейс. Казалось, всё образовывается и налаживается, казалось жизнь Сергея утвердилась в правильном фарватере, вышла на проверенный курс…
Как-то на очередную вахту Сергей не прибыл. Сердце его остановилось.
Петька же, старый кот, всё ещё жил, по недоразумению, не иначе. Спал и спал себе. Сны, один сменяя другой, относили его в прошлое в компанию к человеку, которого он любил больше всего. Однажды, дремля по обыкновению, Петька оказался не в прошлом, а в будущем, и его взору предстала вот какая картина.
Юбилейное мероприятие. 35-летие выпуска из мореходки отмечалось в просторном зале лучшего ресторана Мурманска. Свет притушен для кульминационного момента торжественного шикарного ужина. Традиционная церемония памяти об умерших друзьях юности. В зале бывшие курсанты тех двух рот, их семьи. Фотографии отсутствующих на юбилее парней отлетали за экран. Друг за другом проходил один облик за другим. Прекрасная музыка композитора Алексея Рыбникова из оперы “Юнона и Авось”, проникновенные слова поэта Андрея Вознесенского — живой вокал…
…Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь…
“...И слёзы душили!” — так впоследствии станут вспоминать об этом моменте бывшие курсанты, вдовы. Они стоя, внимали действу, вспоминали каждого, каждого называли по имени.
В ряду ушедших однокашников, фотографии которых проплывали по экрану, присутствовала фотография прототипа героя повествования.
"Такое возможно только во сне!" — с восторгом подумал старый сибирский кот. Он, не мало повидавший на своём веку, был счастлив и растроган. Без доли сожаления шагнул Петька в свои грёзы, покинул реальность и отправился в дальний путь навстречу своему хозяину.
________________________________
*Юрий Викторович Седенков, как и упомянутые ранее в сочинении Андрей Николаевич Неклюдов и Владимир Иванович Загоровский — это реальные капитаны. На основе их рассказов о Сергее Александровиче Макарове написана эта сказка.
10 июня 2024 года.
Свидетельство о публикации №224061100522