Пастух записки из госпиталя

— Вот ведь как получается – порой смотришь на человека, даешь ему какую-то свою оценку, наделяешь какими-то качествами, а ни то ни другое потом совсем не соответствуют действительности, - это сокрушается боец, с которым опять, выполняя какой-то свой неведомый нам план свела меня судьба. Загрузили их после мобилизации в вагон, повезли на полигон, он оказался в одном плацкарте с более молодой компанией, поэтому сам как-то в разговорах участия не принимал – все больше был сторонним наблюдателем. Сразу выделился и занял позицию лидера спортивного вида парень – он рассказывал, что занимался биатлоном, потому для него пострелять по хохлам будет «как два пальца об асфальт» - назовем его «Спортсмен». Появился и свой аутсайдер – парень из села, который всю дорогу созванивался с женой и разговоры у нах были кто теперь пойдет пасти стадо (оказалось, что он из дальнего села, где до сих пор ходят и пасут по очереди стадо коров, а он уехал и теперь непонятно, что теперь делать с очередью, порешили, что жена кому-то заплатит самогоном и сосед будет ходить вместо него, а потом вообще стали обсуждать, что делать, когда корова телиться начнет, если он к той поре еще не вернется, чем вызвал дружный хохот всего вагона), ну его стали звать «Пастухом», на что парень в принципе не обижался – он был добряком-увальнем, на котором и форма-то, которая как известно всех красит, сидела каким-то нелепым мешком – штаны он откуда-то откопал галифе цвета хаки, а верх был от более современной, но тоже уже вышедшей из употребления формы в раскраске флора. Да, они ехали в ноябре 22 и думали, что месяц-два и вернуться домой. В тренировочном лагере они не задержались, на фронте было тяжело, и они практически сразу попали на передний край – ими затыкали какую-то образовавшуюся брешь в обороне. Привезли, высадили, где свои, где хохлы – ничего не понятно – кругом 200 навалено свои вперемешку с чужими, командир орет – куда-то их подгоняет, начался обстрел, командира и нескольких только что выгрузившихся ребят задвухсотило одним взрывом – это стало шоком для остальных. Первый обстрел, для людей, еще вчера живших мирной жизнью и даже во сне не представлявших себя на войне – это жутко. Часть из вновь прибывших побросала свои вещи и убежала куда глаза глядят, среди них и «бравый» Спортсмен, собиравшийся учить их стрелять. Куда они делись неизвестно, как они убежали, так их больше никто и не видел. Потом на место их выгрузки вышли потрепанные контрактники – напоминали они партизан из леса – немытые, небритые, оборванные, кто-то в грязных бинтах и злые, как черти. «Партизаны» посмотрели на вновь прибывших с пренебрежительным сожалением, порылись в разбросанных пятисотыми рюкзаках и сумках, собрали что им было нужно – какую-то одежду, съестное, курево и так же без предупреждения ушли обратно туда, где стреляют и куда предстояло идти и им. Пастух сказал, что, надо идти с парнями, мы же сюда за этим и приехали, что б им помочь, несколько человек встали и пошли, часть осталась на месте, ждать когда им объяснят что делать. Потом было еще несколько прилетов, были еще погибшие, которые так и не дошли до передовой, так ни разу и не выстрелили. Они остались ждать, а вышло по-другому.
Добрались до окопов, разобрались в какую сторону стрелять, стали пытаться стрелять. Хочется похвастаться, что в первом же бою был героем и бил хохла, но нет – стреляли в основном высунув автомат из окопа, не показывая головы, т.е. вообще не видя куда стреляешь, а при любом разрыве падали на дно и долго потом отлеживались. Для гражданского еще вчера человека – война – это страшно, только в кино хватают гранату и в первом же бою берут штаб врага, реальность настолько страшна, что мало кто вспоминает свой первый бой вслух, хотя его никогда уже не забыть.

На форме у собеседника шеврон – «Русская тактическая борода», потом, когда бойца повезут дальше – этот шеврон пополнит Катину коллекцию, а пока – боец лежит и ему нужно просто выговориться, захожу на пять минут, что б помыть пол, а остаюсь минимум на полчаса и становлюсь как бы незримым наблюдателем событий этого военного года его жизни.
- Получается, что самым приспособленным и нужным среди нас оказался Пастух, над которым мы потешались в поезде. Мы за первые же дни стерли руки до кровавых мозолей – окопы и землянки пришлось рыть вручную, как мы не возмущались, что должна же быть какая-то техника, что трактор придуман еще в прошлом веке, но на нас посмотрели, как на ненормальных – сказали, не хотите копать – живите на улице, вам тут никто ничего делать не будет. Пастух, привычный к работе руками, взялся за лопату и не отложил ее пока не закончили начатое, вот тут я ему, наверное, даже позавидовал – мы все бинтовали руки и жаловались, что болят спины, а ему хоть бы что. Второе чем он занялся, когда мы определились с жильем – это организацией бани. Вот за это его зауважали даже старослужащие контрабасы – их вывозили помыться с позиций, когда решит начальство (чаще это было - никогда), а наш деревенский житель смог соорудить баню в землянке, да такую, что к нам стали приходить на помывку даже соседи (только при условии, что воду сами таскают). Основное место, где мы ночевали было расположено в широкой лесополке, упирающейся в какую-то небольшую местную речушку, а по сторонам были поля. Было странно видеть поле, которое весной засеяли, а осенью никто не убрал. Потом часто будут встречаться такие поля неубранной кукурузы или какого-то зерна, мы по ним бегали, их минировали, ездили на технике, как-то совсем не обращая внимания и не задумываясь, что это не просто поле, а земля, которую кто-то пахал, сеял, ждал урожая – это земля, которая должна была кормить. Раз окапывались в таком вот поле, а Пастух, сокрушался «мы вот сейчас копаем тут, а сколько потом придется землю чистить, что б вспахать» - парень-то оказался своего рода философом, только философия его, нам, берущим продукты из магазина и забывших, что все от земли идет, была непонятна.
Пришла медсестра, поставила капельницу, и рассказчик задремал.